О свобод печати.
(Разговоръ).
Вл. Короленко.
В защиту слова: Сборник. — 4-е изд. без перемен. — СПб. : Тип. Н.Н. Клобукова, 1906.
О свободе печати, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1906
Время на прочтение: 4 минут(ы)
— Признаюсь, мн очень трудно сказать что-нибудь интересное по вопросу о свобод печати. И я готовъ бы, кажется, лучше написать пять замтокъ о пяти другихъ предметахъ.
— Отчего же? Неужели вы находите, что это такъ сложно, или предметъ возбуждаетъ сомннія?
— Нтъ,— очень просто и никакихъ сомнній не возбуждаетъ. И потому именно трудно. Мысль загорается въ виду препятствій, возбуждается при необходимости усилія. Когда приходится убждать въ чемъ-нибудь, мы нечувствительно становимся на чужую точку зрнія. Изъ столкновенія мнній рождается свжая истина.
— И вы находите?..
— Что здсь передъ мыслію — ровная плоскость. Противниковъ нтъ.
— Парадоксъ! Значитъ — есть свобода слова?
— И свободы нтъ. Это парадоксъ самой жизни. Доказывать необходимость и величіе свободнаго слова трудно именно потому, что это давно доказано и очень краснорчиво, и очень убдительно. Поэтому мысль скользитъ, какъ столярный рубанокъ по плоскости, не только выстроганной, но даже отполированной ране… Она ни за что не задваетъ и ничего не сглаживаетъ въ своей области…
Обратитесь къ самымъ виднымъ и злымъ врагамь свободнаго слова, и вы напрасно будете искать у нихъ аргументовъ и общихъ началъ. Наоборотъ,— у нихъ же вы найдете защиту вашего собственнаго мннія… Нтъ ни одного пишущаго человка, у котораго хоть разъ въ жизни не вырвался бы искренній вопль противъ насилія и горячая хвала свободному слову. Даже аддй Булгаринъ,— прототипъ всхъ сикофантовъ и всхъ доносителей русской печати,— написалъ (правда, партикулярно) письмо, въ которомъ убдительно и краснорчиво говоритъ о зловредности, безнравственности и даже неблагонамренности цензурныхъ стсненій… Можетъ ли быть что-нибудь краснорчиве этого?.. Ослица Валаама, тронутая перстомъ Господнимъ, камни, вопіющіе ‘аминь’ на зовъ очевидной и великой истины, злые противники всякой свободы, прославляющіе свободу слова, это лучшіе и очонь старые аргументы…
‘Никакое праздное, дерзкое и ложное слово, прорвавшееся при свобод, не можетъ быть такъ вредно, какъ искусственная и насильственная отчужденность мысли отъ высшихъ интересовъ окружающей дйствительности. При свобод мннія всякая ложь не замедлитъ вызвать противодйствіе себ, и противодйствіе тмъ сильнйшее, тмъ благотворнйшее, чмъ рзче выразится ложь. Но нтъ ничего опасне и гибельне равнодушія и апатіи общественной мысли’.
Это написалъ Катковъ, и можетъ быть не мене интересно, что это цитировалъ (въ август 1901) г-нъ Скворцовъ въ ‘Миссіонерскомъ Обозрніи’. И можетъ ли ослабить значеніе этихъ словъ то обстоятельство, что это сказалъ человкъ, отъ доносовъ котораго погибло нсколько органовъ печати, и что это цитируетъ органъ, проповдующій угашеніе той самой религіозной мысли, въ пользу которой производилась цитата…
А вотъ и еще одинъ голосъ:
‘Три главныя идеи господствуютъ надъ мыслію и чувствомъ нашего образованнаго общества: идея свободнаго слова, свободной созсти и свободной личности. Какъ обольстительныя виднія, эти три мечты носятся надъ нашей интеллигенціей… Можно отодвинуть ихъ и замутить суровыми фактами дйствительности, но вытравить ихъ изъ сознанія теперешнихъ людей нельзя… Всякая мра, направленная къ общественному устроенію, если она не коснется одной изъ сказанныхъ трехъ идей, будетъ принята лишь вншне, притворно и не успокоитъ умовъ… Будущее свободнаго слова на Руси — лучезарно!’
Догадаетесь ли вы, что это пророчествуетъ ‘Гражданинъ’. А между тмъ это напечатано именно въ ‘Гражданин’, въ ноябр мсяц 1902 г. Съ кмъ же остается спорить, кого убждать? Нтъ споръ этотъ давно ршонъ и въ разум, и въ совсти всхъ. А то, что есть въ нашей дйствительности,— называется не разумомъ, а фактомъ, и есть не споръ, а ‘вншнее притворное’ преклоненіе передъ силой и злоупотребленіе ею…
Въ заключеніе позволю себ привести небольшой эпизодъ.
Въ Нижнемъ-Новгород въ голодный годъ (1891/2) губернаторъ Барановъ, любившій вншность всякихъ коллективныхъ совщаній, предложилъ на обсужденіе нижегородскаго продовольственнаго совщанія рядъ вопросовъ, разосланныхъ министромъ. Въ состав совщанія былъ одинъ интересный человкъ стариннаго склада — А. А. Зарубинъ, торговецъ, съ иконописной наружностью, съ огромной сдой бородой, съ своеобразною рчью и умными, лукавыми глазами. Когда онъ подалъ секретарю совщанія свой бланкъ съ отвтами на министерскіе вопросы,— на лиц секретаря выразилось недоумніе. Оказалось, что въ рубрик: ‘какъ сохранить крестьянскій скотъ’, старикъ написалъ явственно и четко:
‘Нсобходима свобода печати’.
— Вы вроятно ошиблись рубрикой? — спросилъ генералъ Барановъ.
— Нтъ, ваше превосходительство, не ошибся.
Это былъ странный человкъ, весьма далекій отъ того, что ипогда называютъ ‘либеральными шаблонами’, самобытный философъ и неутомимый обличитель всякихъ злоупотребленій. Въ то время онъ уже былъ раззоренъ своими сильными врагами, но все не унимался, продолжалъ свои обличенія и велъ жизнь губернскаго Діогена. Говорили, будто въ голов у него не все уже въ порядк.
Но я зналъ его и зналъ также, что онъ иногда юродствуетъ, но всегда со смысломъ и лукавствомъ. Поэтому при встрч я предложилъ ему вопросъ о ‘скот и свобод печати’.
— А вы думаете — это неправда? — спросилъ онъ.
— Правда, пожалуй, но… нсколько неожиданная…
— А вотъ я вамъ скажу: въ прошломъ году крестьяне уже голодали, но голодъ не признавался. И полиція усиленно продавала скотъ за недоимки. Я написалъ объ этомъ со словъ знакомыхъ мужиковъ письмо въ газету… Говорятъ — нельзя. ‘Цензура не пропускаетъ’. А теперь вотъ спрашиваютъ: какъ сохранить скотъ, который сами распродали за безцнокъ… Ну, вотъ… посмотрлъ я этотъ бланкъ и думаю: вотъ гд самое мсто сказать о свобод печати. Ну, что?..
Я, конечно, не возражалъ. Старый мудрецъ высказалъ непререкаемую истину: вопросъ о свобод слова назрлъ, переполнилъ собою всю русскую дйствительность и бьетъ изо всхъ щелей,— иной разъ очень далекихъ отъ существа самаго вопроса. Онъ связался тснйшимъ образомъ со всми другими вопросами русской жизни… Ршеніе его ясно. Его можно ‘отодвинуть и запутать суровыми фактами жизни’, какъ дв другія ‘обольстительныя мечты’, указанпыя ‘Гражданиномъ’, по вытравить ихъ изъ сознанія нельзя.
Настоящее русскаго слова тмъ тягостне, чмъ оно мене разумно. Но будущее его, конечно, ,,лучезарно’.