О финляндском сейме и о польском крестьянстве, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1863

Время на прочтение: 13 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

Статьи из газеты ‘День’ (1863)

О Финляндскомъ сейм и о Польскомъ крестьянств.

Москва, 14-го сентября 1863 г.

Наконецъ въ Финляндіи сеймъ — сеймъ такъ давно желанный, жданный и обтованный! Финляндія ликуетъ и празднуетъ, и Россія искреннимъ сердцемъ радуется вполн законной и свтлой радости честнаго, трезваго, здороваго Финляндскаго населенія. Мы сказали: здороваго, потому что, сколько намъ извстно, это едвали не единственный уголокъ Европейскаго материка, гд люди кажутся довольными и счастливыми, гд общество не заражено недугомъ лжи и фантастическихъ, несбыточныхъ стремленій, гд молодое поколніе не является какимъ-то больнымъ недоноскомъ, прежде срока рожденнымъ, безсильнымъ, раздражительнымъ и нервнымъ, и общественная атмосфера свободна, такъ сказать, отъ міазмовъ гошпиталя и кладбища. Гошпиталь, кладбище, да домъ сумасшедшихъ, да казарма,— вотъ чмъ, напримръ, представляется теперь, и даже не въ одномъ только нравственномъ смысл, несчастная Польша,— да боле или мене, и въ смысл конечно уже переносномъ,— вся Европа, кром разв Англіи и кром Россіи.— Въ Россіи тоже общественная атмосфера не можетъ назваться совершенно чистою и здоровою, и если въ настоящую пору эти болзненныя ощущенія нсколько заглохли при всеобщемъ подъем патріотическаго духа, то это еще не значитъ, что недугъ исцлился. Тмъ не мене этотъ недугъ въ Россіи есть дло наносное и держится на одной поверхности, такъ-называемое общество, къ счастію, еще не всегда служитъ представителемъ Русской народности и въ большей части случаевъ отражаетъ народъ, простой Русскій народъ, какъ кривое зеркало живыя лица,— а между тмъ отъ полей и нивъ еще такъ ветъ у насъ здоровьемъ и силой!
Впрочемъ мы въ Россіи вообще мало знакомы съ внутреннею жизнью Финляндіи, но такова добрая слава, которою пользуются между нами Финляндцы. Конечно, много у нихъ старины, уже совершенно отжившей и непригодной, но пусть же все старое умершее отнесется ими въ могилу благочестиво и съ подобающею почестью, а не выставляется трупомъ на позоръ, глумленіе и открытое разложеніе,— какъ это бы могло, пожалуй, случиться у насъ.
Это событіе, т. е. сеймъ, произведетъ конечно сильное дйствіе на общественное мнніе Европы и докажетъ ей, какъ спокойно и свободно могутъ жить и благоденствовать подъ покровомъ Россіи даже совершенно чуждыя ей народности, если только ихъ развитіе совершается не въ дух вражды и ненависти къ Россіи,— какъ мало стремленія у насъ, Русскихъ, обрусить не-Русскихъ. Напротивъ, Россіи можно сдлать упрекъ именно въ томъ, что она слишкомъ легко допускала къ себ пропаганду иноземную и даже — смшно и больно и позорно вспомнить — содйствовала отчужденію отъ себя, отъ Русской народности, нкоторой части кореннаго Русскаго народонаселенія. Можно сказать положительно, что въ большей части пріобртенныхъ нами въ XVIII и XIX вк владній, Русская народность до новйшихъ временъ не занимала нигд господствующаго, принадлежащаго ей по праву мста (напримръ, въ Западномъ и Юго-Западномъ кра, Остзейскихъ провинціяхъ, даже въ Крыму, гд до послдней войны Татары пользовались привилегіями, которыхъ не имли тамошніе Русскіе крестьяне). Мы должны надяться, что Финляндскій сеймъ обратитъ наконецъ вниманіе на положеніе Русскихъ въ Финляндіи и дастъ имъ возможность пользоваться правами, предоставленными кореннымъ Финляндцамъ, безъ ущерба для Русской народности. Извстно, что Императоръ Александръ I, движимый тмъ же великодушіемъ, которое побуждало его возвратить Польш принадлежавшія ей когда-то Русскія области, присоединилъ къ составу Великаго Княжества Финляндскаго земли уже цлое столтіе находившіяся во владніи Россіи и заключавшія въ себ, кром Финскаго племени, не малочисленное и очень древнее населеніе Русское: мы говоримъ про Выборгскую губернію и даже часть Петербургской, въ которыхъ, если не ошибаемся, считалось, въ эпоху присоединенія ихъ къ Финляндіи, до 40 т. Русскихъ: предки ихъ перешли туда на, жительство еще въ XVI и XVII вк. Положеніе этихъ Русскихъ было и есть до сихъ поръ не изъ самыхъ выгодныхъ: мы даже имли въ своихъ рукахъ довольно интересную статью съ подробнымъ разъясненіемъ этого обстоятельства, но однакоже, по разнымъ уваженіямъ, не ршились ее напечатать. Мы вполн уврены, что Финляндскій сеймъ не останется для этихъ 40 или боле тысячъ Русскихъ безъ надлежащихъ послдствій, и не возведетъ отношенія Русскихъ къ Финляндцамъ въ Княжеств — въ ‘вопросъ’ раздражительнаго свойства.
‘Вамъ, представителямъ Великаго Княжества, предстоитъ доказать достоинствомъ, умренностью и спокойствіемъ при сужденіяхъ, что въ рукахъ народа мудраго, готоваго дйствовать заодно съ Государемъ, съ практическимъ смысломъ для развитія своего благосостоянія, либеральныя учрежденія не только не опасны, но составляютъ залогъ порядка и благоденствія’. Этими многознаменательными словами закончилъ Государь Императоръ рчь, произнесенную имъ при открытіи сейма. Нтъ сомннія, что эти слова, сказанныя Русскимъ Императоромъ во всеуслышаніе всей Россіи и всего Европейскаго міра, произведутъ громадное впечатлніе и въ Россіи и Европ, и подадутъ поводъ Европейской журналистик къ разнообразнйшимъ толкованіямъ. Они — эти слова — отдадутся и въ самомъ Польскомъ обществ и не останутся безъ вліянія на отношеніе Европейскаго общественнаго мннія къ Польш. Что же касается до Россіи съ ея мудрымъ и постоянно дйствующимъ заодно съ. Государемъ народомъ,— то она въ слов ‘либеральныя учрежденія, разуметъ прежде всего учрежденія вполн народныя, соотвтствующія историческимъ и народнымъ началамъ, а не сколокъ съ какихъ-нибудь Западныхъ учрежденій. Нашъ хлбъ насущный въ настоящую минуту — расширеніе свободы мннія и выраженія его въ слов,— и этого-то хлба насущнаго мы ожидаемъ!..
Отъ сейма въ Финляндіи перейдемъ къ военной диктатур въ Царств Польскомъ. Диктатура, какъ мы уже говорили, является тамъ теперь, къ сожалнію, неизбжною потребностью,— ибо никакое въ мір ‘легальное’ управленіе не въ состояніи существовать безъ начала взаимнаго доврія между властью и управляемыми, а это довріе Русской верховной власти къ Польскимъ чиновникамъ и вообще къ Польскому обществу, въ настоящее время ршительно невозможно. Поэтому по невол всякое дйствіе приходится подкрплять и сопровождать принудительною силою и угрожающимъ контролемъ. Впрочемъ диктатура еще вовсе не означаетъ системы жестокостей, необузданнаго произвола и кровавыхъ казней,— понятіе, которое обыкновенно у насъ соединяютъ съ словомъ диктатура,— а упраздненіе порядковъ управленія дйствующихъ въ обыкновенное время, и предоставленіе на извстный срокъ неограниченной распорядительной власти одному какому-либо лицу или учрежденію. Какія бы ни были сужденія объ этой систем, нельзя не признать, что только при дйствіи вполн свободной верховной воли, вполн независимой отъ вліянія на нее мстныхъ помщичьихъ и сословныхъ интересовъ, можно надяться на скорое и удовлетворительное ршеніе крестьянскаго вопроса въ Польш. Мы не замедлимъ представить нашимъ читателямъ довольно подробныя свднія о ход крестьянскаго дла въ Царств: читатели увидятъ, сколько препятствій надленію крестьянъ землею полагали Польскіе помщики въ прошлое и въ ныншнее царствованіе, какъ самыя благодтельныя для крестьянъ распоряженія власти умли они обращать во вредъ крестьянамъ, а себ въ выгоду, какъ даже самъ маркизъ Велепольскій, при назначеніи коммиссій для очиншеванія, т. е. для оцнки повинностей, замняемыхъ чиншомъ (оброкомъ), отказался руководствоваться правиломъ, принятымъ и дйствующимъ въ Россіи — чтобы норма новаго чинша никоимъ образомъ не превышала размра прежней уплаты (деньгами или издліемъ) и чтобъ результатомъ новыхъ мръ ни въ какомъ случа не было — ухудшеніе быта крестьянъ противъ прежняго ихъ состоянія.— Крестьяне въ Польш никогда бы не дождались отъ Польской шляхты тхъ правъ, какими пользуются крестьяне въ Россіи, и аристократическій элементъ, внесенный въ управленіе маркизомъ Велепольскимъ, могъ этому способствовать всего мене Точно также нельзя въ этомъ отношеніи ожидать содйствія и отъ Уздныхъ Совтовъ и другихъ либеральныхъ учрежденій новйшей административной системы Царства Польскаго, въ которыхъ нея власть принадлежитъ шляхт. Если же теперь народовый жондъ и ршилъ крестьянскій вопросъ, по своему, ex abrupto, объявивъ надлъ крестьянскій собственностью крестьянъ, то эта революціонная мра поддерживается только терроромъ и не иметъ ни въ глазахъ сельскаго населенія, ни въ глазахъ шляхты — авторитета твердой законодательной мры. Кром того крестьянамъ необходимо дать такого рода организацію, которая бы возвела ихъ на степень крпкаго, сплоченнаго, огражденнаго правами, хотя нисколько не замкнутаго сословія, вполн независимаго отъ шляхты въ матеріальномъ и политическомъ отношеніи. Но то, что въ дйствіяхъ народнаго жонда является революціонною мрою, то въ дйствіяхъ Русскаго правительства можетъ явиться только послдствіемъ его собственной внутренней административной системы, дйствующей у него дома, въ Россіи, и мрою — въ самомъ строгомъ смысл консервативною. Если Польша, какъ народность, можетъ уцлть и сохраниться, если при деморализаціи Польскаго общества, какъ бы свидтельствующей о совершенномъ его нравственномъ разложеніи, заключается въ чемъ-либо залогъ будущности для Польской націи,— такъ только въ крестьянств и единственно въ крестьянств — элемент не дйствовавшемъ въ Польской исторіи и слдовательно еще не растратившемся въ исторической жизни, еще способномъ къ жизни и въ развитію. Такъ мы предполагаемъ по крайней мр: время покажетъ, утратилъ или нтъ этотъ членъ Польскаго организма, чрезъ долгую свою инерцію, способность къ оживленію и къ органическимъ отправленіямъ. Россія счастлива тмъ, что, предлагая такія мры, она только уравниваетъ Польскихъ крестьянъ съ Русскими, вводитъ то, что существуетъ у нея самой, и слдовательно поступаетъ согласно съ началомъ равноправности народной и высшей нравственной справедливости. Надленіе Польскихъ крестьянъ землею и правами — мра самая благодтельная для самой Польши, которая послужитъ совершенно-новою эрою въ ея существованіи и перемнитъ всю гражданскую, общественную и экономическую физіономію края. Польскій крестьянскій вопросъ есть самый настоятельный вопросъ настоящей минуты и отложить его разршеніе было бы не только не благоразумно, но равнялось бы разршенію отрицательному: если мы не воспользуемся настоящими обстоятельствами — онъ разршится или невыгодно для крестьянъ, или въ дух революціонно-демагогическомъ — къ пагуб всей Польши. Мы думаемъ даже, что открытое всенародное объявленіе отъ имени правительства о томъ, что оно намрено распространить на Польское крестьянство благодяніе манифеста 19-го февраля съ тми, разумется, измненіями, которыя требуются по обстоятельствамъ мста и времени,— такое объявленіе окажетъ спасительное дйствіе на духъ крестьянъ и дастъ имъ силу противиться деморализаціи, распространяемой ужасомъ потаеннаго правительства. Значеніе громады, какъ нашего крестьянскаго міра, управленіе крестьянскихъ обществъ не тминными войтами-помщиками, а крестьянами же, выбранными ими самими изъ своей среды,— все это, вроятно, привилось бы безъ затрудненія къ Славянской и, какъ кажется, мало испорченной, потому что мало жившей, природ Польскаго крестьянства.
Но если въ Царств Польскомъ вопросъ крестьянскій иметъ значеніе вопроса соціальнаго и политическаго (въ томъ смысл, что не только во внутренней общественной жизни, но и вообще въ Польской исторіи отнын дйствующимъ факторомъ должно явиться Польское крестьянство), то въ Западномъ и Юго-Западномъ кра Россіи онъ безспорно иметъ значеніе вопроса національнаго, потому что ведетъ за собою освобожденіе Русской народности изъ-подъ власти чуждой ей народности Польской. Между тмъ, даже и теперь, даже посл такого яркаго посрамленія Польской зати — увлечь на сторону Польши Русскій народъ,— Поляки все еще стараются придать народному движенію значеніе только соціально-демократическое, и ничего больше. Мы получили недавно изъ Кіева письмо за подписью е Полякъ’: оно написано бойко, какъ будто для печати, и проникнуто ироніей на счетъ публицистическихъ ‘усилій’ ‘Дня’ вообще на счетъ горячихъ защитниковъ Русской народности,— ироніей свидтельствующей, между прочимъ, что Поляки въ томъ кра нисколько еще не упали духомъ. Авторъ письма старается представить въ смшномъ вид пробудившуюся въ Русскомъ обществ любовь и память Русской народности, и особенно налегаетъ на нкоторыя неловкія проявленія этого чувства. Онъ очень хорошо знаетъ, что Русское общество и особенно Русскія власти еще недавно были очень чувствительны къ насмшкамъ и вообще къ обвиненіямъ такого рода и тона,— но онъ ошибся въ своемъ разсчет: общество наше, какъ мы уврены, теперь уже во многомъ не то, что прежде, и прониклось сознаніемъ своихъ обязанностей къ Русскому населенію Западнаго края. Впрочемъ, ке ручаемся, чтобъ эта Польская тактика не имла успха тамъ на мст, у мстной администраціи,— по крайней мр то, что говоритъ авторъ письма о характер народнаго движенія, вполн совпадаетъ съ отзывомъ объ этомъ движеніи — защитника Кіевской административной системы, г. Владиміра Юзефовича.
Разсказавъ какой-то пустой анекдотъ о нерасположеніи крестьянъ къ помщикамъ вообще, ‘чы винъ Ляхъ, чы Москаль’, г. ‘Полякъ’ продолжаетъ:
‘Вотъ гд таится настоящій смыслъ настоящаго крестьянскаго движенія! Врьте мн, они ненавидятъ Поляковъ, но далеко не влюблены въ Русскихъ. У нихъ самыя рзкія соціальныя тенденціи, и эти господа, которые васъ убаюкиваютъ ихъ патріотическими порывами, говорятъ вздоръ. Мы ближе видимъ эти дла. Что они говорятъ теперь военнымъ начальникамъ, которые вмст съ мировыми създами разъзжаютъ по уздамъ? ‘Нікого знаты не хочемо! Чиншівъ платыты не будемо! паньщыны робыты не будемо, не все наше! Мы собі завоіовалы землю!‘ ‘А знаете, гд такъ говорятъ преимущественно? Въ имніяхъ вельможей Русскихъ! Справьтесь въ Кіев, вы удостовритесь объ этомъ подробно’. Если бы даже это было и справедливо, то все же ничего не доказываетъ: слдуетъ принять въ соображеніе, вопервыхъ, что имнія Русскихъ ‘вельможей’ большею частью управляются или арендуются Поляками, вовторыхъ, что мировые посредники, обязанные разъяснять крестьянамъ ихъ обязанности, большею частью Поляки или такіе Русскіе, какъ г. М., смнившій волостнаго старшину за излишнее усердіе въ преслдованіи шайки повстанцевъ, втретьихъ, что недоразумнію крестьянъ въ настоящее время положенъ вообще конецъ — обязательнымъ выкупомъ, котораго они совершенно основательно ждали и дождались. Дале авторъ объясняется слдующимъ образомъ:
‘Я не пугаю васъ. Мое мнніе такое: худо ли, хорошо, а скажи врно. Кто же надлалъ эту чепуху? Вы сами, господа, увлекшись местью противъ Поляковъ. Неужели вы думаете, что разршите вопросъ дйствуя такихъ образомъ? Вы его запутываете и вмсто одного вамъ прійдется скоро развязывать два узла’. Это уже будетъ наша забота, а не Поляковъ: самый трудный узелъ это — Польскій, а остальной развяжется самъ — мудростью народа, сближеніемъ Русскаго общества съ народомъ и тмъ свтомъ мирной свободы, которымъ озаряется для насъ наше будущее.
‘Намъ случалось’, говоритъ г. ‘Полякъ изъ Кіева’, объясняться откровенно въ этомъ дл съ нкоторыми умными Русскими личностями. Он сознавали увлеченіе и даже сказали, что по ихъ мннію, оно глупо но, говорили, лишь бы намъ васъ остепенить, а мужичье приведемъ въ повиновеніе палкою.— Значитъ, сказалъ я, вы и насъ и ихъ приведете въ повиновеніе крутыми мрами?— Да!— Значитъ и насъ и ихъ вооружите противъ себя?— Ну да! какая бда!— Да такая, что мы въ другой разъ возстанемъ вмст!.. Русскіе захохотали.’ Каково самообольщеніе! Воображать, что когда-либо Малороссъ и Ляхъ соединятся, возстанутъ вмст! А вдь вроятно Поляки всми мрами интригуютъ около мстной администраціи, чтобъ напугать ее призраками такого сближенія, внушить недовріе къ мстной народности, вызвать на разныя неловкія мры и тмъ раздражить противъ Русской власти мстное населеніе! По крайней мр мы положительно знаемъ, что имъ удалось возбудить въ Кіевской администраціи совершенно неосновательный страхъ ‘украинофильства’. Нкоторые изъ Кіевскихъ администраторовъ съ важностью говорятъ, что ‘украинофильскій’ вопросъ важне Польскаго, и ихъ опасенія нашли себ отголосокъ даже и въ Русской литератур. Поляки этому очень рады и подсмиваются теперь надъ Малоруссами, поддразниваютъ ихъ и стараются имъ внушить, что Москва всегда будетъ врагомъ свободнаго развитія ихъ мстныхъ и племенныхъ особенностей, любовь къ которымъ, какъ извстно, доходитъ у Малоруссовъ до самоотверженія и восторженности. Мы съ своей стороны думаемъ, что этому длу вовсе не слдовало придавать такую незаслуженную имъ важность, и черезъ это давать плотность и твердость, консолидировать то, что — предоставленное само себ — распалось, распустилось, разсялось бы само собою, оставивъ по себ — только дйствительно годное и совершенно безвредное. Но продолжимъ наши выписки: мы длаемъ это съ тою цлью, чтобы заране обличить тактику, за которую принимаются теперь Поляки, надясь сбить ею съ толку Русское общество: ‘Такъ какъ я къ длу хочу всегда относиться честно и прямо, то пусть васъ не пугаетъ этотъ намекъ. Мы пришли къ тому убжденію, что вопросъ Польскій долженъ будетъ разршиться самымъ явнымъ и торжественнымъ образомъ, что, слдственно, вс эти подпольныя интриги, эта ложь, эти клеветы и подлости, которыми такъ обильны наши и ваши закулисныя работы,— все это хламъ ненужный, все это стыдъ и срамъ, пятнающій народное дло. Конечно, мало поможетъ говорить теперь объ этомъ, когда теб въ отвтъ противникъ скрежещетъ зубами и суетъ кулакъ въ рожу, но вдь пройдетъ же когда-нибудь это раздраженіе и станемъ разсуждать хладнокровно?’ Мы не понимаемъ — какое ‘торжественное и явное разршеніе’ разуметъ авторъ и какую связь видитъ онъ между вопросомъ о Польш и вопросомъ о Западно-Русскомъ кра. Впрочемъ онъ можетъ смло прислать къ намъ своя разсужденія, не опасаясь ни скрежета зубовъ, ни выразительныхъ пріемовъ кулака,— за это мы ручаемся и постараемся прочесть его соображенія даже безъ улыбки, если только это будетъ возможно. Дале: ‘Ваши статьи, вызывающія общественную силу на помощь народному длу въ Западномъ кра, уже отчасти примняются къ длу. Недавно одинъ Русскій помщикъ, призвавъ къ себ директора своего сахарнаго завода, сказалъ ему: ‘Вы съ сегодняшняго дня не имете у меня мста’.— ‘Позвольте узнать причину?’ спросилъ директоръ.— ‘Нтъ никакой, я вами былъ доволенъ. Одна та, что вы Полякъ’. Что же? Помщикъ поступилъ можетъ быть очень основательно, избавивъ рабочихъ-Русскихъ отъ Поляка начальника. ‘Неужели, продолжаетъ авторъ, все это и многое другое означаетъ патріотизмъ? Это модная вспышка, да еще вдобавокъ самаго неприличнаго свойства. Она, пожалуй, обличаетъ ‘широкую Русскую натуру’ и несетъ отъ нея Русскимъ духомъ,— но… ‘хотя Александръ Македонскій былъ и великій человкъ,— все же не зачмъ стулья ломать…’ ‘Вашъ Кіевскій корреспондентъ, говоритъ авторъ въ другомъ мст своего письма, однимъ почеркомъ пера разршилъ самый головоломный вопросъ касательно изгнанія изъ Западнаго края всхъ Поляковъ. Вы пишете объ этомъ предмет цлыя статья, призываете всю силу народнаго духа и силу общественную, придумываете самые затйливые проекты, и все же не разршаете вопроса!..’ Упоминая о неосновательности предположенія одного изъ нашихъ корреспондентовъ, будто Польскіе помщики не найдутъ работниковъ изъ Русскихъ, г. ‘Полякъ изъ Кіева’ прибавляетъ: ‘Смю вамъ доложить: не врьте атому и по прежнему пріискивайте радикальныя средства!!.’
Вс эти Польскія шуточки и надванья или дйствительно выражаютъ увренность Поляковъ въ ихъ общественной сил и въ невозможности освободить край отъ преобладанія въ немъ Польскаго элемента, или же говорятся и пишутся съ цлью — смутить и сконфузить Русское общество, при извстной чувствительности его въ насмшкамъ. Но, несмотря на эти насмшки, которыми, вмсто ауль, осыпаютъ теперь Поляки Русскихъ въ Западномъ и Юго-Западномъ кра,— никто изъ Русскихъ, разумется, не своротитъ съ пути, который раскрылся его сознанію, благодаря событіямъ и освобожденному изъ-подъ гнета фальшивой деликатности Русскому чувству. Объ этой деликатности мы скажемъ нсколько словъ ниже. Нтъ сомннія, что очистить Украйну и Блоруссію отъ полонизма о отъ матеріальнаго преобладанія Поляковъ — дло вовсе не легкое и требуетъ не однихъ вншнихъ ‘радикальныхъ’ средствъ, которыми бы могла располагать Русская администрація, но преимущественно нравственнаго, настойчиваго, никогда не слабющаго напряженія Русскихъ людей — къ укрпленію, упроченію и утвержденію Русской общественной почвы, къ созданію Русской общественной, не только правительственной, силы въ Западномъ кра. Нтъ сомннія также, что въ этомъ отношеніи сдлано еще мало, очень мало,— и если было бы, напримръ, признано, что настало уже время для примиренія и можно уже возвратиться къ ‘прежнему мирному порядку’,— то дйствительно тотчасъ бы возвратился прежній порядокъ, порядокъ послднихъ лтъ: администрація была бы въ рукахъ Поляковъ, а крестьяне, хотя и освобожденные отъ крпостнаго права, подпали бы снова подъ зависимость матеріальную и нравственную Польскихъ помщиковъ, вслдствіе поземельнаго и денежнаго ихъ могущества въ кра, ихъ вліянія на начальство, ихъ господствующаго общественнаго положенія.
О томъ, что предстоитъ длать Русскому обществу въ Западномъ кра, намъ уже приходилось и придется еще не разъ высказывать наше мнніе, теперь же замтимъ, что безъ содйствія власти въ ея правительственной сфер (что въ настоящее время равнялось бы прямому противодйствію), усилія мстнаго Русскаго образованнаго населенія едвали будутъ достаточны. Что прикажете длать, напримръ, когда мстная администрація оставляетъ безъ удовлетворенія просьбы объ учрежденіи общества для распространенія Русскаго просвщенія,— какъ о томъ подробно разъяснено въ стать г. Ригельмана (‘День’, No 35)? когда вс сколько-нибудь значительныя должности розданы Полякамъ, и въ ихъ рукахъ, de facto, участь всхъ Русскихъ жителей въ кра? когда мстная администрація находится подъ вліяніемъ Польскихъ пановъ, когда — здсь адъютантъ, тамъ правитель канцеляріи, тамъ чиновникъ особыхъ порученій — вс Поляки — вертятся около начальства и интригуютъ неутомимо, повинуясь высшему повелнію, mot d’ordre какого-нибудь потаеннаго Польскаго комитета? Бумаги, найденныя на Дружбацкомъ въ Житомір (см. ‘День’ No 35), краснорчиво это доказываютъ, несмотря на вс протестаціи защитниковъ современной системы Кіевской администраціи. Намъ пишутъ изъ Кіева, что г. Владиміръ Юзефовичъ, вслдствіе нашего вызова, съ жаромъ схватился за составленіе списка чиновниковъ Кіевскаго генералъ-губернаторства, надясь доказать, что большинство чиновниковъ въ кра не Польскаго, а Русскаго происхожденія. Другой господинъ, изъ Волыни, назвавшійся Русскимъ (?), но не подписавшій своей фамиліи, думаетъ поразить и опровергнуть насъ тмъ, что на 75 человкъ, служащихъ въ Волынской палат государственныхъ имуществъ, только 43 чиновника не-Русскихъ, а изъ 8 чиновниковъ особыхъ порученій при палат только четыре Поляка, а не вс восемь. Что-жъ это доказываетъ? Какъ будто дло въ количественности, а не въ качественности! Вопросъ состоитъ въ томъ, какія именно мста занимаютъ Поляки и при какой обстановк. Многіе изъ нихъ, безъ сомннія, очень честные люди, но мы не въ прав требовать отъ нихъ сочувствія къ непріязненнымъ дйствіямъ противъ ихъ соотечественниковъ-Поляковъ,— что именно и требуется въ настоящую пору,— и тотъ Полякъ, который не ищетъ избгнуть фальшиваго положенія, въ которое ставитъ его теперь служба въ Западномъ кра, не можетъ — говоримъ прямо — внушать намъ доврія. Третій господинъ, также защитникъ Кіевской администраціи, въ оправданіе ея, указываетъ на 2-й департаментъ М—ва Государственныхъ Имуществъ, который завдываетъ конфискованными и вообще казенными имуществами и крестьянами въ Западномъ кра, и въ которомъ будто бы, по списку чиновъ изданному за май мсяцъ, считается 24 чиновника Польскаго происхожденія… Если это и правда, то это опять ничего не доказываетъ, иное дло въ Петербург, иное въ Кіев или Житомір: надобно думать, что высшее управленіе иметъ это въ виду, мы знаемъ наврное, что на дняхъ оно произвело перемну въ состав Волынской Палаты государственныхъ имуществъ, признавъ неудобнымъ, что вс Волынскія казенныя фермы достаются въ руки исключительно Поляковъ, а не Русскихъ.
Что же касается до ‘деликатности и гуманности’, то, конечно, нтъ ничего выше этихъ свойствъ, какъ скоро они лежатъ въ основ всхъ нашихъ дйствій, проникая собой всю природу человка, а не являются чмъ-то въ род раздушеннаго носоваго платка, употребляемаго только при фрак и въ гостиной,— какимъ-то вншнимъ щегольствомъ ‘по части гуманности и деликатности’ на видномъ мст и при извстныхъ условіяхъ. Вся бда въ томъ, что деликатность и гуманность чиновниковъ въ Западномъ кра выходила на дл грубымъ обращеніемъ съ мужикомъ,— какимъ-нибудь Хохломъ-‘Вертигубой’ или ‘Сметанкой’,— и галантерейнымъ обращеніемъ съ Польскимъ великолпнымъ магнатомъ, очаровательно болтающимъ по Французски, ‘человкомъ-вдь Европейскимъ, цивилизованнымъ’, сіяющимъ блескомъ своего аристократическаго имени и богатства!… Намъ понятно поэтому то неудовольствіе, которое возбудило въ Кіевскомъ Русскомъ обществ вниманіе, оказанное мстною администраціею пикнику, заданному въ ея честь Польскими аристократами.— Если мы захотимъ быть истинно деликатными и гуманными или, говоря проще и ясне, захотимъ быть вполн справедливыми и человчными въ своихъ отношеніяхъ, то положеніе Русскаго народа и вообще Русскаго общества въ томъ кра тотчасъ же совершенно измнится. Боле ничего и не нужно, какъ справедливости,— а возвратить этотъ Русской край Русской народности, освободить послднюю изъ-подъ иноплеменнаго матеріальнаго и нравственнаго ига — есть дло самой высшей, самой святой справедливости!.. Этой цли должны мы и можемъ достигнуть — средствами и путями вполн честными, законными и нравственными, о которыхъ мы отчасти уже говорили, отчасти поговоримъ въ другой разъ и къ которымъ безспорно относится — лишеніе части въ Русской земл тхъ, которые не признаютъ правъ Русской народности и открыто враждуютъ съ нею.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека