О вожделніяхъ газеты ‘Всть’ къ англійскому аристократизму
О вожделніяхъ газеты ‘Всть’ къ англійскому аристократизму
‘День’, 9-го января 1865 г.
О вожделениях газеты ‘Весть’ к английскому аристократизму, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1865
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Выдающая себя за органъ дворянства, Санктпетербургская газета ‘Всть’ съ примчательною настойчивостью продолжаетъ разыгрывать варіаціи на тему восхваленія и расширенія Дворянской Грамоты. ‘Пусть дворянскія учрежденія — такъ диирамбически заканчиваетъ ‘Всть’ одну изъ своихъ статей — послужатъ прочною основою къ дальнйшему развитію нашего самоуправленія, сообразно съ высокою мыслію, уже неоднократно заявленною у насъ Верховною властію! Пусть на этотъ разъ не будетъ равнодушныхъ! Пусть дворянство спшитъ подъ знамя своей Дворянской Грамоты, пусть дворяне не останутся глухи къ голосу исторіи, къ голосу основнаго и непрелагаемаго закона нашего, призывающаго ихъ служить Россіи въ собраніяхъ исторически созданныхъ и существующихъ!’… ‘Такія рчи пріятно и слушать’, скажемъ мы словами Гоголя, но впрочемъ и не шутя, а очень серьезно, мы готовы и сами, вмст съ ‘Встью’, выразить желаніе, чтобы дворяне — сей ‘разумъ всей Русской страны’, какъ говоритъ Санктпетербургская газета — не были глухи къ голосу исторіи. Но что говоритъ ея голосъ, этого дворянскій ораторъ ‘Всти’ точно не объясняетъ, и какой собственно періодъ нашей исторіи разуметъ онъ — также не видно. Если мы захотимъ назвать здсь ‘исторіей’ періодъ послднихъ ста лтъ, или даже полутораста, то при самомъ напряженномъ вниманіи,— мы ничего не услышимъ… т. е. не услышимъ ничего такого, что бы хоть сколько-нибудь могло быть пригодно и поучительно для нашей общественной современной, хоть бы даже только дворянской дятельности. Исторія 80-лтняго существованія нашей Дворянской Грамоты или хартіи, какъ нкоторые ее называютъ,— надобно признаться — очень скромна и не блеститъ никакими особенными подвигами (кром патріотическихъ жертвъ въ эпохи опасности для всего государства). Помянуть ее нечмъ. 80 лтъ сряду пользовалось дворянство правомъ, чрезвычайно обширнымъ и въ высшей степени важнымъ, т. е. избирало само и назначало личный составъ мстнаго суда и полиціи, но новыя преобразованія правительства отчасти уже упразднили, отчасти имютъ въ скоромъ времени окончательно упразднить это обширное и важное право,— и, удивительное дло, не только объ этомъ упраздненіи ‘страна’ не сожалетъ, но никто даже этого и не замчаетъ:
Была безъ радости любовь,
Разлука будетъ безъ печали!
упраздненіе совершается безъ малйшаго болзненнаго чувства,— напротивъ, дворянство первое спшитъ благодарить правительство и прославить его мудрость. Мы вполн раздляемъ въ этомъ случа мнніе дворянства, но спрашивается: что же это за историческое право, которое такъ легко вырывается изъ жизни сословія? Вроятно — не глубокіе корни пустило оно, а если не глубоко и не крпко держались его корни въ земл, то и плодъ долженъ былъ быть, по необходимости, тощъ и скуденъ. Это дйствительно такъ было и есть. Что же затмъ остается у Дворянской Грамоты, подъ знамя которой призываетъ ‘Всть’ Россійскихъ дворянъ, и что еще говоритъ голосъ исторіи по поводу этой Грамоты? Если вс права, дарованныя Грамотою, взятыя каждое порознь, а потомъ и вс вмст, не ознаменовались ничмъ особеннымъ въ исторической жизни дворянскаго сословія, ничмъ такимъ, что бы сохранилось въ благодарной памяти ‘страны’ и самого дворянства, если они оказываются пустившими самый слабый корень въ общественную почву,— до того слабый, что онъ даже вовсе не держится,— то невольно возникаетъ вопросъ: зачмъ же собственно дворянству спшить подъ знамя этой Грамоты и что станетъ оно слушать подъ ‘ея снію? Дворянская Грамота есть дйствительно документъ историческій, но у него нтъ исторіи, какъ и у многихъ подобныхъ ему историческихъ документовъ, нын безъ особеннаго труда упраздненныхъ и упраздняемыхъ. Нтъ исторіи потому, что вообще послдній полуторасталтній періодъ посл реформы Петра не представляетъ намъ никакой самодятельной гражданской жизни Русскаго общества, какъ и вообще земства. Поэтому, когда намъ говорятъ про ‘голосъ исторіи’, мы по необходимости должны предположить, что здсь разумютъ то время, когда Русская государственная и земская жизнь развилась цльно и органически, т. е. до переворота Петра Великаго, можетъ-быть это же въ нкоторомъ смысл предполагалъ и публицистъ дворянской газеты,— но, вопервыхъ, у до-Петровской Руси очень не много общаго съ Дворянской Грамотой Екатерины, а вовторыхъ, до-Петровская Русь не представляетъ въ своей исторіи никакихъ вншнихъ готовыхъ формъ, за которыя можно было бы ухватиться и перенесть ихъ подъ снь Дворянской Грамоты. Пожалуй, и найдутся какія-нибудь формы, слова: земство и земщина и теперь у всхъ на устахъ, но кто знакомъ съ Русской исторіей — знаетъ также, что эти древнія формы небыли строго формулированы, а какъ живое выраженіе жизни — растягивались, совращались и видоизмнялись согласно съ требованіями жизни, что наконецъ дло не въ формахъ, а въ дух оживлявшемъ эти формы, влагавшемъ въ нихъ смыслъ и значеніе, создавшемъ эти формы изъ себя, органически… Понятыя же съ одной своей вншней стороны, оторванныя отъ своей исторической обстановки, лишенныя пребывавшаго въ нихъ духа, эти формы, которыя окончательно формулировать пришлось бы теперь не самою жизнью, а отвлеченнымъ бюрократическимъ трудомъ, едвали бы принесли какой-нибудь добрый жизненный плодъ, едвали бы не явились и въ свою очередь наложенными на жизнь механически, извн… Что же касается до духа то съ нимъ не такъ легко справиться, какъ съ вншнею формой. Голосъ исторіи, къ которому приглашаетъ дворянъ прислушаться публицистъ ‘Всти’, свидтельствуетъ намъ о той бывалой цльности нашего духовнаго народнаго организма, о той сил органическаго творчества жизни, которыя не могутъ быть замнены никакимъ искусно устроеннымъ механизмомъ самой лучшей, хотя бы нмецкой или аглицкой работы,— которыхъ теперь намъ положительно недостаетъ, и которыя могутъ быть обртены только тяжелымъ подвигомъ духа, разработкою нашего народнаго самосознанія, возрожденіемъ не формъ только, но самихъ духовныхъ началъ нашей народности и окончательнымъ освобожденіемъ насъ отъ духовнаго рабства предъ западной цивилизаціей.
Вслдъ за приглашеніемъ прислушаться къ голосу исторіи, а также ‘не быть равнодушнымъ!’, восторженный дворянинъ газеты ‘Всть’ весьма равнодушно относится въ дворянскому равнодушію по поводу Земскихъ Учрежденій — и видитъ въ этомъ ‘въ тысячный разъ доказательство необходимости высокаго ценза, чему, говоритъ онъ, дворянскія собранія и удовлетворяютъ, требуя отъ дворянина не мене 100 душевыхъ надловъ’ — ибо, прибавляетъ онъ дале, ‘благородное честолюбіе, которое побуждаетъ человка жертвовать своимъ временемъ и трудомъ общественнымъ дламъ, является только тогда, когда человкъ не чувствуетъ на себ гнета нужды’. Мы не станемъ входить въ подробное разсмотрніе этого послдняго довода, несмотря на нкоторую странность — сопоставленія идеи честолюбія съ безкорыстнымъ служеніемъ общему благу, мы готовы допустить, что эта странность происходитъ боле отъ плохаго перевода съ французскаго noble ambition, такъ какъ легко могло случиться, что Русскій дворянинъ, приглашающій дворянъ прислушаться къ голосу исторіи подъ снію Дворянской Грамоты, думалъ въ это самое время — по французски. Мы не будемъ также доискиваться отъ автора