Леонид Черский.
Леонид Черский.
О вере наших предков
О вере наших предков
———————————————
О вере наших предков, Черский Леонид Федорович, Год: 1907
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Слишком 900 лет тому назад, в 988 году до Рождестве Христове, при Владимире Святом, крестился русский народ, перешел из языческой веры в христианскую. До этого времени русские люди были идолопоклонниками и многобожниками: верили не в одного, а во многих богов, они думали, что каждый бог к своему делу приставлен так же, как люди на земле, и что над всеми этими мелкими богами есть набольший бог. Таким главным богом считался у наших праотцев, русских славян — Перун или Сварог. Он был богом молнии и грома, он же считался покровителем мира и помощником на войне, этот же бог посылал дождь на землю и освежал от солнечного зноя все живущее на земле. Солнцу тоже кланялись, как богу, и называли его Дажбогом или Ладо. И до сих пор в старинных-старинных песнях сохранилось имя этого бога. Вот хоть в песне:
‘А мы просо сеяли, сеяли,
Ой, Дид-Ладо, сеяли, сеяли!
А мы просо вытопчем, вытопчем,
Ой, Дид-Ладо, вытопчем, вытопчем,
A чем же вам вытоптать, вытоптать?
Ой, Дид-Ладо, вытоптать, вытоптать!
А мы коней выпустим, выпустим!
Ой, Дид-Ладо, выпустим, выпустим!’
Огонь тоже считали богом. Огонь и солнце были будто бы дети Сварога-Перуна и назывались сварожичами. Солнце особенно почиталось, ему кланялись больше, чем Перуну, хотя Перун и считался главным богом. В конце декабря, когда солнце входит в силу и дни становятся длиннее — праздновали коляду, думали, что солнце в это время наряжалось в праздничный сарафан и кокошник, садилось в телегу и поворачивало коней своих на летнюю дорогу. ‘Ехала коляда в малеваном возочку, на вороненьком конечку’, — пела молодежь в старину, славила солнце и собирала подаяние для общей жертвы и пира. Теперь в это время как раз приходится Рождество, и местами на Руси сохранился еще обычай колядовать в рождественский сочельник: молодежь ходит по деревне и поет ‘коляду’:
‘Коляда моя, коляда!
Уродилась коляда
Накануне Рождества.
За рекою за быстрою
В тех местах огни горят,
Огни горят великие,
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы.
Добры молодцы, красны девицы
Поют песни колядушки.
В средине их старик сидит,
Он точит свой булатный нож.
Возле котла козел стоит:
Хотят козла зарезати’.
Местами коляда называется ‘авсень’, ‘овсень’ или ‘таусень’ и празднуется на первый день нового года. Рано поутру ходят по избам мальчики, носят в мешке или рукавице хлебные зёрна, посыпают ими по избе и поют:
‘Мосточек мостили,
Сукном устилали,
Гвоздьми убивали.
Ой, овсень! ой, овсень!
Кому ж, кому ехать
По тому мосточку?
Ехать там овсеню
Да новому году.
Ой, овсень, ой, овсень!’
Другой праздник солнцу праздновали в конце зимы. В это время делали чучелу из соломы и называли ее ‘марой’ или ‘маранной’, возили чучелу по деревне и потом сожигали, это означало конец зиме. Теперь этот праздник называют масленицей и празднуют перед Великим постом. В некоторых деревнях на масленице возят и теперь в санях или чучело или разряженного мужика на колесе, да только никто, пожалуй, и не знает, для чего это делается, а наши прапрадеды, русские славяне, хорошо это знали: колесо у них означало солнце, и праздник этот они устраивали в честь солнца. Праздник сохранился у нас особенно живо потому, что совпадает теперь с заговением перед Великим постом. ‘Семь бед — один ответ’, думает русский человек: ‘придет Великий пост — во всех грехах покаюсь’, — и гуляет на масленице во всю свою широкую натуру. Не даром же масленица слывет ‘честною’ и в то же время ‘широкою’. В старинном сказании о честном семике и честной масленице вот как семик прославляет масленицу: ‘душа моя масленица, перепелиные косточки, бумажное твое тело, сахарные твои уста, сладкая твоя речь, красная краса, русая коса, тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трех- материна дочка, кеточка, ясочка, ты же моя перепелочка’.
Встречу весны праздновали, как только начинались сельские работы. Это время и теперь считается началом веселья молодежи. На красной горке, после Пасхи, начинают хороводы водить, петь песни, прославлять весну, играют свадьбы и поздравляют новобрачных. Вот старинная весенняя песня, сохранившаяся и до наших дней:
‘Весна красна!
На чем пришла?
На чем приехала?
На сошечке,
На бороночке.
Как и все девки на улице,
И все красные на широкой,
Одной девки нет:
Сидит она во тереме,
Ширинку шьет золотом,
Узду вязет тесменную.
Ах, горе великое!
Кому-то достанется?
Достанется моему суженому,
Моему ряженому’.
Древние русские люди верили, что весною, с пробуждением земли от зимнего сна, когда все кругом как будто воскресает, должны пробуждаться и усопшие. Поэтому и до сих пор сохранился обычай в ‘радуницу’ ходить на могилки родителей и окликать их примерно такими словами: ‘родимые наши матушки и батюшки! чем-то мы вас, родимых, прогневали, что нет от вас ни привету, ни радости, ни тоя прилуки родительской? Уж ты, солнце, солнце ясное! ты взойди со полуночи, ты освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не во тьме сидеть, не с бедой горевать, не с тоской вековать!’
Проводы весны, молодого весеннего солнца, тоже праздновались. Следы этих празднеств сохранились и до сих пор. Теперь празднуют ‘велики семик’ в четверг на ‘семицкой’ неделе. Это — девичий праздник. Красные девицы выходят в поле, плетут венки, убирают березку лентами и поют песни игральным, хороводные. Мы здесь припомним одну такую старинную семицкую песню, в которой солнце упоминается под именем ‘Ладо’:
‘Ой, Дидо! ой, Ладо! На кургане
Соловей гнездо завивает,
А иволга развивает.
Хоть ты вей, не вей, соловей,
Не бывать твоему гнезду свитому,
Не бывать твоим детям вывожатым,
Не летать им по дуброве,
Не клевать им яровой пшеницы,
Ой, Дидо! ой, Ладо! ой, Дидо!’
Сплетенные в семик венки пускают в Троицу или Духов день на воду и загадывают, как венок поплывет, в которую сторону, не потонет ли, не разовьется ли.
В честь летнего солнца, когда солнце дольше всего на небе остается и самые длинные дни бывать, устраивался праздник ‘купалы’ или ‘купавы’, остатки этого праздника сохранились до сих пор во многих местах в праздновании кануна Иванова дня, 23 июня. Вечером в этот день собирали травы, и травы те считались целебными и волшебными, зажигали костры и прыгали через огонь для очищения от всякого зла и для того же купались, приносили в жертву белого петуха: пением петуха день начинается, а белый цвет рассвет означает. Верили, будто в этот день деревья и травы беседуют меж собой, и беседу эту можно подслушать, а также можно и клад отыскать, если найдешь и сорвешь цветок папоротника, который будто бы только в эту ночь и расцветает, но показывается не всякому. На самом же деле папоротник никогда не цветет. Верили, будто солнце выезжает в этот день навстречу своему супругу-месяцу на трех конях: серебряному золотом и брильянтовом, и пляшет и рассыпает по небу искры. В этот день, как и на масленице, делали чучелу ‘мары’, только не сожигали, а топили ее в реке или озере. Местами теперь такой обычай есть: обматывают старое колесо соломой, продевают в него палку, зажигают солому и катят колесо с горы в реку, если огонь потухнет рано, то это будто бы означает, что не будет в этот год урожая, а если колесо вместе с огнем попадет в воду, то будет обильная жатва. Обычай этот сохранился с глубокой древности, когда люди молились солнцу, как богу, и изображали его в виде колеса (так как колесо круглое, как солнце, а спицы его будто лучи солнечные).
В этот же день древние русские люди праздновали ‘Ярилу’ и выбирали себе жен. Ярила — это весеннее солнце, бог весны и плодородия. Его представляли молодым красивым парнем, разъезжающим на белом коне, в белоснежной одежде, на голове у него венок из весенних полевых цветов, а в руке горсть ржаных колосьев. Куда ступит Ярила своими босыми ногами — там вырастает рожь, а куда он взглянет — там цветут колосья. В Белоруссии сохранились обычаи, напоминающие древний праздник в честь Ярилы. Во время первых посевов (в конце апреля) собираются по селам девушки, выбирают самую красивую, одевают в белое платье и сажают на белого коня, потом выходят в поле и водят вокруг выбранной девушки хороводы с песнями про Ярилу.
Верили наши предки и в будущую, загробную жизнь, думали также, что души умерших людей могут заботиться о живых или вредить им, и потому почитали усопших и молились им, как богам, молились ‘чур’ или ‘щуру’, а эти слова и значат — дед, прадед. Теперь многие суеверные люди верят в домового (хоть домового на самом деле никакого и нет), а домовой в древности и назывался чуром, только в старину домового считали добрым стариком, заботящимся о всех живых в доме, и не боялись его.
Когда кто-нибудь умирал в старину, то его клали в землю при дороге и насыпали над ним большой курган, или же тело его сожигали, пепел собирали и клали в кувшин, а кувшин выставляли на перекрестках, на столбах. Нередко вместе с умершим мужем закапывали в землю или сожигали жен. На могиле справляли ‘тризну’ — поминки: пили, ели, пировали, устраивали бой в честь усопшего.
Так как зимой всякая жизнь замирает, то прадеды наши думали, что и души умерших людей остаются зимой во мраке и засыпают, и пробуждаются от этого сна не вдруг, а мало-помалу, по мере того, как солнце поворачивается к лету. Вот почему думали в старину, думают многие легковерные люди и теперь, что на святках души усопших людей ходят по земле и показываются живым в виде разных животных, оттого и до сих пор сохранилась вера в оборотней, от этого же и ряженье на святках пошло, а также и гаданье. Гадали так: выходили по ночам на перекрестки, где хоронили умерших, и там слушали: не почудится ли чего, и что почудится, т6 и сбудется, в это верили в старину крепко. Теперь гаданье больше в забаву для молодежи обратилось, а все же те подблюдные песни, что сложены в старые времена, кое-где еще помнят. И мы здесь припомним одну такую старую-старую песню:
‘И я золото хороню, хороню,
Чисто серебро хорошо, хорошо.
Я у батюшки в терему,
Я у матушки в высоком.
Гадай, гадай, девица,
Отгадывай, красная:
В коей руке былина,
Змеиная крылица?
И я рада бы, гадала,
И я рада бы, отгадывала,
Кабы знала, видала:
Через поле идучи,
Русу косу плетучи,
Шелком первиваючи,
Златом приплетаючи.
Ах вы, кумушки, вы, голубушки!
Вы скажите, не утайте,
Мое золото отдайте!
Чем ближе к весне, тем более и более, по верованьям древних, души умерших пробуждаются и, являясь живым людям, более и более принимают человеческий образ, а весною они совсем воскресают и уже не страшны живым. В эту пору поминали умерших блинами, оставляли для них на могилках кушанья и, как раньше сказано, выкликали их. В конце весны, на семицкой неделе, в память умерших праздновали праздник ‘русалок’, и семицкая неделя называлась тоже ‘русальною’. Русалками же в старину назывались духи умерших людей, когда эти души принимали человеческий образ. Русалки будто бы появлялись на земле из рек, из подземного царства, с того света, и именно весной, когда вся природа оживает. С принятием христианства вера в русалок все еще не пропала в народе, только теперь люди стали думать, будто в русалок обращаются утопленники и души некрещеных младенцев. Поэтому, когда русалки выходят на землю, то они будто бы бегают по полям и кричат: ‘бух, бух! соломенный дух! меня мати породила, некрещену положила’, а когда кто русалку увидит или услышит, то стоит только сказать: ‘Я тебя крещаю, Иван и Марья, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь’, и будто тогда некрещеная душа возьмется ангелами. В русальную неделю устраивали девушки хороводы, делали чучелу русалки и с нею выходили в поле, а там, разметав чучелу или утопив ее, возвращались с песнями домой, и с этого дня уже русалки будто бы исчезали до следующей весны, — по лесу можно было ходить спокойно, не боясь, что русалка тебя защекочет. Так верили наши предки.
Кроме Перуна и Дажбога были у них и еще важные боги: Стрибог — бог ветров и Волос — скотный бог, покровитель домашнего скота. Кроме этих главных богов, по верованиям наших прадедов, древних славян, в мире было еще много невидимых существ, — духов, которые принимали иногда различные образы и показывались людям: в лесу, например, был лесовик или леший, в воде — водяник или водяной, в домах — домовик, домовой, гуменник, или овинник, короче сказать, в каждом уголке был свой дух — хозяин. Леший считался хозяином леса и появлялся только с пробуждением жизни в лесу, а осенью исчезал. Леший, будто бы, был так высок, как самое высокое дерево, и вместе так низок, как самая малая травка, волоса у него были длинные, зеленого цвета, борода косматая, весь он в шерсти. Леший считался покровителем всех зверей и помощником охотников. Говорили, что, принимая разные образы, леший иногда потешается над путником: заводить его в чащу леса, а потом с хохотом скрывается. Водяной представлялся тоже стариком с большой бородой и длинными волосами, а жил он в омутах, в каменных палатах, где у него собраны большие богатства. Верили, что водяной помогает рыбакам и загоняет в сети рыбу, а если ему не угодить, он зацепит сети, порвет их и самого рыбака затащит в омут.
У древних людей таким образом каждый уголок, каждая речка, ручеек, даже каждая гора или большой камень имели своего невидимого хозяина. И древний человек крепко верил, что каждому хозяину нужно было угодить, если только хочешь жить с ним в ладу, а то леший может завести тебя в непроходимые дебри или в болото, водяной затащит в омут, домовой задушит и т. д. Страшно было жить человеку в те далекие времена: на каждом шагу можно было нажить врага невидимого, прогневить чем-нибудь помимо своей воли того или иного бога. Оставалось одно средство оградить себя от всяких напастей: это умилостивлять заранее всех богов жертвами и празднествами в честь их. На жертвы прадеды наши и не скупились и даже доходили до того, что приносили в жертву богам людей, а иногда и своих собственных детей. Лешему пастух жертвовал корову из стада, охотник — краюху хлеба. Водяному весною, когда он проснется от зимнего сна и изломает лед, приносили в жертву лошадь, а рыбаки кроме того еще лили в воду масло. Покровительству домового посвящали всякую новую скотину в доме с приговором: ‘полюби, пой, корми сыто, гладь гладко’ — и домовой будто иногда так заботился о своей скотине, что даже таскал для нее из чужих закромов и сеновалов корм. Во всё это верят кое-где еще и до сих пор, несмотря на то, что люди просвещены Христовым учением и верить в домовых и леших теперь уже не следовало бы.
Храмов для своих богов наши предки не строили, а только иногда делали из дерева, серебра и золота идолов, изображения главных богов, и ставили тех идолов на пригорках под развесистыми деревьями, — тут и молились, и жертвы приносили, и праздники справляли. Особых людей для этого, жрецов, не было, жертвы приносили старики, старшие в роде, в семье. Были, правда, и такие люди, о которых думали, будто они знаются с богами, таких людей называли ведунами, колдунами, знахарями, кудесниками, чародеями, волшебниками, волхвами, ведьмами и бабами-ягами. Эти люди могли, будто бы, гадать о будущем, могли узнавать чужие мысли, могли находить пропавшее, насылали болезни, порчу. Многие из таких людей и сами думали, что они знаются с богами и все могут сделать, — такие обманывали и себя и других, а некоторые из них ни во что не верили и обманывали других людей потому, что это им. было выгодно, так как им носили подарки. Колдунов и ведьм все боялись, ходили к ним советоваться во всех затруднительных случаях жизни. Вера в ведьм и колдунов и теперь еще не везде пропала. Так в Малороссии и теперь еще верят, что в ночь на Ивана-купалу все ведьмы, бабы-яги и вся чертовщина слетаются па метлах и помелах на Лысу гору или Чертово Беремище под городом Киевом, и там играют свои поганые свадьбы и варят зелье на погибель людям. Не мало и теперь находится обманщиков, которые выдают себя за знахарей и колдунов и обманывают легковерных людей, получая за свой обман деньги и подарки.
Много времени прошло с тех пор как русский народ принял христианскую веру, — девять сотен лет прошло! Но многое еще — в обрывках песен, в разных поверьях, суевериях и приметах, в обычаях, праздниках и играх — сохранилось от глубокой, седой старины. Смысл, значение многого теперь уже утрачены, и делается так, по привычке, как деды делали, по старине. Прежде все это к месту да ко времени было, каждое лыко шло в строку, теперь же многое даже в забаву обратилось, а раньше серьезным делом казалось. И все это изменилось с 988 года после Рождества Христова, с того года, когда в Киеве Святой Равноапостольный князь Владимир принял православие и крестил сначала киевлян, а затем и весь русский народ.
Источник текста: Л. Черский. О вере наших предков. Издание 3-е. Читальня народной школы. СПб.: Издание Н. Н. Морева. Типография. А. Г. Гайдебуровой, 1907.