О справедливости, Спенсер Герберт, Год: 1890

Время на прочтение: 36 минут(ы)

О справедливости.

(Статья Герберта Спенсера изъ ‘The Nineteenth Century’, мартъ и апрль 1890 г.).

Въ январской книг Nineteenth Century {Русская Мысль, кн. III.} я упомянулъ мимоходомъ, что ‘если мн удастся окончить IV часть Началъ этики, трактующую о ‘справедливости’, изъ которой въ настоящее время написаны только первыя главы, тогда я надюсь остановиться надлежащимъ образомъ на отношеніяхъ между этикою въ прогрессивномъ состояніи и этикою въ томъ состояніи, которое есть цль прогресса,— цль, всегда долженствующая быть признанной, хотя она не можетъ быть достигнута на самомъ дл’. Эти главы были написаны приблизительно годъ тому назадъ.
Такъ какъ можетъ случиться, что отдлъ, къ которому он относятся, никогда не будетъ доведенъ до конца, или же что окончаніе его надолго будетъ отложено и такъ какъ тема, затронутая въ нихъ, подвергается обсужденію въ настоящее время, то мн пришло на мысль, что было бы, пожалуй, не безполезно напечатать ихъ теперь же. Поэтому я и помщаю ихъ здсь.

I.
Этика животныхъ.

Лица, не читавшія перваго отдла этого сочиненія {Здсь длается ссылка на Данныя этики.}, будутъ удивлены подобнымъ заглавіемъ. Но главы о Поведеніи вообще и объ Эволюціи въ поведеніи должны были показать тмъ, кто читалъ ихъ, что здсь подразумвается нчто такое, что можно признать животною этикой.
Тамъ было показано, что поведеніе, о которомъ трактуетъ этика, не отдлимо отъ поведенія вообще, что высшее поведеніе — это то, которое ведетъ къ величайшей продолжительности, широт и полнот жизни, и что, слдовательно, существуетъ поведеніе, свойственное каждому виду животныхъ, которое есть относительно хорошее поведеніе,— поведеніе, относящееся къ этому виду, какъ поведеніе, нравственно одобряемое рами, относится къ человческому виду.
Большинство людей думаетъ, что содержаніе этики составляетъ поведеніе, разсматриваемое какъ вызывающее одобреніе или осужденіе. Но главное содержаніе этики составляетъ поведеніе, разсматриваемое объективно, какъ производящее хорошіе или дурные результаты для самого субъекта или для другихъ, или же для самого субъекта и для другихъ.
Даже т, которые полагаютъ, что этика трактуетъ только о поведеніи, заслуживающемъ похвалы или порицанія, тмъ самымъ уже признаютъ животную этику, ибо извстныя дйствія животныхъ возбуждаютъ въ нихъ антипатію или симпатію. На самца, прилетающаго съ кормомъ для своей самки, когда она сидитъ на яйцахъ, они смотрятъ съ одобреніемъ, къ куриц, отказывающейся высиживать свои яйца, они питаютъ чувство отвращенія, между тмъ какъ они сочувствуютъ той, которая вступаетъ въ драку ради защиты своихъ цыплятъ.
Эгоистическія, равно какъ и альтруистическія дйствія животныхъ распредляются на хорошія и дурныя. Если блка собираетъ запасъ корма на зиму, то мы считаемъ, что она длаетъ то, что должна длать блка, и, наоборотъ, если блка изъ лни не длаетъ запасовъ и умираетъ съ голоду, то мы считаемъ, что она несетъ заслуженное наказаніе за свою непредусмотрительность. Собаку, которая безъ борьбы уступаетъ кость другой собак и убгаетъ, мы называемъ трусомъ,— слово осужденія.
Такимъ образомъ, очевидно, что дйствія, ведущія къ сохраненію дтенышей или особи, мы считаемъ хорошими по отношенію къ виду, и обратно.
Только что указанные нами два разряда случаевъ альтруистическихъ и эгоистическихъ дйствій у животныхъ служатъ иллюстраціей для двухъ главныхъ и противуположныхъ принциповъ животной этики.
Въ незрломъ возраст получаемыя блага должны быть обратно пропорціональны тмъ способностямъ, которыми обладаетъ особь. Въ предлахъ семейной группы всего больше слдуетъ давать тому, кто всего меньше заслуживаетъ, если заслугу измрять достоинствомъ. Наоборотъ, по достиженіи зрлаго возраста блага должны измняться въ прямомъ отношеніи къ достоинству, достоинство же измряется приспособленностью къ условіямъ существованія. Плохо приспособленные должны претерпвать бдствія неприспособленности, а хорошо приспособленные — извлекать выгоду изъ своей приспособленности.
Вотъ т два закона, съ которыми долженъ сообразоваться видъ въ цляхъ самосохраненія: Ограничивъ это предложеніе высшими типами (ибо въ низшихъ типахъ вся помощь, оказываемая родителями дтенышамъ, сводится къ тому, что они вмст съ зародышемъ откладываютъ для нихъ небольшую долю питанія, въ результат чего громадная смертность должна уравновшиваться громадною производительностью),— ограничивъ, такимъ образомъ, предложеніе, говорю я, мы убдимся, что еслибъ блага, получаемыя дтенышами, были соотвтственны дятельной сил, то видъ исчезнулъ бы немедленно, и еслибъ блага, получаемыя взрослыми особями, были соотвтственны неспособности къ дятельности, то видъ исчезнулъ бы, выродившись въ теченіе немногихъ поколній (см. Principles of Sociology, 322).
Въ чемъ заключается этическая сторона этихъ принциповъ? Во-первыхъ, ими поддерживалась животная жизнь всхъ видовъ, кром самыхъ низшихъ. За исключеніемъ первичныхъ животныхъ (Protozoa), среди которыхъ ихъ дйствіе почти непримтно, мы видимъ, что безъ даровыхъ благъ дтенышамъ и заслуженныхъ благъ взрослымъ особямъ жизнь не могла бы продолжаться.
Во-вторыхъ, въ силу этихъ принциповъ, жизнь постепенно развилась въ высшія формы. Благодаря заботамъ о дтенышахъ, все возроставшимъ по мр совершенствованія организаціи, и благодаря переживанію наиболе приспособленныхъ изъ взрослыхъ особей въ борьб, все боле и боле обострявшейся по мр совершенствованія организаціи, постоянно вырабатывалось превосходство однихъ надъ другими и длалось возможнымъ дальнйшее совершенствованіе.
Съ другой стороны, несомннно, что эти самоотверженныя заботы о молодыхъ особяхъ и эта борьба за существованіе среди взрослыхъ были причиною хищничества и смерти отъ истощенія, ознаменовавшихъ эволюцію жизни съ самаго ея начала. Точно такъ же несомннно, что на процессахъ, возникающихъ изъ сообразованія съ этими принципами, лежитъ отвтственность въ порожденіи безпощадныхъ паразитовъ, формы которыхъ превосходятъ своею численностью всхъ другихъ животныхъ.
Для тхъ, кто составилъ себ пессимистическій взглядъ на животную жизнь вообще, разсмотрніе этихъ принциповъ можетъ, конечно, имть результатомъ только чувство неудовольствія. Но для тхъ, кто составилъ себ оптимистическій или меліористическій взглядъ на жизнь вообще и кто принимаетъ постулатъ гедонизма, разсмотрніе этихъ принциповъ должно имть слдствіемъ большее или меньшее чувство удовлетворенія, а осуществленіе ихъ должно быть ими одобрено въ этическомъ смысл.
Говоря иначе, эти принципы или представляютъ, согласно господствующему врованію, проявленія Божественной воли, или указываютъ, согласно агностическому врованію, тотъ способъ, которымъ дйствуетъ по всей вселенной непознаваемая сила, и въ томъ и другомъ случа они имютъ вытекающее отсюда оправданіе.
Но для настоящихъ цлей достаточно будетъ, не вдаваясь здсь въ окончательное обсужденіе вопроса объ отношеніяхъ пессимизма къ оптимизму, выступить съ гипотетическимъ постулатомъ и ограничить его однимъ какимъ-нибудь видомъ. Если желательно сохраненіе и благосостояніе такого вида, то отсюда неизбжно проистекаетъ одинъ крайне общій выводъ, а изъ этого послдняго три мене общихъ вывода.
Крайне общій выводъ состоитъ въ томъ, что сохраненіе вида обязательно иметъ перевсъ надъ сохраненіемъ особи. Несомннно, что видъ существуетъ лишь какъ совокупность особей, и несомннно, что, вслдствіе этого, благосостояніе вида есть цль, которой должно служить лишь макъ цли, служащей благополучію особей. Но такъ какъ исчезновеніе вида, означающее исчезновеніе всхъ особей, предполагаетъ безусловную неудачу въ достиженіи цли, тогда какъ при исчезновеніи особей, хотя и принимающемъ большіе размры, можетъ устоять нкоторое число, способное черезъ продолженіе вида сдлать эту цль осуществимою въ будущемъ, то сохраненіе особи должно въ извстной степени, измняющейся сообразно съ обстоятельствами, быть подчинено сохраненію вида, гд они сталкиваются между собою. Слдующія отсюда заключенія таковы:
Во-первыхъ, взрослыя особи должны сообразоваться съ закономъ, по которому получаемыя ими блага прямо пропорціональны имющимся у нихъ заслугамъ, если измрять заслуги способностью къ самопропитанію. Ибо въ противномъ случа видъ долженъ страдать двояко. Онъ долженъ страдать непосредственно, вслдствіе жертвъ, приносимыхъ боле, сильными особями мене сильнымъ, что влечетъ за собою общее уменьшеніе благосостоянія, и онъ долженъ страдать косвенно, способствуя умноженію мене сильныхъ и тмъ самымъ препятствуя умноженію боле сильныхъ особей и приходя къ послдовательному общему вырожденію, которое, если оно будетъ продолжаться, должно кончиться вымираніемъ.
Во-вторыхъ, въ раннюю пору жизни, прежде чмъ сдлалось возможнымъ самопропитаніе, а также и тогда, когда оно можетъ достигаться лишь отчасти, оказываемая помощь должна быть всего значительне тамъ, гд представляемое достоинство всего меньше,— получаемыя блага должны быть обратно пропорціональны имющимся заслугамъ, заслуги же измряются способностью къ самопропитанію. Если дтеныши не будутъ получать даровыхъ благъ, сначала безъ всякаго ограниченія, а затмъ ограниченныхъ черезъ постепенное уменьшеніе ихъ по мр достиженія зрлости, видъ долженъ исчезнуть вслдствіе вымиранія своихъ дтенышей. Здсь, конечно, требуется соразмрное самоподчиненіе взрослыхъ.
Въ-третьихъ, къ этому самоподчиненію, которое влекутъ за собой родственныя отношенія, въ извстныхъ случаяхъ присоединяется дальнйшее самоподчиненіе. Если, въ силу строенія вида и условій его существованія, частичныя или полныя жертвы нкоторыхъ изъ его особей настолько способствуютъ благосостоянію вида, что масса его поддерживается лучше, чмъ это могло бы быть при другихъ обстоятельствахъ, тогда является оправданіе для подобныхъ жертвъ.
Таковы т законы, съ какими долженъ сообразоваться видъ для поддержанія своей жизни, и если мы предположимъ, что желательно сохраненіе какого-либо отдльнаго вида, тогда возникнетъ для него обязательство сообразоваться съ этими законами, которые мы можемъ назвать, соотвтственно разсматриваемому случаю, gwtm-этическими или этическими.

II.
Дочелов
ческая справедливость.

Изъ двухъ существенныхъ, но противуположныхъ принциповъ дйствія, при соблюденіи которыхъ сохраняется каждый видъ, мы имемъ здсь дло только со вторымъ. Минуя законъ семьи, какъ совокупности взрослыхъ особей и дтенышей, мы должны теперь подвергнуть исключительному разсмотрнію законъ вида, какъ совокупности однхъ взрослыхъ особей.
Мы видли, что законъ этотъ заключается въ томъ, что особи, обладающія наибольшимъ достоинствомъ, если измрять достоинство приспособленностью ихъ къ условіямъ существованія, должны пользоваться наибольшими благами, и что низшія особи должны получать меньшія блага или претерпвать большія бдствія, или нести на себ и тотъ, и другой результатъ,— законъ, имющій своимъ выводомъ съ біологической точки зрнія переживаніе наиболе приспособленныхъ. Изложенный въ этическихъ выраженіяхъ, этотъ законъ гласитъ, что каждая особь должна подлежать слдствіямъ своей собственной природы и вытекающаго отсюда поведенія. На пространств всей дочеловческой жизни этотъ законъ держится безъ ограниченія, ибо не существуетъ никакихъ вліяній, которыя могли бы нарушить отношеніе между поведеніемъ и его слдствіемъ среди взрослыхъ особей.
Для того, чтобы вполн оцнить важность этого закона, намъ будетъ полезно остановиться на минуту и разсмотрть аналогичный законъ, или, врне, тотъ же законъ, проявляемый въ другой сфер. Помимо того, что онъ обнаруживается въ отношеніяхъ среди членовъ вида, хорошо или плохо питаемыхъ, соотвтственно ихъ хорошо приспособленной или плохо приспособленной дятельности, онъ обнаруживается и въ отношеніяхъ частей каждаго организма другъ къ другу.
Каждый мускулъ, каждая внутренность, каждая железка получаютъ количество крови, соразмрное съ ихъ функціей. Если они мало работаютъ, то получаютъ плохое питаніе и истощаются, если они много работаютъ, то получаютъ хорошее питаніе и ростутъ. Это равновсіе траты въ дйствіи и вознагражденія въ питаніи производитъ, въ то же время, равновсіе относительныхъ силъ въ частяхъ организма, такъ что организмъ, какъ цлое, оказывается приспособленнымъ къ существованію, если соотношенія его частей постоянно приноравливаются къ требованіямъ. И этотъ принципъ само приспособленія въ каждой особи, очевидно, параллеленъ тому принципу самоприспособленія, благодаря которому видъ, какъ цлое, сохраняетъ свою приноровленность къ сред. Ибо лучшее питаніе и большая производительность, выпадающія на долю тхъ членовъ вида, силы которыхъ и вытекающая изъ нихъ дятельность наиболе приноровлены къ потребностямъ, въ соединеніи съ худшимъ питаніемъ самой особи и дтенышей, сопровождающимъ мене приноровленныя силы и дятельности имютъ своимъ результатомъ такой выдающійся ростъ вида, какой ведетъ всего врне къ его переживанію среди окружающихъ условій.
И такъ, вотъ законъ дочеловческой справедливости, что каждая особь должна получать блага и претерпвать бдствія, проистекающія изъ ея собственной природы и согласнаго съ ней поведенія.
Но дочеловческая справедливость крайне несовершенна какъ въ общемъ, такъ и въ частностяхъ.
Въ общемъ она несовершенна въ томъ смысл, что существуютъ безчисленные виды, питаніе которыхъ зависитъ отъ полнаго истребленія другихъ видовъ, а это полное истребленіе предполагаетъ, что у видовъ, служащихъ добычей, отношенія между поведеніемъ и слдствіемъ его такъ часто нарушаются, что прочно поддерживаться они могутъ лишь въ весьма немногихъ особяхъ. Правда, что въ подобныхъ случаяхъ преждевременная утрата жизни, претерпваемая отъ враговъ почти всми членами вида, должна разсматриваться какъ результатъ ихъ природы — ихъ неспособности бороться съ гибельными вліяніями, которымъ они подвергаются. Но мы вправ признать ту-истину, что насильственное пресченіе громаднаго большинства жизней даннаго вида показываетъ, что справедливость, понимаемая такъ, какъ это было выше изложено, обнаруживается въ немъ лишь въ слабой степени.
Дочеловческая справедливость крайне несовершенна въ частностяхъ въ томъ смысл, что отношеніе между поведеніемъ и его слдствіемъ нарушается въ громадныхъ размрахъ случайностями,— такого рода случайностями, которыя безъ разбора обрушиваются на низшихъ и на высшихъ особей. Сюда относятся безчисленные случаи смерти, происходящіе отъ суровости климата и по большей части постигающіе лучшихъ членовъ вида наравн съ худшими. Сюда относятся другіе безчисленные случаи смерти, происходящіе отъ скудости пищи и уносящіе хорошихъ членовъ почти въ одинаковой мр съ плохими. Затмъ, среди низшихъ типовъ, смерть причиняютъ враги, дйствующіе такимъ образомъ, что какъ лучшія, такъ и худшія особи оказываются ихъ жертвами. И то же самое замчается при набгахъ паразитовъ, нердко крайне пагубныхъ. Они такъ же смло нападаютъ на самыхъ совершенныхъ особей, какъ и на наимене совершенныхъ, и такъ же часто истребляютъ ихъ.
Высокая степень размноженія, требуемая для уравновшенія громадной смертности среди низшихъ животныхъ, сразу показываетъ намъ, что долгое переживаніе не обезпечивается у нихъ превосходствомъ, и что, такимъ образомъ, дочеловческая справедливость, состоящая въ непрерывномъ воспріятіи результатовъ поведенія, поддерживается индивидуально лишь въ немногихъ случаяхъ.
И здсь мы подходимъ къ истин, имющей большое значеніе,— къ той истин, что дочеловческая справедливость становится боле ршительной по мр того, какъ организація становится выше.
Будетъ ли та или другая муха поймана ласточкой, схватитъ ли фараjнова мышь ту или другую изъ выведенныхъ въ одно время гусеницъ, будетъ ли въ ста сельдей та или другая сельдь проглочена китообразнымъ животнымъ, это — событіе, совершенно независимое отъ индивидуальной особенности: хорошіе и плохіе обращики подлежатъ одинаковой участи. Высшіе типы животныхъ находятся въ иныхъ условіяхъ. Острота чувствъ, чуткость, проворство длаютъ какое-либо единичное плотоядное особенно способнымъ къ обезпеченію себ добычи. Въ стад травоядныхъ, та особь, которая одарена самымъ острымъ слухомъ, самымъ зоркимъ глазомъ, самымъ тонкимъ чутьемъ или наибольшею быстротой, боле чмъ вс другія иметъ шансы спастись.
Очевидно, что чмъ выше умственныя и физическія свойства вида и, слдовательно, чмъ бблыцею онъ обладаетъ способностью бороться съ случайностями среды, тмъ мене продолженіе жизни каждой особи зависитъ отъ случайностей, отъ которыхъ она не можетъ предохранить себя. И очевидно, что по мр того, какъ становится замтнымъ этотъ результатъ общаго превосходства, становятся чувствительными и результаты частнаго превосходства. Индивидуальныя различія дарованій играютъ большую роль въ опредленіи индивидуальной судьбы. Здсь — недостаточность какой-либо способности сокращаетъ жизнь, тамъ — боле значительное дарованіе удлиняетъ ее. Это значитъ, что особи испытываютъ съ большею полнотой результатъ своей собственной природы,— справедливость является боле ршительной.
У животныхъ, ведущихъ одинокую жизнь, характеръ дочеловческой справедливости, такимъ образомъ, достаточно выраженъ, но, переходя къ животнымъ общежительнымъ, мы усматриваемъ присутствіе въ ней новаго элемента.
Простая ассоціація, подобная ассоціаціи овецъ или оленей, выгодна для особи и для вида лишь въ силу той боле дйствительной защиты, которая проистекаетъ отъ превосходства множества глазъ, ушей и носовъ надъ глазами, ушами и носомъ одной только особи. Благодаря тому, что тревога поднимается живе, вс извлекаютъ пользу изъ чувствъ наиболе тонко организованныхъ особей. Тамъ, гд эта кооперація, которую мы можемъ назвать пассивной, возвышается до степени активной коопераціи, какъ, напримръ, среди грачей., гд одинъ изъ стаи, сторожитъ другихъ, пока они дятъ, или среди бобровъ, гд извстное число работаетъ сообща надъ постройкою плотинъ, или среди волковъ, гд, благодаря плану нападенія, опредляющему различныя роли каждой особи, удается поймать добычу, тогда какъ въ противномъ случа она осталась бы не пойманной,— тамъ еще большая выгода получается особями и видомъ. И, говоря вообще, мы можемъ сказать, что общежительномъ и боле или мене активная кооперація устанавливаются въ томъ или другомъ вид лишь потому, что он для него выгодны, такъ какъ, въ противномъ случа, переживаніе наиболе приспособленныхъ должно воспрепятствовать ихъ установленію.
Но замтьте теперь, что эта выгодная ассоціація оказывается возможною лишь при соблюденіи извстныхъ условій. Дйствія, направленныя къ самопропитанію и совершаемыя каждою особью, совершаются боле или мене въ присутствіи другихъ, совершающихъ подобныя же дйствія, а это ведетъ къ большему или меньшему столкновенію. Если столкновеніе значительно, то оно можетъ сдлать ассоціацію невыгодной. Для того, чтобы ассоціація была выгодна, дйствія должны быть стснены до такихъ предловъ, которые оставляли бы въ баланс долю выгоды. Иначе переживаніе наиболе приспособленныхъ истребитъ ту разновидность, въ которой зарождается ассоціація.
Здсь встрчаемся мы, слдовательно, съ дальнйшимъ факторомъ въ дочеловческой справедливости. Каждая особь, получающая блага и претерпвающая бдствія, какъ результаты своей собственной природы и согласнаго съ ней поведенія, должна подчинять это поведете извстному стсненію для того, чтобы не препятствовать въ сильной степени тмъ дйствіямъ, которыми всякая другая особь достигаетъ благъ или навлекаетъ на себя бдствія. Среднее поведеніе не должно заключать въ себ нападеній, способныхъ по своимъ размрамъ причинять злополучія, которыя перевшивали бы благо, достигаемое при посредств коопераціи. Такимъ образомъ, къ положительному элементу въ дочеловческой справедливости присоединяется у животныхъ общежительныхъ элементъ отрицательный.
Необходимость соблюденія того условія, что каждый членъ группы, преслдуя цль самопропитанія и пропитанія дтенышей, не долженъ серьезно препятствовать одинаковымъ стремленіямъ другихъ, настолько ощущается тамъ, гд установлена ассоціація, что воспитываетъ видъ въ этомъ направленіи. Злополучія, испытываемыя отъ времени до времени, когда нарушаются предлы, постоянно вліяютъ на всхъ такимъ образомъ, что вызываютъ уваженіе къ предламъ, и съ теченіемъ времени это уваженіе становится природною чертой вида. Ибо очевидно, что неуваженіе къ предламъ, если оно достигаетъ значительныхъ и общихъ размровъ, производитъ распаденіе группы. Только т разновидности могутъ остаться общежительными разновидностями, въ которыхъ есть наслдственная склонность къ поддержанію предловъ.
Однакожь, дале возникаетъ такое общее сознаніе необходимости поддерживать предлы, что нарушители ихъ подвергаются наказаніямъ — не только со стороны обиженныхъ членовъ группы, но и со стороны группы, какъ цлаго. Слонъ роіесъ (слонъ-бродяга, всегда отличающійся необыкновенною злобой) былъ изгнанъ изъ стада, безъ сомннія, вслдствіе поведенія, наносившаго ущербъ остальнымъ,— вроятно, агрессивнаго. Говорятъ, что изъ колоніи бобровъ удаляютъ лниваго члена и, такимъ образомъ, не допускаютъ его пользоваться плодами трудовъ, въ которыхъ онъ не принимаетъ участія,— разсказъ, получающій еще большую достоврность отъ того факта, что рабочія пчелы умерщвляютъ трутней, когда въ нихъ нтъ боле надобности. Свидтельства наблюдателей въ различныхъ странахъ показываютъ, что стая воронъ, посл продолжительнаго и шумнаго совщанія, предаетъ немедленной казни члена-обидчика. Одинъ очевидецъ утверждаетъ, что если пара грачей таскаетъ сучья изъ сосднихъ гнздъ, то ея собственное гнздо разрывается въ клочья остальными грачами.
И такъ, мы видимъ здсь, что апріорное условіе гармонической коопераціи является въ сознаніи чмъ-то врод закона и нарушеніе его влечетъ за собою наказаніе.
Что особь должна испытывать вс хорошія и дурныя послдствія своей собственной природы и согласнаго съ ней поведенія, этотъ главный принципъ дочеловческой справедливости, изъ котораго проистекаетъ переживаніе наиболе приспособленныхъ, осложняется среди животныхъ, ведущихъ одинокую жизнь, только отвтственностью, лежащею на родителяхъ. У нихъ чисто-эгоистическія дйствія самопропитанія должны быть ограничены во время воспроизводительнаго періода только тмъ самоподчиненіемъ, которое необходимо для вскормленія дтенышей, но никакимъ инымъ самоподчиненіемъ. Однакожь, у животныхъ общежительныхъ, одаренныхъ значительною мыслительною способностью, благополучіе вида требуетъ порою дальнйшаго самоподчиненія.
Мы читаемъ о бизонахъ, что въ теченіе воспроизводительнаго періода быки образуютъ сторожевую цпь вокругъ коровъ и телятъ, чтобы защищатъ ихъ отъ волковъ и другихъ хищныхъ зврей,— образъ дйствія, подвергающій каждаго быка извстной опасности, но ведущій къ сохраненію вида. Изъ стада слоновъ, собирающагося выйти изъ лса, чтобы приблизиться къ водопою, сначала показывается одинъ и смотритъ кругомъ, развдывая, нтъ ли опасности, если онъ ничего не замчаетъ, то разставляетъ, въ качеств сторожей, нколько другихъ слоновъ, посл чего уже все стадо выходитъ изъ лса и погружается въ воду. Здсь немногіе подвергаются исключительной опасности для того, чтобы доставить большую безопасность многимъ. Еще въ сильнйшей степени представляетъ намъ этотъ образъ дйствій толпа обезьянъ, которая собирается для защиты или для освобожденія одного изъ своихъ товарищей, ибо хотя въ какомъ-либо частномъ случа видъ и не можетъ получить здсь выгоды, такъ какъ результатомъ можетъ явиться большая смертность, чмъ та, какая должна бы послдовать, однакожь, въ конц-концовъ, онъ все же выигрываетъ, обнаруживая черту, длающую нападеніе на его группы опаснымъ.
Слдовательно, если, благодаря такому поведенію, одна общежительная разновидность сохраняетъ или увеличиваетъ свою численность, между тмъ какъ другія разновидности, въ которыхъ не существуетъ направленнаго такимъ образомъ самоподчиненія, не достигаютъ этого, то такое поведеніе, очевидно, пріобртаетъ извстную санкцію. Такъ какъ конечная цль есть сохраненіе вида, то оказывается, что тамъ, гд случайная смертность особей ради защиты вида способствуетъ его сохраненію въ большей степени, чмъ это могло бы сдлать преслдованіе исключительнаго блага каждою особью, то, что мы признаемъ дочеловческою справедливостью, можетъ съ полнымъ основаніемъ подвергнуться этому второму ограниченію.
Остается только указать порядокъ первенства и соотвтственной важности этихъ принциповъ. Законъ отношенія между поведеніемъ и слдствіемъ, приносящій на пространств всего животнаго царства благосостояніе тмъ особямъ, которыя по своему строенію всего лучше приспособлены къ условіямъ своего существованія, и выражающійся съ этической стороны въ томъ принцип, что каждая особь должна воспринимать благо и зло, вытекающія изъ ея собственной природы,— это главный законъ, обязательный для всхъ существъ, и онъ примняется къ животнымъ, ведущимъ одинокую жизнь, безъ всякихъ ограниченій, если не считать того самоподчиненія, которое требуется отъ высшихъ изъ нихъ для вскормленія дтенышей.
У животныхъ общежительныхъ, въ возростающей степени, по мр увеличенія ихъ коопераціи, является законъ, второй по времени и сил и состоящій въ томъ, что т дйствія, посредствомъ которыхъ особь, но исполненіе требованій своей природы, достигаетъ блага и избгаетъ бдствій, должны имть свой предлъ въ необходимости не препятствовать подобнымъ же дйствіямъ товарищей. Такъ какъ существенное уваженіе къ этому закону въ среднемъ числ случаевъ есть условіе, при которомъ только и можетъ продолжаться общежительность, то онъ становится повелительнымъ закономъ для тхъ животныхъ, для которыхъ общежительность есть благо. Но очевидно, что этотъ второстепенный законъ представляетъ лишь спецификацію той формы, которую принимаетъ главный законъ въ условіяхъ общежительности, такъ какъ, утверждая, что въ каждой особи взаимодйствіе поведенія и слдствія должно быть ограничено вышеозначеннымъ способомъ, онъ тмъ самымъ подтверждаетъ, что это взаимодйствіе должно быть поддерживаемо во всхъ другихъ особяхъ.
Боле позднимъ по происхожденію и боле узкимъ по своей сфер является третій законъ — что при тхъ условіяхъ, когда, благодаря случайнымъ жертвамъ, приносимымъ нкоторыми членами вида, достигается благополучіе вида, какъ цлаго, возникаетъ санкція для подобныхъ жертвъ и соотвтственное ограниченіе закона, по которому каждая особь должна получать блага и претерпвать бдствія, проистекающія изъ ея собственной природы.
Въ заключеніе слдуетъ замтить, что между тмъ, какъ первый законъ безусловенъ для животныхъ вообще, а второй законъ безусловенъ для животныхъ общежительныхъ, третій законъ относится къ существованію такого рода враговъ, въ борьб съ которыми видъ больше выигрываетъ, чмъ теряетъ, жертвуя нсколькими изъ своихъ членовъ, за отсутствіемъ же подобныхъ враговъ это ограниченіе, предписываемое третьимъ закономъ, исчезаетъ.

III.
Челов
ческая справедливость.

Содержаніе послдней главы даетъ возможность предугадать содержаніе настоящей. Такъ какъ, съ эволюціонной точки зрнія, человческую жизнь должно считать дальнйшимъ развитіемъ дочеловческой жизни, то отсюда слдуетъ, что съ этой же самой точки зрнія человческая справедливость должна быть дальнйшимъ развитіемъ дочеловческой справедливости. Ради удобства, и та, и другая разсматриваются здсь отдльно, но по существу своему он однородны и составляютъ части одного непрерывнаго цлаго.
По отношенію къ человку, какъ и по отношенію ко всмъ низшимъ существамъ, законъ, при соблюденіи котораго сохраняется видъ, заключается въ томъ, что среди взрослыхъ индивидуумовъ наиболе приспособленные къ условіямъ своего существованія должны наиболе благоденствовать и что индивидуумы, наимене приспособленные къ условіямъ своего существованія, должны наимене благоденствовать,— законъ, влекущій за собою, если онъ ничмъ не нарушается, переживаніе наиболе приспособленныхъ и распространеніе наиболе приноровленныхъ разновидностей. И какъ рань. ше, такъ и теперь мы видимъ, что, разсматриваемый съ этической точки зрнія, этотъ законъ подразумваетъ, что каждый индивидуумъ долженъ получать блага и претерпвать бдствія, проистекающія изъ его собственной природы и соотвтственнаго съ ней поведенія, что онъ не долженъ встрчать препятствій къ пользованію тмъ благомъ, которое нормально доставляютъ ему его дйствія, и не долженъ имть возможности взваливать на плечи другихъ то зло, которое приносятъ ему его дйствія.
До какихъ размровъ это зло, естественно вытекающее изъ его дйствій, можетъ быть добровольно принято на себя другими лицами, намъ нтъ надобности разбирать это теперь. Ограничивающія слдствія состраданія, милосердія и великодушія будутъ разсмотрны позже въ отдлахъ, трактующихъ объ ‘отрицательной благотворительности’ и ‘положительной благотворительности’. Здсь же насъ занимаетъ одна только чистая справедливость.
Законъ, происходящій такимъ образомъ и такимъ образомъ выраженный съ этической стороны, есть, очевидно, тотъ законъ, который по общимъ понятіямъ считается справедливымъ. Поговорки и сужденія, какія намъ ежедневно случается слышать, заключаютъ въ себ представленіе о томъ, что поведеніе и его слдствіе не должны быть разъединены. Когда о человк, претерпвающемъ какое-либо несчастіе, говорятъ: ‘ему некого винить, кром самого себя’, то здсь подразумвается убжденіе, что онъ не иметъ основаній для жалобъ. Въ приговор, произносимомъ надъ человкомъ, навлекшимъ на себя бду своею неразсудительностью или дурными поступками, ‘онъ пожинаетъ то, что самъ посялъ’,— кроется увренность, что связь причины и слдствія законна. То же можно сказать и о замчаніи: ‘онъ получилъ только заслуженное’. Подобное же убжденіе подразумвается, когда, наоборотъ, вмсто зла, результатомъ является добро. ‘Онъ вполн заслужилъ свою награду’, ‘онъ не получилъ должной награды’,— эти замчанія указываютъ на присутствіе въ людяхъ сознанія, что между производимымъ усиліемъ и достигаемою выгодой должно существовать извстное соотношеніе.
Та истина, что справедливость выражается сильне по мр того, какъ организація становится выше,— истина, которую мы разсматривали въ послдней глав, иллюстрируется еще ярче, когда мы переходимъ отъ дочеловческой справедливости къ человческой справедливости. Степень справедливости и степень организаціи совершенствуются одновременно. Это обнаруживается одинаково и всею человческою расой, и высшими ея разновидностями, какъ представляющими контрастъ низшимъ.
Мы видли, что боле высокій видъ животныхъ отличается отъ низшаго въ томъ смысл, что такъ какъ его совокупность подвержена меньшей смертности отъ разрушительныхъ вліяній, то каждый изъ его членовъ подлежитъ среднимъ числомъ въ теченіе боле долгаго времени нормальному отношенію между поведеніемъ и его слдствіемъ, здсь же мы видимъ, что человческая раса, какъ цлое, представляющая гораздо низшую степень смертности въ сравненіи съ почти всми низшими породами, обыкновенно подчиняетъ своихъ членовъ на гораздо боле продолжительные періоды хорошимъ и дурнымъ результатамъ хорошо приспособленнаго и дурно приспособленнаго поведенія. Мы видли, вмст съ тмъ, что такъ какъ у высшихъ животныхъ большая средняя продолжительность жизни даетъ возможность индивидуальнымъ различіямъ обнаруживать свое дйствіе въ теченіе боле долгихъ періодовъ, то въ результат этого несходная судьба различныхъ особей опредляется въ большихъ размрахъ тмъ нормальнымъ отношеніемъ между поведеніемъ и его слдствіемъ, которое составляетъ справедливость, здсь же мы видимъ, что въ человчеств несходства дарованій въ еще большей мр и въ теченіе еще боле продолжительныхъ періодовъ проявляютъ свое дйствіе, благопріятствуя высшимъ и нанося ущербъ низшимъ въ непрерывномъ взаимодйствіи поведенія и его слдствія.
То же замчается и въ цивилизованныхъ разновидностяхъ человчества при сравненіи ихъ съ дикими разновидностями. Еще боле пониженная степень смертности показываетъ, что здсь существуетъ относительно еще большая пропорція, члены которой, въ теченіе долгой жизни, извлекаютъ пользу изъ хорошо приспособленныхъ дйствій и претерпваютъ зло отъ дурно приспособленныхъ дйствій. И, вмст съ тмъ, очевидно, что какъ большія различія въ продолжительности жизни индивидуумовъ, такъ и большія различія въ ихъ соціальномъ положеніи означаютъ, что въ цивилизованныхъ обществахъ, боле чмъ въ дикихъ обществахъ, различія дарованій и вытекающія отсюда различія поведенія способны вызывать соотвтственныя имъ различія результатовъ, хорошихъ и дурныхъ: справедливость значительне.
Человческая раса показываетъ намъ наглядне, чмъ низшія породы, что общежительность устанавливается потому, что она выгодна для той разновидности, въ которой возникаетъ, отчасти увеличивая общую безопасность, отчасти облегчая добываніе пищи. И она показываетъ намъ, что степень общежительности опредляется тою степенью, въ какой она служитъ такимъ образомъ интересамъ разновидности. Ибо тамъ, гд разновидность состоитъ изъ членовъ, питающихся сырыми продуктами, индивидуумы соединяются лишь въ небольшія группы, дичь и плоды, которые приходится разыскивать на далекомъ пространств, могутъ поддерживать только ихъ. Тамъ же, гд земледліе обезпечиваетъ пропитаніе значительнаго числа людей на небольшой площади и гд сопутствующее ему развитіе промышленности вводитъ многочисленные и разнообразные виды коопераціи, тамъ возникаетъ бблылая степень общежительности.
Но то, что лишь въ слабой степени обозначалось среди низшихъ существъ, ярко обнаруживается въ человчеств, а именно, что выгоды сотрудничества могутъ достигаться лишь при выполненіи извстныхъ требованій, предъявляемыхъ ассоціаціей. Взаимныя препятствія, способныя возникать во время преслдованія своихъ цлей индивидуумами, живущими въ близкомъ сосдств другъ съ другомъ, должны удерживаться въ такихъ предлахъ, чтобы оставался избытокъ выгоды, получаемой благодаря общежитію. Нкоторые типы людей, какъ, напримръ, аборы, ведутъ одинокую жизнь, потому что ихъ чрезмрная агрессивность не позволяетъ имъ жить вмст. И въ виду этого крайняго случая, становится ясно, что хотя во многихъ первобытныхъ группахъ индивидуальный антагонизмъ нердко причиняетъ ссоры, однакожь, группы поддерживаются въ силу того, что члены, ихъ получаютъ въ баланс долю выгоды — главнымъ образомъ, въ отношеніи большей безопасности. Точно также ясно, что, по мр того, какъ общины развиваются и раздленіе въ нихъ труда усложняется, преимущества коопераціи могутъ достигаться не иначе, какъ посредствомъ еще лучшаго поддержанія предловъ дятельности каждаго человка, необходимость которыхъ вызывается одновременною дятельностью другихъ. Эта истина иллюстрируется отсутствіемъ благоденствія и состояніемъ упадка въ тхъ общинахъ, гд нападенія индивидуумовъ другъ на друга такъ часты и значительны, что препятствуютъ каждому изъ нихъ въ отдльности получать нормальные результаты своихъ поступковъ.
Потребность во взаимномъ ограниченіи индивидуальной дятельности, эта потребность, которая, какъ мы видли, настолько ощущается извстными низшими общежительными существами, что они подвергаютъ наказаніямъ тхъ, кто не ограничиваетъ ихъ должнымъ образомъ,— являясь боле повелительною среди людей и боле отчетливо сознаваемою ими, порождаетъ еще рзче выступающую привычку подвергать наказаніямъ обидчиковъ. Хотя въ первобытныхъ группахъ обыкновенно предоставляется каждому обиженному самому расправляться съ обидчикомъ, и хотя даже въ обществахъ феодальной Европы защита и отстаиваніе своихъ правъ считались во многихъ случаяхъ личнымъ дломъ каждаго человка, однако, постепенно и непрерывно вырабатывалось такого рода представленіе о необходимости внутренняго порядка, а вмст съ этимъ представленіемъ такого рода чувство, что наложеніе наказаній со стороны общины, какъ цлаго, или со стороны назначаемыхъ ею агентовъ вошло мало-по малу въ привычку. А что система законовъ, устанавливающихъ предлы дйствій и предписывающихъ наказанія за ихъ нарушенія, есть естественный продуктъ человческой жизни, протекающей среди соціальныхъ условій, это показываетъ тотъ фактъ, что среди многочисленныхъ націй, сложившихся изъ разнообразныхъ типовъ человчества, однородныя дйствія, одинаково разсматриваемыя, какъ провинности, были запрещаемы въ однородной форм.
Вс эти ряды фактовъ длаютъ очевидной истину, признаваемую если не теоретически, то практически, что каждый индивидуумъ, совершающій дйствія, направленныя къ поддержанію жизни, и не встрчающій препятствій къ полученію ихъ нормальныхъ, хорошихъ и дурныхъ результатовъ, обязанъ совершать эти дйствія въ тхъ предлахъ, которые ставятъ ему подобныя же дйствія другихъ индивидуумовъ, точно также долженствующихъ получать какъ хорошіе, такъ и дурные нормальные результаты своихъ поступковъ. И въ общихъ, если не въ опредленныхъ чертахъ это составляетъ то, что люди называютъ справедливостью.
Мы видли, что среди низшихъ общежительныхъ животныхъ справедливость въ своей универсальной и простой форм, помимо того, что она ограничивается самоподчиненіемъ, вытекающимъ изъ родственныхъ отношеній, и въ извстной степени самостсненіемъ, требуемымъ ассоціаціей, подвергается въ нкоторыхъ случаяхъ дальнйшему незначительному ограниченію, вслдствіе частичныхъ или полныхъ жертвъ, приносимыхъ особями ради защиты вида. Теперь же мы видимъ, что въ самомъ высшемъ общежительномъ существ это дальнйшее ограниченіе примитивной справедливости принимаетъ широкіе размры.
Это дальнйшее самоподчиненіе, которое среди низшихъ существъ обусловливается только необходимостью защиты противъ враговъ, принадлежащихъ къ другимъ видамъ, обусловливается среди человческихъ существъ еще необходимостью защиты противъ враговъ, принадлежащихъ къ тому же виду. Сдлавшись господствующими обитателями земной планеты и распространившись всюду, гд есть пища, люди всюду оказываются помхою другъ другу и, благодаря происходящей отсюда взаимной вражд, жертвы, налагаемыя войнами между отдльными группами, сдлались гораздо значительне жертвъ, приносимыхъ ради защиты группъ противъ низшихъ животныхъ. Нтъ никакого сомннія въ томъ, что въ человческой рас, какъ и въ низшихъ породахъ, истребленіе группы или разновидности не предполагаетъ истребленія вида, и отсюда слдуетъ, что та обязанность, какая существуетъ относительно самоподчиненія въ интересахъ группы или разновидности, занимаетъ низшее мсто сравнительно съ обязанностью пропитанія дтенышей, за неисполненіемъ которой видъ долженъ исчезнуть, и низшее мсто сравнительно съ обязанностью стснять дйствія до предловъ, указываемыхъ соціальными условіями, за неисполненіемъ которой группа распадается. Однакожь, ее должно считать обязанностью въ той мр, въ какой поддержаніе вида достигается поддержаніемъ каждаго члена изъ его группъ.
Но самоподчиненіе, оправдываемое такимъ образомъ и становящееся въ извстномъ смысл обязательнымъ, ограничивается тмъ самоподчиненіемъ, какое требуется для оборонительной войны. Только потому, что сохраненіе группы, какъ цлаго, ведетъ къ сохраненію жизней ея членовъ и ихъ способности преслдовать цли жизни, есть основаніе жертвовать нкоторыми изъ ея членовъ, а это основаніе не существуетъ боле, когда война является наступательной, а. не оборонительной.
Можно, конечно, возразить, что такъ какъ наступательныя войны полагаютъ начало той борьб между группами, которая кончается истребленіемъ слабйшихъ, то наступательныя войны, благопріятствуя заселенію земной планеты сильнйшими, служатъ интересамъ расы. Но если даже допустить, что побжденныя группы всегда состояли изъ людей, отличающихся меньшею умственною и физическою приспособленностью къ войн (чего не было на самомъ дл, ибо это отчасти вопросъ численности, и меньшія группы могутъ состоять изъ боле способныхъ воиновъ), то и тогда нашелся бы подходящій отвтъ. Лишь въ первыхъ стадіяхъ человческаго прогресса развитіе силы, храбрости и хитрости иметъ первостепенную важность. Посл того, какъ образовались значительныя по размру общества и было вызвано необходимое для ихъ организаціи самоподчиненіе, иныя, высшія свойства пріобртаютъ первостепенную важность, и борьба за существованіе, ведущаяся при помощи силы, не всегда благопріятствуетъ переживанію наиболе приспособленныхъ. Тотъ фактъ, что еслибъ не простая случайность, то Персія завоевала бы Грецію, и тотъ фактъ, что татарскія орды чуть было не сокрушили европейскую цивилизацію, показываютъ, что отъ наступательной войны можно ожидать пользы для интересовъ расы лишь тогда, когда не выработалась способность къ высокой соціальной жизни, и что, по мр того, какъ эта способность развивается, наступательная война начинаетъ все боле и боле препятствовать, а не содйствовать человческому благосостоянію. Говоря кратко, мы можемъ сказать, что достиженіе такой стадіи, на которой возникаютъ этическія соображенія, есть достиженіе стадіи, на которой наступательная война, отнюдь не обезпечивающая преобладанія расъ, способныхъ подняться на высокій уровень соціальной жизни, и несомннно оказывающая вредную нравственную реакцію какъ на побдителей, такъ и на побжденныхъ, не можетъ быть доле оправдываема, и лишь война оборонительная сохраняетъ за собою quasi-этическое оправданіе.
Здсь слдуетъ замтить, что самоподчиненіе, требуемое оборонительною войной, и необходимость того ограниченія отвлеченнаго принципа справедливости, которое она предполагаетъ, принадлежатъ къ переходному состоянію, обусловленному столкновеніемъ физическихъ силъ въ расахъ, и что они исчезаютъ тамъ, гд расы достигли мирнаго состоянія. Это значитъ, что вс вопросы, касающіеся размровъ подобныхъ ограниченій, входятъ въ составъ того, что мы отмтили подъ названіемъ относительной этики, и не признаются тою абсолютною этикой, которая трактуетъ лишь о принципахъ правильнаго поведенія въ обществ, составленномъ изъ человческихъ существъ, вполн приспособленныхъ къ соціальной жизни.
Я подчеркиваю здсь это различіе, такъ какъ послдующія главы покажутъ намъ, что, признавъ его, мы легче можемъ разобраться въ запутанныхъ проблемахъ политической этики.

IV.
Чувство справедливости.

Принятіе ученія объ органической эволюціи опредляетъ извстныя этическія идеи. Это ученіе предполагаетъ, что многочисленные органы въ каждомъ изъ безчисленныхъ видовъ животныхъ выработали въ себ, прямо или косвенно, приспособленность къ жизненнымъ требованіямъ, вслдствіе постояннаго соприкосновенія съ этими требованіями. Одновременно, благодаря глубокимъ видоизмненіямъ, развивались чувствованія, инстинкты, душевныя движенія и умственныя свойства, необходимые для надлежащаго пользованія этими органами, мы видимъ это на заключенныхъ въ клтку грызунахъ, которые безцльно упражняютъ свои рзцы, на общежительныхъ животныхъ, тоскующихъ, если они не могутъ присоединиться къ своимъ товарищамъ, на бобрахъ, которые, будучи лишены свободы, обнаруживаютъ свою страсть къ постройк плотинъ, собирая въ кучу вс попадающіеся имъ камешки и палочки.
Закончился ли вмст съ первобытнымъ человкомъ этотъ процессъ умственнаго приспособленія? Могутъ или нтъ человческія существа все боле и боле приноровлять свои чувства и мысли къ тмъ условіямъ жизни, которыя имъ предписываются достигнутымъ ими соціальнымъ положеніемъ? Должны ли мы допустить, что природа, приспособившая ихъ къ потребностямъ дикаго состоянія, не потерпла и не потерпитъ измненій отъ возникшихъ потребностей цивилизованной жизни? Или же мы должны предположить, что эта первобытная природа, чрезъ подавленіе однхъ чертъ и укрпленіе другихъ, получила возможность приблизиться мало-по-малу къ такой природ, которая видитъ въ развитомъ обществ подходящую для себя среду и считаетъ требуемыя имъ проявленія дятельности нормальными? Многіе сторонники эволюціоннаго ученія не врятъ, повидимому, въ непрерывную приспособляемость человчества. Обращая лишь поверхностное вниманіе на очевидность, представляемую сравненіемъ различныхъ человческихъ расъ между собою, или однхъ и тхъ же расъ въ различные вка, они совершенно игнорируютъ выводъ изъ явленій жизни, взятой въ ея цломъ. Но злоупотребленія дедуктивнымъ методомъ разсужденія не исключаютъ злоупотребленія индуктивнымъ методомъ. Еслибъ кто-нибудь отказался поврить тому, что новолуніе превратится черезъ мсяцъ въ полнолуніе, и, пренебрегая наблюденіями, накопленными прошедшимъ, настоялъ бы на томъ, что будетъ въ теченіе трехъ недль самъ наблюдать послдовательные фазисы луны и только тогда въ этомъ убдится, то его сочли бы человкомъ, доходящимъ до безразсудства въ своемъ увлеченіи индукціею. Но не было бы несправедливо поставить рядомъ съ нимъ и тхъ, которые, презирая индуктивное доказательство неограниченной приспособляемости, какъ физической, такъ и умственной, представляемое животнымъ царствомъ вообще, не хотятъ допустить приспособляемости человческой природы къ соціальной жизни, пока приспособленіе не совершилось, и больше того — даже игнорируютъ тотъ очевидный фактъ, что оно совершается.
Здсь мы примемъ за неизбжный выводъ изъ ученія органической эволюціи, что высшій типъ живыхъ существъ не мене, чмъ вс низшіе типы, долженъ непрерывно приспособляться къ тмъ требованіямъ, которыя предъявляются обстоятельствами. И мы, слдовательно, станемъ на ту точку зрнія, что среди измненій, производимыхъ такимъ образомъ, имютъ мсто и нравственныя измненія.
Тотъ фактъ, что отягощеніе желудка любимымъ кушаньемъ, причинившее тошноту, можетъ имть своимъ дальнйшимъ результатомъ отвращеніе къ этому кушанью, показываетъ, какъ, въ области чувствованій, опытъ устанавливаетъ ассоціаціи, вліяющія на поведеніе. И тотъ фактъ, что домъ, въ которомъ мы потеряли жену или ребенка, или гд намъ пришлось вынести продолжительную болзнь, становится до такой степени нераздльнымъ съ тягостнымъ состояніемъ духа, что мы избгаемъ его, достаточно иллюстрируетъ, въ области душевныхъ движеній, тотъ способъ, которымъ дйствія могутъ быть опредляемы чрезъ мысленныя сцпленія, образовавшіяся въ теченіе жизни. Когда обстоятельства, среди которыхъ существуетъ видъ, длаютъ обычными извстныя отношенія между поведеніемъ и слдствіемъ, то находящіяся въ соотвтственной связи съ ними чувства могутъ явиться характеристическими свойствами вида. Или унаслдованіе видоизмненій, порожденныхъ привычкой, или боле многочисленныя переживанія особей, имющихъ крпкое строеніе, измнявшееся надлежащими способами, постепенно образуютъ руководящія стремленія, побуждающія къ соотвтственному поведенію и отклоняющія отъ несоотвтственнаго. Контрастъ между безстрашными птицами, найденными на островахъ, никогда до тхъ поръ не посщавшихся людьми, и птицами, живущими вокругъ насъ и обнаруживающими страхъ передъ человкомъ, какъ только он очутятся вн своего гнзда, служитъ примромъ подобныхъ приспособленій.
Въ силу этого процесса выработались до нкоторой степени среди низшихъ существъ и вырабатываются дале въ человк чувства, соотвтствующія потребностямъ соціальной жизни. Наступательныя дйствія, обыкновенно вредныя для той группы, въ которой они происходятъ, нердко бываютъ вредны и для совершающихъ ихъ индивидуумовъ, ибо хотя ими и могутъ быть пріобртены извстныя удовольствія, однакожь, они часто влекутъ за собою страданія боле сильныя, чмъ эти удовольствія. И обратно, поведеніе, стсненное до требуемыхъ предловъ, не вызывающее враждебныхъ страстей, благопріятствуетъ гармонической коопераціи, оказывается выгоднымъ для группы, а, слдовательно, оказывается выгоднымъ и для средняго числа ея индивидуумовъ. А потому отсюда вытекаетъ, при равенств другихъ условій, стремленіе къ группамъ, составленнымъ изъ членовъ, обладающихъ этою приспособленностью природы — переживать и распространяться.
Среди соціальныхъ чувствъ, развивающихся такимъ образомъ, одно изъ наиболе важныхъ есть чувство справедливости. Разсмотримъ теперь ближе его сущность.
Зажмите ноздри животному, и оно будетъ длать бшеныя усилія, чтобы высвободить свою голову. Свяжите его члены, и оно станетъ жестоко надрываться, чтобы сбросить съ себя путы. Посадите его на цпь, и оно не скоро прекратитъ свои попытки вырваться на свободу. Заключите его въ клтку, и оно долго будетъ метаться изъ стороны въ сторону. Обобщая эти примры, мы видимъ, что одновременно съ тмъ, какъ стсненія тхъ дйствій, которыми поддерживается жизнь, достигаютъ крайнихъ предловъ, возростаетъ и сопротивленіе, оказываемое этимъ стсненіямъ. И обратно, стремительность, съ какой птица пользуется возможностью вспорхнуть, и радость спущенной съ цпи собаки,— свидтельствуютъ о сил любви къ безпрепятственному движенію.
Обнаруживая подобныя же чувства подобнымъ же способомъ, человкъ обнаруживаетъ ихъ и другими, боле широкими путями. Невидимыя стсненія столько же раздражаютъ его, сколько и видимыя, и по мр того, какъ онъ поднимается на боле высокую степень развитія, на него начинаютъ вліять обстоятельства и дйствія, боле косвеннымъ образомъ благопріятствующія или мшающія ему въ преслдованіи его цлей. Мы пояснимъ эту истину посредствомъ сравненія. Первоначально чувство собственности удовлетворяется лишь обладаніемъ пищей и кровомъ и вслдъ за этимъ одеждою, но поздне оно удовлетворяется обладаніемъ тмъ оружіемъ и тми снарядами, которые помогаютъ добывать ихъ, затмъ обладаніемъ сырыми матеріалами, служащими для производства оружія и снарядовъ и для иныхъ цлей, затмъ обладаніемъ деньгами, за которыя можно пріобртать ихъ, равно какъ и всякія другія вещи, затмъ обладаніемъ обязательствами уплаты, подлежащими обмну на деньги, затмъ переводомъ на банкира.
Это значитъ, что является удовольствіе, доставляемое правомъ собственности, все боле и боле отвлеченнымъ и все боле и боле удаляющимся отъ матеріальныхъ удовлетвореній. То же можно сказать и о чувств справедливости. Начинаясь съ радости, ощущаемой вслдствіе сознанія въ себ способности пользоваться физическими силами и достигать проистекающихъ отсюда благъ, сопровождаемое раздраженіемъ при прямыхъ препятствіяхъ, это чувство постепенно отвчаетъ боле широкимъ отношеніямъ: оно вызывается то случайностями личной подчиненности, то случайностями политической подчиненности, то случайностями классовыхъ привилегій, то политическими перемнами. Наконецъ, это чувство, иногда такъ мало развитое въ негр, что онъ насмхается надъ отпущеннымъ на волю товарищемъ, потому что у него нтъ господина, который заботился бы о немъ, до такой степени развивается въ англичанин, что малйшему нарушенію какой-нибудь формальной процедуры на публичномъ митинг или въ парламент, не могущему касаться его существенно, онъ противупоставляетъ бурное сопротивленіе, такъ какъ это нарушеніе способно какимъ-либо отдаленнымъ и косвеннымъ путемъ содйствовать облеченію возможными полномочіями неизвстныхъ властей, которыя, быть можетъ, вздумаютъ предписать непредвиднныя тягости и стсненія.
И такъ, ясно, что эгоистическое чувство справедливости есть субъективное свойство, отвчающее тому объективному требованію, которое составляетъ справедливость, — требованію, чтобы каждый взрослый индивидуумъ подлежалъ хорошимъ и дурнымъ послдствіямъ своей собственной природы. Ибо если способности не имютъ простора для своей дятельности, то эти результаты не могутъ быть достигаемы или претерпваемы, и если нтъ чувства, побуждающаго къ сохраненію сферы этой свободной дятельности, то эта сфера будетъ захвачена, и свободной дятельности будутъ поставлены преграды.
Мы можемъ понять, такимъ образомъ, какъ развивается эгоистическое чувство справедливости, но гораздо трудне понять, какъ развивается альтруистическое чувство справедливости. Съ одной стороны выводъ тотъ, что альтруистическое чувство справедливости можетъ возникнуть лишь вслдствіе приспособленности къ соціальной жизни. Съ другой стороны выводъ тотъ, что соціальная жизнь становится возможной лишь вслдствіе соблюденія тхъ правомрныхъ отношеній, которыя предполагаютъ альтруистическое чувство справедливости. Какъ могутъ быть выполнены эти взаимныя требованія?