и объясненія, почему онъ думаетъ, что только 100 душевыхъ надловъ позволяютъ человку не чувствовать на себ гнета нужды, тогда какъ и при 100 душевыхъ надлахъ дворянинъ, обремененный семействомъ, не избавленъ отъ чувства гнета, и при 6-ти-десятинномъ надл, въ иной мстности, крестьяне свободны отъ этого чувства и считаютъ себя вполн обезпеченными. Но дло не въ этомъ, а въ той тенденціи, какая слышна въ этомъ оправданіи равнодушія къ Земскимъ Учрежденіямъ, сопоставленномъ рядомъ съ возгласами о неравнодушіи къ Дворянской Грамот, съ восхваленіями сей грамоты и дворянскаго учрежденія съ высокими цензами вообще, и съ выраженіями желанія, чтобы дворянское учрежденіе было ‘расширяемо’ и совершенствуемо Это еще ясне высказывается въ слдующихъ словахъ статьи 49-го No, столь же диирамбической, какъ и вышеприведенная статья, какъ и статьи той же газеты о дворянскомъ банк. ‘Наше дворянское учрежденіе, говоритъ авторъ, заключаетъ въ себ вс зародыши для развитія строя жизни подобнаго, какой упрочился въ Англіи‘. Такъ вотъ въ чемъ дло! Другими словами, это значитъ, что дворянское учрежденіе заключаетъ въ себ вс зародыши для созданія въ Россіи аристократіи на западный ладъ, на манеръ аглицкій, да еще съ признаніемъ за дворянствомъ правоспособности быть исключительнымъ представителемъ всего населенія Русской земли, какъ это раскрывается изъ смысла всей статьи. Это стремленіе, идущее наперекоръ всей Русской исторіи, всмъ началамъ, присущимъ нашему историческому развитію, и въ то же время имющее притязаніе на какое-то историческое основаніе, но не находящее его нигд, кром Дворянской Грамоты, подъ снью ея ‘знамени’,— это стремленіе, какъ оно ни красиво, ни громко, въ сущности совершенно невинно и осуждено на участь мыльнаго пузыря. Это мертворожденное дитя, плодъ Русскаго дворянскаго безсилія и фантазіи, разгоряченной блескомъ англійской аристократической жизни. Мы не можемъ даже и отнестись къ этому стремленію съ той серьезностью, которой бы желалъ, можетъ-быть, отъ насъ авторъ и которой боле или мене заслуживаетъ всякое искреннее убжденіе. Но ужъ если подражать Англичанамъ, такъ подражать имъ и въ той честности, съ которой они служатъ общественнымъ интересамъ, и въ той политическое мудрости, съ которою они пользуются существующими, а не мечтательными правами, и въ той настойчивости, при которой у нихъ изъ рукъ не вываливается никакое дло. Мы полагаемъ, что еслибъ Англичане пользовались въ теченіи 86 лтъ такими правами, какими, благодаря Дворянской Грамот, обладало Русское дворянство, они бы конечно ознаменовали чмъ-нибудь замчательнымъ этотъ довольно долгій періодъ времени, и съ большимъ бы вниманіемъ отнеслись къ праву назначать судей и исправниковъ. Мы думаемъ также, что они не стали бы такъ свысока смотрть и на Земскіе Учрежденія, и не допустили бы въ себ равнодушія къ тому, отъ чего во многомъ будетъ зависть матеріальное благосостояніе земства, какъ бы скромна ни казалась эта дятельность,— равнодушія, которое аристократическая газета ‘Всть’ такъ легко оправдываетъ недостаткомъ высокаго ценза! Увы! какъ мало существенной любви къ общему благу подъ это’ шумихою фразъ! Какъ будто люди высокаго ценза исключены изъ Земскихъ Учрежденій! Какъ будто присутствіе людей низшаго ценза мшаетъ первымъ внести въ дло то ‘благородное честолюбіе’, на которое даетъ имъ возможность и право ихъ общественное положеніе! Пусть, напротивъ, они — эти богатые люди — займутъ въ дятельности земства почетное мсто,— но не по юридической привилегіи, а въ силу того естественнаго и ни для кого не обиднаго права, которое доставляетъ образованіе, опытность, даровитость, независимость матеріальная и духовная, и общее сочувствіе остальныхъ представителей земства!..
Авторъ — дворянинъ газеты ‘Всть»— возмущается мнніемъ, будто все значеніе дворянства заключалось въ крпостномъ прав и спрашиваетъ: ‘гд т дворянскіе исключительные интересы, которые были бы враждебны интересамъ прочнаго населенія’? Да именно интересы крпостнаго права. Не можетъ же авторъ не признать, что эти интересы, исключительно дворянскіе, были враждебны интересамъ прочаго населенія. Но крпостное право уже уничтожено? Это правда, но давно ли? Безъ году недля, какъ выражается народная поговорка! Да и теперь отношенія крестьянъ къ помщикамъ еще не развязаны окончательно. Конечно, благодушный Русскій народъ не злопамятенъ, и мы убждены, что между обоими сословіями скоро возродится самое дружественное согласіе, но преданія еще слишкомъ свжи,— и вообще эта громадная соціальная реформа только еще совершается, а не совершилась. Между тмъ изъ исторіи дворянскихъ собраній не видно, чтобы дворянство имющее право ходатайствовать о нуждахъ и пользахъ края, когда-либо прибгло къ этому праву съ тмъ именно, чтобъ ходатайствовать объ отмн крпостной зависимости 20 милліоновъ Русскаго народа. Да и самая эта дворянская газета, устами своихъ публицистовъ-дворянъ, разв не издвалась надъ нами за то, что мы съ такимъ восторгомъ привтствовали освобожденіе крестьянъ въ начал существованія нашего ‘Дня’? Нельзя не замтить, что вс эти стремленія видть въ Россіи подобіе англійской аристократіи и прочіе тому подобные толки возникли въ нашемъ дворянскомъ кругу съ особенною силою только посл 19 февраля 1861 года. Оно и дйствительно не совсмъ было ловко походить на англійскаго лорда при крпостномъ прав,— но любопытно то, что пользуясь тмъ новымъ положеніемъ, которое создано дворянству правительствомъ чрезъ отмну крпостнаго права, ревнители дворянскихъ интересовъ продолжаютъ ссылаться на Дворянскую Грамоту, какъ будто въ ней именно и лежитъ основаніе ихъ новому общественному положенію, и совсмъ упускаютъ изъ виду главный, существенный, новый фактъ, создавшійся одновременно съ этимъ положеніемъ. Мы разумемъ здсь появленіе на арену Русской исторіи тхъ 20 милліоновъ Русскихъ людей, которые прежде какъ бы не существовали вовсе и которые введены манифестомъ 19 Февраля въ кругъ Русской гражданской жизни. Но дворянская партія, выражающая себя въ газет ‘Всть’, какъ бы не признаетъ ихъ существованія, и перескакивая, такъ сказать, чрезъ событіе 19 Февраля 1801 года, спшитъ съ своими новыми англо-аристократическими тенденціями подъ знамя Грамоты 1785 года,— какъ будто самымъ этимъ тенденціямъ возможно было появиться безъ 01 года, какъ будто, пользуясь выгодами новаго положенія, этимъ годомъ созданнаго, оно не обязано признать и его послдствія, нести s его повинности!
Было время, когда дворянство дйствительно въ нкоторомъ смысл могло назваться единственнымъ представителемъ земства, но не теперь однако, когда призвано къ жизни и прочее земство. Мы лучше думаемъ о нашемъ дворянств, нежели именующій себя представителемъ дворянскихъ интересовъ, органъ нашей періодической литературы — газета ‘Всть’ и К. Русское дворянство — повторимъ еще розъ — слиткомъ просвщено, чтобъ идти наперекоръ исторіи и созидать то, что, несмотря ни на какія попытки, не могло выработаться въ теченіи тысячи лтъ историческаго существованія Русской земли, что не совмстно ни съ началами народными, ни даже съ степенью развитія современнаго общечеловческаго просвщенія. Всякія новыя привилегіи дворянству могли бы быть даны только къ ущербу прочихъ сословій, только бы стснили и ограничили нрава чужія и еще боле бы уединили, слдовательно бы и обезсилили, новопривилегированное дворянское сословіе — раздоромъ и враждебностью отношеній съ сословіями низшими. Нравственное единство и цльность Русской земли, столь желанныя и столь необходимыя для ея преуспянія, были бы ршительно невозможны, еслибъ въ XIX вк, въ начал втораго тысячелтія ея историческаго бытія, было создано новое привилегированное сословіе или аристократія на западный ладъ.
Но не одн аристократическія тенденціи волнуютъ Русское дворянство. Можно даже сказать, что он наимене его волнуютъ… На вс прочія тенденціи мы отвтимъ только одно: нтъ ничего опасне пустоцвта. Пустоцвтъ только обезсиливаетъ корень, истощаетъ въ немъ жизненные соки, мшаетъ явиться настоящему цвту и здоровому плоду. Благодаря Богу -мы богаты опытомъ, мы довольно видали на памяти послднихъ полутораста лтъ — историческихъ пустоцвтовъ!! Мы какъ огня должны бояться новыхъ пустоцвтовъ и подумать прежде всего о томъ, чтобъ воспитать и возрастить въ себ то здоровье, ту внутреннюю органическую силу, при которой пустоцвты были бы невозможны.