О штатсъ-воспитаніи въ Россіи.
О штатсъ-воспитаніи въ Россіи.
Москва, 16-го мая.
О штатс-воспитании в России, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Мы обращаемся опять къ вопросу о воспитаніи. Мы уже объяснили прежде, какую важность придаемъ мы этому вопросу въ современной Русской дйствительности, — какъ желали бы мы сосредоточить на немъ вниманіе нашего общества. Именно общества, а не правительства: правительство не только не нуждается въ нашихъ напоминаніяхъ, но оно одно покуда и завдываетъ нашимъ такъ-называемымъ общественнымъ воспитаніемъ, оно лежитъ на немъ всей тяжестью своего мощнаго вниманія, исправляя въ этомъ случа, какъ и во множеств другихъ, должность самого общества. Говоримъ это не въ порицаніе обществу, но какъ несомннный и все же прискорбный фактъ. Чего именно недостаетъ нашему ‘общественному’ или, правильне говоря, публичному воспитанію — это общественнаго элемента, общественнаго значенія, участія и контроля. Вс заботы о воспитаніи, въ сожалнію, лежатъ у насъ на одномъ правительств и конечно составляютъ не малое для него бремя. Такъ сложилась исторія, — но такъ не можетъ продолжаться всегда. Общество обязано снять съ правительства это бремя или, по крайней мр, раздлить его съ нимъ.
Область государства есть область вншняго, — способы и средства его также вншніе, его задача — вншняя правда и благоустройство. Оно можетъ требовать отъ человка покорности, строгаго соблюденія законовъ, но не можетъ требовать отъ него, чтобъ онъ имлъ такія-то и такія убжденія, чтобъ духъ его горлъ именно такимъ, а не другимъ пламенемъ, въ такую-то мру и на столько градусовъ жара. Это, вроятно, было бы для государства очень желательно, но къ сожалнію невозможно. Государству дло только до поступка человка, до его вншняго дйствованія, — но нтъ никакого дла ни до его души, ни до его мысли. Оно можетъ предписывать, напримръ, своимъ подданнымъ не драться, платить деньги по займамъ, но не можетъ приказывать имъ любить и прощать другъ друга (чего и Христосъ не приказывалъ, что онъ только заповдывалъ). Государство не апостолъ и не миссіонеръ, не учитель, не теоретикъ, не начальникъ доктрины, — но судья, воинъ, блюститель порядка и вншняго благочинія. Его эмблема — мечъ, его сфера — принужденіе, а не убжденіе, его призваніе — ограждать внутреннюю свободу развитія человческаго общества отъ всякихъ на нее покушеній извн. Государство есть то же, что вншній органическій покровъ на живомъ организм, во не есть самый организмъ, не въ государственномъ элемент заключается органическое творчество жизни. Все это — такая азбука, все это, кажется, такъ извстно, что истинно совстно повторять, однако же, понятіи эти все еще не вълись въ кровь и плоть нашего общества, не достигли еще степени жизненной силы въ нашемъ общественномъ сознаніи, и потому никакое разъясненіе ихъ не должно считаться излишнимъ.— Съ этой, поставленной нами точки зрнія на государство, общественное воспитаніе, какъ воспитаніе, не можетъ составлять призваніе правительства. Т. е. государственная сила можетъ устранять вншнія помхи для воспитанія, способствовать длу вншнимъ образомъ, давать пособія, матеріальныя средства, — но не можетъ воспитывать человка, т. е. просвщать его мысль и совсть, наполнять его душу любовью къ Богу и ближнимъ, зажигать сердце его жаждою добра и правды, окрылять духъ его въ пареніи къ высшему идеалу, и т. д., и т. д. Въ эту внутреннюю область личности человческой уже не могутъ досягать никакія орудія государственной силы, — точно такъ же, какъ вся мощь государственная, со всмъ ея грознымъ снарядомъ, невластна, напримръ, извратить законы логики, дать направленіе наук, измнить цифры, приказать быть или не быть историческому факту, создать талантъ, вложить въ человка силу творческаго генія.— Но, скажутъ вамъ, воспитываетъ не государство, а люди, назначенные государствомъ. Это. конечно такъ, да иначе и быть не можетъ. Но если они воспитываютъ потому только, что назначены государствомъ, по программ и по видамъ, указаннымъ государственной властью, а не въ силу личнаго, искреннеяго, свободнаго и самостоятельнаго убжденія, то на дл и въ результатахъ выходитъ, что обязанность воспитанія все же приняло на себя государство, какъ государство, а не то или другое лицо, — что оно, само государство, является ‘воспитателемъ’ юношества. А такъ какъ мы уже выше показали, что область духа не есть область государства, и что послднее по самому существу своему не можетъ досягать до внутренняго человка, то и дятельность государства относительно воспитанія должна по необходимости ограничиваться одною вншнею, механическою стороною, или давать результаты чисто отрицательные. Объяснимъ это подробне:
Не будучи ни миссіонеромъ, ни учителемъ, государство, или, ближе къ длу, чиновникъ, дйствующій какъ власть, направленная на общественное воспитаніе, можетъ стать къ области человческой мысли и знанія, въ области науки и искусства — въ отношеніе только формальное. Онъ справляется, напримръ, о ход наукъ и искусствъ въ Европ, и по справк оказывается, что науки обстоятъ въ такомъ-то вид и ихъ послдніе выводы такіе-то, искусства также дали такіе-то результаты.— Кто производитель, или кто мастера этихъ длъ?— Такіе-то ученые.— Гд записано это производство и излагаются послднія системы наукъ?— Въ такихъ-то книжкахъ.— По всмъ частямъ?— По всмъ.— Прекрасно. Берутся послднія, ‘самыя лучшія’, первосортныя системы по всмъ отраслямъ знанія, кладутся на фундаментъ государственныхъ основіихъ принциповъ, патентуются одобреніемъ власти, обдлываются въ форм казенныхъ учебниковъ, — и воздвигается зданіе общественнаго или, правильне, государственнаго, т. е. казеннаго воспитанія. Что выходитъ изъ этого? То, что слово науки кристаллизируется, такъ-сказать, лишается внутренней свободы и живости: оно уже зашнуровано, занумеровано, патентовано, оно не можетъ двигаться иначе, какъ въ опредленной, апробованной форм. Наука переходитъ разные фазисы въ своемъ развитіи, для нея настаетъ иногда періодъ совершеннйшаго отрицанія всхъ ея прежнихъ выводовъ: это отрицаніе пройдетъ, но оно необходимо, какъ логическій моментъ развитія, какъ поврка, какъ анализъ, очищающій ее отъ лжи, было бы въ высшей степени неблагоразумно останавливать ее въ этомъ фазис рукою власти. Положимъ, напримръ, что по справк, заведенной государствомъ, оказывается, что послдній выводъ науки, гд-то тамъ, за границей, именно таковъ, — т. е. отрицаніе. Государство, съ примрнымъ безпристрастіемъ, истекающимъ изъ искренняго уваженія къ наук, выписываетъ этотъ выводъ къ себ и согласно съ нимъ, т. е. ‘согласно съ новйшими требованіями времени’, преобразовываетъ у себя всю систему школьнаго публичнаго ученія. Такимъ образомъ, мимопреходящее какъ бы приковывается въ мсту, легкое, измнчивое становится тяжеликъ и твердымъ подъ тяжеловсною рукою правительства, мода упрочивается, превращается въ непреложный законъ, и государство нердко даетъ санкцію своего могущественнаго авторитета такой теоріи или доктрин, которая тамъ, у себя дома, на родин, успла уже разрушиться или оказаться несостоятельной, прежде чмъ достигла предловъ новаго своего отечества, прежде чмъ облеклась въ оффиціальное званіе, дарованное ей государствомъ. Государство, по самой натур своей, осуждено дйствовать такимъ способомъ и иначе дйствовать не можетъ. Жизнь науки не въ немъ, не въ самомъ институт государственномъ, а вн его, государство иметъ дло не съ внутреннею органическою силою науки, а съ ея вншнимъ проявленіемъ въ данныхъ условіяхъ мста и времени, оно не можетъ видоизмняться ежеминутно и волнообразно, какъ живая мысль, его учрежденія прочны и долговчны. Кром того, такъ какъ дйствія государства, исходящія отъ него и его именемъ, непремнно должны быть соображены съ цлью и видами государства, то въ этомъ отношеніи правительство, патентуя ту или другую научную теорію, рискуетъ стать въ самое фальшивое положеніе. Тамъ, гд власть получила исключительное развитіе и замняетъ собою вс отправленія общественной жизни, ея дйствія не могутъ имть характера безразличнаго: если чего она не преслдуетъ, то, стало-быть, ограждается въ своемъ существованіи ея силою, тому она ‘покровительствуетъ’, и въ какую бы область она ни вмшалась, этотъ характеръ отъ нея неотъемлемъ. Если государственная мощь открываетъ у себя настежь двери, напримръ, отрицанію, то подвластный этой мощи и сильно ее чувствующій народъ — сочтетъ непремнно такое допущеніе отрицанія за покровительство.
Такимъ образомъ, государственная власть, какъ власть, безсильна насадить самую жизнь науки, а можетъ только разв перенесть въ свои предлы извн — разныя знанія. Но и самыя знанія, механически перенесенныя, почти всегда безплодны, не производительны, точно такъ, какъ шкапъ съ книгами самъ по себ не больше какъ вещь, мебель. Можно, напримръ, властію правительственной сосредоточить въ юношескихъ головахъ, въ каждой, такую массу свдній, какой не вмщаетъ въ себ ни одна отдльная голова ни въ Германіи или Англіи, а между тмъ и Германія, и Англія страны, безъ сомннія, образованныя и несравненно образованнйшія, чмъ Россія. Масса свдній, механически сложенныхъ въ голов, безъ органической живой связи, безъ внутренней дятельности духа, не пользуетъ ничесоже, а малое знаніе живое, не формальное, но вошедшее въ духовную плоть и кровь человка, пользуетъ.
Точно такъ и въ другой области воспитанія, чисто-нравственной. Здсь старанія государства даютъ и результаты чистоотрицательные. Нравственная проповдь, исходящая отъ начальства — формальное, оффиціальное благонравіе, требуемое мастью — могутъ породить въ свободномъ дух юноши реакцію совершенно въ противоположномъ смысл: онъ поддался бы можетъ быть вполн искреннему слову убжденія, но какъ скоро требованія, простирающіяся на его совсть, на ‘святая святыхъ’ человка, носятъ формальный характеръ и предъявляются властью, то они кажутся юнош нердко какимъ-то посягательствомъ на свободу его духа и возбуждаютъ въ немъ страстную жажду противорчія, не всегда выгодную для пользъ государственныхъ. Бываетъ и такъ, что молодой человкъ совершенно покорно жертвуетъ свободою совсти и безпрекословно подходитъ подъ мрку оффиціальной нравственности, другими словами, воспринимаетъ въ свою душу весь оффиціальный нравственный катихизисъ. Но такое воспринятіе, длая его конечно благонравнымъ въ смысл вншнемъ, не даетъ ему никакихъ нравственныхъ силъ, или, врне, поражаетъ безсиліемъ т самостоятельныя, свободныя, нравственныя силы духа, которыя отпускаются въ удлъ каждому человку. А человкъ обезсиленный такимъ образомъ — непроизводителенъ въ нравственномъ смысл, безполезенъ и государству и обществу.
Изъ всего этого можно сдлать слдующій выводъ:
Государство, принимая на себя обязанность воспитателя юношества, усиливаясь воспитать умъ и душу молодаго поколнія, приходитъ къ результатамъ — совершенно противоположнымъ истиннымъ выгодамъ государства.
Оно производитъ людей механически обученныхъ, съ знаніемъ безплоднымъ и всегда недостаточнымъ: область знанія непрерывно расширяется, а механически обученный нынче, уже не годится на завтра, потому что въ его знаніи нтъ внутренняго самороста, живой органической силы. Оттого, между прочимъ, нашей Россіи такъ трудно поспвать за реформами во всхъ сферахъ, даже технической. Нынче, напримръ, мы узнаемъ о новыхъ системахъ кораблестроенія, посылаемъ людей за границу, которые легко и быстро перенимаютъ эту систему, и на основаніи ея передлываемъ весь нашъ флотъ, а тамъ, между тмъ, за границей, явилось уже нсколько новыхъ системъ, совершенно уничтожающихъ только-что перенятую нами, — перенятую съ тмъ благоговніемъ, съ какимъ студентъ относится ‘къ послднему слову науки’.
Оно (т. е. государство), въ отношеніи нравственномъ, пораждаетъ: или людей совершенно отрицающихъ нравственность, излюбленную и рекомендованную правительствомъ, — или же людей казенно-нравственныхъ, но лишенныхъ всякаго нравственнаго дятельнаго начала, отрицательно добродтельныхъ, но не доблестныхъ, безъ производительной нравственной силы духа. Въ этомъ смысл чиновникъ (разумя это слово въ его типическомъ значеніи, т. е. въ значеніи человка проникнутаго всецло, умомъ и совстью, принципомъ оффиціальнымъ, живущаго единственно для казеннаго интереса) и нигилистъ — суть оба плоды нашего государственнаго воспитанія.
Исторія воспитанія въ Россіи со временъ Петра есть исторія чисто-правительственной дятельности. Историческія обстоятельства сложились такъ, что правительство вынуждено было взять на себя ту обязанность, которая несвойственна натур государственной власти. Государственная мощь предприняла громадную задачу: не отрекаясь отъ своего принципа, создать въ Россіи такое просвщеніе, такое образованіе не только мысли, но и духа, которое бы вполн гармонировало съ незыблемыми основными началами государства и въ то же время давало бы всю ту пользу, какую имютъ отъ наукъ, и вообще отъ творческаго духа человка, прочія страны. Науки и искусства поступили на службу. Нельзя не придти въ изумленіе, говорили мы уже однажды, ‘предъ тми настойчивыми энергическими усиліями государства: создать во что бы ни стало — штатс-просвщеніе, штатс-науку, штатс-искусство, штатс-поэзію штатс-литературу, штатс-нравы, штатс-нравственность. Государство не щадило расходовъ на воспитаніе общества въ направленіи и дух соотвтствовавшихъ государственнымъ цлямъ. Конечно, ни одно общество въ мір не стоило такихъ издержекъ казн, какъ Русское общество!’ Плодомъ этихъ самоотверженныхъ, настойчивыхъ усилій — современное просвщеніе Россіи. Два главные типа выработаны нашимъ современнымъ просвщеніемъ и публичнымъ воспитаніемъ: чиновники и нигилисты… Первые, т. е. чиновники (разумемъ благонамренныхъ, такихъ, которые вполн воплотили въ себ идеалъ чиновническій, вмстили въ себя все, что могло имъ дать добраго казенное воспитаніе), конечно оказали не малую пользу правительству, однако же само правительство въ наше время постоянно ищетъ дятелей не казенныхъ, въ сред нечиновной, такихъ, которые бы были воспитаны вн его вліянія, — требуетъ людей самостоятельно убжденныхъ, а не однихъ нмыхъ исполнителей… Нигилисты — это антиподъ чиновниковъ, противорчіе, чиновничествомъ же вызванное къ жизни: другой жизненной почвы нигилизмъ у насъ и не иметъ, какія бы ни принималъ формы, въ какую бы бюхнеровщину ни облекался. Онъ самъ по себ не иметъ содержанія, чуждъ всякой положительной, зиждущей силы, у него только одно значеніе — отрицанія, направленнаго преимущественно противъ всего того, что казенно въ какой бы то ни было области. Онъ весь — болзнь, но болзнь не самостоятельная, а созданная лкарствами. По этому-то нигилизмъ особенно преуспваетъ у насъ въ общественныхъ заведеніяхъ и слабъ въ воспитаніи домашнемъ.
Мы сказали въ послдній разъ, что наше общественное воспитаніе не укрпляетъ, а разслабляетъ, и какъ бы совершаетъ на каждомъ человк изъ народа, пріобщающемся къ нашей цивилизаціи, поступающемъ въ наши школы, дйствіе Петровскаго переворота. Это дйствіе заключается въ томъ, что человкъ отрывается отъ почвы, на которой выросъ, и становится пришельцемъ на своей собственной земл. Мы замтили также, что простой народъ всхъ учившихся въ нашихъ среднихъ и высшихъ заведеніяхъ — разуметъ чиновниками, принадлежащими уже не въ народу, не къ земству, а въ сфер оффиціальной. Онъ не совсмъ ошибается, если вспомнить, что у насъ нельзя почти получить образованіе иначе какъ пройдя ‘по всей оффиціальной лстниц общественнаго воспитанія’, съ помощью оффиціальныхъ учебниковъ, по оффиціальной программ, что науки и искусства, изучаемыя и воспринимаемыя воспитанниками нашихъ общественныхъ училищъ, апробованы оффиціальною властью. Такимъ образомъ сотни тысячъ молодыхъ людей ежегодно, по понятіямъ народа, испытываютъ на себ, чрезъ оффиціальное воспитаніе, дйствіе Петровскаго переворота, отрываются отъ родной почвы въ обширномъ, нравственномъ смысл этого слова, становятся пришельцами на своей собственной земл, переходятъ изъ земства, изъ народа, въ чиновниковъ, въ міръ оффиціальный, казенный, государственный. Можемъ ли мы посл того дивиться тому недоврію, которое иметъ народъ къ нашему воспитанію, тому нерасположенію, которое мы замчаемъ въ немъ къ нашимъ книгамъ гражданской, т. е. казенной печати, въ нашей свтской наук?
Всякій, ревнующій о достоинств государственной власти, долженъ желать, чтобы она не истощала даромъ своихъ усилій на выполненіе обязанностей, несвойственныхъ ея природ. Безъ малйшаго сомннія, правительство желаетъ только блага и блага, но тамъ, гд ему приходится дйствовать за общество или за церковь, оно, по самому существу своему, осуждено дйствовать вншними средствами въ области духовной, и слдовательно извращать, по невол, самую природу духа, — что отражается невыгодными послдствіями и для самаго государства. Общество и церковь, какъ мы сказали, должны облегчить это бремя, лежащее на правительств. Функціи (или обязанности) государства, для блага его самого, должны быть строго уяснены въ общественномъ сознаніи…