О ВНУТРЕННЕМ И ВНЕШНЕМ ДЕЛАНИИ
О ВНУТРЕННЕМ И ВНЕШНЕМ ДЕЛАНИИ
1
II
III
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
О внутреннем и внешнем делании, Бердяев Николай Александрович, Год: 1916
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.
В ‘Биржевых ведомостях’ была напечатана интересная статья М.О. Гершензона ‘Личное и общественное дело’1. В статье этой затрагивается очень важный вопрос, заслуживающий серьезного обсуждения. Не только выявление энергии вовне, в общественной жизни, есть дело, но дело есть и направление энергии внутрь, в глубину личности. Поверхностно судят те, которые отрицают всякую действенность за людьми, не занятыми общественной работой и поглощенными духовной работой в себе. Эту несомненную истину нужно у нас еще прививать, так как у наших крайних общественников все еще господствуют на этот счет взгляды поверхностные и неверные. Но М.О. Гершензон несколько сузил постановку вопроса, и я хотел бы расширить ее и продолжить рассуждение на эту тему с иных сторон. Он противополагает делу общественному дело личное, но правильнее было бы противополагать делу внешнему дело внутреннее. То, что М.О. Гершензон условно называет делом личным, в сущности есть дело не только личное, но и общее, общественное, общенародное, всемирное дело. Личное дело в том смысле, в котором Гершензон о нем говорит, не есть дело уединенное, оторванное от жизни мира. Мы ведь говорим не о психологической рефлексии, не об эгоистической самопогруженности, не о растравлении своего самолюбия и себялюбия. Мы говорим о настоящем внутреннем духовном делании, о глубокой подземной работе, определяющей характер народов и их истории. То, что совершается в глубине личности, совершается и в нации, и в человечестве, и в мире, отпечатлевается на всех ступенях бытия. Внутренний подвиг святого в пустыни есть дело вселенское. Человек — целый микрокосм, в нем заключен весь мир. И весь вопрос лишь в том, чтобы совершающееся в личности совершалось не на периферии, а в глубине, в ее ядре, т. е. было не только психологическим, но и духовным. Я предпочел бы назвать этот целостный процесс духовной жизнью, а не только нравственной. М.О. Гершензон, по-видимому, в слишком расширенном смысле употребляет слово нравственный, а с другой стороны, духовную жизнь слишком фиксирует на нравственной рефлексии, на сознании личностью своих несовершенств. Это ведет к постановке вопроса, родственной Л. Толстому.
Но ведь в глубине личности, в ее духе есть избыточная творческая энергия, рождающая великие ценности. Когда мы обращаемся к личному делу или, как я предпочитаю говорить, к внутреннему делу, то зовем не только к личному, нравственному совершенствованию, но также к обогащению жизни новыми творческими ценностями, которых нет во внешнем общественном деле. Мы признаем существование ценностей более высоких, чем внешнее общественное устроение жизни. Чистые общественники, связывающие свою общественность с позитивистическим мировоззрением, не только отрицают ценность нравственного закала личности для самого общественного дела, но отрицают и самостоятельную ценность познания, художественного творчества, религиозного созерцания и опыта. Такому выбрасыванию души человеческой на поверхность, во внешнее, мы решительно должны противопоставить внутреннее духовное делание, которое и творит культуру народов. Духовная внутренняя жизнь — не только личная, но и соборная, сверхличная, национальная, созидающая культуру жизнь. Есть духовная внутренняя жизнь целого народа, и национальный облик народа определяется прежде всего по этой внутренней духовной жизни. Но осуществляется эта жизнь, конечно, через углубление личности, обращение ее внутрь.
Без закала личного характера невозможен и закал народного характера. Внутреннее делание обращено к самым истокам жизни, глубинным духовным энергиям — оно возрождает субъект всякого творчества в мире. Сама общественная энергия накопляется незримо, внутри народной жизни, в пласте более глубоком, чем тот, который виден для внешнего общественного дела, в ядре всякой человеческой личности. То, что называют общественным делом, совершается в наружном пласте жизни, на периферии, и предполагает, что совершилось уже что-то на большей глубине. Государственность всякого народа есть плод его духовной жизни и на ней отпечатлеваются ее сильные и слабые стороны.
Поистине, всякая жизнь идет от внутреннего к внешнему. Всякое движение по плоскости жизни, по горизонтали есть уже результат движения совершившегося по вертикали, в глубине жизни. Там накопляется энергия и выявляется, проектируется вовне. Безумие думать, что творческая энергия может быть получена извне, от внешней среды, механически. Творческая энергия, преображающая жизнь, всегда идет изнутри, из духовной глубины жизни. Во внешнем мире, отвлеченном от мира внутреннего, может быть лишь передвижение атомов природной и социальной материи, ее механическое перераспределение. Но ничто от этого существенно не меняется, ничто коренное не совершается. Меняются лишь покровы, одежды, а под ними все остается ветхим, все по-старому в глубине жизни. Безумие думать, что из старого, ветхого человеческого материала можно создать новое общество и новую жизнь, что внешне-механическим перераспределением старых и ветхих душ можно изменить и преобразить общественную жизнь. Подлинно новое общество и его новая жизнь предполагают внутреннее делание, творческое перерождение духовных основ жизни, питание и оздоровление корней жизни.
Не следует поддаваться обманам и иллюзиям внешности, которая может быть лживой и призрачной. В том, что называют внешним, общественным, политическим делом, много бывает призрачного, нереального, нерадикального, поверхностного, исчезающего, как мыльные пузыри. Много есть суетности во внешнем делании, движения и шума, не связанного с глубиной жизни. Слишком часто бывает желание забыть о смысле жизни во внешнем делании, заглушить в себе горькое чувство бессмыслицы жизни. При слишком суетливом внешнем делании нет времени одуматься, заглянуть в глубину, постигнуть истинные цели жизни. Такая исключительная поглощенность внешним делом, не просветленным и не осмысленным изнутри, производит нездоровое впечатление и не может быть признана должной. Те, которые поглощены внешним деланием, — или уже имеют необходимый минимум внутренних достижений и тогда дело их плодотворно и подлинно, или они делают призрачное, кажущееся дело, нереальное в глубоком смысле слова, не достигающее цели. Эта поверхностность, не радикальная реальность бывает во многих революциях, и многие перевороты на поверхности жизни не затрагивают корней жизни.
Все внешнее есть лишь символ внутреннего. Но во внешнем мире могут быть ложные и лживые знаки. Рабы могут одеть одежды свободных и притвориться свободными. Взаимно ненавидящие друг друга могут сделать вид, что они соединены. Истинная внутренняя свобода всегда найдет себе выражение и в истинной внешней свободе, и истинное внутреннее соединение людей приведет к соединению внешнему. Но есть призрачная и лживая свобода, призрачное и лживое соединение. Ложь эта скоро разоблачается, и внешнее, лишенное внутренних основ, распадается.
Так, французскую революцию делали слишком старые души, воспитанные на деспотизме и рабстве, находившиеся во власти насильнических инстинктов. Новое общество пытались создать из ветхого, не возрожденного человеческого материала. Происходили радикальные перемены в покровах и одеждах, но этому не соответствовали достаточно радикальные перемены в глубине жизни, во внутренней, духовной жизни людей. Это не значит, конечно, что во французской революции не было ничего нового для жизни человечества. Новое было, но соответствие и гармония между внутренним и внешним были нарушены. Это сказалось на результатах революции, на роковом ее разложении и вырождении в новую деспотию. Бывают периоды, когда люди живут слишком на поверхности и лишь внешний пласт жизни считают реальным. В такие периоды образуется очень поверхностный культ дела. Когда обнаруживаются печальные результаты такого длительного периода, необходим призыв к углублению, к оздоровлению и возрождению самых основ жизни, к внутреннему деланию. После слишком внешних революций, которым не соответствовали достаточно глубокие внутренние изменения, наступает время для духовной работы, нужно одуматься, вникнуть в смысл всякого делания. То, что на поверхности называют романтической реакцией начала XIX века, было творческой духовной работой, выковавшей новые ценности.
Подготовка русского революционного брожения 1905 г. была слишком поверхностной. Революционные идеологии русской интеллигенции в течение целых десятилетий были проникнуты верой лишь в реальность наружного пласта жизни и отрицали глубину. Образовался почти религиозный культ внешнего делания, поверхностной общественности.
Плоды такого пути, в котором было нарушено должное отношение между внутренним и внешним, между духом и плотью общественности, сказались и на характере движения. Когда душа выплескивается на поверхность и перестает верить в глубину, — ее подстерегает неудача и ей грозит вырождение. Необходимо углубиться, одуматься, вникнуть в смысл жизненного дела, познать, во имя чего все совершается. Даже толстовское ‘неделание’ бывает полезно в некоторые минуты жизни и должно привести потом к более глубокому деланию. Нужно сосредоточиться, собрать свои рассеивающиеся духовные силы.
М.О. Гершензон отмечает, что в русской жизни есть периодическая смена личного внутреннего дела и дела внешнего, общественного. Каждая смена производит впечатление реакции против предыдущего периода. Это — болезненное явление русской жизни. На Западе жизнь складывается иначе, и там нет таких резких противоположений. Гершензон высказывает тонкую мысль, что общественному делу у нас отдаются те, которые не мучаются внутренними нравственными противоречиями, у которых есть внутренняя гармония. Тут есть доля истины. Душа, не занятая созиданием себя, направляет свою энергию вовне, на внешнее делание. Но беда в том, что общественным деланием у нас слишком часто заняты люди, которые не прошли через внутреннее делание, лишены нравственного благообразия и духовной углубленности, у которых душа не болеет внутренними противоречиями потому только, что она выброшена на поверхность жизни. Общественность творится не из духовной глубины, а из поверхности. Личность чувствует себя определяемой в своих энергиях внешней средой, а не определяющей внешнюю среду. Материалистическая теория среды, в конце концов, действует нравственно разлагающе, она духовно обессиливает.
В молодости русские горячо отдаются общественной деятельности. Но когда наступает средний возраст, они слишком часто остывают, делаются обывателями, вечно ноющими и сохраняющими лишь радикальную фразеологию, чувствуют себя заеденными средой и любят говорить об этом. Это и значит, что общественность творится не изнутри. Исключительный перевес внешнего дела над внутренним снимает нравственную ответственность с личности и возлагает все на внешние обстоятельства. Общественность оказывается неодухотворенной, за ней не стоит закал личности. Порывы молодости мы легко принимаем за настоящую одухотворенность. Но очень скоро изобличается ошибочность такого восприятия. Слабость духовных энергий личности, слабость народного характера сказывается на качествах нашей общественности. Можно ли ждать, что что-то существенно изменится от механических изменений во внешней среде? Нам всего более необходимо соединять всякое внешнее, общественное дело с делом внутренним, духовным. Должен быть навеки утвержден примат внутреннего дела над внешним. Да будет внешнее лишь выражением внутреннего. И тогда окончательно станет ясно, что личное дело есть важное, неотложное общественное дело, без которого общественности грозит разложение и гибель. Горести войны учат нас этой истине.
Биржевые ведомости. 1916, No 15323, 14 января.
Перепечатка: Бюллетень литературы и жизни. 1915-1916. No 12, с. 625628 (со вступительными замечаниями редакции).
1 См,: Биржевые ведомости. 1915, No 15283, 21 декабря.