О ‘Сущности христианства’ Гарнака, Бердяев Николай Александрович, Год: 1907

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Николай Александрович БЕРДЯЕВ

О ‘СУЩНОСТИ ХРИСТИАНСТВА’ ГАРНАКА [725] [726]

Нельзя не порадоваться, что сравнительная свобода печати сделала, наконец, возможным появление в русском переводе известной книги Гарнака. Гарнак самый выдающийся специалист по истории христианства, и те, которые хотят познакомиться с результатами исторической критики в этой области, должны обратиться к его капитальным трудам. Гарнак дает гораздо больше, чем недавно переведенные книги Ренана и Штрауса [727]. Этот объективный ученый принадлежит к левому крылу современного протестантизма, его точка зрения есть последний результат рационалистического развития протестантизма. Гарнак — религиозно настроенный человек и сердечно любит Христа, но видит в Христе не Богочеловека, Спасителя и Искупителя, а совершенного человека, открывшего путь к Богу, своему и нашему общему Отцу. Для Гарнака, как и для Л. Толстого, с которым его толкование христианства имеет много общего, Евангелие есть учение Христа, а не учение о Христе. Он признает только синоптиков [728] серьезным источником для характеристики сущности христианства и отвергает Евангелие от Иоанна, которое всего более дает для определения самосознания Христа. Гарнак хочет определить сущность христианства на основании научно-исторических, критически-проверенных данных, но в действительности дает характеристику, согласную со своими субъективными верованиями, которые добыты не научным путем, а вытекают из настроения его сердца.
‘Сущность христианства’ — очень характерная книга для нашей эпохи, в ней соединяется рационалистическое сознание, отвергнувшее всю мистическую сторону религии, с благочестивой любовью к Богу и жаждой морального совершенства. Дух этот идет от рационалистического протестантизма, от Канта и нашел себе своеобразное воплощение в гениальной индивидуальности Л. Толстого. Гарнак прикован к Христу и христианству, в самом начале своей книги он говорит: ‘Мы будем заниматься исключительно христианством, потому что другие религии в глубине души более нас не трогают’. И вместе с тем отвергает он божественность Христа, чудеса и воскрешение на том основании, что все это научно, рационально недопустимо. Но истинная философия может только показать, что с чудом, воскрешеньем и божественностью Христа никакая наука, никакое позитивное знание ничего поделать не может. Рационализм, абсолютно отвергающий чудесное, претендующий произносить окончательный суд над откровением, сам есть враг, а не наука, особый вид религии, а не положительное знание. Увидеть сущность Христа Гарнаку мешает не только его рационалистическая вера, но и его отвлеченный морализм. В этом отношении очень характерны его слова: ‘Представление об искуплении как об обожествлении смертной природы является мало христианским, потому что в лучшем случае нравственный момент играет здесь только второстепенную роль’. Ясно, что для Гарнака сущность религии сводится к морали, а сущность христианства — к исполнению морального учения Христа и следованию примеру Его совершенной жизни. Но ведь моральное учение Христа не так уж оригинально и никакого переворота во всемирной истории не совершило. Люди отказывались от человеческого рассудка, выносили самые страшные муки, переворачивали мир во имя той истины, что Христос, сама Его личность есть путь мирового спасения, есть Искупитель и Спаситель, и захотели приобщиться к этому спасению в Таинствах. Если бы дело шло только о морали, то мораль Сократа и стоиков, Индр [729] и Ветхого Завета была достаточно хороша и возвышенна.
Вообще остается непонятным какое-то особенное, исключительное отношение Гарнака к Христу. Христос был, по его мнению, совершенным и боговдохновенным человеком, человеком особенно близким к Богу, и Христос учил возвышенной правде. Но в этой плоскости нет основания абсолютно отличать Христа от Будды или Сократа, и моральное учение Канта и даже Конта не должно показаться менее возвышенным, чем евангельское. Очевидно, у Гарнака есть какое-то неизъяснимое чувство, связывающее его с Христом, которое не находит никакого своего оправдания в его рационалистическом сознании.
О нем можно сказать то же, что и о Л. Толстом: если быть христианином в том смысле, в каком бывают люди кантианцами или марксистами, то нельзя придавать Христу исключительного, неповторимого значения и должно оставить всякий разговор о христианской религии. Раз навсегда должно быть философски установлено, что гражданин не тот, кого трогает моральное учение Христа и кому нравится следовать за Великим Учителем, а тот, кто верит во Христа, как Сына Божьего, и ищет спасения в приобщении к Его таинственной Личности. Но Гарнак хороший ученый и плохой философ и ему самому неясна невыносимая двойственность его позиции.
Во второй части лекций о ‘сущности христианства’ Гарнак дает характеристику православия, католицизма и протестантизма, и нужно сказать, что слабее всего то, что он говорит о православии, наиболее ему чуждом по духу. Как ученый, он верно устанавливает историческую связь восточного православия с греческим духом: православное вероучение, учение о Логосе и обо жении человеческой природы Искупителем действительно восприняло лучшие результаты греческой философии, а богодейство, совершающееся в богослужении и Таинствах православной церкви, действительно имеет сходство с греческими мистериями. Но это говорит не о том, что православие ‘представляется не создателем христианского духа с примесью греческих элементов, а создателем греческого духа с примесью христианских элементов’ (слова Гарнака), это научает нас лишь тому, что греческая философия и греческая религия вели неизбежно к христианству, подготовляли почву к восприятию Христа. Сама сущность православия, как она сказалась в восточной мистике, осталась Гарнаку непонятной. Католицизм и протестантизм Гарнак понимает лучше и высказывает тут много верного и интересного.
Коренная ошибка Гарнака в том, что учение о Богочеловечестве Христа и всю догматическую сторону христианства он считает интеллектуализмом, результатом умствования над Христом и Евангелием. Учению, интеллектуализму он противополагает простое понимание Евангелия и сердечную настроенность, все учение для него сводится к простой формуле: Бог и душа, душа и Бог.
Если в православной мистике, в учении об искуплении и спасении мира Богочеловеком Гарнак увидел только интеллектуализм, то это объясняется крайним интеллектуализмом, рационализмом сознания самого Гарнака: он по рационалистическим основаниям отвергает все мистические факты, не имеет органа для их восприятия и потому факт Божественности Христа и искупления Им мира показался ему умственной теорией. Верующие христиане потому дорожат догматами о Троичности, о Богочеловечестве Христа и т. д., что видят в них мистические факты, абсолютные и спасительные по своему значению. К этим фактам должно быть установлено прежде всего сердечное отношение, с ними завязывается практическое общение в Таинствах. Для Гарнака, отравленного рационализмом, Таинство есть остаток язычества и суеверие. Рационализм допускает лишь моральную сторону религии, но тогда религию для ясности лучше было бы совсем отбросить и оставить одну мораль. Гарнаку чужда новая постановка религиозных проблем, которая делается теперь у нас в России.
Он видит развитие христианства исключительно в отклонении протестантизма, который только и считает христианством, в сторону рационализма и морализма. Дальнейшего религиозного развития он не предвидит.
Сам Гарнак выше своего сознания, и читать его очень поучительно. Искренняя религиозная настроенность и глубокая ученость делают его книги значительными. Чтение отрицательной, критической литературы по христианству очень важно для проверки и очистки религиозного сознания. Традиционная богословская литература так затхла и мертва, что может скорее отвратить от веры людей свежих и ищущих. Произведения же Гарнака и ему подобных могут на многое навести.
В заключение нужно еще сказать, что вступительная статья В. Эрна проводит очень ценную и верную мысль. В. Эрн показывает, что невозможно научно-историческим путем определить ‘сущность’ христианства, и не без основания упрекает в философской беспринципности научно-исторические исследования христианства. ‘Сущность’ христианства может быть воспринята, определена и понята только религиозно, или нужно совсем отказаться от той мысли, что есть какая-то ‘сущность’ христианства. Вопрос о границах исторического исследования вообще имеет большое философское значение, а в применении к Христу и Евангелию вопрос этот приобретает значение религиозное.
Никакая наука, никакая история, никакие многотомные архивные исследования и критические проверки не могут решить вопроса: был ли Иисус из Назарета Богом или человеком. Вопрос этот решается только религиозным восприятием и ни от каких выводов науки не зависит.

Примечания

725 Живая жизнь. 1907, No 2, 20 декабря.
726 Гарнак. Сущность христианства. Со вступительной статьей В. Эрна ‘Методы исторического исследования и ‘Сущность христианства’ Гарнака’.
727 {1*} Имеются в виду ‘Жизнь Иисуса’ Ж.-Э. Ренана (1863) и ‘Жизнь Иисуса’ Д. Ф. Штрауса (1835). В России обе книги долгое время находились под запретом и лишь после революции 1905 г. и изменения цензурных условий они появились в России в переводах на русский язык. Книга Ренана была издана в 1906 г., книга Штрауса — в 1907-м.
728 {2*} Греческое слово ‘синоптики’ означает вместе смотрящие, т. е. Евангелия, одинаково отразившие жизнь Иисуса Христа (так называют Евангелия, от Матфея, от Марка и от Луки), в отличие от Евангелия от Иоанна, написанного совершенно иначе.
Синоптические Евангелия неоднократно соединялись в общее повествование. Одна из последних попыток этого рода предпринята о. Леонидом Лутковским. См.: Досье. Приложение к ‘Литературной газете’. Апрель 1990 г.
729 {3*} Непонятно о каких ‘Индрах’ идет речь. Индра — бог ведического пантеона, первоначально считавшийся богом грозы, дождя и грома, а впоследствии почитавшийся, как верховный бог, покровитель царской власти. По преданию, он был также первым индийским грамматиком, от него носит название целая школа грамматиков, так называемая Аиндра (т. е. происходящая от Индры). Скорее всего, здесь имеются в виду гимны Ригведы, посвященные Индре (таких гимнов в Ригведе около четверти).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека