О ‘крпком мужик’.
О ‘крпком мужик’.
А. Б.
‘Наш путь’, No 123, чт 16.7 (29.7) 20, с.2
О ‘крепком мужике’, Беляев Александр Романович, Год: 1920
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В результат революціи произошло громадное увеличеніе крестьянскаго,— главный образом, мелкаго землевладнія за счот крупнаго частновладльческаго. Увеличилась и число ‘крпких хозяев’. При извстном ход аграрных отношеній число этих крпких хозяев может сильно возрасти,— не уже за счет пролетаризаціи части слабыхъ кростьян-собственников. При наличіи частной собственности на землю, если размр ея не будет строго ограничен трудовой нормой,— если будет допущено существованіе средних полутрудовых хозяйств, процесс обезземленія ‘слабых’ и увиличенія ‘крпких’ хозяев будет неизбжен. Порукой тому, хотя-бы, опыт столыпинской хуторской аграрной реформы,
А в результат может получиться неожиданное, на первый взгляд, явленіе: в итог величайших революціонных потрясеній, на дн революціоннаго горнила окажется крпкій хозяин,— очень консервативный соціальный продукт. Такова своеобразная соціальная химія. Такой ‘подарок революціи’, нсколько компенсирующій т соціальныя группы, которыя особенно обижены революціей. Этот подарок дает обиженным даже нкоторыя надежды.
Дйствительно, мы видим и слышим, что в правом лагер нашей общественности начинают возлагать все больше упованій на новаго хозяина русской жизни,— мелкаго земельнаго собственника вообще и крпкаго хозяина в особенности. Пока вопрос шол о сохраненіи во что бы-то ни стало аграрнаго status quo, крестьянин, захватившій помщичьи земли, был фактически, юридически и психологически революціонер и бунтарь. Но в тот самый момент, как происходит ‘легализація революціи’, — крестьянин-революціонер превращается в консерватора, опору порядка. Эта вторая сущность крестьянина обнаруживается для многих только теперь,— когда вопрос о земельной status quo оставлен раз навсегда. И вот, мы видим уже нкоторыя попытки со стороны правых кругов нашей общественности, охаживать новую народившуюся соціальную силу, привить ей свое пониманіе политических и общественных задач. С этой цлью вроятно, еще будут длиться попытки (и, кажется, уже длаются) организовать крестьянство в ‘безпартійные’ союзы, издавать ‘крестьянскія’ газеты и т. п.
Насколько же основательны эти разсчеты на консервативность деревни?
Что крестьянин-собственник консервативен это, конечно, не подлежит сомннію. Также, как и то, что эта консервативность не может не оказать нкотораго вліянія на ход нашей политической жизни.
Однако, в этом вопрос есть очень много всяких ‘но’.
Прежде всего, как ни консервативна деревня, ея консерватизм далеко не тот же, что консерватизм скажем, крупнаго землевладльца. Не забудем, что и столыпинскій крпкій хозяин далеко не оправдал тх политических надежд, которыя возлагались на него сторонниками ‘хуторской’ реформы.
А вдь между столыпинским и теперешним крпким хозяином есть весьма больная разница.
Столыпинскій крпкій хозяин получая свое хозяйство прямо из рук самаго начальства,— даже, нердко, без особой охоты. Современный хозяин получил свою землю совсм иным путей. И как бы ни легализовали теперь этот путь, крестьянин сам не забудет о нем,— по крайней мр, в современном поколніи. Этот факт, на почв исконной мужицкой психологіи: осторожности, подозрительности и недоврія, но может, конечно, не отразиться и на его политическом поведеніи.
Затм, деревня не только ‘избаловалась’ за революціонные годы. Ея требованія, во всх отношеніях, очень возросли, даже можно сказать , чрезвычайно возросли,— по сравненію с довоенным временем. Это также не может не положить свою печать на политику деревни.
Нельзя также не коснуться и общих условій: если в новых деревенских собственниках получил подкрпленіе консервативный элемент, то это произошло цною соціальнаго исчезновенія самаго консервативнаго и боле деревни организованнаго элемента: крупнаго землевладнія. Возникновеніе в самой деревн наиболе консервативнаго класса крпких хозяев не может восполнить этой убыли, потому, что, как мы указали, крпкія хозяйства могут возникать теперь только за счот пролетаризаціи части деревенскаго населенія. Так что деревенскій консерватизм, в своем рост, сам будет порождать своего политическаго антагониста.
Уже эти приведенныя соображенія дают основаніе предполагать, что преувеличенных надежд на консервативность новой деревни возлагать не приходится.
И все же, намтить, хотя бы в самых общих чертах, возможную будущую линію поведенія новой деревни не представляется возможным. И это зависит не только от сложности вопроса, но и от того, что сам объект наших изслдованій,— деревня,— сама еще далеко политически не самоопредлилась, не прониклась ясным политическим самосознаніем и совершенно не приступала еще к своей политике-соціальной организаціи.
Помочь ей в этом дл задача в высшей степени важная и нужная.
Но в интересах самаго крестьянства и в интересах политическаго здоровья страны было бы хорошо, если бы эта помощь не носила односторонняго характера.