Наталья Петровна Маклецова.
О С. П. Дегаеве
(Фрагменты)
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
О С. П. Дегаеве, Маклецова Наталья Петровна, Год: 1906
Время на прочтение: 7 минут(ы)
‘Мать Дегаева была дочерью известного литератора Н. А. Полевого и вдовой старшего врача московского кадетского корпуса. Она получила хорошее, по своему времени, образование в пансионе, знала иностранные языки и очень любила читать… О безмерной доброте ее говорит и сама г-жа Корба: моя мать действительно предлагала взять на свое попечение ребенка Геси Гельфман, а в то время это значило не только обременить себя заботами о чужом ребенка, но и навлечь преследования со стороны правительства, и оттолкнуть родственников, связью с которыми моя мать очень дорожила.
Семья вообще составляет только небольшую часть среды, в которой вращается человек, а семья Сергея не представляла его среды совершенно, даже в смысле воспитания: ему еще не было 9-ти лет, когда он поступил в закрытое учебное заведете, второй Московский кадетский корпус, откуда, как лучший воспитанник и ученик, перешел в Артиллерийское училище, где окончил курс в числе первых трех, получивших премию, юнкеров, затем он уехал офицером на службу в Кронштадт. Стало быть, среда, в которой воспитался и вращался Сергей, была сначала средой закрытого учебного заведения, затем военной и, наконец, средой революционной партии.
Самым чистым и прекрасным периодом в жизни Сергея я считаю двухлетнее пребывание его в Кронштадте. Я помню его там еще до начала знакомства его с революционными кружками. В то время он страстно увлекался политической экономией, изучал Маркса, Милля и, по обыкновению, очень много занимался математикой. Способности у Сергея были блестящие, ум большой и оригинальный, характера в то время он был веселого и кроткого, но в нем всегда замечалась одна особенность: все, что он начинал, он доводил непременно до конца, до крайности. Это свойство и погубило его. Отчаявшись после 1-го марта в торжестве революционной партии, он попробовал достичь переворота другим путем, через правительство, и, конечно, сломал себе голову…’
‘Я помню, что его очень любили в кружке товарищей офицеров, нашей многочисленной родни и вообще знакомых, Сергей был некрасив, но весел, остроумен и всегда готов придти на помощь каждому словом и делом. Г-жа Корба ‘не знает никого из революционеров, кто бы относился к нему когда-либо с любовью, или дружеской привязанностью’. Мне приходят на память имена двух-трех революционеров, которые дружески относились к Сергею, но я не смею их произнести: доказательств фактических у меня нет, а признаться в настоящее время в былой дружбе или привязанности к такому преступнику, как Сергей, выходит из рамок обыкновенного мужества.’
‘Как Сергей сделался партийным революционером, через кого он впервые познакомился с народовольцами,—я не могу хорошенько припомнить. Помню одно, что он страстно увлекался делами партии, отдавался им бескорыстно, к революционным деятелям первое время он относился с восторженным обожанием. Один раз он сказал мне: ‘Я бы счел за счастье поцеловать Морозова’. Это был медовый месяц революционной жизни Сергея.’
‘Мне пришлось прожить в глухой деревне около двух лет в 82 и 83-м г.г. Осенью 82-го года Сергей с женой приехал к нам в гости. Я уже говорила, что в то время я была очень дружна с Сергеем. Он был со мной откровенен и, так как тогда все его мысли сосредоточивались на деятельности революционной партии, он нередко разговаривал со мной на эту тему. Между прочим, я помню, как он сетовал на полный упадок сил и деятельности партии после 1-го марта, он говорил, что после удачного убийства царя, революционеры точно обезумели, перестали принимать всякие меры предосторожности и, то и дело, попадают в руки правительства, как птицы в сети. Затем он жаловался на недостаток энергии в партии, что теперь не затевается никаких широких планов, а партия занимается своим ‘маленьким хозяйством’,—ссорятся, и подкапываются один под другого…
Я видела, что Сергей сильно разочарован в революционном движении и несколько раз пыталась убедить его оставить ряды партии, ехать за границу, заняться математикой, которую он страстно любил, но тут я натолкнулась на непобедимое упорство. ‘Я не могу оставить дела,—отвечал он на все мои доводы,—понимаешь, не могу… Вероятно, я погибну, а, может быть, найду выход’. Так мы и расстались: об его аресте в Одессе я узнала только по тому, что у нас в деревне был произведен обыск накануне Рождества.
Я считала Сергея погибшим, как вдруг,— не помню, каким образом,—получаю известие, что он бежал и просил меня приехать в Харьков повидаться с ним. Я, разумеется, сейчас же поехала, и мы с ним встретились в. условленном месте, он предложил мне поехать с ним в баню, чтобы не возбуждать подозрений, переговорить с ним обо всем на свободе.
Я помню, что мы долго сидели в предбаннике на диване и. молчали…
— Я сильно переменился?—вдруг спросил он меня. Мне действительно, показалось, что он не тот, как был, и я сказала ему об этом. ‘
— Что же ты не спрашиваешь, как я бежал?—проговорил он, усмехаясь, и начал рассказывать.— Меня ночью повез жандарм на вокзал, мы сидели рядом на извозчике, когда мы стали переезжать площадь — в Одессе перед вокзалом огромная площадь, — мой жандарм зазевался, я выпрыгнул и побежал. Потом меня устроили у знакомых.
— Ты веришь мне?—вдруг спросил он меня. Я верила ему, но тон рассказа мне показался неестественно вялым. Я сказала, что, вероятно, он уже много раз рассказывал о своем побеге, и это ему надоело. Он посмотрел на меня, подумал и вдруг сказал:
— Я все наврал тебе, я не бежал, меня выпустили, слушай…
Сергей начал рассказывать. Оказалось, что он еще раньше был знаком с Судейкиным в Петербурге… Но в Одессе, после своего ареста, Сергей не мало был удивлен, увидев во время допроса своего старого жандармского знакомца. Потом оказалось, что Судейкин нарочно приехал из Петербурга для допроса Сергея. Он остался с Сергеем наедине и начал убеждать его не губить себя понапрасну, а лучше переменить тактику и к той же цели идти другими, более верными путями. Сергей говорил мне тогда, что Судейкин показался ему скорее революционером, чем жандармом, так как откровенно признавал полную негодность существующего строя и необходимость его коренной ломки, но при этом он добавлял, что ‘революционная партия борется негодными средствами и только понапрасну истощает свои силы’. ‘Вы сами знаете,—прибавил Судейкин,— как слаба теперь партия: с каждым днем она теряет все более и более своих талантливых членов, вот и вы погибнете, а с вашим умом и способностями до чего вы могли бы дойти, если бы решились — действовать не против правительства, а с ним за одно’! Сергей рассказал, что Судейкин развил ему подробный план захвата власти соединенными силами революционной партии и его, Судейкина ‘Правительство, с одной стороны, будет запугано удачными покушениями, которые я помогу вам устроить, а с другой — я сумею кого следует убедить в своей необходимости и представлю вас, как своего помощника Государю, там уже вы сами .будете действовать’.
Впоследствии я поняла, что речь между ними шла чуть не о диктатуре…
— И ты полагаешь, что дело обойдется без жертв, без выдач?—спросила я.
— Все это будет устроено с обоюдного согласия,—отвечал Сергей.
Не помню, тогда или впоследствии он сказал мне, что действует с согласия Исполнительного Комитета… Но помню, что после этого свидания я продолжала считать Сергея верным членом революционной партии.
— Ведь без жертв людьми не обходится ни одно революционное предприятие,— проговорил он. Я совсем не могла понять такой равнодушной жертвы людьми, но в то время я уже давно совершенно разошлась с революционной партией или, лучше сказать, потеряла все знакомства, потому что деятельной революционеркой никогда не была. Сергей же в разговоре со мной опирался на авторитет Исполнительного Комитета и, кажется, сам был в то время его членом.
Я спросила Сергея, знает ли жена об его замыслах? Он отвечал, что заявил Судейкину с самого начала о необходимости переговорить с женой. Судейкин велел привести жену Дегаева в комнату, где происходил допрос, и оставил вдвоем.
Жена Сергея была самой простенькой женщиной, действительно, малообразованной, хотя она и прошла курс гимназии. Она вполне верила мужу и, не рассуждая, любила его. Она, наверное, не играла никакой роли в ‘решении кровавого вопроса о предательстве’, по выражению г-жи Корбы. Сергей один решил этот вопрос… Впрочем, как это ни странно, речи о предательстве между Судейкиным и Сергеем в то время, кажется, не было Я заметила, что Сергей был совершенно очарован личностью Судейкина, и убежден, что союз с ним принесет огромную .пользу партии ‘Народной Воли’.
Тут я должна прибавить, что от Сергея я не слыхала в то время и в следующая свидания о том, чтобы он кого-нибудь выдал. Поэтому после убийства Судейкина я долго считала все подобные слухи гнусной клеветой со стороны лиц, желавших себя выгородить. Потом я узнала, что я жестоко ошибалась…’
‘Последнее мое свидание с Сергеем в России произошло не более как за месяц до убийства Судейкина (я не помню хорошенько числа и месяца—в ноябре или в конце октября). Мы ту зиму жили в Харькове. Сергей явился внезапно, показался мне очень бледен, мрачен, за обедом он просил послать за водкой и говорил, что теперь совсем не может ничего есть, не выпивши перед этим. Оставшись со мной наедине, он сказал, что хочет убить Судейкина: ‘Этот мерзавец обманул меня кругом, царю он не представил меня, показал только Плеве и Победоносцеву, кажется, он хочет меня сделать обыкновенным шпионом, за это я ему отомщу’… Потом на мои вопросы Сергей опять повторил, что действует с полного согласия Исполнительного Комитета…
Решив заманить Судейкина для того, чтобы убить его, Сергей сообщил ему, что в такой-то день ожидает к себе на квартиру барыню из провинции с очень важными документами. .Судейкин и раньше бывал у Сергея, поэтому не было ничего странного в том, что Сергей просил его присутствовать лично при свидании с приезжей из провинции. Между тем, Сергей спрятал у себя на квартире двух террористов, а сам должен был встретить Судейкина и подать знак к нападению выстрелом. Судейкин явился с племянником. ‘А где же ваша барыня, Сергей Петрович?’ спросил он Сергея. Сергей что-то отвечал ему и повел в заднюю комнату. Когда они сели у стола, Сергей выхватил револьвер и выстрелом ранил Судейкина. ‘Дегаев! что вы делаете?!’ закричал тот и бросился в переднюю, где в то время уже убивали его племянника. Сергей вместе с другими участниками бил Судейкина во время борьбы в ватерклозете… Затем, так как дело было кончено, он надел пальто и медленно спустился по лестнице. В ушах у него все время стоял страшный крик Судейкина, но на лице, вероятно, не отражались ни ужас, ни растерянность, так как, когда ему пришлось проходить мимо швейцара, тот, по обыкновению, встал, поклонился ему и пропустил мимо, не заметив в нем ничего особенного.’
На границе ему пришлось прожить два дня в ожидании, когда привезут ему паспорт. Затем он отправился в Париж на суд своих бывших товарищей. Надо прибавить одну черту: жена Дегаева жила в это время в Париж и каждый день ходила обедать к Л. Тихомирову.
Сергей пришел тоже к Тихомирову и, сообщив о смерти Судейкина, предложил самому привести над собой в исполнение смертный приговор, если народовольцы сочтут это действие полезным для партии. Л. Тихомиров обещал переговорить с другими членами ‘Народной Воли’ (имена их я не могу припомнить) и сообщить Сергею решение суда. Сергей ждал 3 дня… ‘Если бы тебе вынесли смертный приговор, ты бы исполнил его?’ спросила я. ‘Разумеется’, отвечал он без малейшего колебания.
Но приговор ему вынесли другой, имя его было предано бесчестью, он был изгнан из партии, и ему было запрещено когда бы то ни было, под страхом смерти, принимать участие в политической деятельности партии.
Это был жестокий, но справедливый приговор.’
Дегаева судили зимой 1884 года в Париже. Суд состоял из В. А. Караулова, Г. А. Лопатина и Л. А. Тихомирова. Обещание, данное Дегаеву Тихомировым, Исполнительный комитет партии ‘Народная воля’ выполнил. Дегаев с женой в присутствии Тихомирова сели на пароход, отходящий из Англии в Южную Америку. Плаванье завершилось благополучно. Постоянно меняя место жительства, они из Южной Америки перебрались в США
Источник текста: http://www.hrono.ru/biograf/bio_d/degaev_sp.php?.
Видимо, фрагменты книги воспоминаний ‘Судейкин и Дегаев’ (‘Былое’. 1906. No 8).