М.Н. Катков
М.Н. Катков
О пропорциональном отношении объема основных предметов правильной школы к объему предметов неосновных
О пропорциональном отношении объема основных предметов правильной школы к объему предметов неосновных
——
О пропорциональном отношении объема основных предметов правильной школы к объему предметов неосновных, Катков Михаил Никифорович, Год: 1865
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Новый устав гимназий впервые с полной решимостью полагает рациональные основания высшему образованию в России, без которого она не может ступить шагу в своих дальнейших судьбах и даже удерживать свое положение в цивилизованном мире. Этот устав, заслуживающий полного сочувствия за педагогические начала, которые положены ему в основание, не может, к сожалению, похвалиться тем, чтобы эти начала выразились в его учебной программе с должной последовательностью и верностью. Заслуживая полного сочувствия в своих началах, он неудовлетворителен в подробностях своей программы, и этими подробностями обессиливаются и роняются его начала. А вот и доказательство: не успел еще новый устав прийти в действие, как уже потребовалось сделать в нем существенное изменение. Оказалось, что учащиеся будут слишком обременены занятиями, и потому потребовалось сокращение учебного времени вопреки установленной программе. По уставу, на каждый урок полагается один час с четвертью, но едва устав был обнародован, как уже последовало распоряжение, которым отменяется это положение и от каждого урока отнимается по четверти часа в видах облегчения учащихся. Это перемена коренная, она касается самых оснований учебного плана, и такая перемена настигает закон на пути к применению, прежде чем он вступил в действие. Кто не согласится, что вопрос о размерах учебного времени принадлежит к самым существенным в устройстве школы? И вот закон постановил так, а через несколько месяцев распоряжение постановило иначе.
Нельзя не отдать справедливости побуждениям, заставившим администрацию прибегнуть к сокращению учебного времени. Что касается нас, то мы всей душой сочувствуем этим побуждениям. Мы всегда высказывались против тех педагогических систем, которые основаны на многоучении. Ничего не может быть хуже, как эта неразумная ревность набивать учебный курс множеством предметов и обременять учащихся чрезмерными занятиями. Лучше несколько менее, чем несколько более, лучше не доложить, чем переложить, — вот одно из самых главных педагогических правил. Кто воображает себе, что в деле учения чем больше, тем лучше, тот жестоко ошибается. Многоучение вредно во всех отношениях, и прежде всего многоучение есть враг учению. Вред его не только в том, что оно может изнурять силы и вредить здоровью, вред его еще более, еще несомненнее заключается в том, что оно препятствует действительно научиться чему-нибудь. Нет ошибочнее мысли и нет печальнее ошибки, как полагать всю силу учения только в преподавании, между тем как вся сила учения, вся ценность его заключается в принятии, в усвоении преподаваемого, в развитии, которое совершается в учащемся. Всякая наука имеет свое достоинство и приносит свою пользу, но из этого не следует, чтобы всякая наука могла быть преподаваема всякому и во всяком возрасте. На свете есть много наиполезнейших наук, но едва ли было бы полезно преподавать грудному младенцу что-нибудь иное, кроме груди. На свете есть много отличных книг, но едва ли самая лучшая из них в руках трехлетнего шалуна была бы чем-либо иным, кроме как плохой игрушкой, которая несравненно с большей пользой могла бы быть заменена настоящей, более занимательной игрушкой. На свете есть много превосходных опер и симфоний, но как бы хорошо и как бы часто ни разыгрывать их в собрании глухих, никакого музыкального действия от этого не состоится. На свете есть много знаменитых ученых, превосходно преподающих в разных университетах разные науки, но едва ли было бы здравомысленно наполнить их аудитории двенадцатилетними мальчиками.
