Мир ‘буржуазный’ и мир ‘социалистический’, Бердяев Николай Александрович, Год: 1917

Время на прочтение: 7 минут(ы)
Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.

МИР ‘БУРЖУАЗНЫЙ’ И МИР ‘СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ’

Останутся пять ненасытных чувств, и шестое ненасытное чувство — тщеславие, останется вся демоническая природа человека. Дикая сама по себе, […] она будет слепо неистовствовать без узды и закона…

Карлейль. Французская революция1

I

Русский народ явил собой не бывшее еще в мире распадение на мир ‘буржуазный’ и мир ‘социалистический’. Единство человеческого рода как рода Божьего, имеющего общее происхождение, ныне окончательно в России разрушено. Русское человечество распалось на две враждебные расы. Человек ‘буржуазный’ и человек ‘социалистический’ объявлены друг для друга волками. Идея класса убила в России идею человека. Русские люди перестали подходить друг к другу как человек к человеку. Идеологи мира ‘социалистического’, его пророки и апостолы, хотят уверить, что в этом распаде человечества, в этом разрыве всякой преемственности и всякого единства рождается новый мир, новый человек. Старый мир, старый человек должен погибнуть. В пожаре русской ‘социалистической’ революции, которая должна превратиться в революцию всемирную, сгорит старый ‘буржуазный’ мир, и на пепелище его создается новый ‘социалистический’ мир. Русские большевики, насколько можно серьезно о них говорить2, и есть та новая раса, которая отрицает всякую связь и всякую преемственность между этими двумя мирами, которая хочет истребить дотла все старое, всякое наследие прошлого. В этом родственны они футуристам. Раса эта, отвергнув всякое благородство и всякую честь, как предрассудки старого мира, приступила к огромному эксперименту создания нового ‘социалистического’ мира, в котором не будет уже ничего ‘буржуазного’. Социалисты эволюционного и реформаторского типа сохраняют некоторую преемственность, они впитывают в себя много ‘буржуазного’. В Западной Европе преобладает этот ‘буржуазный’ тип социализма. Но русский революционный социализм, достигший своего самого совершенного выражения в большевизме, презирает и отвергает этот ‘буржуазный’ социализм, он претендует научить ‘буржуазные’ народы Запада истинному социализму, истинной революционности. Новая раса нарождается в России и из России понесет всему миру благую весть о совершенно новом мире. Претензия огромная, поистине ‘мессианская’. Такой русский, славянский ‘мессианизм’ исповедовал Бакунин, для которого зарево мирового пожара должно было начаться из России, который верил в революционный свет с Востока. И г. Ленин оказался своеобразным славянофилом, восточным ‘мессианистом’ — он предает и истребляет Россию во имя ее всемирно-революционной миссии!
Очень интересно и поучительно присмотреться и узнать, что нового несет с собой этот русский ‘социалистический’ мир, что старое в мире ‘буржуазном’ отвергает он? Рождается ли новая душа в социалистической расе, выступающей с такими мировыми притязаниями и пытающейся осуществить их в таких кровавых насилиях? Познающий может стать в стороне от борьбы этих двух миров, и он должен возвыситься над столкновением интересов в этой борьбе, он может допустить, что много злого, безобразного и низкого было в мире ‘буржуазном’ и что в мире ‘социалистическом’ есть своя правда, есть элементы необходимого добра. Последние времена существования старого ‘буржуазного’ мира не отличались благообразием и красотой. Предположим, что тот, кто хочет постигнуть природу и смысл происходящего столкновения двух миров, всей душой желает преображения нашей дурной старой жизни, преодоления рабства, греха и низости и рождения нового человека, новой человеческой души. Воля к новой, лучшей, преображенной жизни может быть не только ‘социалистической’ волей, она может быть и религиозной, христианской волей. Подлинный, не внешний, глубокий христианин не может быть доволен старой ‘буржуазной’ жизнью, основанной на насилии и ненависти, он хочет ‘нового неба’ и ‘новой земли’, хочет более глубоких и радикальных изменений и улучшений, чем самый революционный социалист. И мир ‘социалистический’ может показаться ему все тем же ветхим миром, старым миром грешного человека, раба своих страстей, своих злобных и корыстных инстинктов, все тем же ‘буржуазным’ миром, но по-новому, механически переставленным и изменившим свои внешние оболочки и одеяния. Не наследует ли мир ‘социалистический’ все ‘буржуазные’ грехи и пороки, не хочет ли он ‘буржуазность’ лишь равномерно распределить и довести ее до предельного развития и совершенства? Революционно-социалистический эксперимент, производимый над несчастной Россией, очень многое раскрывает и многому научает. Обнаруживается, что мир ‘социалистический’ со злобой и ненавистью отвергает все лучшее, что было в мире ‘буржуазном’, все непреходящие святыни и ценности прошлого, отцов и дедов. Но принимает и преумножает все худшее, что было в мире ‘буржуазном’, все грехи, болезни и низости прошлого, всю тьму отцов и дедов. В чувстве злобной мстительности этот мир сохраняет преемственность с прошлым, в чувстве злобной зависти он прикован к прошлому, как раб. Он остался верен самым корыстным традициям прошлого. Осталось ‘пять ненасытных чувств, и шестое ненасытное чувство — тщеславие’.

II

Возникший в России большевистский ‘социалистический’ мир производит впечатление отбросов мира ‘буржуазного’, болезненных и смрадных испарений прошлого, истечения какой-то старой тьмы. Из русского народа выходит нечистый дух. Где же новый человек и новые ценности в нашей чисто солдатской, штыковой ‘социалистической’ революции? ‘Социалистический’ мир не проявляет ни малейших признаков творчества. Творчеством был богат старый мир, и из него выкрадывает мир ‘социалистический’ все творческие ценности. Самый социализм есть продукт творчества ‘буржуазного’ мира, его ценности созданы детьми ‘буржуазии’ — Сен-Симоном, Оуэном, Марксом, Лассалем, а не детьми ‘пролетариата’. Социалистические идеи, как все идеи, — порождение ‘цензового’ мира, ценза образования, таланта, культурности. В возникающем у нас ‘социалистическом’ мире нет необходимого для творчества ценза, не материального, а духовного ценза. Все происходящее в России производит впечатление разрушения старого мира. Но разрушение это производится отрицательными и вырождающимися силами старого мира, пришедшими в состояние хаоса и распада. Души людей, делающих ‘социалистическую’ революцию, стары до ужаса, инстинкты их ветхи, их чувства и мысли инертны, во всем их обличье узнается старая звериная природа человека, действовавшая и в мире ‘буржуазном’ и там совершавшая самые злые деяния этого мира. Но с этой звериной природы окончательно сняты все оковы, она вышла из- под сдерживающего закона цивилизации, закона государства. Много было насилий в старом ‘буржуазном’ мире, много надругательств над человеком. Отверг ли и победил ли это старое зло новоявленный ‘социалистический’ мир? Нет, он совершает в тысячу раз большие насилия и большие надругательства над человеком. Этот ‘новый’ мир не насилие и не оскорбление человека отверг, он в принципе и в идее отверг всякое достоинство человека, всякую честь и благородство как предрассудки. Насильничество этот новый мир взял из старого мира, но проявляет его в ничем не ограниченной и ничем не прикрытой форме. Русский ‘социалистический’ мир взял штыки из мира ‘буржуазного’ и дал им неограниченную власть над жизнью несчастных русских людей. Он взял из старого мира тюрьмы, заимствовал из него шпионство и дал этим старым стихиям неограниченную власть. Старый ‘буржуазный’ мир не очень любил свободу и по духовной немощи своей не умел жить в свободе. Но новый ‘социалистический’ мир ненавидит свободу и истребляет ее без остатка. Этому новому миру чужда сама идея свободы человека и священных прав человека.
Много было корысти в старом ‘буржуазном’ мире, много безобразного эгоизма. Отверг ли и победил ли это старое зло новый ‘социалистический’ мир? Нет, корыстолюбие и эгоизм в нем еще усилились и правят жизнью еще более беззастенчиво. Разница лишь в том, что в старом мире корыстолюбие и эгоизм у людей, не потерявших различия между добром и злом, не возводились в перл создания, не почитались святынями, а скорее признавались грехом и слабостью, в новом же ‘социалистическом’ мире эти низшие начала признаны священными и высокими, ибо ничего высшего, чем самоутверждение человека, чем его благополучие, удовлетворение и наслаждение, этот мир не признает. ‘Буржуазный’ мир был грешный мир, корыстолюбивый мир. Мир же ‘социалистический’ захотел освятить эту грешность и корыстность, он убивает чувство греха и хочет сделать человека совершенно самодовольным, хочет сделать его наглым. К грехам ‘буржуазного’ мира мир ‘социалистический’ прибавил еще пожирающую и яростную зависть и признал ее за высшую социальную добродетель. В мире ‘социалистическом’ еще увеличилась сословность, взятая из старого мира, и в сословном раздоре, доведенном до отрицания человека, увидели высшую социальную добродетель. Если раньше были привилегированными существами помещик и капиталист, то теперь привилегированными существами стали рабочий и крестьянин. Человек оценивается по внешней, социальной своей оболочке, а не по внутренним, духовным своим качествам. И не творится новой жизни, в которой был бы поднят на высоту человек, человеческий образ, человеческий лик.

III

В последние времена своего существования ‘буржуазный’ мир стал мало духовным, очень материалистическим. Духовнее ли мир ‘социалистический’, менее ли он материалистичен? О нет, он более материалистичен, он окончательно угашает дух, он даже не забывает о духе, а отрицает его и истребляет. Материализм ‘социалистического’ мира, отвращающийся от всех высших духовных реальностей и духовных ценностей, есть материализм, заимствованный из мира ‘буржуазного’, но усиленный и принявший характер всеобъемлющий. ‘Буржуазный’ мир усомнился в духовных реальностях и духовных ценностях, он потерял веру в мир иной, он стал нерелигиозен. ‘Социалистический’ мир созидает царство свое на этом неверии и этой нерелигиозности ‘буржуазного’ мира. Но он атеизм свой возводит в религию и гордится им. Утилитарный ‘буржуазный’ дух мир ‘социалистический’ кладет в основу своего бытия. Старый ‘буржуазный’ мир все-таки еще сомневался в величии и благостности своего неверия, он был раздвоен, и в светлые промежутки он осуждал свое безбожие. Мир ‘социалистический’ в этрм отношении более целен, он самодовольно переживает свое безбожие, он гордится своим неверием. Если мир ‘буржуазный’ изобличали в том, что личность человеческую и душу человеческую он делает средством и орудием материальных интересов и материальной социальной среды, то еще более грешит этим мир ‘социалистический’ — он не видит личности человеческой, он не знает души человеческой, он ничего не знает, кроме материальной социальной среды. Этот мир целиком выброшен на поверхность, в нем нет никакой глубины. Все дурное, злое, бездушное в старом ‘буржуазном’ мире самодовольный ‘социалистический’ мир рабски заимствует, выкрадывает и далее развивает, Новый ‘социалистический’ мир и есть укрепление на веки веков и повсеместное распределение самодовольной ‘буржуазности’, не сознающей греха. Он не грехи отверг, а сознание греха и покаяние.
Но в старом ‘буржуазном’ мире, в мире наших отцов и дедов, было не одно дурное и злое — в нем были великие святыни и великие ценности. И вот эти святыни и ценности мир ‘социалистический’ отвергает и истребляет. В старом ‘буржуазном’ мире была святость и гениальность, явленные в ослепительных образах, в том мире были Пушкин и св. Серафим. В мире ‘социалистическом’ более не будет святых и гениев — они отрицаются всеми основами этого нового мира, они будут насильственно утоплены в серой безличной массе, в бескачественном коллективе, их возненавидят, как всякое возвышение. Новый мир растворит всякое качество в количестве. Много было хороших, добрых предрассудков в старом мире, которые ныне отвергнуты. К таким ‘буржуазным’ предрассудкам принадлежит признание элементарных норм всякого государственного и культурного существования, элементарных различий между добром и злом, обязательных для всякого нравственного существа. ‘Социалистический’ мир большевиков стал по ту сторону добра и зла, он впал не в безнравственность, а в нравственный идиотизм. Этот мир стал по ту сторону закона цивилизации, не выше ‘закона’, где уже царство благодати, а ниже его, где царство звериное. Старый ‘буржуазный’ мир признавал ‘предрассудок’ права, хотя и недостаточно последовательно, хотя и слишком часто изменяя ему. Новый ‘социалистический’ мир окончательно истребляет всякое право, отвергает самую идею права. Старый ‘буржуазный’ мир создал Великую Россию, великое русское государство, он признавал ‘предрассудок’ патриотизма, национальной чести, долга перед отечеством. Новый ‘социалистический’ мир отменил государство, расчленил Россию, превратил нашу родину в кучу мусора и надругался над патриотическим чувством, над национальной честью и достоинством в формах еще не виданных в истории. ‘Буржуазный’ мир принужден был все-таки считаться не только с материальным цензом (в переоценке его была его слабость и грех), но и с цензом духовным, с качественным началом в человеческой личности, с образованием, с талантом, с культурным развитием. Мир ‘социалистический’ отверг все качественные возвышения и различия, все духовные преимущества и личность человеческую отдает на растерзание количественной массе, угашает всякий индивидуальный свет в безличной темной массе. Он отверг ‘предрассудок’ о личности, о ее ответственности, о ее достоинстве, о ее первородной свободе. Это был христианский ‘предрассудок’, самим Богом раскрытый нам ‘предрассудок’. ‘Социалистический’ мир отверг старый ‘предрассудок’ о Боге. Вот в чем его тайна. Он совершил предательство вечности. Он отверг все вечное в старом ‘буржуазном’ мире, все непреходящие ценности и принял все тленное от него, все его корысти, все его греховное рабство.
Духовное оздоровление наступит тогда, когда поймут, что мир не делится на ‘буржуазный’ и ‘социалистический’, что ‘буржуазность’ и ‘социалистичность’ — абстракции, которым соответствует очень сложная и многообразная действительность как духовная, так и материальная. Остается вечным деление и противоположение мира добра и зла, красоты и уродства, истины и лжи, Бога и диавола. Это противоположение не есть противоположение человеческих интересов, оно выше и глубже. Облегчение наступит тогда, когда поймут, что идея ‘социалистического’ рая на земле и превращает нашу жизнь на земле в ад. В этом призрачном рае останется вся демоническая природа человека. Дикая сама по себе, она будет неистовствовать без узды и закона. Нужно думать не о земном рае и не о блаженстве, а об исполнении сурового долга, об осуществлении Божьей правды.

КОММЕНТАРИИ

Народоправство. 1917, No 18-19, 25 декабря, с. 3-6.
Духовные основы русской революции. Опыты 1917—1918 гг. СПб., 1999, с. 64-74.
1 Карлейль Т. Французская революция. История. СПб., 1907, с. 12. Ср. новый перевод: М., 1991, с. 16.
2 Слова ‘насколько можно серьезно о них говорить’ вычеркнуты.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека