Ор. . Миллеръ.
‘Русская Старина’, 1889 г. Томъ LXIII, кн. IX, сентябрь.
О. X. Агренева-Славянская: Описание русской крестьянской свадьбы, Миллер Орест Федорович, Год: 1889
Время на прочтение: 8 минут(ы)
О. X. Агренева-Славянская: Описаніе русской крестьянской свадьбы, съ текстомъ и пснями: обрядовыми, голосильными, причитальными и завывальными. Въ 3-хъ частяхъ. Часть первая. Описаніе всхъ обрядовъ со дня сватовства и до дня свадьбы. Москва 1887 г. Часть вторая. Описаніе всхъ обрядовъ свадебнаго дня. Тверь 1887 г. Часть третья. Плачи и причитанія по умершимъ и по рекрутамъ, стихи великопостные, былины и легенды, старинныя псни и величанія, сказки, загадки, пословицы и прибаутки (съ текстомъ и мелодіями). Тверь, 1889 г.
Не трудно замтить по заглавію, которое мы выписываемъ, со всею подробностью, что передъ нами собственно не одно, а два изданія. Первыя дв части составляютъ одно цлое — ‘Описаніе русской крестьянской свадьбы’, но эти слова уже положительно не могутъ служить заглавіемъ и для третьей части. Эта послдняя иметъ совершенно самостоятельное значеніе, заключая въ себ описаніе русскихъ крестьянскихъ похоронъ съ соотвтственными пснями, а равно и собраніе различнаго рода псенъ и даже инаго устно-словеснаго матерьяла. Надо, съ другой стороны, замтить, что мелодіи, на которыя указано только въ заглавіи третьей части, приложены ко всмъ пснямъ и въ первыхъ двухъ частяхъ, что и составляетъ особенно цнное достоинство настоящаго труда. А затмъ между двумя первыми частями (которыя положительно слдовало бы соединить въ одну, что вполн подходило бы и къ ихъ объему), и вполн самостоятельною третьею замчается опять и та разница, что весь псенный матеріалъ двухъ первыхъ, какъ и самое описаніе обрядовъ, заимствованы исключительно у крестьянки Олонецкой губ. Ирины Андреевой едосовой (портретъ которой приложенъ къ той части вмст съ портретомъ г-жи Агреневой-Славянской), матеріалъ же третьей части, кром того, и отъ нищей Ульяны изъ Петрозаводска, мщанки Чуевой родомъ изъ Шуи, Натальи Семеновой, крестьянки Тверской губерніи, Осташковскаго узда, отъ няни Марьи Ивановны и другихъ.
Главною вкладчицею всхъ трехъ книгъ остается Ирина едосова, и въ лиц ея тотъ отдаленный сверный край, котораго народно-поэтическія сокровища были открыты покойнымъ П. Н. Рыбниковымъ, составившимъ, можно сказать, эпоху въ изученіи русскаго устно-словеснаго творчества своимъ знаменитымъ сборникомъ (по преимуществу былинъ), вышедшимъ въ 4 частяхъ въ 1861—1867 гг. Сокровищъ Олонецкаго края хватило и на громадный сборникъ покойнаго А. . Гильфердинга, появившійся въ 1872 г. подъ заглавіемъ ‘Онежскія былины’, изданъ подъ редакціей П. А. Гильтебрандта. Этими сокровищами воспользовался и многоуважаемый Е. В. Барсовъ для своего превосходнаго сборника ‘Причитаній свернаго края’, одною изъ главныхъ вкладчицъ котораго была та-же самая Арина едосова. Слдуетъ замтить, что Е. В. Барсовъ воспользовался богатымъ запасомъ ея памяти ране (т. е. когда и самая диковинная ея память была еще свже и крпче). Преимущество сборника г-жи Славянской заключается въ размщеніи псенъ, перемежающихся у нея соотвтственными обрядами, такъ что въ итог получается цлая свадебная драма, а главнымъ образомъ въ приложеніи къ нимъ мелодій. Мы полагаемъ, что и для самой издательницы эти послднія представлялись главнымъ дломъ, а потому она и не нуждалась въ томъ изобиліи всевозможныхъ варіянтовъ, къ какому должны стремиться изданія, предпринятыя съ иною цлію.
Въ свадебныхъ псняхъ, помщенныхъ у О. X. Славянской, преобладающею остается стародавняя основа, напоминающая о той пор, когда бракъ былъ вполн подневольнымъ. Во многомъ ясно слышатся тутъ еще отзвуки насильственнаго увоза невсты, во многомъ той сдлки между женихомъ и ея родителями, которая выражалась выкупомъ ея у нихъ, являющимся дальнйшею формою развитія брака ‘звринской’ поры, такъ возмущавшей Нестора, но до сихъ поръ сохраняющей свой глубокій слдъ и въ псн, и въ обряд. Это тмъ боле замчательно, что въ дйствительности бракъ въ той мстности, гд записаны псни, совершается по обоюдному соглашенію жениха съ невстою. (Стр. 83 части 2-ой).
Указавъ на это послднее обстоятельство, издательница, кажется намъ, нсколько противорчитъ себ, объясняя въ конц 2ой части ‘т чувства ужаса двушки при намек на замужество, которыя цликомъ вылились въ свадебныя псни’, тяжелымъ положеніемъ, въ самомъ дл ее ожидающимъ въ семь ‘богоданныхъ’ родителей, т. е. родителей жениха. Такое положеніе, конечно, можетъ быть, но его можетъ и вовсе не быть, а псня должна обязательно на него указывать. Подобное несоотвтствіе обрядовой старины съ жизнію чувствуется самимъ народомъ. Сознаніе его и заставляетъ гостей прерывать продолжительное голошеніе передъ самымъ отправленіемъ невсты къ внцу неоднократно повторяемыми словами: ‘полно ужъ теб томить-то насъ’. Но это не помогаетъ и обрядовое голошеніе продолжается.
Какая отдаленная старина выступаетъ передъ нами въ обращеньи невсты къ причесывающимъ ее подругамъ! Приведемъ, напримръ, слдующую ея просьбу:
Ужъ ты вплети, сестриценька родиная,
Вплетите пятьдесятъ мн ножичковъ булатныихъ,
Ты шестьдесятъ вплети булавочекъ каленыихъ,
Кто вдь принется тогда за вольну мою волюшку,
Принаколетъ тотъ себ да блы свои рученьки,
Расплетать станутъ мою русу густу косыньку
И отржутъ свои блые то палечки —
И отступятся отъ вольной моей волюшки. (Ч. II, стр. 23).
Оригинальнымъ видомъ острастки жениху съ его ‘хоробрымъ’ поздомъ (какъ нердко называется онъ въ свадебныхъ псняхъ другихъ сборниковъ), видомъ, отзывающимся уже не доисторическою стариною (какъ многое въ обрядовой поэзіи), а позднйшею историческою жизнію, является въ другой псн обращеніе невсты къ подруженькамъ:
…повышейте вы синюю мн завску…
Вы повышейте-тко красныимъ вотъ золотомъ…
Вы повышейте царя да со царицею…
Устрашится тотъ злодй нашъ большій сватъ.
И тутъ же, въ томъ же самомъ варьянт, являются, даже еще ране, на той же самой занавск ‘земская изба со старостой’ въ одномъ уголочк, ‘управа со исправникомъ’ въ другомъ (ч, II, стр. 87), т. е. принадлежности уже новйшей лоры, примкнувшія къ стародавней основ, вполн сохранившей, однако, основной свой смыслъ.
Въ высшей степени характерны и т псни, которыми обмниваются между собою староста со стороны невсты и жениховъ дружка. Первый указываетъ на то, что невста ‘повернулась блой колпицей’, а второй замчаетъ на это про жениха, что онъ ‘повернулся яснымъ соколомъ’.
Староста: Повернулась она блой горностаюшкой.
Дружка: Стрлялъ онъ тамъ по горностаюшк.
Староста: Повернулась она уловной рыбинькой.
Дружка: Бралъ онъ плутьевки серебряны
Изловить да блу рыбиньку.
Староста: Обернулась она лебедушкой.
Дружка: Снаряжался онъ скорешенько
Изловить хотлъ лебедь блую…
Какъ пустилъ въ нее онъ тятевкой,
Пустилъ пухъ ея по поднебесью,
Ранилъ въ сердце свою лебедь блую 1). (II, 42—45).
1) Мы приводимъ только самыя основныя черты, опуская эпическія подробности псенъ. О. М,
Положеніе какъ женихова позда, такъ и самого жениха (не говоря уже о сват), при господствующемъ характер псенъ, становится иногда просто критическимъ, когда, напримръ, поется въ его же присутствіи:
У остудника чужайника
Во изб нтъ рукомойничка,
На стн нтъ Богородицы.
На болота ходя, моются,
На лопату Богу молятся,
Они пнямъ да прилагаются (прикладываются, II, 50).
Не особенно ловко жениху и въ ту минуту, когда невста такимъ образомъ описываетъ жениху его мать:
Быдто свирпо-свирпая,
Быдто ладожко сердитая.
Или же когда она грозитъ:
Я не буду тебя слушаться
Почитать твоихъ родителевъ,
Я вдь двушка да не дешовая,
Моя волюшка вдь не грошовая,
Я вдь двушка въ пятьсотъ рублей,
Моя воля въ цлу тысячу.
Тутъ своего рода эпическое преувеличеніе. На самомъ дл, по свидтельству Ирины едосовой, выкупъ, который, по стародавнему обычаю и до сихъ поръ платится женихомъ за невсту, сводится на сумму отъ 25 до 100 р., сумму, служащую затмъ родителямъ невсты для угощенія свадебныхъ гостей. Нсколько инымъ характеромъ отличается тотъ добровольный сборъ съ позжанъ жениха, на который отвчаютъ соотвтственными размру пожертвованнаго подарками со стороны невсты, и совершенно уже особымъ сборъ съ жителей той деревни, въ которой живетъ невста, производимый во время гулянья ея съ подружками передъ свадьбою. Этотъ послдній иметъ значеніе мірской подмоги, т. е. отзывается уже общиннымъ бытомъ. Замчательна въ совершенно опять особомъ смысл черта, приводимая въ самомъ начал изданія: ‘высмотритъ парень двушку, поиграетъ съ ней на бесдкахъ, сговорится и возьметъ съ нея, какъ залогъ, въ знавъ того, что она пойдетъ за него замужъ: серьги, бусы или какую нибудь другую ея вещь. Если двушка парню залога не дастъ, онъ и свататься не станетъ’. Это отзывается уже совсмъ измнившимся строемъ жизни — добровольнымъ согласіемъ невсты.
При преобладаніи того матеріала, который записанъ отъ Ирины едосовой, издательница очень кстати помстила, въ конц третьей части своего труда, краткую характеристику этой любопытной личности, относящуюся къ той поздней пор ея жизни, когда г-жа Славянская съ нею познакомилась. ‘Ирина едосова, сказано тутъ,— женщина за 80 лтъ, совершенно сдая и сгорбленная, но полная энергіи и ума. Живетъ она дома тмъ, что поетъ на свадьбахъ, голоситъ на похоронахъ и тшитъ молодежь на сговорахъ и въ праздничные дни. Память у этой старухи изумительная и рчь красивая и оживленная. Она до такой степени проникнута духомъ старинной поэзіи, что при всякомъ удобномъ случа говоритъ экспромты, складъ которыхъ совершенно напоминаетъ распваемыя ею старинныя псни’. Для образца вслдъ затмъ и приводятся такіе экспромты Арины едосовой, проптые ею въ дом Славянскихъ въ вид величанія отдльныхъ членовъ ихъ семьи. Они въ своемъ род любопытны, какъ свидтельство объ умніи народныхъ пвцовъ пользоваться старымъ поэтическимъ запасомъ для всевозможныхъ примненій къ современной дйствительности.
Похоронные и рекрутскіе плачи, помщенные у г-жи Славянской, еще мене, чмъ ея плачи свадебные, не только по количеству, но большею частью и по качеству могли-бы соперничать съ тми, которые напечатаны были Е. В. Барсовымъ (на сборникъ котораго мстами и попадаются у г-жи Славянской ссылки). И тутъ опять все преимущество изданія, нами теперь разбираемаго,— въ мелодіяхъ.
Особый отдлъ составляютъ у г-жи Славянской ‘великопостные стихи’, къ которымъ не безъ основанія относитъ она и былины, такъ какъ пніе ихъ дйствительно допускается народомъ и въ великомъ посту. Но на первомъ план должны быть тутъ поставлены такъ называемые ‘духовные стихи’ (не легенды, подъ которыми собственно разумется уже прозаическая передача духовныхъ сюжетовъ народной поэзіи). Къ нимъ, т. е. духовнымъ стихамъ, должны быть отнесены у г-жи Славянской первые NoNo занимающаго насъ теперь отдла (3-го въ 3-ей части). Подъ No 1 помщенъ стихъ, представляющій нкоторое смшеніе ‘Сна Богородицы’ съ ‘Милосливою женою’, при преобладаніи первой темы, стихъ своднаго характера, изобилующій эпическими анахронизмами. Подъ No 2 находимъ мы довольно замчательный по своимъ особенностямъ, хотя и не очень подробный и не везд точный, варьянтъ стиха ‘о голубиной книг’. Не особенно важны варьянты стиховъ о двухъ Лазаряхъ, Егоріи храбромъ и зм, Цар Кудріянищ и Егрі, объ Алекс человк Божіемъ, о Пустын, помщенные подъ No 3, 4, 5, 8 и 11-мъ. Заслуживаетъ вниманія довольно загадочный по своему содержанію стихъ о Праведномъ Василіи (No 6), отчасти же и стихъ о происхожденіи поста въ пятницу (No 7), еще же боле не то стихъ, не то былевая псня ‘Изъ временъ татарскаго полона’ (No 9), съ которою тсно связана и другая, являющаяся своеобразнымъ отрывкомъ псни довольно распространенной и обыкновенно печатаемой въ сборникахъ подъ заглавіемъ ‘Татарскій полонъ’ ‘(Доставалася теща зятю’. У г-жи Славянской она начинается иначе, помщена подъ No 10). Несомннную цну иметъ варьянтъ стиха объ Аник воин и смерти, въ которомъ эта послдняя называетъ себя прекрасною — совершенно соотвтственно-приданному ей тутъ образу, который выдерживается до конца (No 13).
Затмъ слдуютъ дв большихъ былины о Добрын съ Алешей Поповичемъ и о Чурил съ женой Бермяты (No 14 и 15). Варьянтъ объ извстномъ похожденіи Добрыни, записанный, какъ и большая часть псенъ этого отдла, все отъ той же неистощимой Ирины едосовой, замчателенъ многими чертами, особенно же тмъ, что слдуетъ тутъ за проходящею черезъ множество и другихъ варьянтовъ жалобою Добрыни на свое богатырское призваніе. Тутъ эта жалоба смняется вотъ какими гуманными соображеніями:
Какъ же мн не заступиться за родныхъ своихъ,
За родныхъ собратьевъ, сердцу близкихъ,
За своихъ братьевъ, за весь блый свтъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Какъ нахали поганы люди супостатные,
Они ржутъ, бьютъ моихъ собратіевъ……
Не сидится мн здсь безъ работушки,
Имъ помочь идти — одна заботушка.
Черта, прекрасно дорисовывающая образъ богатыря, наиболе близкаго по характеру къ Иль Муромцу. Жаль только, что стихъ тутъ, какъ и кое гд еще, не совсмъ выдержанъ, потому ли, что память измнила пвиц, потому ли, что псня не довольно точно записана. Довольна интересна сибирская быль о Ермил Тимофеич, сохранившаяся въ вид уже не псни, а прозаическаго сказа и записанная на Урал отъ дружковъ {Ямщиковъ, какъ пояснено въ примчаніи. Замтимъ, что большая часть мстныхъ малопонятныхъ словъ объяснена у г-жи Славянской, нкоторыя, однако же, оставлены безъ объясненій, а именно: тарица, чваковатый, пятничка.}. Знаменитый покоритель Сибири, являющійся, какъ извстно, и въ былинахъ въ качеств богатыря малолтка, представителя совсмъ новаго богатырскаго поколнія, въ нашемъ сказ представляется колдуномъ (чмъ и объясняется тутъ его успхъ въ Сибири). Сдлавшись сибирскимъ царемъ, онъ бьетъ челомъ Ивану Васильевичу Грозному и обязывается выплачивать ему дань, скорая же измна Ермаку судьбы, до сихъ поръ ему ворожившей, и объясняется именно тмъ, что ‘не дло вольному казаку въ холопство идтити’. Въ слдующемъ отдл третьей части (І-мъ) подъ общимъ заглавіемъ Старинныя народныя псни, помщены псни самаго различнаго рода и содержанія, нкоторыя изъ нихъ, правду сказать, оказываются совсмъ не старинными, а носящими на себ уже видимый отпечатокъ такъ называемой ‘Городской цивилизаціи’ (No 6, 7, 8, 10, 13, 15, 20, 23, 28, 29). Таковы-же, замтимъ тутъ кстати, и нкоторыя изъ псенъ, распваемыхъ передъ свадьбою во время хороводовъ, въ которыхъ принимаютъ участіе женихъ съ невстою. (Часть I, NoNo 10—17).
Къ отдлу -му отнесены всего дв псни — волочебная и величальная, Про первую въ скобкахъ почему-то сказано: колядовская блорусская, тогда какъ, сколько намъ извстно, колядки строго отличаются въ Блоруссіи отъ волочебныхъ псенъ: первыя поются на Рождество, вторыя на Пасху. Что касается псни, озаглавленной величальною, то она и по содержанію, и по форм представляется намъ какою-то загадочною, полукнижною. Гд именно и отъ кого записаны эта и волочебная псни, не сказано.
Послдній отдлъ (VI), заключающій въ себ различную смсь: сказки, (т. е. собственно тутъ одна въ протяжной псенной форм и этимъ интересная), загадки, пословицы и прибаутки, по нашему мннію, могъ-бы и не входить въ изданіе О. X. Агреневой Славянской,— уже по одному тому, что въ этомъ отдл нтъ проходящей черезъ вс остальные характерной особенности этого изданія, придающей ему главную цну — мелодій.
Объ этихъ послднихъ вообще мы, къ сожалнію, не судьи. Между тмъ эта сторона изданія находится въ связи съ тмъ, въ чемъ заключается сущность народно-артистической дятельности О. X. Агреневой-Славянской и ея вполн заслуженнаго передъ русскимъ обществомъ мужа, которому и посвящено настоящее изданіе, предпринятое въ ознаменованіе его 25-тилтняго юбилея {Отпразднованнаго въ Москв, съ большимъ торжествомъ, въ апрл 1887-го года, тогда вышли въ свтъ и дв первыя части изданія О. X. Агреневой-Славянской. О. М.}. Впрочемъ, эта сторона ихъ совмстной дятельности давно уже нашла себ настоящихъ цнителей.
Спб., май 1889 г.