О разныхъ системахъ нравоученія, сравненныхъ по ихъ началамъ (*).
Срезневскій.
——
О разных системах нравоучения, Срезневский Иван Евсеевич, Год: 1814
Время на прочтение: 17 минут(ы)
(*) Изъ Разсужденія, читаннаго въ торжественномъ собраніи Императорскаго Казанскаго Университета: юля въ 5й день сего года.
Достоинство каждой вещи познается по ея цли, и по мр того, какъ она къ достиженію оной способствуетъ. Чмъ важне для насъ цль, и чмъ удобне и надежне ведетъ насъ что нибудь къ оной, тмъ сіе большую цну иметъ въ глазахъ нашихъ. — Цль нравоученія — показать человку истинное въ семъ мір его предназначеніе, изъяснить его должности и представить надежныя къ исполненію оныхъ средства, дабы тмъ споспшествовать утвержденію нравственнаго и гражданскаго порядка,— есть цль толико высокая, что выше ея на земл сей ничего въ виду поставить не можно…— Но не научаетъ ли, не влечетъ ли насъ къ сей цли сама Природа? — Положимъ, что чувственныя наши склонности недостойны быть ея въ семъ случа орудіями. Но она дала намъ разумъ, который, чувствуя истину и предполагая высочайшаго Виновника и Блюстителя нравственнаго закона, тмъ самымъ уже обязываетъ насъ во всемъ оному повиноваться, дала свободу, которая длаетъ насъ способными умрять свои страсти и располагать ими по правиламъ разсудка, дала совсть, которая удовольствіемъ награждаетъ насъ за исполненіе, и раскаяніемъ наказываетъ за нарушеніе нашихъ обязанностей, наконецъ вдохнула намъ стыдъ, сіе отвращеніе отъ всеобщаго презрнія, которому неминуемо подвергается пренебрегающій свою должность. Не уже ли не довольно для насъ сихъ руководителей, когда были и нын находятся на земномъ шар люди и даже цлые народы, которые, не зная никакихъ нравственныхъ теорій и не имя гражданскихъ законоположеній, живутъ мирно, подобно кроткимъ агнцамъ, и въ полной мр наслаждаются бытіемъ своимъ? — Правда, такіе примры не совсмъ невозможны, но они еще ничего въ семъ случа не доказываютъ. Исторія увряетъ насъ, что между дикими народами появлялись отличные дарованіями своими мужи, которые научали ихъ должностямъ общежитія, ибо грубая чувственность всегда способна заглушитъ голосъ нравственной природы, если не будетъ средства, которое бы его возбуждало. И при всемъ томъ онъ до тхъ только поръ дйствуетъ надъ сердцами человческими, пока образъ жизни и обычаевъ у народовъ бываетъ простъ, отношенія между людьми немногочисленны и единообразны, и чувственныя склонности не столько раздражены, чтобы безпрестанно требовали новыхъ удовольствій. Но какъ скоро увеличивается ихъ промышленность и богатство, умножаются дла и взаимныя сношенія, возвышаются искусства и поселяется роскошь, такъ скоро и несогласія о правахъ становятся многочисленне и стремленіе къ преступленіямъ длается сильне. Тогда появляются люди, которые, желая дать худымъ своимъ поступкамъ другой видъ, выдумываютъ противныя добродтели и пагубныя для нравовъ мннія. Мннія сіи тмъ удобне распространяются и тмъ сильне вкореняются въ умахъ, что льстятъ человческому самолюбію и всмъ его прихотямъ. Тогда преступленія до того умножаются, что законы скоре, такъ сказать, устанутъ наказывать, чмъ истреблять оныя, ибо законы преслдуютъ только явныя злодянія, но страсти человческія столь хитры, что не рдко ужаснйшаго злодя скрываютъ подъ личиною блюстителя законовъ. Чтожъ? не уже ли при такихъ несчастныхъ обстоятельствахъ оставятъ гражданъ на произволъ собственной ихъ судьбы? Нтъ! тогда-то и должно распространять между ними нравственныя системы. — Но могутъ ли и он имть желаемый успхъ и могутъ ли остановить стремленіе страстей и пагубныхъ мнній? — Конечно могутъ: если во первыхъ люди будутъ заниматься науками и оставятъ глупый и пагубный предразсудокъ, будто правила жизни должны быть совсмъ различны отъ ученія истины, и если притомъ самыя системы будутъ излагаемы такимъ образомъ, чтобъ могли убждать умъ и трогать сердце. Посему правила жизни должны быть въ оныхъ представлены во всей ясности, дабы всякій удобно мигъ оныя понимать, и притомъ основаны на самыхъ твердыхъ началахъ, чтобъ никто въ оныхъ не могъ сомнваться. Чтобъ мысли, принимаемыя за главныя основанія сихъ правилъ, имли надлежащую твердость, что должны он быть во первыхъ сами по себ истинныя, дабы при самомъ ихъ представленіи всякой чувствовалъ, что, отвергая оныя, принужденъ будетъ противорчить самъ съ собою, во вторыхъ, повсемстныя, которыя бы не допускали никакого исключенія, могли быть примнены ко всмъ случаямъ жизни и касались до всего человческаго рода, или до всего царства нравственныхъ существъ: слд. он должны имть въ виду не удовлетвореніе какого нибудь своекорыстнаго побужденія, но достиженіе всеобщей цли человчества. На таковыхъ началахъ основанныя правила жизни будутъ дышать любовію къ человчеству. И чтобъ еще боле могли он дйствовать на сердце, то должны быть, такъ сказать, растворены сею высокою мыслію, что для человка нтъ большаго на земл счастія, какъ чувствовать себя онаго достойнымъ, и нтъ высшаго достоинства, какъ быть добродтельнымъ. — Вотъ правила, по которымъ должно цнить нравственныя системы! Только такимъ образомъ составленная наука нравовъ можетъ достигать своей цли, можетъ искоренить вредные для добродтели предразсудки, вдыхать уваженіе къ законамъ, научать смертныхъ укрощать стремленіе страстей своихъ и тмъ споспшествовать утвержденію тишины и благоденствія народнаго! — Теперь приступимъ къ самому длу! —
Вс нравственныя системы конечно имютъ въ виду одну общую цль, т. е. научить людей уклоняться отъ зла и творить благо, но различныя о добр и зл нравственномъ понятія произвели разныя начала нравоученія и неодинакія правила жизни. И если бы возможно было намъ видть всхъ людей, въ обществ и вн онаго живущихъ, и проникнуть внутреннія основанія ихъ поступковъ, то представилась бы мысленному взору нашему весьма любопытная, но столь многообразная картина, что мы едва бы въ состояніи были все въ оной обозрть, не только привести въ какой нибудь порядокъ. Ибо предстало бы предъ насъ безчисленное множество существъ разумныхъ и потому однородныхъ, но столь различныя нравственныя качества, столь несообразные характеры имющихъ, что едва ли подобное несходство можно найти въ наружномъ ихъ образованіи, потому что каждый кругъ людей, и каждый почти человкъ принимаетъ особенныя какія нибудь мннія, на которыхъ въ извстныхъ случаяхъ, основываетъ образъ мыслей своихъ и поведеній. Но мы, оставляя начала: и системы, которымъ слдуютъ въ обыкновенной жизни, разсмотримъ только т, которыя уже извстны ученому свту. Таковыхъ досел считается только семь {См. Кантов. Критик. практич. разума, стран. 70. Соч.}. Обыкновеннйшая изъ нихъ есть такъ называемая система воспитанія или обыкновеній {Монтаня. Правда, сей писатель часто мысли свои основываетъ совсмъ на противныхъ началахъ, что видно изъ его Опытовъ (Essais de Montaigne), но тмъ не мене система сія существуетъ въ мысляхъ и поступкахъ человческихъ, потому что большая часть людей руководствуется въ жизни своей однми обыкновеніями и привычками, ни мало не разсуждая о нравственной ихъ доброт. Соч.}. Ей основаніемъ служитъ мнніе, что дйствія наши сами по себ ни добры, ни злы, и нтъ другаго различія между добродтелію и порокомъ кром того, которое полагаетъ принятый какимъ нибудь обществомъ людей образъ мыслей и поведенія. Отсюда выводятъ слдующее практическое начало: длай то, къ чему воспитанъ и приученъ, слдуй во всемъ обыкновеніямъ страны, гд находишься:— Сколь сильное имютъ вліяніе на поведеніе наше примры и обыкновенія, собственной опытъ ежедневно въ томъ всякаго убждаетъ, и он часто достойны того, чтобъ имъ послдовать. Он непримтнымъ образомъ содйствуютъ къ соблюденію общаго порядка и даже служатъ доказательствомъ, что люди рождены поступать по общимъ нкоторымъ правиламъ. Посему, кто ихъ пренебрегаетъ, тотъ нарушаетъ введенный порядокъ, представляется для другихъ страннымъ, становится предметомъ общихъ насмшекъ, а иногда и презрнія, и нердко подвергается гоненіямъ и несчастію. Несмотря на то, он не могутъ быть верховнымъ правиломъ всхъ поступковъ человческихъ. Могутъ быть люди вн всякаго общества, комужъ они подражатъ будутъ? Есть дла, которыя каждый только для себя производитъ, какъ же имъ подражать? Обыкновенія въ разныхъ мстахъ такъ различны, что и познать вс оныя невозможно, тмъ мене можно всмъ подражать. Но кто знаетъ, гд кому суждено подражать, и гд кончить путь своей жизни? — ‘Надобно’ твердятъ обыкновенно стараться познавать обыкновенія страны, въ которой находишься, учатся различать людей и къ нимъ приноравливатся.’ Правда, но прежде еще, нежели все сіе познаешь, надлежитъ дйствовать. И если всегда должно длать то, что до насъ длали, то не нужно ни чему учиться, не надобно ничего вводить новаго. Между тмъ обыкновенія сами безпрестанно измняются, и люди невольно оставляютъ прежнія привычки и получаютъ новыя. И не уже ли такія обыкновенія могутъ опредлять различіе между добромъ и зломъ? Какъ? не уже ли все равно, спасти человку жизнь и умертвить его? По сему не будетъ никакого различія между просвщеніемъ и невжествомъ, кром того что первое состоитъ въ знаніи обыкновеній, а другое въ незнаніи оныхъ, не будетъ также различія между истиннымъ и ложнымъ мнніями, кром того что он такими почитаются. По сей причин и самое правило: слдуй обыкновеніямъ, будетъ истинно только для тхъ, кто его такимъ признаютъ. Слд. его можно почесть и ложнымъ, и по тому самому дозволительно нарушать вс обыкновенія, лишь бы только было то скрыто отъ надзору свта. Какойже добродтели можно изъ сего научиться? Можетъ ли такое нравоученіе, которое повелваетъ человку унизиться до глупой обезьяны, или сдлаться одною машиною, можетъ ли, говорю, такое нравоученіе дйствовать на сердца людей благородныхъ, имющихъ здравый смыслъ, умющихъ цнить лица и вещи по внутреннему ихъ достоинству? Какія можно изъ него вывести для жизни правила, кром слдующихъ: здсь то-то длаютъ, слд. здсь должно сіе длать, здсь сего не длаютъ, слд. здсь сего не должно длать? Не говоря о нелпости таковыхъ заключеній, къ чему въ жизни можно ихъ примнить? Можно ли изъ нихъ напр. узнать, должны ли мы спасти утопающаго человка, если въ первый разъ прибыли въ какую нибудь страну и незнаемъ еще, спасаютъ ли въ оной утопающихъ? И можно ли еще въ сужденіи о должностяхъ всегда полагаться на мннія людей? когда они по самолюбію и отъ праздности осуждаютъ все то въ другихъ, что сами длаютъ почти ежедневно? и для того единственно учатъ другихъ приноравливаться къ обычаямъ и характерамъ человческимъ, чтобъ самимъ господствовать надъ ними и себя уволить совершенно отъ наблюденія внушаемаго ими правила? Нтъ, не голосъ толпы, но истина должна ршить, чмъ добродтель различается отъ порока. Изъ всего на конецъ видно, что должны быть нравственныя правила выше человческихъ привычекъ, правила, по которымъ можно узнавать доброту самыхъ обыкновеній, и которыя обязываютъ хранить обычаи благіе, терпть и уважать незлые, оставлять и стараться истреблять худые. Поступимъ дале, можетъ быть намъ и удастся открыть оныя, —
Съ представленною теперь системою много иметъ сходства другая такъ называемая, система гражданскаго постановленія {Мандевиля. Сей системы держатся только благомыслящіе люди, которыхъ не слишкомъ въ свт много. Соч.}, и въ ней также поступки наши почитаются сами по себ ни добрыми, ни злыми, но добромъ нравственнымъ называется то, что повелваютъ, или по крайней мр позволяютъ гражданскіе законы, и зломъ, что они запрещаютъ. Отсюда выходитъ такое практическое начало: Длай то, что сообразно съ законами государства. — Кто дерзнетъ отвергать, тмъ боле нарушать сіе правило? Разв одинъ тотъ, кто истребилъ всякое чувство любви и благодарности къ своему Отечеству, кто столько ожесточенъ сердцемъ, что готовъ презирать совты отца и матери. Законамъ отечества должно повиноваться даже и тогда, когда бы ясно видли ихъ несправедливость. Они составляютъ единственную подпору общественнаго спокойствія и благосостоянія. И потому, кто нарушаетъ оные, тотъ по справедливости недостоинъ ихъ покровительства.— Со всмъ тмъ и сіе начало не можетъ быть принято за главное правило всхъ нашихъ поступковъ ибо изъ него могутъ нкоторые вывести такое заключеніе, будто потому что дйствія наши ни добры, ни злы сами по себ, можно поступать и противъ законовъ, лишь бы только умли мы скрыть дла свои отъ ихъ надзору, особливо же когда нтъ, и едва ли быть могутъ такіе законы, которые бы точно опредлили вс случаи, въ жизни съ человкомъ встрчающіеся. По сей причин и самыя законодатели принуждены бываютъ нкоторые изъ нихъ отмнять, перемнять и совсмъ уничтожать, слд. они уже нкоторымъ образомъ исключаются изъ онаго правила, живущіе же вн гражданскаго общества и совсмъ не подлежатъ оному. Одно сіе обстоятельство ясно показываетъ, что должны быть нкоторыя высшія начала нравственности, но которымъ можно судить о справедливости самыхъ гражданскихъ законовъ. Притомъ законы сіи проистекаютъ отъ власти нкоторыхъ только людей, а не отъ самодятельности ума каждаго человка, и потому не могутъ быть предметомъ философической системы нравоученія. И такъ на мсто прежде упомянутаго мннія въ основаніе сей системы положимъ слдующее: добродтель есть то, что споспшествуетъ общей польз, и порокъ, что оной препятствуетъ. Отсюда выдетъ такое практическое начало: споспшествуй величайшей польз государства.— Кто не согласится наблюдать и сего правила,кром злыхъ измнниковъ отечества? Ему должно повиноваться даже и тогда, когда бы сіе стоило нашей свободы и жизни, и когдабы мы въ отечеств своемъ терпли самую жестокую участь. Однакожъ и оно не можетъ быть признано высочайшимъ правиломъ всхъ нашихъ дйствій. Ибо люди, живущіе вн всякаго общества, ни вреда, ни пользы приносить ему не въ состояніи. И есть дла, которыя неимютъ никакого отношенія къ благосостоянію общественному. Не смю сказать, встрчаются ли случаи, гд благу общему должно предпочитать справедливость, по крайней мр Исторія не осуждаетъ за то Аристида, что онъ не согласился на совтъ емистокла — сжечь корабли Спартанекіе. Дале, въ чемъ состоитъ польза отечества, мы дознаемъ только опытомъ и въ продолженіе извстнаго времени, но дйствовать должны бываемъ и безъ сихъ познаній. И на чемъ основывается правило, что общую пользу должно предпочитать частной, какъ не на томъ высшемъ правил, что большее добро должно предпочитать меньшему? Но и сіе правило подчинено другому, еще высшему. Слд. есть всегда начала нравственности, нежели каково начало общественной пользы. Постараемся ихъ отыскать.
Об разсмотрнныя теперь системы предполагаютъ такія побужденія, которыя находятся вн человка. Но есть побужденія и сопряженныя съ самою природою человка, именно физическое и нравственное чувство. На первомъ изъ сихъ основывается Епикурова система евдемонизма или лучше егоизма {Нкоторые почитаютъ основателемъ сей системы Герцога Рошефуко, но онъ только полагаеть, что самолюбіе участвуетъ во всхъ нашихъ поступкахъ, и потому составляетъ главную пружину нашихъ дйствій, даже свободныхъ, или нравственныхъ. Практическимъ же началомъ нравственности поставилъ сіе побужденіе первый Епикуръ, по мннію большей части ученыхъ, правильне же еодоръ Безбожникъ, ученикъ Аристиппа младшаго, а послдователи его суть вс люди, въ разныхъ только степеняхъ и видахъ. Соч.}. Въ ней признается нравственно добрымъ то, что доставляетъ удовольствіе нашей чувственности, и злымъ, что причиняетъ оной неприятность удовольствія въ высшей степени постоянно продолжающіяся составляютъ наше счастіе. Попеченіе о собственномъ счастіи есть дйствіе любви къ самому себ. Отсюда проистекаетъ практическое начало: люби самаго себя, старайся о собственномъ благополучіи, длай то, что можетъ доставить теб величайшее и продолжительнйшее yдовольствіе.— Любовь къ самому себ Природа вдохнула въ сердца всхъ живыхъ существъ, и желаніе счастія составляетъ для насъ необходимое побужденіе и главную пружину всхъ нашихъ дяній. Но нужно ли побуждать къ тому закономъ, къ чему влечетъ сама Природа? Не надлежитъ ли паче стараться умрять наше самолюбіе? Ибо не отъ самолюбія ли проистекаютъ вс наши пороки? не отъ того ли бываемъ несчастливы, что слишкомъ заботимся о счастіи? не отъ того ли чувствуемъ горести, что сверхъ мры жаждемъ наслажденій? что не только иногда съ хладнокровіемъ взираемъ на страданія ближнихъ, но большею частію стараемся жить одинъ на счетъ другаго, созидать храмъ своего счастія на развалинахъ благополучія другихъ, и что еще ужасне, даже на развалинахъ благосостоянія народнаго? Какаяжъ ето добродтель? Не лучше ли вмсто сего быть столько развратнымъ, чтобъ не имть насущнаго хлба, чмъ носить адское въ душ своей утшеніе, что мы имли довольно хитрости или силы погубить другихъ для собственнаго удовольствія, лишили ихъ крова, чтобъ самимъ жить въ огромныхъ палатахъ, заставили ихъ скитаться безъ пищи и одежды, чтобъ самимъ украшаться драгоцнными тканями и провождать въ забавахъ дни свои, словомъ: не лучше ли терпть самому вс бдствія, чмъ питаться слезами другихъ, упиваться кровавымъ ихъ потомъ? Что можетъ уврить васъ тогда въ прочности собственнаго нашего счастія, когда вс признаютъ законнымъ долгомъ нарушать права другихъ для своего блага? Можетъ ли быть какой нибудь порядокъ, какое нибудь спокойствіе, какая нибудь опасность тамъ, гд единственною добродтелію считается пещись только о собственномъ счастіи, искать всюду своихъ только выгодъ? — Правда, самолюбіе побуждаетъ иногда людей длать добро другимъ и благо общественное предпочитать собственному, если безъ того не возможно достигнуть желаемой цли, но можно ли сіе почесть плодомъ истинной добродтели, той божественной силы, которая послдователей своихъ противъ боренія страстей, противъ ударовъ судьбы и несправедливости людей воодушевляетъ мужествомъ непреодолимымъ и любовію къ человчеству, превышающею самое человчество? Какъ же назвать тогда сихъ истинныхъ героевъ добродтели? когда имя ихъ неправеднымъ притязаніемъ осквернятъ хитрые егоисты? — Сверхъ того, можно ли какія нибудь постоянныя правила жизни вывести изъ такого нравственнаго начала, которое предписываетъ людямъ слдовать во всемъ собственнымъ ихъ желаніямъ, когда нетолько разныя лица въ различныхъ предметахъ поставляютъ свое счастіе, но и каждый человкъ, движимъ будучи разными по временамъ побужденіями, принужденъ бываетъ безпрестанно перемнятъ объ ономъ свои мысли? Предписывать правила, согласныя съ желаніями людей, значитъ давать имъ на каждую минуту разные и совсмъ противные совты, или все равно что ничего имъ неговорить. Но дабы познать, что можетъ доставлять намъ продолжительнйшее удовольствіе, для сего потребна долговременная опытность. Человкъ же, будучи по природ своей существо нравственное, всегда обязанъ жить по законамъ. Изъ всего наконецъ видно, что начало самолюбія, или физическаго чувства, не есть высшее правило нравственности. — Не льзя ли вмсто его положить въ основаніе оной нравственнаго нашего чувства, называемаго обыкновенно совстію? — Не можно, кажется въ томъ сомнваться, что сама Природа произвела насъ способными чувствовать внутреннее удовольствіе, представляя себ добрыя свои дла, и терзаться раскаяніемъ при воспоминаніи худыхъ. На семъ основаніи называютъ нкоторые нравственнымъ добромъ то, что производитъ въ насъ самодовольство, и зломъ, что влечетъ за собою сожалніе и досаду. Отсюда выводятъ практическое начало: поступай такъ, чтобъ могъ быть внутренно доволенъ самъ собою, чтобъ совсть твоя никогда тебя не зазирала, но всегда одобряла бы {Гучесона. Сюда можно отнести и другія системы, основанныя на внутреннихъ нкоторыхъ ощущеніяхъ, какъ то: систему благоволенія Графа Шафтесбури и Фергюсона, систему симпатіи, Адама Смита. Замчательно то, что таковымъ системамъ послдуютъ только недумавши, въ противномъ случа тотчасъ уклоняются къ егоизму. Соч.}. — Кажется, мы такъ вообще и поступаемъ, но крайней мр всегда стараемся внутренно одобрять вс свои поступки, разв произшедшій отъ нихъ собственный вредъ заставитъ въ оныхъ раскаяться, но тмъ не мене остаемся жертвою порока. Отъ чегожъ сіе произходитъ?— Отъ того, что напрасно совсть почитаютъ судіею длъ своихъ, она есть только свидтель оныхъ. Чтобъ быть судіею, надобно знать законы, умть различать добро отъ зла, невинность отъ преступленія. Сія честь предоставлена одному только разуму. И такъ если самый разумъ по какимъ нибудь обстоятельствамъ получитъ ложныя понятія о добродтели и порок, то и совсть можетъ услаждаться содланнымъ зломъ и сожалть о добр. Не раскаяваются ли злоди, когда опустятъ случай другаго оклеветать, ограбить, или умертвить? Посему можно ли на чувств нравственномъ основать такія правила жизни, которыя бы при всякомъ случа могли служить для насъ врными руководителями въ различеніи добра отъ зла?— Но, можетъ быть, не оно, причиною заблужденій, а одн только страсти, которыя завлекаютъ иногда людей въ преступленія, не смотря даже на то, что они уврены въ худыхъ своихъ поступкахъ, равно какъ и въ томъ, что посл будутъ въ оныхъ раскаяваться. Конечно страсти, но чувство внутреннее со всмъ не доставляетъ, способа къ ихъ укрощенію и не предписываетъ даже никакого правила, напротивъ того и само не рдко превращается въ жестокій фанатизмъ, или въ мечтательное суевріе. — Положимъ однакожъ, что поступки, производимые нами изъ внутренняго удовольствія, имютъ дйствительно добрыя качества, со всмъ тмъ они не составятъ еще истинной добродтели, если мы или не чувствуемъ вовсе склонности поступать иначе, или длаемъ оные изъ одного самолюбія. Ибо, если нтъ въ насъ ни одной страсти, которая бы противоборствовала добродтели, напротивъ того есть такія прихоти самолюбія, которыя невольно влекутъ насъ къ поступкамъ сообразнымъ съ оною, то сіе будетъ только одно счастливое расположеніе, котораго плодомъ бываетъ обыкновенно внутренняя гордость, поставляющая насъ въ собственныхъ глазахъ нашихъ выше прочихъ людей, или и побуждающая насъ явно ихъ презирать, осуждать и поносить. И не уже ли сіе можно почесть добродтелію? Нтъ! предъ очами истины ето есть порокъ самый отвратительный, и присвоивать себ въ такомъ случа названіе добродтельнаго человка значитъ — хулить святое имя добродтели. Она требуетъ пожертвованія самимъ собою, и расположеніе поступать сообразно съ нею тогда только можетъ имть нравственное достоинство, когда оно, произведено въ насъ собственными усиліями изъ повиновенія закону. И такъ, хотя совсть обыкновенно служитъ почти единственнымъ для насъ руководителемъ на пути жизни и утшителемъ въ незаслуженныхъ страданіяхъ, но потому еще не составляетъ истиннаго начала нравоученія, и система нравственнаго чувства не иметъ твердаго основанія. — Гд же найти такое начало, когда нтъ его и въ совсти нашей? — Поступимъ дале, можетъ быть и отыщемъ оное. —
Нкоторые нравоучители поставили предметомъ всхъ нашихъ дйствій усовершеніе нашего состоянія вообще, и назвали добродтелію все, что споспшествуетъ нашему совершенству, порокомъ же, что оному препятствуетъ и бываетъ причиною недостатковъ. Отсюда вывели такое практическое начало: старайся, сколько возможно, объ усовершенствованіи себя и своего состоянія. Сохраненіе и образованіе всхъ твоихъ силъ для твоихъ цлей да будетъ первымъ твоимъ закономъ. На семъ основывается система нравственнаго оптимизма {Стоиковъ и Вольфа. Сей систем столько же обыкновенно слдуетъ, какъ и систем Евдемонизма, но понимаютъ ее большею частію не въ томъ смысл, въ какомъ принимали сами основатели оной. Соч.}. — Стремленіе отчасу къ высшему совершенству сообщено человку отъ самой Природы. Оно составляетъ одно изъ главныхъ его отличій предъ другими живущими на земл тварями, и одну изъ главныхъ причинъ, послужившихъ къ изобртенію и обработыванію искусствъ, художествъ и самихъ наукъ. Человкъ любитъ представлять себя и, все ему принадлежащее отчасу въ лучшемъ вид, и всегда почти недоволенъ тмъ, что была прежде. Но если такъ сродно человку стараться о своемъ совершенств, то не нужно побуждать его къ тому закономъ. Законъ нуженъ только для того, чтобъ показать ему, въ чемъ состоитъ истинное совершенство, дабы отвлечь его отъ такихъ вещей, которыя могутъ прельщать одну чувственность, но не достойны вниманія существа разумнаго. И въ самомъ дл, если разсмотрть родъ человческій по различнымъ свойствамъ народовъ, званій, возрастовъ, половъ, и по собственнымъ людей характерамъ, то въ чемъ онъ не поставляетъ своего совершенства, какихъ не выдумываетъ изящныхъ и величественныхъ произведеній, и какихъ вмст безвкусныхъ прикрасъ и млочныхъ отличій не изобртаетъ? Какихъ геройскихъ подвиговъ и какихъ подлыхъ поступковъ не бываетъ виною желаніе совершенствъ и преимуществъ и славы? Оно возбуждаетъ трудолюбіе, терпніе, мужество, раскрываетъ таланты и производитъ на свтъ великихъ людей? оно раждаетъ низкую зависть, презрнную клевету и рабскую лесть, оно длаетъ мудрецовъ и шутовъ, героевъ и разбойниковъ, политиковъ и хищныхъ обманщиковъ. Но можно ли исчислить все, что длаютъ изъ желанія — блеснуть, въ глазахъ публики или предать имя свое потомству? ПП. СС. вамъ извстенъ свтъ, вамъ ясне сіе представить можно, нежели мн изобразить, въ краткомъ слов. Скажите, на такомъ ли побужденіи человческомъ можно основать ученіе благонравія, ученіе добродтели? Представимъ даже въ другомъ вид сіе начало и выразимъ его такъ: старайся по возможности объ усовершенствованіи самаго себя, но всегда высшее совершенство предпочитай низшему, и тогда оно не можетъ быть принято за главное правило жизни. Ибо самое высшее совершенство должно состоять въ добродтели. Слд. не льзя уже назвать всякаго совершенства добродтелію, и чтобъ опредлить самую добродтель, нужно совсмъ другое начало. Таковымъ началомъ должно положить съ еософами {Крузіемъ и другими Философо-Богословами или еолого-Моралистами. Сей системы держатся благочестивые люди, которыхъ въ свт почитаютъ обыкновенно глупыми, потому что премудрость Божія всегда буйствомъ и даже юродствомъ кажется міру сему. Соч.} волю Божію. Ибо воля сія есть совершеннйшая и святйшая. И потому, что съ нею согласно, то непремнно должно быть добрымъ само въ себ, и что оной противно, то неотмнно есть само въ себ зло. Посему нтъ ничего справедливе сего начала: Длай то, что согласно съ Божескою волею. Воля сія открыта въ писаніяхъ мужей, духа Божія исполненныхъ, ее проповдуетъ намъ святая Церковь. И кто сметъ не плнить разума своего въ послушаніи вры и не предать сердца своего Богу?…. Но къ несчастію, мудрецы вка сего, дерзая измрять умомъ своимъ глубину премудрости небесной, погрузились въ мрачнйшую бездну сомнній и произвели изъ онаго начала два, совершенно между собою противныя мннія. Одни изъ нихъ говорятъ, что Богъ потому повелваетъ или запрещаетъ намъ извстныя дянія, что он сами по себ добры, или злы {Схоластики, также Гроцій и другіе. Соч.}, другіе напротивъ утверждаютъ, что дйствія наши не сами по себ добры, или злы, но смотря по тому только, угодно ли было Богу повелть онымъ, или запретить {Пуфендорфъ, Буддей, Лангъ и проч. Соч.}. — Сердце человческое конечно можетъ повиноваться вол Божіей и быть добрымъ, хотя бы тонкіе споры сіи никогда ршены не были, но разумъ непремнно требуетъ ршенія оныхъ: иначе, оставаясь въ сомнніи, онъ преклонитъ и волю повиноваться гласу страстей, гласу самолюбія. Сверхъ того есть люди, которые или по недостатку просвщенія совсмъ не знаютъ откровенія воли Божіей, или по ослпленію гордаго ума своего дерзаютъ не признавать онаго таковымъ. И такъ философы, которыхъ почитаютъ учителями всхъ народовъ и всхъ вковъ, необходимо должны были стараться отыскать такое начало, посредствомъ бы котораго можно было какъ ршить оный споръ, такъ и сихъ людей убдить въ истин откровенія, или по крайней мр доказать имъ, чего должна требовать воля Божія, дабы тмъ склонитъ ихъ вести жизнь своею согласно съ законами добродтели, чтобъ открыть таковое начало, нужно было отвлечь себя отъ всего чувственнаго и вещественнаго и углубиться въ природу человческаго разума. Тогда почувствовали они, что разумъ, при всей нашей свобод, подверженъ непремннымъ законамъ, противъ которыхъ поступая въ мысляхъ или длахъ, онъ будетъ противорчить самъ съ собою, что совершенно противно его природ. И поелику разумъ есть также источникъ и свободныхъ вашихъ дйствій, то идея нравственнаго закона должна быть ему сродна, такъ что если онъ еще не понимаетъ его точно, однакожъ невольно съ онымъ соображается въ тхъ случаяхъ, когда умолкаетъ голосъ страстей. И такъ разумъ есть способность, дарованная намъ Самимъ Богомъ вмсто руководителя на пути жизни сей, то нравственный законъ его есть израженіе святйшей воли Божіей, есть законъ Божественный. И такъ, что сообразно съ нравственнымъ закономъ, то должно составлять добродтель, и все то будетъ порокъ,что оному противорчитъ. Что же повелваетъ и что запрещаетъ сей законъ? Какъ выразить главное онаго правило? — Онъ есть законъ разума, слд. долженъ бытъ одинъ и общій для всхъ существъ разумныхъ, иначе разумъ въ разныхъ недлимыхъ самъ бы съ собою противорчилъ, что противно его природ. Отсюда выходитъ такое практическое начало: поступай такъ, какъ бы ты желалъ, чтобъ вс нравственныя существа поступали. Вотъ въ чемъ состоитъ вся сила нравственнаго закона! Одно сіе правило можно примнитъ ко всмъ случаямъ жизни и вывести изъ него вс наши права и должности. Ибо какъ всякой не обидъ и неудовольствій, но добра себ отъ другихъ желаетъ, то симъ уже и обязывается не оскорблять другихъ, но доставлять имъ возможныя выгоды. Слд. кто поступаетъ противнымъ сему образомъ, тотъ даетъ уже тмъ право и съ нимъ поступать по его же правиламъ. На семъ основываются вс законы правосудія. Вразсужденіи самаго себя позволительно каждому длать все, что признаетъ для себя нужнымъ, полезнымъ, или приятнымъ, лишь бы только не нарушалъ тмъ правъ другихъ людей и не длалъ бы чего нибудь такого, чего бы не могли длать вс нравственныя существа безъ всеобщаго вреда для цлаго ихъ рода, ибо нравственный законъ не долженъ уничтожать природныхъ побужденій — стараться о сохраненіи себя и вида своего, о своемъ совершенств и счастіи, но долженъ только ограничивать оныя, онъ даже повелваетъ хранить и обыкновенія, которыя ему не противорчатъ. — Напрасно нкоторыя хотятъ опровергнутъ оное правило тмъ, что и безумный, злой и развратный могутъ позволить всякому поступать по ихъ правиламъ, ибо безумный исключается изъ круга нравственныхъ существъ, прочіе же не противорча сами себ, не могутъ на то согласиться, потому что и злой и развратный длаютъ все ради своей пользы или удовольствія. Но если злому въ силу его правилъ будутъ длать зло, то онъ не достигнетъ своей цли, и если въ силу правилъ развратнаго человка будутъ вс развращенны, то наконецъ прескутся вс средства къ ихъ удовольствіямъ, или и весь родъ человческій истребится, слд. и онъ также не достигнетъ своей цли.— Но поставлять себя на мсто всхъ людей и выдавать за всеобщаго законодателя не есть ли уже законопреступная дерзость? — Никакъ, ибо кто въ царств нравственныхъ существъ можетъ быть и дйствительно бываетъ законодателемъ, исполнителемъ законовъ и судіею длъ, кром разума? Какъ въ обществ разумъ правителя долженъ имть верховную власть, такъ равно въ каждомъ человк ту же власть иметъ собственный его разумъ. — Скажутъ въ опроверженіе сего: есть вчный Законодатель.— Такъ, но кто признаетъ его бытіе и нравственный законъ поставляетъ закономъ воли его, какъ не разумъ? Сей разумъ говоритъ самъ себ: я долженъ исполнять нравственный законъ, ибо онъ есть истинный. Слд. непремнно должно быть возможно исполнять оный, чтобъ сіе было возможно, то необходимо нужно, чтобъ окружающія меня вещи не препятствовали, но способствовали тому. Чтобы сіе могло быть, долженъ бытъ непремнно высочайше разумный и свободный оныхъ Правитель, который направляетъ ихъ къ сей цли, и есть верховный оныхъ и всхъ существъ Виновникъ, ибо явленіе безъ причину быть не можетъ. Слд. Онъ есть высочайшій законодатель, блюститель и судія въ царств нравственныхъ существъ. Слд. Онъ для того и мн сообщилъ подобную своей власть, дабы некогда потребовать отъ меня отчетъ въ исполненіи закона Его. Слд. Онъ же во образъ свой и мой поставилъ владыкъ на земл сей, дабы предупредить злоупотребленіе сей власти, отъ самолюбія разныхъ свободныхъ существъ произойти могущее. Я слабъ и часто побждаюся страстями, слд. Его долженъ просить о дарованіи мн помощи и предать себя въ Его распоряженіе. Чувственность вводитъ меня часто въ заблужденія, слд. Его молить я долженъ, да просвтитъ меня. И если помощникъ оный отъ Него уже ниспослалъ, если свтъ сей излитъ Имъ, то теку и обыму ихъ теплйшею моею врою. — Вотъ въ чемъ состоитъ ученіе системы, основанной на понятіи нравственнаго закона {Канта и другихъ Критическихъ философовъ.}! — Говорятъ нкоторые въ опроверженіе сей системы, что начало ея извстно только Критическимъ философамъ, чмъ же должны руководствоваться въ жизни своей люди, незнающіе ихъ философіи, или еще и совсмъ непросвщенные?— Но когда разумъ всхъ людей въ мышленіи своемъ послдуетъ однимъ общимъ законамъ, то и нравственный законъ, если не по выраженію, то, по сил и смыслу своему долженъ быть всмъ людямъ извстенъ, Сіе доказываетъ и слдующій опытъ, что не только дикіе люди, но даже дти умютъ притворяться благонравными, когда находятъ нужнымъ другихъ тмъ обмануть. И если обращать вниманіе на ходъ нравоученія во вс времена, у всхъ народовъ, то везд примтимъ нкоторые слды онаго ученія, хотя впрочемъ не очень явственные м многими посторонними наставленіями запутанные. На чемъ основывали вс законодатели свое правило, каждому свое, какъ не на томъ, что въ силу нравственнаго закона вс разумныя существа должны быть признаваемы равно свободными, имющими одинакіе, хотя по обстоятельствамъ не во всемъ равныя права? Для чего говорили древніе: познай самаго себя, — какъ не для того, что изъ сего познанія научаемся мы и тому, чего другіе могутъ, отъ насъ требовать? Что значитъ извстная древняя пословица: чего себ не желаешь, того и другому не длай? И что проповдывалъ самъ Небесный Учитель: Якоже хощете, говорилъ Онъ: да mвoрятъ вамъ человцы, и вы творите имъ такожде {Лук. VI, 31.}). И такъ идея нравственнаго закона, такъ сказать, современна разуму и тмъ боле въ ономъ раскрывается, чмъ боле онъ самъ образуется и просвщается. Посему и основывающееся на оной ученіе нравомъ столь же древне, какъ и родъ человческій, но въ совершенство приходитъ постепенно и со временемъ, подобно другимъ произведеніямъ ума человческаго. И если теперь сію нравственную систему сравнить съ прочими, то она конечно далеко превзойдетъ вс оныя и своею основательностію и добротою самыхъ правилъ, и вліяніемъ на сердца человческія, ибо и вс писатели нравоученія везд предлагаютъ, несравненно лучшія правила, гд отступивъ непримтнымъ образомъ отъ собственныхъ началъ, водятся однимъ, хотя еще темнымъ, представленіемъ нравственнаго закона. И такъ руководствуясь началомъ сей системы, можно читать вс прочія, изъ всхъ почерпать для жизни своей правила доброй нравственности. Что же боле сего нужно для юношества, въ заведеніяхъ учебныхъ образующагося? Добрый наставникъ конечно предоставитъ самолюбію просвщенныхъ философовъ защищать каждому свое мнніе и постараться въ сердца юныхъ питомцевъ впечатлть одн т правила, которыя могутъ вести ихъ по пути добродтели и содлать послушными дтьми, счастливыми супругами, добрыми родителями, миролюбивыми гражданами врными подданными Государя и полезными сынами Отечества…
Срезневский И.Е. О разных системах нравоучения, сравненных по их началам: Из Разсуждения, читаннаго в торжественном собрании Императорскаго Казанскаго Университета июля в 5-й день сего года / Срезневский // Вестн. Европы. — 1817. — Ч.95, N 19.