Всякому свое — и грудному младенцу, и двенадцатилетнему мальчику. Для того чтобы человек мог с успехом и пользой заниматься делами людей взрослых, и притом делами, требующими значительной умственной зрелости, надобно прежде всего, чтобы человек вырос и чтобы время детства и отрочества было употреблено возможно лучшим образом для его воспитания. Педагогические цели требуют не того, чтобы учебная программа представляла собою энциклопедию наук, а чтобы принести пользу учащимся и вместе с их физическим возрастанием возрастить их умственные силы для жизни и науки. Один вопрос — достоинство и польза разных наук, составляющих область человеческого видения, другой вопрос — достоинство и польза преподавания. Если бы во втором или третьем классе гимназии, где воспитанники еще не научились порядочно считать, вдруг вздумал кто-нибудь начать преподавание высшего анализа — не назовете ли вы этого безумием? Дифференциальные исчисления — наука, без сомнения, превосходная и великая, но, преподаваемая двенадцатилетним мальчикам, не будет ли она еще большей нелепостью, чем симфония, разыгранная для глухих? Мы сказали большей, потому что музыка не произведет на глухих никакого впечатления и ничего не родит в их душе, между тем как непонятные речи могут произвести в голове слушающих плачевный сумбур, который при частом повторении не обойдется без дурных хронических последствий. Поставьте вместо дифференциальных исчислений всякую другую науку, не примененную к возрасту и к умственному развитию учащихся, и вы получите то же самое или получите нечто еще гораздо худшее. Дифференциалы и интегралы для молодых умов, еще не освоившихся с арифметикой, будут просто абракадаброй, в которой ничего не будет им понятно и которая действительно будет отчасти походить на музыку, разыгранную перед глухими. Но возьмите вместо них, например, то, что преподается у нас для того же возраста под именем истории, или под именем русской словесности, или что вводится новой программой под видом естественной истории для преподавания в первых трех классах, и в голове учащихся будет происходить не просто сочетание непонятных слов, а бессмысленнейший хаос понятий и образов, который мало того, что погубит их время, но погубит и их голову, мало того, что не научит их ничему, но и сделает их неспособными впоследствии ни к какому серьезному делу. Поступать таким образом — значит не учить, а портить, не воспитывать, не развивать, а ослаблять и развращать.
И вот такие-то педагогические пути предлагались бедному русскому юношеству, такими-то путями ходило и еще ходит у нас дело образования. Роковое заблуждение! Какую ответственность принимают на свою душу люди, упорствующие в этом заблуждении, не желающие сделать над собой хотя минутное усилие, чтобы вникнуть в вопрос, имеющий столь скромную наружность и столь громадную важность! Простой ноль лучше, чем отрицательная величина, это аксиома, о которой нельзя спорить, а мы без пощады наполняем минусами голову и душу наших детей. Грустно сознаться в упущении дорогого времени и в бесплодной растрате сил, но грустнее сознаваться в дурном употреблении того и другого. Новый устав наших гимназий не избавляет нас от таких растрат, потому что его учебная программа с первых же шагов отступает от здравых начал, положенных в его основу. Она недостаточно сосредоточивает учебные занятия, стесняет предметы образовательные и полагает слишком много времени на предметы, которые при излишке не только ведут к обременению учащихся, но обращаются в положительный для них вред. Теперь, пока устав еще не вступил в действие, было бы очень легко сделать в новой учебной программе те исправления, которые решительно необходимы для того, чтобы она могла приносить ожидаемую пользу. Когда устав будет окончательно введен, тогда сокращение учебного времени по некоторым предметам и расширение по некоторым другим (чту окажется совершенно необходимым) будет сопряжено с большими неудобствами и поведет к ломке и потрясениям.
Мы говорим об учебной программе только классических гимназий, в которых, собственно, и заключается все значение предпринятой реформы. Классическая система основана на концентрации, сосредоточении учебных занятий. Напрасно думают, что требования классической системы исполнены, если в учебный курс введены древние языки. Сила этой системы заключается в том, что древние языки употребляются ею как средство для сосредоточения занятий, для укрепления и развития умственных сил соответственно возрасту учащихся и для подготовления их к высшим изучениям по какой бы то ни было части. В том возрасте, которому соответствуют гимназии, только на двух элементах могут серьезно и плодотворно сосредоточиваться учебные занятия: на словесности, или грамматике в обширном смысле этого слова, и на математике. В Англии учебные заведения, соответствующие нашим гимназиям, носят название грамматических школ по преобладающему в них характеру учебных занятий. Этот же характер господствует в учебных заведениях целой цивилизованной Европы, соответствующих нашим гимназиям. Древние языки служат лишь наилучшим средством для этой цели, раскрывая сверх того учащимся богатый материал для мысли и знания, сообщая им полное право гражданства в мире науки и давая им то воспитание, без которого невозможна истинная ученость по какой бы то ни было части. Изучение древних языков в отроческом возрасте соединяет в себе множество преимуществ для умственного воспитания, но главная сила их заключается в том, что они дают возможность концентрировать учебные занятия воспитанников, к чему не оказывается способным никакой другой предмет. Затем, польза классической системы заключается в том, что она, устраняя многопредметность, дает возможность сократить учебное время не только без вреда, но и с пользой для умственного развития воспитанников и с очевидной пользой для их физического здоровья.