Отвтъ на это заключается въ томъ, что альтруистическое чувство справедливости можетъ возникнуть лишь при помощи чувства, временно заступающаго его мсто и сдерживающаго дйствія, внушаемыя чистымъ эгоизмомъ, — проальтруистическаго чувства справедливости, какъ мы можемъ назвать его. Это послднее иметъ нсколько составныхъ элементовъ, которые мы должны разсмотрть по порядку. Первое чувство, отклоняющее отъ нападенія, это — чувство, которое мы видимъ среди животныхъ вообще — боязнь возмездія. Среди существъ, принадлежащихъ къ одному виду, найденная одною изъ особей пища или занятое ею боле удобное мсто до нкоторой степени обезпечиваются за нею тмъ страхомъ, которое испытываетъ большинство другихъ передъ местью, могущей послдовать за какою бы то ни было попыткой отнять ихъ, а среди людей, въ особенности въ первобытныхъ стадіяхъ соціальной жизни, подобный страхъ боле, чмъ что другое, упрочиваетъ за каждымъ человкомъ необходимый просторъ для его дятельности и исключительное пользованіе всмъ тмъ, что она приноситъ ему.
Дальнйшимъ стсненіемъ является боязнь порицанія со стороны незаинтересованныхъ членовъ группы. Хотя изгнаніе изъ стада слона ‘рогеса’ или казнь, которой подвергаютъ грачи или аисты провинившагося члена стаи, показываютъ намъ, что даже и среди животныхъ особямъ приходится страдать отъ враждебнаго общественнаго мннія, однако же, врядъ ли можно допустить, чтобы среди животныхъ ожиданіе общей непріязни препятствовало захватамъ. Но въ человчеств, въ большей мр ‘заглядывающемъ въ будущее’, мысль объ общественномъ позор обыкновенно оказывается дополнительною преградой къ дурнымъ поступкамъ одного человка относительно другаго.
Къ этимъ чувствамъ, которыя проявляютъ свое дйствіе прежде, чмъ установилась какая-либо соціальная организація, слдуетъ прибавить и чувства, возникающія по учрежденіи политической власти. Когда побдоносный вождь достигаетъ постояннаго главенства и начинаетъ заботиться объ упроченіи своей власти, въ немъ рождается желаніе воспрепятствовать тому, чтобы въ сред его народа люди наносили другъ другу обиды, такъ какъ проистекающіе отсюда раздоры ослабляютъ его племя. Права личной мести и, какъ это было въ феодальныя времена, частной войны ограничиваются и одновременно съ этимъ вырабатываются запретительныя мры противъ дйствій, ихъ вызывающихъ. Страхъ наказаній, слдующихъ за нарушеніемъ этихъ запретовъ, есть опять-таки дополнительная преграда.
Поклоненіе предкамъ вообще, развиваясь вмст съ развитіемъ общества въ спеціальныя умилостивительныя жертвы духу умершаго вождя, а вслдъ затмъ духу умершаго царя, придаетъ еще большую святость повелніямъ, изданнымъ имъ въ теченіе жизни, а когда, вмст съ учрежденіемъ культа, онъ становится богомъ, тогда его повелнія длаются божественными завтами и нарушеніе ихъ сопровождается наказаніями, внушающими страхъ.
Эти четыре рода страха дйствуютъ въ одномъ и томъ же направленіи. Страхъ возмездія, страхъ общественной непріязни, страхъ законнаго наказанія и страхъ божественнаго мщенія, соединенные въ различныхъ размрахъ, образуютъ сложное чувство, обуздывающее первоначальное стремленіе къ преслдованію желаемыхъ цлей безъ вниманія къ интересамъ ближнихъ. Не заключая въ себ ни малйшей доли альтруистическаго чувства справедливости, въ точномъ смысл этого слова, это проальтруистическое чувство справедливости служитъ временно для того, чтобы вызывать уваженіе къ взаимнымъ притязаніямъ и длать возможною соціальную кооперацію.
Существа, становящіяся общежительными, начинаютъ стремиться къ чувству симпатіи въ той степени, какая соотвтствуетъ ихъ умственному уровню. Не можетъ быть, конечно, и рчи о томъ, чтобы возникающее такимъ образомъ стремленіе къ симпатіи было исключительно или преимущественно такого рода, какъ оно обыкновенно подразумвается, ибо въ нкоторыхъ существахъ оно почти не выходитъ за предлы сочувствія въ страх, а въ другихъ почти не выходитъ за предлы сочувствія въ свирпости. Все, что мы хотимъ сказать, это то, что среди общежительныхъ существъ чувство, проявляемое однимъ, способно вызвать однородныя чувства въ другихъ, и способно вызвать ихъ въ той мр, въ какой умственный уровень этихъ другихъ существъ позволяетъ имъ различать признаки чувства. Въ двухъ главахъ Основъ соціологіи — ‘Общественность и симпатія’ и ‘Альтруистическія чувства’ — я постарался выяснить, какъ возникаетъ симпатія вообще и какъ рождается, въ конц-концовъ, альтруистическая симпатія.
Мы приходимъ, слдовательно, къ тому выводу, что такъ какъ при помощи проальтруистическаго чувства справедливости поддерживалось среди людей общежитіе, то тмъ самымъ поддерживались условія, при которыхъ можетъ развиваться и альтруистическое чувство справедливости. Въ постоянной групп, въ теченіе цлаго ряда поколній, происходятъ событія, одновременно вызывающія въ ея членахъ изъявленія одинаковыхъ душевныхъ движеній — радости по случаю побдъ или спасенія отъ опасности, по случаю добычи, сообща захваченной, по случаю найденныхъ обильныхъ источниковъ пропитанія, равно какъ и стованій по случаю пораженій, голодовокъ, суровости погоды и т. д. И къ этимъ боле значительнымъ удовольствіямъ и страданіямъ, ощущаемымъ всми вмст и выражающимся такъ, что каждый видитъ въ другихъ признаки чувствъ, подобныхъ тмъ, которыя волнуютъ его самого и которыя онъ выказываетъ, слдуетъ присоединить и мене значительныя удовольствія и страданія, ежедневно доставляемыя общими трапезами, забавами, играми и нердко повторяющимися непріятными происшествіями, затрогивающими нсколькихъ лицъ сразу. Такимъ образомъ воспитывается симпатія, длающая возможнымъ альтруистическое чувство справедливости.
Но альтруистическое чувство справедливости не скоро принимаетъ высшую форму, отчасти потому, что его главный элементъ достигаетъ высокаго развитія лишь въ одномъ изъ позднйшихъ фазисовъ прогресса, отчасти потому, что оно сравнительно сложно, и отчасти потому, что оно требуетъ силы воображенія, недоступной низменнымъ умамъ. Бросимъ взглядъ на каждую изъ этихъ причинъ.
Всякое альтруистическое чувство предполагаетъ знакомство по опыту съ соотвтствующимъ эгоистическимъ чувствомъ. Подобно тому, какъ, не испытавъ страданія, нельзя сочувствовать страданію, и подобно тому, какъ человкъ, не имющій музыкальнаго слуха, не можетъ постигнуть удовольствія, которое музыка доставляетъ другимъ, такъ альтруистическое чувство справедливости можетъ возникнуть лишь посл того, какъ возникло эгоистическое чувство справедливости. Отсюда слдуетъ, что тамъ, гд это послднее не получило значительнаго развитія или было подавлено неблагопріятно обставленною соціальною жизнью, альтруистическое чувство справедливости остается элементарнымъ.
Сложность этого чувства сдлается для насъ очевидной, если мы обратимъ вниманіе на то, что оно иметъ отношеніе не только къ конкретнымъ удовольствіямъ и страданіямъ, но иметъ, главнымъ образомъ, отношеніе къ тмъ или другимъ обстоятельствамъ, длающимъ эти удовольствія и страданія достижимыми или предотвратимыми. Такъ какъ эгоистическое чувство справедливости удовлетворяется чрезъ поддержаніе тхъ условій, которыя открываютъ свободный доступъ къ достиженію удовлетворенія, и раздражается при нарушеніи этихъ условій, то отсюда вытекаетъ, что альтруистическое чувство справедливости требуетъ для своего возбужденія не только представленій о подобныхъ удовлетвореніяхъ, но и представленій о тхъ условіяхъ, которыя въ одномъ случа поддерживаются, а въ другомъ нарушаются.
И такъ, для того, чтобъ быть способнымъ на это чувство въ его развитой форм, очевидно, необходимо обладать сравнительно большею силой воображенія. Тамъ, гд ощущенія, вызывающія симпатію, суть простыя удовольствія и страданія, высшія общежительныя животныя подчасъ обнаруживаютъ ее: состраданіе и великодушіе чувствуются ими порою, какъ и человческими существами. Но для того, чтобы представить себ одновременно не только чувства, явившіяся въ другомъ, но и всю сложность дйствій и отношеній, связанныхъ съ появленіемъ подобныхъ чувствъ, необходимо совмстить въ своей мысли большее количество элементовъ, нежели то, какое можетъ быть сразу воспринято низшимъ существомъ. Дойдя же до боле отвлеченныхъ формъ чувства справедливости, касающихся общественныхъ порядковъ, мы увидимъ, что только боле высокія разновидности людей способны настолько живо представлять себ т пути, которыми хорошіе или дурные законы и учрежденія, могутъ затрогивать ихъ сферу дйствія, чтобы получить толчокъ къ оказанію имъ поддержки или сопротивленія, и что, слдовательно, только въ такихъ людяхъ возбуждается при подобныхъ условіяхъ то симпатическое чувство справедливости, которое заставляетъ ихъ брать подъ свою защиту политическіе интересы своихъ согражданъ.
Существуетъ, конечно, тсная связь между чувствомъ справедливости и соціальнымъ типомъ. Преобладаніе военной системы, вслдствіе нераздльной съ ней принудительной формы организаціи какъ въ состав войска, такъ и въ обществ, которое содержитъ его, не даетъ простора для эгоистическаго чувства справедливости, но, наоборотъ, постоянно попираетъ его, и, въ то же время, симпатіи, порождающія альтруистическое чувство справедливости, постоянно притупляются военною дятельностью. Наоборотъ, по мр того, какъ правительство, основанное на обыча, уступаетъ мсто правительству, основанному на договор, или, иными словами, какъ скоро добровольная кооперація, характеризующая промышленный типъ общества, становится боле общей, чмъ недобровольная кооперація, характеризующая военный типъ общества, индивидуальная дятельность подвергается меньшимъ стсненіямъ, и чувство радости, по случаю открывшагося предъ ней простора, получаетъ поощреніе, одновременно съ этимъ поводы къ подавленію симпатій становятся мене частыми. Отсюда слдуетъ, что въ воинственные фазисы соціальной жизни чувство справедливости принимаетъ понятное направленіе, тогда какъ въ мирные фазисы оно подвигается впередъ и можетъ достигнуть своего полнаго развитія лишь въ состояніи непрерывнаго мира {Постоянный миръ существуетъ въ нкоторыхъ мстностяхъ, и тамъ, гд онъ существуетъ, чувство справедливости необыкновенно сильно и чутко. Я радъ, что мн снова представился случай указать на то, что среди племенъ, называемыхъ нецивилизованными, нкоторыя отличаются полнымъ отсутствіемъ военной дятельности и что нравственныя свойства этихъ племенъ служатъ укоромъ для націй, называемыхъ цивилизованными. Въ Политическихъ учрежденіяхъ ( 437 и 574) я привелъ, въ подтвержденіе этого соотношенія фактовъ, восемь примровъ, заимствованныхъ изъ быта расъ различныхъ типовъ.}.

V.
Идея справедливости.

Описывая чувство справедливости, мы подготовили путь къ описанію идеи справедливости. Хотя послдняя тсно связана съ чувствомъ справедливости, однакожъ, ихъ легко различить другъ отъ друга.
Если кто-нибудь, обронивъ бумажникъ, обернется и увидитъ, что другой поднялъ его и не хочетъ его отдать, то онъ приходитъ въ негодованіе. Если лавочникъ доставилъ ему на домъ не тотъ товаръ, который онъ покупалъ, онъ протестуетъ противъ обмана. Если завладютъ его мстомъ въ театр, воспользовавшись его минутнымъ отсутствіемъ, онъ чувствуетъ себя обиженнымъ. Шумъ, поднимаемый по утрамъ курами его сосда, вызываетъ съ его стороны жалобы, какъ нчто, равносильное обид. И, въ то же время, онъ сочувствуетъ гнву своего пріятеля, который, на основаніи ложныхъ заявленій, принялъ участіе въ несчастномъ предпріятіи, или судебный искъ котораго оказался недйствительнымъ, благодаря ошибк въ процедур. Но хотя въ этихъ случаяхъ его чувство справедливости оскорблено, онъ, быть можетъ, и не различаетъ существенной черты, причиняющей въ каждомъ случа обиду. Онъ можетъ въ полной мр обладать чувствомъ справедливости, между тмъ какъ его идея справедливости остается смутной.
Это отношеніе между чувствомъ и идеей совершенно естественно. Способы, которыми люди вредятъ другъ другу, длаются боле разнообразными и боле запутанными, по мр того, какъ общество становится боле сложнымъ, и цлые ряды поколній должны испытать ихъ въ ихъ многочисленныхъ формахъ, прежде чмъ анализъ будетъ въ состояніи выяснить существенное различіе между законными дйствіями и незаконными.
Слдуетъ признать, что на это есть особая причина. Идеи, точно также какъ и чувства, должны среднимъ числомъ быть приспособлены къ общественному состоянію. Поэтому, такъ какъ война была частымъ и обычнымъ явленіемъ во всхъ почти обществахъ, то существовавшія въ нихъ идеи справедливости постоянно затемнялись сталкивающимися между собою требованіями внутренней дружбы и вншней вражды.
Мы уже объяснили, что идея справедливости,— или, по крайней мр, идея человческой справедливости,— содержитъ въ себ два элемента. Съ одной стороны выступаетъ положительный элементъ, заключающійся въ признаніи за каждымъ человкомъ права на безпрепятственную дятельность и на пользованіе тми благами, которыя она приноситъ. Съ другой стороны выступаетъ отрицательный элементъ, заключающійся въ сознаніи того, что существуютъ предлы, обусловливаемые наличностью другихъ людей, имющихъ одинаковыя права. Въ этихъ двухъ составныхъ элементахъ особенно останавливаютъ вниманіе дв противуположныя черты.
Неравенство — это первая изъ внушаемыхъ ими идей. Ибо, если принципъ требуетъ, чтобы каждый получалъ блага и претерпвалъ бдствія, вытекающія изъ его собственной природы и согласнаго съ нею поведенія, то, въ силу того, что люди одарены различно, и въ результатахъ ихъ дйствій должны существовать различія. Это предполагаетъ неравныя суммы благъ.
Взаимныя ограниченія человческихъ дйствій внушаютъ противуположную идею. Когда длается ясно, что если каждый будетъ преслдовать свои цли безъ уваженія къ притязаніямъ своихъ сосдей, то отсюда должны произойти ссоры и соціальная кооперація встртитъ препятствія, тогда возникаетъ сознаніе, что поступкамъ каждаго должны быть поставлены предлы, въ мысли о сферахъ дйствія, взаимно ограниченныхъ, заключается понятіе равенства.
Неуравновшенныя оцнки этихъ двухъ факторовъ человческой справедливости ведутъ къ расходящимся нравственнымъ и соціальнымъ теоріямъ, на которыя мы должны теперь взглянуть.
Въ нкоторыхъ изъ грубйшихъ человческихъ группъ эти оцнки не выше тхъ, какія мы видимъ среди низшихъ общежительныхъ животныхъ. Здсь боле сильный беретъ то, что ему угодно, у боле слабаго, не вызывая общаго порицанія, тогда какъ въ иныхъ группахъ практикуется и молчаливо одобряется нчто врод коммунизма. Но тамъ, гд постоянная война выработала соціальную организацію, идея неравенства становится преобладающей. Если не среди побжденныхъ, длающихся рабами, то среди побдителей, естественно полагающихъ, что то, что служитъ ихъ интересамъ, есть то, что должно быть, развивается тотъ элементъ въ понятіи о справедливости, который провозглашаетъ, что превосходство должно пользоваться преимуществами превосходства.
Хотя діалоги Платона не могутъ быть взяты мриломъ убжденій, царившихъ среди грековъ, однакожь, мы вправ предположить, что т взгляды, которые признаются въ нихъ врными, были общепринятыми взглядами. Сократъ спрашиваетъ: ‘Согласны ли вы съ тмъ, что справедливость требуетъ, чтобы подданные повиновались своимъ правителямъ?— ‘Я согласенъ съ этимъ’,— отвчаетъ Тразимахъ {Республика, книга I, стр. 159.}. Хотя въ другихъ отношеніяхъ они являются противниками, но въ понятіи о томъ, что справедливо, они сходятся между собою. Отвчая на одинъ изъ дальнйшихъ вопросовъ, Главкъ описываетъ одно ходячее мнніе и говоритъ: ‘Вотъ въ чемъ, какъ они утверждаютъ, начало и сущность справедливости: между наилучшими людьми существуетъ сдлка или соглашеніе, заключающееся въ томъ, чтобы совершать несправедливость, а не претерпвать ее, а’ между наихудшими — соглашеніе страдать безъ возможности возмездія, справедливость же, составляющая середину между тмъ и другимъ, допускается не-какъ добро, а какъ меньшее изъ золъ’. И тотчасъ же посл этаго говорится, что люди ‘только отклоняются на стезю справедливости силою закона’ {Книга II, стр. 229.}.
Въ этомъ знаменательномъ отрывк слдуетъ отмтить нсколько положеній. Мы видимъ здсь, во-первыхъ, признаніе вышеуказаннаго факта, что въ ранней стадіи прогресса практика справедливости возникаетъ на почв страха возмездія, и внушенное опытомъ убжденіе, что, въ конц-концовъ, всего лучше избгать наступательныхъ дйствій и уважать предлы, подразумваемые соглашеніемъ: здсь нтъ признанія безчестности, присущей нападеніямъ, а есть только признаніе ихъ неудобства. Дале, здсь говорится, что предлы дятельности каждаго человка, названные ‘сдлкой или соглашеніемъ’, и уваженіе къ тому, что называется ‘стезею справедливости’, устанавливаются только ‘силою закона’. Законъ, разсматривается не какъ выраженіе справедливости, а какъ самый источникъ справедливости, поэтому предъидущее предложеніе и иметъ тотъ смыслъ, что справедливо повиноваться закону. Въ-третьихъ, здсь есть тотъ выводъ, что еслибъ не было возмездія и законныхъ наказаній, то сильнйшіе могли бы вполн благовидно нападать на слабйшихъ. Здсь на половину выражено убжденіе, что превосходство должно пользоваться преимуществами превосходства: неравенство занимаетъ выдающееся мсто, тогда какъ равенство не выступаетъ опредленно.
Указанное здсь понятіе, что справедливость состоитъ въ законности, развивается къ концу IV книги въ слдующее понятіе: справедливость, состоитъ въ томъ, ‘чтобы каждый изъ трехъ классовъ занимался тмъ дломъ, которое свойственно его собственному классу’: чтобы плотникъ, башмачникъ и всякій другой ‘занимался своимъ собственнымъ ремесломъ, а не чужимъ’, и чтобы вс повиновались тому классу, дло котораго — управлять {Въ другомъ мст мы встрчаемъ типическій примръ Сократическаго разсужденія. Тамъ считается справедливымъ ‘правиломъ, чтобы индивидуумы не брали того, что принадлежитъ другому, изъ свою очередь не лишались того, что принадлежитъ имъ самимъ’. Отсюда выводится, что справедливость состоитъ въ томъ, ‘чтобы каждый человкъ имлъ и длалъ то, что ему принадлежитъ’, и затмъ слдуетъ дальнйшій выводъ, что несправедливо браться за занятіе другаго человка и ‘пробивать себ путь’ изъ одного класса въ другой. И такъ, въ силу того, что собственность и личное занятіе человка называются принадлежащими лично ему, здсь выводится одно и то же заключеніе относительно и собственности, и занятія. Въ этомъ кроются два заблужденія: во-первыхъ, что ремесло можетъ принадлежать человку такимъ же образомъ, какъ ему принадлежитъ его платье, и, во-вторыхъ, что потому, что его нельзя лишить его платья, его должно замкнуть въ его ремесл. Діалоги Платона всюду страдаютъ подобными заблужденіями, благодаря тому, что слова смшиваются съ тмъ, что они обозначаютъ,— единство имени смшивается съ единствомъ сущности.}.
Такимъ образомъ, въ идею справедливости включаютъ идею неравенства. Хотя здсь есть нкоторое признаніе равенства положеній и правъсреди членовъ одного и того же класса, однако, постановленія, касающіяся общности женъ, и т. д. въ охранительномъ класс, имютъ своею явною цлью ввести даже въ этомъ класс неравныя привилегіи въ пользу высшихъ.
Но замтьте теперь, что въ греческомъ понятіи о справедливости, гд преобладаетъ идея неравенства, идея же равенства не выступаетъ, неравенство относится не къ естественному достиженію большихъ наградъ большими заслугами, а къ искусственному опредленію большихъ наградъ большимъ заслугамъ. Это — неравенство, преимущественно устанавливаемое властью. Градаціи въ гражданскомъ стро носятъ тотъ же характеръ, какъ и градаціи въ военномъ стро. И тотъ, и другой проникнуты правительственнымъ духомъ, и идея справедливости всюду сообразуется съ характеристическими чертами соціальнаго строя.
И въ этомъ заключается идея справедливости, свойственной военному типу вообще, какъ мы это опять-таки видимъ на пространств всей Европы въ послдующіе вка. Достаточно будетъ указать, что рядомъ съ различными, закономъ установленными положеніями и привилегіями различныхъ званій шли градаціи въ суммахъ, платившихся по соглашенію за преступленія, соотвтственно званію потерпвшихъ. И какъ всецло идея справедливости опредлялась идеей неравенства, это показываетъ осужденіе рабовъ, убгавшихъ въ города и обвинявшихся въ томъ, что они ‘несправедливо’ уклонялись отъ надзора своихъ господъ.
Такимъ образомъ, мы находимъ, какъ этого и слдовало ожидать, что въ то время, когда борьба за существованіе между обществами ведется дятельно, признаніе главнаго фактора справедливости, общаго всей жизни, какъ человческой, такъ и дочеловческой, весьма неполно ограничивается признаніемъ второстепеннаго фактора. То, что мы можемъ назвать дикимъ элементомъ въ этомъ понятіи, лишь въ слабой степени смягчается гуманнымъ элементомъ.
Вс движенія ритмичны, таковы и соціальныя движенія съ сопутствующими имъ доктринами. Посл того понятія о справедливости, въ которомъ не въ мру преобладаетъ идея неравенства, является понятіе, въ которомъ не въ мру преобладаетъ идея равенства.
Обращикомъ подобныхъ реакцій въ недавнее время можетъ служить этическая теорія Бентама. Идея неравенства здсь совершенно исчезаетъ, какъ это показываетъ слдующая выдержка изъ Утилитаріанизма Милля (стр. 91):
‘Принципъ величайшаго счастія есть ничто иное, какъ рядъ словъ, лишенныхъ смысла, если только счастіе одной личности, предполагаемоеравнымъ по степени (съ надлежащею уступкой въ пользу расы), не принимается въ разсчетъ ни боле, ни мене, чмъ счастіе другой личности.. Разъ эти условія соблюдены, приговоръ Бентама: ‘каждый долженъ считаться за одного, никто не долженъ считаться боле, чмъ за одного’,— могъ бы быть подписанъ подъ принципомъ полезности въ вид объяснительнаго комментарія’.
Однакожъ, хотя Бентамъ и осмиваетъ тхъ, кто беретъ себ въ руководители справедливость, хотя онъ и говоритъ, что между тмъ, какъ счастіе есть цль, понятная для всхъ, справедливость есть цль, сравнительно непонятная, тмъ не мене, онъ, въ сущности, утверждаетъ, что его принципъ: ‘каждый долженъ считаться за одного, никто не долженъ считаться боле, чмъ за одного’ — справедливъ, такъ какъ иначе онъ долженъ былъ бы согласиться, что его принципъ несправедливъ, а мы поможемъ предположить, чтобъ онъ согласился съ этимъ. Поэтому его ученіе иметъ тотъ выводъ, что справедливость означаетъ равное распредленіе матеріальныхъ и нематеріальныхъ благъ, достигаемыхъ человческою дятельностью. Здсь нтъ признанія того, что доли счастія, достающагося людямъ, представляютъ неравенства, вытекающія изъ неравенствъ въ ихъ способностяхъ или характерахъ.
Вотъ та теорія, которую коммунизмъ хотлъ бы осуществить на практик. Недавно въ одномъ періодическомъ изданіи де-Лавелэ такъ резюмировалъ коммунистическій принципъ: ‘индивидуумъ работаетъ на пользу государства, которому передаетъ плоды своихъ трудовъ для равнаго ихъ распредленія между всми’. Въ коммунистической Утопіи, описанной мистеромъ Бедльлами въ его роман Looking Backward, высказывается положеніе, что каждый ‘долженъ производить одинаковое усиліе’ и что въ томъ случа, если при одинаковыхъ усиліяхъ, какъ физическихъ, такъ и умственныхъ, одинъ добываетъ вдвое Дольше другаго, то разность не должна идти въ его пользу. Въ то же время, умственно или физически слабые должны точно такъ же благоденствовать, какъ и другіе, въ силу утвержденія, что существующій соціальный строй ‘отнимаетъ у неспособнаго класса его очевидное право, оставляя его необезпеченнымъ’.
Принципъ неравенства, такимъ образомъ, безусловно отрицается. Считается несправедливымъ, чтобы превосходство природы влекло за собою превосходство результатовъ или, по крайней мр, превосходство матеріальныхъ результатовъ, и такъ какъ не длается, повидимому, никакого различія относительно физическихъ, умственныхъ или нравственныхъ свойствъ, то отсюда слдуетъ не только то, что сильные и слабые подлежатъ одной участи, но что одной участи подлежатъ глупые и умные, достойные и недостойные, низкіе и благородные люди. Ибо если, согласно съ этимъ понятіемъ о справедливости, не должны приниматься въ разсчетъ природные недостатки, физическіе или умственные, то не должны приниматься въ разсчетъ и нравственные недостатки, такъ какъ вс они безъ исключенія имютъ своимъ главнымъ источникомъ наслдственность.
И здсь мы снова видимъ сознательное упраздненіе того основнаго различія между этикой семьи и этикой государства, которое мы подчеркнули при самомъ начал: упраздненіе, приводящее къ вырожденію и вымиранію вида или разновидности, въ которыхъ оно совершается.
Разсмотрвъ эти расходящіяся понятія о справедливости, гд идеи неравенства и равенства почти или совсмъ исключаютъ другъ друга, мы подготовили себ путь къ составленію истиннаго понятія о справедливости.
Въ другихъ сферахъ мысли мн выпало на долю показать, что правильный взглядъ получается чрезъ координацію противорчащихъ другъ другу ложныхъ взглядовъ. Такъ, теорію умственной ассоціаціи можно привести въ согласіе съ трансцендентальною теоріей, убдившись въ томъ, что если къ результатамъ индивидуальнаго опыта прибавить унаслдованные результаты опыта, воспринятаго всми предками, то оба эти взгляда сольются въ одинъ. Точно такъ же, если мы признаемъ, что постепенное приноровленіе чувствъ къ требованіямъ, совершавшееся въ теченіе нсколькихъ поколній, производитъ приспособленную нравственную натуру, то явится примиреніе оппортюнистской теоріи нравственности съ интуиціонною теоріей. Здсь мы видимъ, что то же самое происходитъ съ боле спеціальнымъ элементомъ этики, который занимаетъ насъ теперь.
Ибо если признать каждое изъ этихъ противуположныхъ понятій о справедливости въ извстномъ смысл врнымъ и затмъ дополнить его другимъ, то въ результат явится то понятіе о справедливости, которое возникаетъ при разсмотрніи законовъ, служащихъ опорою жизни въ соціальномъ стро. Равенство иметъ отношеніе къ взаимно ограниченнымъ сферамъ дйствія, которыя должно поддерживать, если желательно гармоническое сотрудничество людей, составившихъ ассоціацію. Неравенство иметъ отношеніе къ результатамъ, которыхъ каждый можетъ достигать, удерживая свои дйствія въ означенныхъ предлахъ. Нтъ никакой несообразности въ томъ, что идеи равенства и неравенства примняются — одна къ границамъ, а другая къ преимуществамъ. Наоборотъ, и та, и другая могутъ и должны провозглашаться одновременно.
Другія исходящія отъ этики предписанія не касаются насъ здсь. Къ нимъ относятся добровольно возлагаемыя на себя людьми требованія и ограниченія частнаго поведенія, образующія обширный отдлъ этики, разсмотрнный въ III части, къ нимъ же относятся требованія и стсненія, включенныя въ отдлы объ отрицательной и положительной благотворительности, о которыхъ мы будемъ разсуждать впослдствіи, эти требованія и стсненія, въ одно и то же время, добровольно возлагаются на себя людьми и въ извстной мр налагаются общественнымъ мнніемъ. Но здсь мы имемъ дло лишь съ тми правами и предлами, которые слдуетъ поддерживать, какъ условія гармоническаго сотрудничества, и только къ соблюденію ихъ общество, какъ корпорація, должно обязывать своихъ членовъ.
Нельзя ожидать, чтобы столь опредленная идея справедливости получила значительное распространеніе. Это — идея, соотвтствующая вполн сложившемуся строю, и она можетъ быть лишь отчасти признана въ переходныхъ состояніяхъ, ибо господствующія идеи должны среднимъ числомъ согласоваться съ наличными учрежденіями и наличною дятельностью.
Два существенно различныхъ типа соціальной организаціи, военный и промышленный, основанные — первый на установившемся обыча, второй на договор,— обладаютъ, какъ мы это видли выше, чувствами и убжденіями, особымъ образомъ приспособленными къ каждому изъ нихъ, смшаннымъ же чувствамъ и убжденіямъ, присущимъ промежуточнымъ типамъ, постоянно приходится измняться, смотря по соотношенію между тмъ и другимъ. Какъ я имлъ случай указать въ другомъ мст {Основы соціологіи, 266—267, Политическія учрежденія, 573—574 и 559.}, въ теченіе тридцатилтняго или, врне, сорокалтняго мира и явившагося его результатомъ ослабленія военной организаціи, идея справедливости сдлалась ясне: принудительныя постановленія смягчились, и каждый человкъ получилъ больше свободы для преслдованія своихъ выгодъ. Но затмъ вновь усилившееся развитіе милитаризма ниспровергло эти перемны, и на ряду съ номинальнымъ увеличеніемъ свободы оказалось дйствительное уменьшеніе свободы, вслдствіе умножившихся регламентацій и взысканій. Правительственный духъ, свойственный военному типу, распространился и въ администраціи гражданской жизни. Армія рабочихъ, съ опредленнымъ количествомъ труда и съ точно обзначенными долями въ доходахъ, къ которой сознательно или безсознательно стремится соціализмъ, представляетъ т же характеристическіе признаки въ гражданской жизни, какіе представляетъ въ военной жизни армія солдатъ съ строго начертанными обязанностями и установленными раціонами, и каждый дальнйшій парламентскій актъ, берущій у индивидуума деньги ради общественныхъ цлей и дающій ему общественныя блага, все боле и боле содйствуетъ этому объединенію. Германія всего лучше показываетъ это родство. Въ этой стран, гд милитаризмъ особенно рзко выступаетъ и гд регламентація гражданъ наиболе выработана, соціализмъ достигъ своего высшаго развитія, и главою германской военной системы было сдлано недавно предложеніе создать правительственныя регламентаціи для рабочихъ классовъ Европы.
Симпатія, принимавшая въ прошломъ поколніи форму справедливости, возвращается къ прежней форм великодушія, а великодушіе проявляетъ свою дятельность въ несправедливости. Повседневное законодательство обнаруживаетъ мало заботливости о томъ, чтобы каждый имлъ то, что ему принадлежитъ, но сильно озабочено тмъ, чтобы онъ имлъ то, что принадлежитъ кому-либо другому. Ибо, между тмъ, какъ вовсе не тратится энергіи на такое преобразованіе судебной администраціи, чтобы каждый получалъ свой заработокъ и имъ пользовался, большая доля энергіи пускается въ ходъ съ цлью обезпеченія за нимъ и за другими не заработанныхъ ими благъ. Рядомъ съ тмъ жалкимъ laissez-faire, которое невозмутимо смотритъ на то, какъ люди разоряются, пытаясь отстоять силою закона свои справедливыя притязанія, замчается дятельность, направленная къ доставленію, имъ, на счетъ другихъ, возможности читать даромъ романы!
И такъ, очевидно, что среди этого хаоса мнній истинная идея справедливости можетъ встртить лишь весьма неполное признаніе. Рабочаго, который, преслдуя ее, настаиваетъ на своемъ прав заключить самостоятельный договоръ съ предпринимателемъ, будутъ и впредь называть ‘плутомъ’, а писателя, ратующаго противъ насильственнаго лишенія А. его достоянія въ пользу В., отнесутъ къ разряду ‘апріорныхъ ханжей’ {Печатая переводъ этой статьи Герберта Спенсера, редакція Русской Мысли имла въ виду ознакомить читателей съ новымъ трудомъ едва ли не самаго замчательнаго изъ современныхъ мыслителей. Не подлежитъ сомннію, что опасность милитаризма и бюрократическаго строя, на которую указываетъ Спенсеръ, дйствительно очень велика, но, съ другой стороны, англійскій философъ сильно преувеличиваетъ опасность равенства, обнаруживая склонность къ теоріи laissez-faire въ области экономическихъ отношеній. Къ этому вопросу Русская Мысль надется вернуться въ скоромъ времени. Ред.}.

‘Русская Мысль’, кн.V, 1890

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека