О ‘СНЯТИИ САНА’ СО СВЯЩЕННИКОВ
О ‘СНЯТИИ САНА’ СО СВЯЩЕННИКОВ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
О ‘снятии сана’ со священников, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906—1907 гг.)
М.: Республика, 2003
В газетах прошло известие, что Св. Синод, рассматривая дело священника Гр. С. Петрова, между различными против него ‘мероприятиями’, возбудил и вопрос о ‘снятии с него сана’. Но по этому вопросу голоса разделились: тогда как прочие члены Синода стояли за эту ‘меру’, против нее высказались митрополит Антоний и обер-прокурор Синода г. Извольский. Вопрос остался в своей вопросительной форме, не получив ни твердой точки, ни патетического восклицательного знака. Походим около него и мы.
Священник Петров имеет свои большие основания не снимать с себя сана. Здесь вовсе не желание, как думают некоторые литературные мальчики, удержать рекламу для своих книг и публицистической деятельности, а совсем другая мысль, очень глубокая: показать на личном примере, на практически-жизненном факте, что ‘священство’, ‘благодать священства’, церковное ‘иерейство’ и, следовательно, сущность самой ‘церкви’ в ее официально-служебном значении и открытом исповедании отнюдь не сливаются с каким-то черносотенным обслуживанием приблизительно ‘союза русского народа’ или ‘партии русских монархистов’, а гораздо шире, свободнее и вообще совсем иное, нежели сущность этих партий. Протоиерей Восторгов, в своем человеконенавидении, ведь как свободно плывет, ‘не снимая с себя сана’, не чувствуя расхождения ‘благодати священства’ с программою приблизительно д-ра Дубровина. Вот священник Петров и говорит, и имеет должность сказать, чисто в апологетических целях, в целях защиты и охранения зерна христианства и зерна церкви: ‘Отец Восторгов выражает в своих речах и деятельности не сан иерейства, а только свою личность, а что это так, так вот и доказательство: я несу те же самые дары священства в себе, ту же благодать, сан иерейства и между тем говорю и делаю совсем иное, чем он, — люблю свободу, думаю о рабочем классе, не пекусь о богатых и сильных, не раболепствую перед властью, не враждую с наукою и искусством. Иерей — он, иерей — я, что же такое иерейство, церковность, — это остается или сомнительным, или, во всяком случае, не подчиняется и не сливается с восторговским исповеданием’.
Вот почему о. Петров не снимает и не должен снимать с себя священства. На его месте, если бы с меня сняли священство, я немедленно объявил бы: ‘Это — церемония, она совершена, но не значаща. Я посвящен в священники, принял благодать Св. Духа, чту ее, ношу ее. И остаюсь священником по-прежнему, остаюсь им и в сюртуке, как ходят в сюртуке православные заграничные священники, отнюдь не лишаясь через эту перемену платья иерархического своего положения’.
Словом, священник есть священник, докуда он сам, внутренно и сердечно, не отрекается от него, не хулит внутренно в уме и сердце даров Св. Духа, им воспринятых. Позвольте, это слишком было бы просто и ‘бумажно’, если бы ‘благодать’, ‘Св. Дух’, ‘таинство’ и все прочее, что связывается с народным и церковным представлением ‘священства’, двигалось туда и сюда, созидалось и разлеталось по мановению консисторской бумажки. Что это за ‘Св. Дух’, который сидит в консисторской чернильнице? Какой-то цинизм, циничное представление дела. И вот, не перекрестясь и даже сплюнув на сторону, секретарь духовной консистории поддевает ‘Святого Духа’ кончиком пера, пишет что-то, и, смотришь, ‘Дух Святой’, и ‘благодать’, и ‘священство’ слетели со священника Петрова. Очень элементарно все. Все так просто, грубо и светско, что, очевидно, у думающих так ни малейшей нет веры ни в ‘Святого Духа’, ни в ‘благодать’, ни в ‘священство’. — ‘Так, слова одни, которыми пользуемся на глазах дураков и в которые сами нисколько не верим’.
Я пишу все это потому, что некогда, в старые годы, пережил глубокое чувство ‘священства’, — исповедание его, что вот ‘Св. Дух’, и ‘благодать’, и ‘сан’ посредничества между человеком и Богом… Так что мне это, по прежнему духовному опыту, понятно в своем внутреннем строении, понятно ‘посвящение в сан’, ‘снятие сана’… Точнее: ‘посвящение’-то понятно, но вот что можно ‘снять сан’, отделить от ‘благодати’, однажды воспринятой, — это не только не понятно, но представляется такою дикою вещью, о которой и ни мыслить, ни говорить не умею. С теперешних моих точек зрения, — увы! — гораздо более грустных, — это можно, ибо ничего никогда и не клалось, не воспринималось, иначе как словесно и церемониально. Но ведь я — свободный писатель, а члены Синода суть члены Синода, и моей логики они, конечно, не придерживаются. Не придерживаются, а по ней поступают или думали поступить. С моих точек зрения, и на них самих никакой ‘благодати’ не лежит, никакого при них нет ‘Св. Духа’, отчего, между прочим, они и колеблются, как простые смертные: ‘поступить ли так, поступить ли этак’, стараются поступить ‘осторожнее’, ‘не ошибиться’. ‘Дух Святой наставит вас во всем’, — сказано апостолом о настоящем посвящении и настоящих посвященных. А они колеблются. Итак, с моих ‘грешных’ точек зрения, с точек зрения ослабшего в вере человека, никаких вообще ‘санов’ нет, а когда нет, то опять же члены синода могут совершить только процедуру, церемонию или написать бумагу, отчего или ничего не произойдет, ибо и вообще тут нечему происходить, или если бы было чему произойти, то оно не произошло бы по отсутствию в них самих настоящего посвящения, настоящего апостольства…
Позволяю себе сказать все эти откровенные мысли, пользуясь законом объявленной свободы религиозного исповедания и ни малейше не маня кого-либо согласиться со мною. ‘Так, свои мысли’, — без всякой пропаганды и лишь по поводу священника Петрова.
Священник Петров выступил как истый апологет церкви и христианства:
— Не разбегайтесь! Куда вы? Стойте! Не все еще потеряно, и добро, и зло вечность живут в церкви, даже иерархически живут, по должности, в исповедании и в сане. Можно и иереям не только громить просвещение, — чего никогда не возбранялось и за что ни один священник не был лишен сана, — но можно, нося сан иерея и не снимая рясы, говорить и за просвещение. Низкопоклонство и чинолюбие всегда совмещалось с пастырством, с епископством, и не было еще случая, чтобы со священника или архимандрита сняли их сан за чрезмерную лесть вельможам, сановникам и миллионерам-купцам, но в этом исповедание церкви не лежит, и она так же точно не снимет сана за принадлежность к народу, даже за угоду и лесть черни, — принимая все обвинения без поправок, как они оказываются. Да, с точки зрения церкви, можно льстить генералам, но можно льстить и черни с ее же точки зрения, т. е. ее точка зрения стоит выше этого и того, и она просто этих вещей не судит, как частности и слабости личного характера и характеров. Церковь вне этого. Выше этого. Святее этого. А что она не толкала к лести генералам, не стлала церковный коврик перед пилигримами к сильным мирам сего, то вот свидетельство этому: я — иерей, не гонимый церковью, хотя свободолюбив и народолюбив. Принимаю все нарекания на меня, в самой их жесткой и оскорбительной форме: ну, я льстец перед народом, демократический интриган, либерал-поп. Больше ничего не говорите? Довольно? Так не снимайте же с меня сана за это, когда все это даже и правда, если не хотите, чтобы все и сейчас же заговорили, закричали:
— Церковь любит лесть перед знатными, интриги в передних богатых каменных домов, на парадных дворцовых выходах. Она только народа не любит, народного, а не то чтобы не ненавидела существо лести и угодничества. С Петрова сняли сан нелично от себя иерархи, а иерархи по уполномочию церкви и от лица церкви, следовательно, этот путь лести перед знатными и сильными мира сего указуется самою св. православною кафолическою церковью… как ее канон, закон и нравственное учение…
Нетрудно было бы понять, что это было бы как бы пожар церкви. И печально загудит народный колокол.
РС. 1907. 13 февр. No 34. Подпись: В. Варварин.
‘Дух святой наставит вас во всем’ — Ин. 16, 13.