О умножающемся числе преступников во Франции, Неизвестные_французы, Год: 1807

Время на прочтение: 4 минут(ы)

О умножающемся числе преступников во Франции.

Статья сия писана беспристрастным новейших французских листков читателем, который не имел никакой посторонней причины изображать происшествия в ужасном виде. Тихий и человеколюбивый нрав сочинителя, обстоятельства жизни его, и самые события ручаются за справедливость того, о чем здесь написано.

Земля, коей жители с давних времен были сильною пружиною в судьбах других народов и приготовили богатый запас для истории людей и даже, можно сказать, всего человеческого рода, — Франция, сие государство, щедро осыпанное дарами природы, по власти всемощной судьбы в новейшие времена выставлена для такого примера, который должен бы послужить хорошим наставлением, если б только люди способны были читать историю не для забавы, но для науки. Рассматривать ужасную историю Франции новейших времен значило бы повторять всем уже известное и не соответствовало бы предпринятому мною намерению. Я хочу занять читателей моих изображением новейшей истории нравов сего чудесного народа.
К сожалению, последние годы представляют нам страшную картину нравов превращенной Франции. Здесь идет речь не о злодействах прежнего правительства и его клевретов, злодействах всем известных, — не об убийствах, содеянных для отвращения невинных препон замыслам честолюбивых властелинов, — не о несчастьях в которые недоверчивость и опасение повергли целые семейства под благовидными предлогами законов, нет, сии происшествия не принадлежат к истории нравов народных, они показывают только слабость и своекорыстную покорность тех людей, которые соглашались быть орудиями злодеяний.
Совсем другие рассуждения наполняют душу друга человечества при воззрении на новые листки французские. В такое время, когда после опустошительных бурь внутренней воины, по-видимому опять настала вожделенная тишина, и водворилась личная безопасность, — когда хитрая дальновидность и истинная нужда восстановили веру, — когда самая набожность и даже суеверие заступили место вольнодумства и безбожия, — такое время едва не каждый листок о происшествиях из Франции наполнен известиями о преступлениях! И число их столь велико, столь необычайно в летописях просвещенного века, что невозможно не трепетать от ужаса. Сии преступления не должно почитать за одно с пятнами, без которых нельзя изобразить человека в естественном виде, не должно смешивать и с теми проступками, коих начала сокрыты или в нерадивом воспитании, или в сущности устройства государственного, или в бедности, или в любостяжании, мщении и других склонностях всем людям общих, и такие проступки неизвинительны, по крайней мере понятны для всякого. Сии преступления не такие только, какие находим в летописях государств и городов обширных, они не такие только, какие свойственны людям возросшим в училище разврата, закоренелым в пороках и наконец подпавшим мечу правосудия, они не такие только, какие совершаются в столице и в больших городах французских, где более злодеяний, нежели во всех провинциях, взятых вместе. Нет! Там дух ада распространил, кроме убийств, кроме грабежей, еще другие ужаснейшие злодейства, неслыханные в других государствах. Отцы убивают детей своих, дети кинжалом и отравой низвергают родителей своих во мрак могилы: и все сие часто делается не в исступлении, но по обдуманному плану, по хладнокровном размышлении! Постыдные страсти, в других местах по крайней мере возрастом обуздываемые, там не имеют пределов: и дрожащий старик и нежный юноша равно подвержены разврату. Там ни союз родства и сожития, ни пол, ни звание не спасают от погибели: кипящая страсть требует удовлетворения, — первая мысль в минуту зарождения своего становится зрелым намерением, — один миг — и жертва обагряется кровью. И сии злодейства совершаются весьма нередко, невзирая на казнь преступников почти ежедневную, — невзирая на ссылку, ужасную для французов. Каждый день открываются новые злодейства, и хотя очень малая часть их доходит до сведения общества, однако число известных показывает великое приращение в последние годы. Злодейства сии, как видно по ведомостям, совершаются не такими людьми, которые, будучи испорчены опытами и удачами, забыли стыд и совесть, но даже дети, которые недавно отстали от младенческих игрушек, оскверняют уже юную душу свою помыслами об убийстве, и в крови обагряют свои руки. Девушки, в такие лета, когда природа наполняет сердце нежными чувствами, уже не уступают в жестокости закоренелым злодеям.
Трудно искоренить причины столь пагубного развращения нравов и нечестия. Обыкновенные в других землях поводы к распутству, также сила климата и государственного учреждения сюда не принадлежат. Не хотим искать причин сих в особливой наклонности французов к злодействам, как Цицерон говорил о галлах, желая спасти друга своего Фонтея, не хотим думать, будто весь многочисленный народ состоит из одних злодеев, хотя негодование против свирепости некоторых и заставляет иногда худо заключать о целом народе. Можно бы искать причины злодеяний в легкомыслии и пылкости французов, но сии свойства и прежде они имели, а злодейств менее во Франции было, нежели ныне. Прежнее правительство часто само подавало повод к злодействам и почти всегда награждало их во время революции, связи общежития были совершенно расторгнуты, все правила благонравия уничтожены, между тем как народ пылкий и легкомысленный сряду несколько лет смотрел на кровопролития, внезапный переход от волнений к спокойствию: вот что может служить объяснением пагубных событий. Далее — совершенное небрежение о воспитании детей, и одичавшие нравы молодых людей, которые потом возмужали, суть другие причины распространившихся злодеяний. Но главнейшая в том состоит, что легкомысленные властелины подчиняли власти своей веру и благонравие, что приноравливали их к господствующим обычаям, что по своему произволу низвергали Божество и опять посаждали его на престоле, и что приучили народ не уважать ничего священнейшего для человека. Как можно думать, чтобы человек — которому в здешней жизни обойтись нельзя без непостижимых впечатлений свыше — стал теперь дорожить утешением и наградою веры, или бояться укоризн ее и наказания, когда веру сию представляли ему то смешною и ненужною, то достопочтенной и необходимой, когда веру сию то отнимали у него, то опять насильно заставляли принять ее, смотря по выгодам и цели властелинов? Какое иметь будет доверие гражданин к правительству, сын к родителю, слуга к господину там, где веру переменяли как платье, и где довели простой народ до того, что он перестал уважать святыню, презрел благонравие, безбоязненно отважился на все злодейства, и погряз в пропасти разврата, которого следствия столь часто описываются теперь в листках французских, и останутся навсегда пятном неизгладимым?

(С нем.)

——

Об умножающемся числе преступников во Франции: (С нем.) // Вестн. Европы. — 1807. — Ч.35, N 19. — С.222-228.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека