Сверные цвты на 1829. СПб, 1828
О НОВОЙ ЖУРНАЛЬНОЙ КРИТИК
Пускай талантъ не мой удлъ,
Но я для музъ дышалъ не даромъ:
Любилъ прекрасное, и съ жаромъ
Твой геній чувствовать умлъ.
Стихи Батюшкова къ Карамзиину.
Вл. Измайловъ.
О новой журнальной критике, Измайлов Владимир Васильевич, Год: 1828
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Смотря на послднія произшествія вка отъ возвышенія до паденія Наполеона, кто-то въ Европ говорилъ: я живу изъ любопытства. Угодно ли y насъ имть такое побужденіе для жизни людямъ, давно соскучившимъ всмъ обыкноценнымъ, — пусть они взглянутъ на произшествіе, чудесное въ нашей литтератур.
Тнь Карамзина, освященная почти полувковою славою, стоитъ передъ нами, и какъ будто преслдуетъ старыхъ и новыхъ соперниковъ, но соперниковъ-самозванцевъ, съ усиліемъ влачащихся на поприще его славы и до упадка борящихся съ нею. Такое бореніе пробудило бы одинъ смхъ, какъ замтилъ справедливо К. Вяземскій {См. замчаніе къ стихотворенію: Быль, въ 19 No Телеграфа на 1828 годъ, стран. 271.}, если бы не послдовало изъ того важнаго дла и странной тяжбы: геній Карамзина не иметъ нужды въ защитникахъ, его творенія не могутъ страдать отъ порицателей, нть въ томъ сомннія. Но въ теперешнемъ состояніи дла, при явномъ разгоряченіи нкоторыхъ умовъ, при такомъ охлажденіи другихъ къ трудамъ сего писателя, не должно молчать, какъ нкогда молчалъ Карамзинъ, но говорить за него, за честь таланта, за справедливость дла.
Съ перваго взгляда кажется, будто критика можетъ быть дломъ всякаго писателя, и что она входитъ въ права ученика и мастера въ семъ дл, но я смю думать, что критика, въ ея высочайшемь отношеніи разсмотрнная, есть родъ литературной диктатуры, на которую даютъ право только заслуги и способности, въ республик наукъ признанныя. Великія власти ввряются великимъ людямъ или покрайней мр людямъ опытнымъ. Кто идетъ наравн съ вкомъ и просвщеніемъ, тотъ знаетъ, какія поручительства требуются, въ систем законодательства, отъ представителей народа. Вы хотите быть въ словесности представителями вкуса, мннія, искуства писать: укажите мн на права ваши, укажите на голоса, васъ избравшіе, укажите наконецъ на литтературныя титла, которыя оправдываютъ вашу высокую миссію. Безъ того мы въ прав отрицать ваше законодательное представттельство. Квинтилліанъ и подобные критики могутъ взвшивать даровагія и оцнять славу Тацитовъ, сихъ краснорчтвыхъ Тацитовъ, передъ которыми блднютъ тираны и завистники.
Какъ! разв не можетъ всякій ученикъ, всякій претендентъ на ученость, съ высоты судейскаго мста своего, бросать на бумагу приговоры и по своему произволу чернить славу писателя? Да, не можетъ того по совсти, ибо авторъ иметъ свою отчетливость и даже стыдливость. Приличіе, строгое приличіе, почерпнутое не изъ суетныхъ уваженій человческихъ, но изъ самаго здраваго смысла, говоритъ, что юный умъ, во храм ли Музъ или въ свтскомъ обществ, не позволяетъ себ возвысить голосъ передъ друтми въ поученіе или въ осмяніе знаменитыхъ людей. Но тмъ же побужденіямъ не позволитъ себ критикъ, новый въ своемъ дл, оспоривать съ одного авторитета своего достоинства Карамзина и ршительно отказывать сму въ талантахъ историка. Но такъ водилося въ старое время: новое принесло новыя правила и мысли. Пускай такъ, въ другихъ отношеніяхъ, но въ законахъ здраваго смысла, конечно нтъ. Просвщеніе, какъ бы оно велико ни было, должно всегда быть врно истин и разсудку, и за вчныя ихъ границы не переступитъ мудрость человческая.
Мы гордимся просвщеніемъ, хвалимся патріотизмомъ, величаемся любовію ко всему рускому, но справедливая гордость народная не ревнуетъ ли къ достоинству гражданина, бывшаго славою отечества и украшеніемъ ея словесности? Что видимъ y другихъ просвщеннйшихъ народовъ? Гордый сынъ Великобританіи не даетъ уронить славы Шекспра, онъ защищаетъ съ жаромъ не только его красоты, но и самыя уродливости, и можетъ быть общій голосъ Англичанъ обратилъ вниманіе Европы на сего великаго поэта. Съ тмъ же подобострастіемъ, съ тмъ же энтузіазмомъ говоритъ глубокомысленный Германецъ о своемъ Гердер, о Шиллер и особливо о Гёте. Французскій народъ, часто непостоянный, часто легкомысленный, не уступаетъ равнодушно своего литературнаго наслдія, своей классической почвы на разхищеніе и въ добычу ультра-романтикамъ. A мы рады и готовы ратовать за честь Кальдерона, за мниія Шлегеля, за преимущества послдняго Нмецкаго романтика, но стоять за своего образцоваго писателя, но говорить за рускаго Историка, когда онъ не держался новыхъ теорій, и какого-то новаго взгляда на исторію, было бы несовмстно съ духомъ времени и поколнія. Разв для соблюденія одной благопристойности изъ тысячи другихъ, явнымъ образомъ нарушенныхъ, мы дозволимъ себ только поклониться досадной тни, и въ то же время пропустимъ мимо себя фалангу запоздалыхъ бойцовъ въ тайной надежд, что они, сржутъ съ ногъ исполина, ихъ опередившаго, и уронятъ колоссъ, видный въ народ и вк. А, кажется, было бы такъ естественно хвалить и любить народную славу, отечественныя заслуги, все благородное, все великое на родной земл и въ ея быту ученомъ или гражданскомъ. ‘Имя русское иметъ для насъ особенную прелесть,’ говоритъ тотъ писатель, о которомъ идетъ рчь, ‘сердце мое еще сильне бьется за Пожарскаго, нежели за емистокла или за Сципіона.’ Не выразилъ ли онъ въ семъ патріотическомъ порыв вдохновенія чувство согражданъ къ его имени? осмлимся ли подозрвать ихъ въ неблагодарности къ его памяти? Нтъ, сыны отечества, великіе именемъ и длами, приносятъ ему дани благоговнія. Писатели, способные быть органами мннія, говорять о немъ съ удивленіемъ {См. Сверные Цвты, на 1828 годъ, стран. отъ 223 до 225.}. Вки и потомство скажутъ: Рускій народъ умлъ быть сму благодарнымъ за творческіе его труды, которыхъ слава отражается на Россію.