О. В. Миллер
По следам затерянных реликвий
* * *
* * *
* * *
О. В. Миллер. По следам затерянных реликвий, Лермонтов Михаил Юрьевич, Год: 1989
Время на прочтение: 5 минут(ы)
‘Наше наследие’, 1989, No 5
OCR Бычков М. Н.
Наверное, Лермонтов среди великих русских писателей занимает первое место по количеству невосполнимых потерь, связанных с его творчеством: утрачены автографы многих его произведений, в воспоминаниях о Лермонтове упоминаются не дошедшие до нас письма поэта и письма к нему, альбомы, картины, рисунки.
Утрат не перечесть. Вот одна из характерных историй. У П. С. Озерецкого, крестника Лермонтова, и Е. А. Арсеньевой хранился автопортрет поэта маслом на холсте, около тридцати рисунков, набросков и этюдов карандашом, тушью и акварелью, автографы его стихотворений.
После смерти Озерецкого все это досталось его экономке, и когда к ней приехал собиратель материалов о Лермонтове, большая часть рисунков поэта была уже изорвана ее маленьким сыном, а все другие бумаги, оставшиеся от Озерецкого, проданы калачнику по 40 коп. за пуд для завертывания калачей.
После гибели поэта все хранившиеся у него рукописи, кроме книги, подаренной В. Ф. Одоевским, были утрачены.
Н. П. Раевский, свидетель последних дней Лермонтова, писал, что друзья после похорон поэта взяли себе на память по листочку из рукописи ‘Героя нашего времени’. Какие-то автографы достались малограмотному слуге Лермонтова Саникидзе и также погибли.
Таких печальных происшествий в истории лермонтовского наследия много. Но вера в будущие счастливые находки поддерживается тем, что до сих пор обнаруживаются то неизвестные воспоминания о Лермонтове, то письмо о нем, то его рисунок, то даже его стихотворение.
В 1909 году в печати промелькнуло сообщение о том, что известному коллекционеру А. А. Бахрушину предложено приобрести ‘собственноручное стихотворение Лермонтова, в конце которого имеется рисунок, художественно исполненный карандашом, изображающий элегантную даму в сопровождении молодого мужчины’ (‘Речь’, 1909, 27 ноября, с. 3).
Автор краткой газетной заметки в заключение писал: ‘Говорят, что имеющийся на листке рисунок послужил причиной дуэли’. Больше никаких упоминаний об этом автографе обнаружить не удалось. В богатейшем литературно-театральном собрании А. А. Бахрушина находились некоторые лермонтовские материалы, но только изобразительного характера, а не рукописи. Если бы автограф был приобретен, вряд ли бы он мог затеряться. Скорее всего покупка по каким-то причинам не состоялась. Не исключено, что предложенная рукопись была признана поддельной.
В любом случае, упоминание о неизвестном лермонтовском автографе заслуживает тщательных разысканий.
Архив А. А. Бахрушина сохранился, и, по всей вероятности, какие-то следы этой истории в нем отыскать возможно.
В конце прошлого века увлеченный пензенский краевед Петр Кириллович Шугаев ездил по Чембарскому уезду и собирал материалы и воспоминания старожилов о В. Г. Белинском и М. Ю. Лермонтове. В 1898 году он опубликовал результаты своих разысканий в ‘Живописном обозрении’1. В третьей части своего очерка, посвященной Лермонтову, он, между прочим, замечает: ‘Года с два тому назад в Пензе в губернском статистическом комитете я видел прекрасный рисунок акварелью Михаила Юрьевича ‘Маскарад’ вышиною около 6-7 вершков и шириною 5, и в такой же точно рамке за стеклом, как и портрет. Тут же были две старинные прекрасные фарфоровые вазы, прежде принадлежавшие поэту. Эти вещи, как мне сообщили, принесены в дар будущему пензенскому музею П. Н. Журавлевым. Кроме того, как мне передавала сестра Журавлева еще в 1884 году, ее братом подарены или проданы, с точностью не упомню, любителю редкостей В. С. Турнеру, живущему в настоящее время в Пензе, эполеты М. Ю., которые были на нем во время несчастной дуэли с Мартыновым’. Изо всех этих реликвий только эполеты Лермонтова заняли место в Литературном музее Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, местонахождение остальных не известно.
Существование упомянутой акварели подтверждается еще некоторыми упоминаниями в печати, причем в них говорится не об одной, а о двух акварелях. В некоторых случаях авторы их называют картинами. 24 июля 1891 года в харьковской газете ‘Южный край’ сообщалось: ‘В одной из комнат тарханского дома на стене висят две акварели работы Лермонтова, из коих одна напоминает эпизод из жизни Пушкина, приведший гениального поэта к роковой развязке, а другая изображает сцену из ‘Маскарада’.
Через пять лет в ‘Пензенских губернских ведомостях’ (1896, 1 декабря) в очерке о Тарханах опять упоминаются две картины Лермонтова, подаренные П. Н. Журавлевым, управляющим тарханским имением, в музей при губернском статистическом комитете. И уже после публикации Шугаева в ‘Историческом вестнике’ находим следующее сообщение: ‘Между прочим, в доме Лермонтова в с. Тарханах Пензенской губернии года два тому назад заведующим музеем губернского статистического комитета г. Поповым найдены были в числе других картин две картины, которые приписываются работе М. Ю. Лермонтова и изображают: одна сцену в маскараде, а другая сцену из интимной жизни А. С. Пушкина. Картины эти, благодаря содействию управляющего имением в Тарханах, были переданы в распоряжение г. Попова и в настоящее время находятся в помещении музея статистического комитета. (‘Исторический вестник’, 1899, No 5, с. 765).
Кажется просто невероятным, чтобы о судьбе этих акварелей ничего нельзя было выяснить.
Ученик П. А. Висковатова, первого биографа Лермонтова, Е. А. Бобров, основываясь на его собственных рассказах и на своих воспоминаниях о нем, написал статью ‘Павел Александрович Висковатов’. Она не опубликована и хранится в рукописном отделе Пушкинского дома (ф. 677, ед. хр. 9).
В этой статье есть одно интересное свидетельство. Работая над составлением собрания сочинений Лермонтова, Висковатов подготовил полный вариант, куда вошли и неудобные для печати стихотворения. Бобров довольно бесцеремонно называет их порнографией. Издание в таком полном варианте было отпечатано в шести экземплярах.
Указание Боброва не дает возможности уточнить, были ли в этом полном варианте восстановлены строки, замененные в основном издании точками, или в него были включены юнкерские поэмы, а может быть, и еще какие-нибудь стихотворения, не попавшие в изданное большим тиражом собрание сочинений. Возможно, там могут оказаться и неизвестные стихи Лермонтова. В любом случае эти редчайшие тома представляют несомненный интерес.
Что касается нескромного характера стихов, не помещенных в основной корпус издания, то, во-первых, интересны любые стихи Лермонтова, а, во-вторых, понятия о недопустимости стихов для печати за сто лет значительно изменились.
Так откровенность нескольких строк стихотворения ‘Девятый час, уже поздно…’ заставила редактора дореволюционного академического издания Лермонтова Д. И. Абрамовича заменить их многоточием. Об этом, кстати, с возмущением писал А. Блок: ‘Исключено цензурой Г. Абрамовича (8 стихов)’. В издание же под редакцией Висковатова оно вообще не было включено. Теперь это стихотворение печатается полностью.
В литературном и ученом мире Петербурга 30-40-х годов прошлого века наряду с салонами Карамзиных и В. Ф. Одоевского большую роль играл дом А. Н. Оленина, президента Академии художеств, директора Публичной библиотеки, историка и археолога, одного из самых образованных людей столицы. Лермонтов бывал в этом доме, переписывался с Алексеем Николаевичем, а с его младшей дочерью Анной Алексеевной поэт был в самых дружеских отношениях. Об этом свидетельствует шутливый тон стихотворения Лермонтова, вписанного в альбом А. А. Олениной в день ее рождения 11 августа 1839 года. В одном из недавно опубликованных писем С. Н. Карамзиной2 описывается непринужденная дружеская атмосфера обеда у М. А. Щербатовой, на котором присутствовали Лермонтов, Оленина, Карамзина и Блудова.
А. А. Оленина всю жизнь с ранней юности вела дневник. Ее записи 1828-1829 годов сохранились и были изданы ее внучкой3. Здесь описаны встречи Олениной с Пушкиным. В предисловии упоминается, что альбомов с дневниковыми записями было несколько, существовал и дневник за более поздние годы. Для исследователя жизни и творчества Лермонтова особенно интересны были бы записи 1838-1841 годов. Сохранились ли они, не известно. Историк Л. В. Тимофеев, автор книги об Олениных ‘В кругу друзей и муз’, в разговоре с автором этих заметок высказал предположение, что неизвестные дневники Олениной могли находиться в Польше, где она жила после замужества. Кстати, изданный в 1936 году дневник был также обнаружен в Польше.
Следует обратить внимание на еще одно интересное сообщение, появившееся в газете ‘Голос’4, издававшейся А. А. Краевским, приятелем Лермонтова, хорошо знакомым с его творчеством.
‘Русский музей, учрежденный санктпетербургским собранием художников при мануфактурной выставке, приведен в настоящее время в окончательный порядок: все предметы обозначены нумерами и издан ‘Указатель’. Всего собрано в музее более тысячи предметов, не считая тельных крестов, монет, медалей, снимков, гравюр и прочее, в том числе около ста картин, между которыми находится также небольшая картина (No 539 указ.) нашего знаменитого поэта М. Ю. Лермонтова, изображающая горный пейзаж, сюжетом картины служит одно место из поэмы ‘Мцыри’.
Разыскания в ленинградских архивах, вероятно, могли бы рассказать о судьбе этой картины.
1 Шугаев П.К. Из колыбели замечательных людей — ‘Живописное обозрение’. 1898. No 25, с. 498-504.
2 Карамзина С. Н. Письмо Е. Н. Мещерской от 1 авг. 1839г. (пер. с фр.) — в кн.: ‘М. Ю. Лермонтов: Исследования и материалы.’
3 Оленина А.А. Дневник (1828-1829). Предисл. и ред. О. Н. Оом. Париж, 1916.
4 ‘Петербургская хроника’. ‘Голос’. 1870. 30 июня (12 июля), с. 1.