(*) Симъ переводомъ изъ Gnie du christiаnisme обязаны мы женскому перу. И.
Все изящное, любезное, великое въ жизни составляютъ вещи таинственныя, чувства удивительнйшія суть т, которыя волнуютъ насъ смшаннымъ образомъ. Стыдливость, любовь, непорочная дружба добродтельная исполнены таинства. Можно сказать, что любящіяся сердца разумютъ другъ друга въ половину, и что, он только полуоткрыты. Невинность, которая есть ничто иное, какъ святое невденіе, не можетъ ли, въ свою очередь, быть самою недовдомою изъ таинствъ. Младенчество по тому щастливо, что не знаетъ ничего, старость по этому бдственна, что знаетъ все, но, къ ея щастію, при конц таинствъ жизни начинаются тайны смерти.
Что сказали мы о чувствованіяхъ, то можно сказать и о добродтеляхъ: самыя священныя, непосредственно произтекающія отъ Бога — какова есть милосердіе (charit) — любятъ скрываться отъ взоровъ, подобно Источнику своему.
Въ отношеніяхъ ума мы находимъ и удовольствія мысли черезъ тайны. Тайна иметъ столь высокое свойство, что первые люди: Азіи не говорили иначе какъ символами. Къ какой наукъ обращаются, безпрестанно, какъ не къ той, которая всегда оставляетъ что нибудь угадывать и которая останавливаетъ взоры на безконечной перспектив? Когда мы бродимъ въ пустын, то нкоторое неизъяснимое побужденіе заставляетъ насъ убгать равнинъ, гд можно все обнять однимъ взоромъ: мы ищемъ лсовъ, колыбели религгіи, сихъ лсовъ, которыхъ и снь и шумъ и безмолвіе исполнены чудесъ, сихъ пустынь, въ коихъ враны и пчелы питали первыхъ отцевъ церкви, и гд святые мужи, вкушая небесныя сладости, восклицали: Господи! я умру отъ радости, естли Ты не умришь моего блаженства! — Наконецъ, мы не останавливаемся у подножія новйшихъ памятниковъ, но естьли на необитаемомъ остров среди океана представится намъ бронзовое изваяніе, котораго простертая рука указываетъ на западъ, и котораго основаніе, покрытое гіероглифами, разрушено волнами и временемъ: то какой источникъ размышленій для странника! Все сокровенно, все неизъяснимо во вселенной. Самый человкъ не есть ли чудесная тайна? Откуда приходитъ молнія, которую мы называемъ жизнію? и въ какой нощи угасаетъ она? Всевчный поставилъ рожденіе и смерть въ видъ двухъ закрытыхъ фантомовъ на обоихъ концахъ пути нашего, первое есть непостижимое мгновеніе нашего существованія, неизбжно поглощаемое другимъ.
Посл такого стремленія человка къ таинственному, нтъ удивительнаго въ томъ, что религіи всхъ народовъ имютъ свои таинства. Индія, Персія, Еіопія, Скиія, Галлія, Скандинавія имли свои пещеры, горы и священные лса, гд Брамины, Маги, Гимнософисты, Друиды прорицали непостижимую волю боговъ своихъ.
Мы, конечно, не хотимъ сравнивать сихъ таинствъ съ таинствами истинной вры и непроницаемой глубины Всевышнягo, съ бренностію и тьмою сихъ боговъ, дѣ,ла рукъ человческихъ, но замтимъ, что нтъ религіи безъ таинствъ. Таинства сіи, соединенныя съ жертвоприношеніемъ, составляютъ сущность Богослуженія. Богъ Самъ есть великая тайна натуры, божество Египтянъ изображалось покровеннымъ, и сфинксъ всегда представлялся у преддверія его храмовъ.