Но возвратимся к перемене, произведенной недавним административным распоряжением в учебной программе нового устава, который так долго и с таким трудом вырабатывался законодательным порядком. Сокращение учебного времени отнятием четверти часа от каждого урока, смеем думать, не совсем достигает предположенной при этом цели и в то же время значительно ослабляет силу всей учебной системы. Учащиеся не получат достаточного облегчения, число уроков у них не сократится, они будут все так же развлечены и подавлены многопредметностью, им придется все так же высиживать по пяти уроков в день и приготовляться к пяти различным предметам. А между тем четверть часа, отнятая от каждого урока, ослабит в значительной степени преподавание тех предметов, на которых должны сосредоточиваться учебные занятия и в которых заключается вся сила новой системы. Древние языки, как сказано выше, могут приносить ожидаемую от них педагогическую пользу только под условием, чтобы им было дано надлежащее развитие в учебном курсе, а в программе нового устава им отведен минимум времени, какое необходимо для того, чтобы они могли приносить ожидаемую пользу. Менее уделить для них времени невозможно, не роняя всей педагогической системы. Смеем утверждать, что цель, вызвавшая новое распоряжение, была бы достигнута вернее, а в то же время заодно были бы исправлены и существенные погрешности, вкравшиеся в новую программу, если бы преподавание некоторых предметов было приведено к рациональным размерам, какие предоставляются им во всех благоустроенных европейских школах. Спрашиваем всякого серьезного человека, кто только заблагорассудит вникнуть в этот вопрос, заслуживающий полного внимания: имеет ли смысл преподавание естественной истории в трех младших классах гимназического курса, как того требует новая учебная программа? Представьте себе детей от десяти до двенадцатилетнего возраста, занимающихся естественными науками по два часа в неделю: не жалкая ли это трата времени? Введение естественной истории в первых трех классах есть, очевидно, подражание прусским гимназиям, но, к сожалению, как всегда бывает при поверхностном подражании, не принято в расчет, что в прусских гимназиях этот предмет введен необязательно и более в видах занимательной рекреации, нежели серьезного учения. Уставом прусских гимназий предоставлено им право занимать воспитанников двух низших классов приспособленным к их возрасту описанием царств природы, в случае если окажется годный преподаватель. Нет ничего труднее, даже в Германии, как найти людей, которые были бы способны занимать малых детей увеселительными рассказами о природе, и потому этот предмет не поставлен там в число обязательных и во всем девяти-годичном прусском гимназическом курсе всего-навсего только два часа отведено на обязательное занятие естественной историей — в четвертом, считая по-нашему, классе. А у нас поставлен этот предмет обязательным в трех младших классах, полагая на него в каждом по два часа времени, итого в совокупности шесть часов. Вот совершенно напрасно убиваемое время, вот шесть уроков, которые могли бы быть упразднены с очевидной пользой как для физического здоровья, так и для умственного развития воспитанников. Физике предоставлено у нас шесть часов, было бы совершенно достаточно, если бы мы за физикой оставили четыре часа, а два остальных урока либо упразднили вовсе, либо заменили общим обозрением царств природы в одном из высших классов вместо совершенно напрасно полагаемых на этот предмет шести часов в трех младших классах. Еще более пользы оказали бы мы делу, если бы сократили преподавание русской словесности, которая в тех размерах, какие отведены ей в нашем учебном плане, есть сущее зло. Дабы учебная программа соответствовала своей цели, дабы она не вела не только к растрате времени и сил, но и к дурному употреблению их, решительно необходимо ввести этот предмет в его рациональные пределы, необходимо сократить его на один урок в каждом классе. Благодаря этому мы сделали бы экономии на семь часов времени, и это не только не ослабило бы, а, напротив, усилило бы дело учения.
Всякий излишек времени для преподавания своего языка ведет только к самому губительному празднословию. Живой язык никогда не может быть предметом серьезных грамматических изучений. Преподавание своего отечественного языка в средних учебных заведениях вполне достигает своей цели, если только регулирует практическое употребление его, не пускаясь ни в какие теории и умозрения, а для этого 24 часов, полагаемых нашей программой, непомерно много, и было бы совершенно достаточно 17. В прусских гимназиях на отечественный язык полагается только по два часа в неделю в каждом классе, за исключением старшего, к тому же в двух младших классах немецкий язык преподается заодно с латинским, тем же самым учителем. Во французских и английских школах то же самое. Действительно, делать свой родной живой язык предметом подробного ученого анализа в детском возрасте совершенно невозможно. В том, что древние языки могут быть предметом такого анализа, и заключается их педагогическая сила. Представляя собой самую богатую организацию человеческого слова, храня на себе отпечатки высокой цивилизации, самого разнообразного творчества и утонченного развития человеческой мысли, они остановились в своем жизненном развитии и потом были предметом ученой разработки в продолжение стольких веков, сосредоточивших на них труды стольких поколений, стольких умов. На них воспитывалось и воспитывается все, чем гордятся всемирное образование и наука. В них все взвешено, измерено и рассчитано, их грамматика состоит из строгих и неизменных правил, каких не может и не должен иметь живой язык. Одно из главнейших преимуществ изучения древних языков в том и состоит, что через них учащиеся овладевают всего вернее средствами своего собственного языка. Изучение древних языков есть в то же время и изучение своего родного языка. Изучая их, что иное делает учащийся, как не сравнивает с ними непрерывно, шаг за шагом, в каждом слове, в каждом оттенке выражения, свой родной язык? Наш нынешний литературный язык получил свою грамматику и свое первое благоустройство из рук человека, который вошел в его силу посредством изучения языков древних. Холмогорский рыбак через латинский язык уловил правило своего родного слова и стал творцом и законодателем нашего нынешнего литературного языка.
Итак, семь лишних и вместе положительно вредных часов, взятых у преподавания русского языка и словесности, в соединении с шестью упраздненными уроками естественной истории на трех младших классах составят экономию в тринадцать часов учебного времени.
Но этого мало: предмет, не менее вредный при излишнем распространении в учебном курсе, есть еще история. На историю и географию полагается у нас 22 часа времени. Это слишком много. В прусских гимназиях курс учения продолжается не семь, как у нас, а девять лет, но и там на этот предмет полагается не более. При семигодичном курсе наших гимназий на историю вместе с географией достаточно двадцати часов. Если бы лица, которым близки интересы нашего народного просвещения, знали во всей силе, что преподается в наших гимназиях под видом истории и русской словесности или, лучше сказать, какой бессмысленный хаос творится излишними уроками этих предметов в голове учащихся, которые кончают тем, что не умеют десяти слов связать правильно и букву ‘ять’ поставить на надлежащем месте, то они ужаснулись бы и поняли бы мудрое правило, которое предписывает лучше совсем не учить, нежели учить вздору. Все, что ни сказали бы мы для характеристики этого болезненного явления нашей школы, было бы слишком слабо в сравнении с действительностью.
Предметы, вводимые обязательно для преподавания в школе, должны быть таковы, чтобы сущность преподавания как можно менее зависела от произвола или личности преподавателя. Такова математика, таковы древние языки. Как математика, так и латинская или греческая грамматика изучаются совершенно в одинаковом роде как человеком взрослым, так и малолетним. Эти предметы не изменяются в своей сущности, приноравливаясь к возрасту. Дети занимаются ими так же серьезно, так же научно, как и взрослые люди, и претворяют изучаемое в свое достояние точно такими же умственными процессами.
В том-то и заключаются преимущество этих предметов, их неоспоримая годность для концентрации учебных занятий. Другие предметы могут быть допускаемы для преподавания детям лишь в тесной рамке, лишь в строго ограниченных размерах, в противном же случае неизбежно унизится достоинство науки и она превратится либо в игрушку, либо в празднословие. Преподавание истории может сопровождаться в наших школах полезными результатами только при условии, чтобы оно ограничилось самыми общими, но твердыми очерками главных фактов. Школа исполнит свою обязанность, если крепко запечатлеет в памяти учащихся остов истории с ее главнейшими событиями, числами и именами, без фальшивых и игрушечных прикрас, и приучит учащихся к повествовательному складу мысли и речи. Это было бы результатом несомненно полезным, потому что в зрелом возрасте человеку труднее восполнить то, чего в этом отношении не сделано в детстве. Но этим и должна ограничиться гимназия. Ближайшее ознакомление с историческим материалом должно быть предоставлено позднейшему возрасту. Молодому человеку, прошедшему порядочную классическую школу, не только открыты всевозможные сочинения по исторической части, но он владеет ключом к самостоятельным занятиям предметами исторического ведения, для него раскрыты самые источники, он уже стоит на почве истории. Изучение древних языков не есть ли в то же время и самое непосредственное, самое живое изучение истории? Основывая учебную систему на преподавании древних исторических языков, к чему же еще будем обременять наших молодых людей, при семигодичном курсе наших гимназий, излишними уроками по части истории как особого предмета? Эти излишние уроки, в которых преподаватель будет возносить наших бедных детей на высоту идей своих плохо записанных университетских тетрадок или вчера прочитанной журнальной статьи, эти излишние уроки, в которых он будет рисоваться перед нашими юношами и раскрывать им тайны жизни и смерти, дух веков и народов, законы прогресса, будет изрекать приговоры над историческими деятелями, над политическими учреждениями и религиями, — эти излишние уроки суть такая же вредная трата времени, как и излишние уроки русской словесности. Эти излишние уроки будут раскрывать для созерцания учащихся не какой-либо предмет, а собственную личность преподавателя, которая, без сомнения, не входит в план гимназического учения. Мы полагаем, что при семигодичном курсе гимназий для географии совершенно достаточно шести или много-много семи часов вместо восьми, полагаемых программой, а для истории — десяти или одиннадцати часов вместо четырнадцати.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1865. No 273.