О. Демиховская
Неизвестная повесть И. А. Гончарова ‘Нимфодора Ивановна’
О. Демиховская. Неизвестная повесть И. А. Гончарова ‘Нимфодора Ивановна’, Гончаров Иван Александрович, Год: 1960
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Русская литература. 1960. No 1.
OCR Бычков М. Н.
Борьба с романтизмом — одна из важных тем раннего творчества И. А. Гончарова, вплоть до романа ‘Обыкновенная история’. В полемике с романтизмом И. А. Гончаров часто использует партию. Такой пародией, например, является его повесть ‘Лихая болесть’, которую принято считать первым произведением писателя. Но, как нам удалось установить, еще раньше появилась повесть-пародия ‘Нимфодора Ивановна’,1 помещенная в качестве прибавления ко второй и третьей тетрадям рукописного журнала ‘Подснежник’ за 1836 год.2 Хотя она и не имеет подписи, но ее анализ позволяет установить авторство И. А. Гончарова.
В том, что повесть помещена без подписи автора, нет ничего удивительного. Величайшая скромность Гончарова, стремление остаться в тени побуждали его печататься анонимно. Вплоть до 1839 года он подписывался начальной буквой своей фамилии — Г. или инициалами И. А., которые были поставлены в 1838 году и под ‘Лихой болестью’. Полным именем в этот период он никогда не подписывался.
К анониму он часто прибегал и впоследствии, когда уже был известным писателем. Так, в ‘Автобиографии’ Гончаров писал: ‘И. Гончаров перевел и переделал с иностранных языков несколько разного содержания статей и поместил в журналах без подписи имени’.3 О такой анонимной статье мы узнаем, например, из письма Гончарова А. А. Краевскому в сентябре 1854 года из Якутска, где упоминается о большом отрывке, который он поместил в ‘Отечественных записках’. А. Мазон установил, что Гончаров сотрудничал в газете А. А. Краевского ‘Голос’, печатая там статьи разного содержания ‘без всяких подписей и начальных букв’.4 Так, Гончарову принадлежит статья ‘Обед бывших студентов Московского университета’, напечатанная в пятнадцатом номере ‘Голоса’ за 1864 год без подписи автора. В иных случаях его статьи печатались в виде писем от читателя или ‘прямо от самой редакции’.5 Только в одном случае Гончаров скрылся под криптонимом ‘Ро’, подписав им фельетон ‘Возвращение домой’.6 С. А. Венгеров свидетельствует, что в 1852—1803 годах Гончаров поместил ряд анонимных статей в ‘Северной почте’.7
Строгое отношение к писательскому труду порождало в нем неуверенность в своих силах и ‘неуместные сомнения’,8 о чем ему писал В. А. Солоницын еще в 1843 году. Уже будучи прославленным автором ‘Обломова’, Гончаров ‘все сомневался в своих силах, все не доверял себе, все справлялся с мнением и впечатлением других, рассказывал все до подробности Боткину, Дудышкину, Дружинину’.9
О принадлежности повести ‘Нимфодора Ивановна’ перу Гончарова говорит главным образом то, что среди сентиментально-романтических произведений, принадлежавших членам майковского кружка, в ‘Подснежнике’ за 1836 год она занимает особое место. По своей антиромантической направленности ‘Нимфодора Ивановна’ стоит рядом с повестью И. А. Гончарова ‘Лихая болесть’. Вопросы воспитания, борьбы с романтизмом, критического отношения к высшим сословиям, поставленные в ‘Нимфодоре Ивановне’, могли быть подняты в майковском кружке только Гончаровым. Его произведения 1830—1840 годов: ‘Лихая болесть’, ‘Счастливая ошибка’ и в особенности ‘Иван Савич Поджабрин’ — развивают названные темы. Против романтизма выступал и В. А. Солоницын, но идентичность художественного почерка в ‘Нимфодоре Ивановне’, ‘Лихой болести’ и ‘Иване Савиче Поджабрине’ убеждает, что автором ‘Нимфодоры Ивановны’ в майковском кружке, мог быть только Гончаров. Отличительной чертой его стиля является юмор, прием смешения высокого и низкого, серьезного и комического. Эта черта, заметная в его творчестве 1830-х и первой половине 1840-х годов, находит свое выражение и в ‘Нимфодоре Ивановне’.
В повести встречаются формулировки, которые перекочевывают в письма, а затем и в художественные произведения Гончарова более позднего времени. В этом смысле интересно сопоставление рассуждений автора ‘Нимфодоры Ивановны’ и ‘Pour и contre’, этого своеобразного романа в письмах, героями которого были И. А. Гончаров и Е. В. Толстая. Автор ‘Нимфодоры Ивановны’ писал: ‘Чтобы жить в полном смысле, жить жизнью человеческою, надо упражнять свои чувства, и упражнять, их не легким щекотанием, нет! Надо потрясать их до самой таинственной глубины, извлекать из них звуки громкие — будут ли то звуки удовольствия, или скорби, все равно — только громкие, такие звуки, чтобы вы не могли ни на минуту забыться и забыть, что вы живы’ (л. 167). Здесь автор ‘полную человеческую жизнь’ разумеет как сильные ‘движения душевные’, как любовь. Если в повести только намечено противопоставление ‘легкого щекотания’ и ‘таинственной глубины’ в чувствах, то в письме Гончарова противопоставление углубляется до разделения любви на два рода. Он писал: ‘Нет, не догнать, не предупредить и не опередить Вашей дружбе мою, не переспорить меня в этом. Ваша дружба — как легкий, прохладный ветерок в летний день, нежит, щекочет нервы, приятно шевелит их, как струны, и производит музыку во всем организме. Моя — как воздух проникает всюду, всего касается, заходит в легкие: надо уйти на дно морское, чтобы защититься от него’.10 Наметившееся в ‘Нимфодоре Ивановне’ и затем в письме сближение чувства любви с ‘музыкой во всем организме’ окончательное оформление получает в романе ‘Обломов’, в сценах объяснения Обломова с Ольгой.
‘Нет, я чувствую… не музыку… а… любовь! — тихо сказал Обломов’.11 ‘Чувствую… — торопился досказать Обломов и остановился.. .
— Ту же музыку… то же… волнение… то же… чув… простите, простите — ей богу, не могу сладить с собой…’ 12
В повести ‘Нимфодора Ивановна’ привлекает внимание эпизодический образ ‘румяного и здорового толстяка’, который рельефнее будет очерчен в ‘Лихой болести’ (Никон Устинович Тяжеленко) и, наконец, вырастет в высокохудожественный образ Обломова. Как видим, этот образ впервые родился в сознании писателя при написании повести ‘Нимфодора Ивановна’. ‘…Румяный и здоровый толстяк, сидящий на пуховой подушке и смотрящий полусонными глазами на людей, без всякого к ним участия, без всякого чувства, без ненависти и любви, без горя и радости… он несчастлив, да и не может быть счастливым, потому что он слишком покоен, потому что он не любит, не ненавидит, не наслаждается и не мучается’ (л. 167). Автор ‘Нимфодоры Ивановны’ проводит мысль, что жизнь есть счастье, а ‘счастье не может существовать без движений душевных’ (л. 167). Поэтому счастливыми являются те, кто имеет ‘свои страсти, свои желания, свои надежды, свои горькие или приятные ощущения’ (л. 168).
Примечательно, что когда доктор рекомендует Обломову изменить образ жизни, он советует стараться испытывать прежде всего ‘приятные ощущения’.
Хорошее знание петербургского и провинциального быта видно уже в ‘Нимфодоре Ивановне’. На это указывает, к примеру, данная автором характеристика полиции, которая, ‘подобно провинциальной барыне, только вне своего жилища опрятна, а дома ходит запросто, в чулках без пяток, в башмаках без подошв’ (л. 126). Это краткое замечание развертывается затем в целую картину в ‘Письмах столичного друга к провинциальному, жениху’: ‘…великолепный барин ходит частенько дома в грязном или разорванном халате, часто без жилета, без галстуха, с клетчатым бумажным платком в руках, в каких-нибудь валеных домашней работы сапогах… И сколько таких людей, у которых правило — хорошо одеться только в гости да по воскресеньям, а в будни и дома они считают себя вправе проходить так, в чем-нибудь, надеть старенькое, грязненькое, чтоб не жаль было таскать’.13
Наконец, в повести нашло отражение одно из воспоминаний детства писателя. В одном из пунктов ‘трактата’, заключенного между Нимфодорой Ивановной и Астровым, говорится: ‘Камердинер Астрова будет впредь признавать Нимфодору своею барынею, а Нимфодора, взамен того, прикажет своей кухарке, чтобы она повиновалась Астрову’ (л. 153). Такое взаимное объединение слуг двух владельцев произошло в семье Гончаровых в результате сложившихся отношений между матерью писателя и Н. Н. Трегубовым. Сам Гончаров в воспоминаниях ‘На родине’ писал об этом: ‘Мать наша, благодарная ему (Якубову, — О. Д.)14 за трудную часть взятых на себя забот о нашем воспитании, взяла на себя все заботы о его житье-бытье, о хозяйстве. Его дворня, повара, кучера слились с нашей дворней, под ее управлением — и мы жили одним общим домом’.15 Подобная же ситуация возникла и в романе ‘Обломов’, когда Илья Ильич поселился в доме Пшеницыной, где их слуги стали исполнять обязанности для обеих сторон.
Все эти нити, тянущиеся от довести ‘Нимфодора Ивановна’ к поздним произведениям Гончарова, подтверждают наше предположение, что автором повести является И. А. Гончаров.
Повесть ‘Нимфодора Ивановна’ обогащает представление о ранних литературных опытах И. А. Гончарова. Фабула этого произведения несложна. Нимфодора Ивановна, молодая девушка, дочь небогатых и немолодых родителей, полюбила Александра Сереброва, чиновника десятого класса, и стала его женой. Через год, в один из декабрьских дней, он не возвратился домой. Об исчезновении мужа она заявила в полицию, и через несколько дней ей было позволено осмотреть совершенно обезображенный труп в одежде ее мужа. Она признала в нем погибшего Александра. В тоске и слезах провела всю зиму одинокая и несчастная Нимфодора, находя утешение лишь в своем ребенке. А летней ночью случился пожар. Огонь объял жилище Нимфодоры. Гибель была близка. Но Нимфодора и ее сын были спасены молодым соседом Астровым, который тайно уже давно любил Нимфодору. Оставшись без крова и одинокой, Нимфодора не могла не принять предложения Астрова поселиться в его квартире. Но однажды Нимфодора в праздничной толпе вдруг увидела собственного мужа. То, что это был ее Александр, у нее не было и тени сомнения. Она бросилась к нему, но он не захотел признаться. Странная сцена привлекла внимание прохожих и полиции. В результате выяснилось, что муж Нимфодоры вовсе и не был убит. Он увлекся Аграфеной Стрелецкой и по взаимному согласию с ней убил ее мужа, а себя выдал за него. Оказавшись в руках правосудия и предвидя скорый конец, он убивает свою любовницу, а затем себя. Заканчивается повесть тем, что Нимфодора обвенчалась с Астровым.
Идейную основу произведения, как мы уже отмечали, составляет борьба с романтизмом. Конкретное выражение она находит в решении проблемы воспитания, которая у Гончарова и впоследствии будет находиться в ряду главенствующих тем. С ней связана злободневная для того времени тема несоответствия мечты и действительности, которая была поставлена Гоголем в его знаменитом ‘Невском проспекте’ и которой придавал большое значение Белинский. Гончаровым она разработана также в духе натуральной школы.
Тему романтического воспитания, разрешаемую в социальном плане, Гончаров начал разрабатывать в художественной литературе одним из первых. Здесь она решается в образе Нимфодоры Ивановны — героини повести. Она — дочь небогатых родителей, воспитывали ее ‘в тишине, далеко от философического развращения света’. Увидев несколько раз красивого молодого человека, Нимфодора полюбила его и стала его женой. Ее любезный Александр был для нее всем на свете. Когда он внезапно исчез, то Нимфодоре даже не могло и в голову прийти, что она уже давно обманута и что ее Александр не только ‘изменник’, но и преступник.
Образ Нимфодоры Ивановны дан Гончаровым с легким юмором. Ее ограниченность, наивность вызывают снисходительную улыбку автора, однако он не может не симпатизировать беззаветному чувству, высокому нравственному началу, присущему Нимфодоре. Образ героини окрашивается то в сентиментальные, то в юмористические тона. Комический эффект достигается Гончаровым, как и Гоголем, в результате слияния серьезного с комическим, высокого с низким, обыденным. Смешное впечатление создает уже несоответствие между громким именем Нимфодора и характером его носительницы, скромной, наивной женщины. В сочетании с отчеством Ивановна оно звучит как пародия на имена героев ‘высокой’ литературы. Юмором пронизано описание отношений Нимфодоры и Астрова. В авторском замечании о ‘трактате’, заключенном между ними, сквозит ирония.
Юмористическое впечатление создается также в результате неожиданного перехода от патетического стиля к резко сниженному тону, низводившему ‘возвышенность’ героини до заурядной обыкновенности. Гончаров так пишет о Нимфодоре, оставшейся вдовой: ‘…Нимфодора грустила, Нимфодора тосковала и плакала, плакала неутешно, день и ночь, не зная покоя,
не смыкаючи очей,
утопаючи в слезах, —
сказал бы покойник Дельвиг. — Но отчего же она грустила? Оттого ли, что не знала никакого штабс-ротмистра? Или оттого, что в самом деле любила своего мужа?’ (л. 137).
В ряде отступлений Гончаров бичует пороки дворянского общества, видя в нем источник зла и преступлений. Писатель показывает, что все высокие чувства здесь измельчены и опошлены. С каким сарказмом разоблачает он ничтожные чувства женщин светского круга, смеется над их ‘патриотизмом’. ‘А зрительницы? Про них что и говорить! — пишет Гончаров. — Они были в восторге, в упоении, почти в обмороке — от золотистых мундиров, от черных усов и от резвых лошадок, потому что в женщинах русских чувство патриотизма еще сильнее, нежели в русских мужчинах’ (л. 156).
Гончаров не может не отвергать ‘любовь’ как ее понимают женщины светского общества. В обращении к читательницам он саркастически смеется над отношением жены к мужу как к вещи, как к предмету домашнего обихода. Оказывается, что без мужа трудно жить, как без вещи, к которой привыкли. Муж ценится в одном ряду с безделицами, ленточками, сережками, кольцами. ‘Вообразите же себе… — пишет Гончаров. — Боже оборони меня желать чего-нибудь злого! Но вообразите себе (это необходимо для моей повести), будто бы ваш супруг, этот нежный, добрый супруг, смирно сидящий в ложе и расплачивающийся по магазинам, вдруг пропал, затерялся… Ну, куда-то делся, засунулся, завалился. .. Боже мой! Разве у вас не пропадала никогда ленточка, сережка или кольцо? Их такое множество! Нельзя упомнить про всякую безделицу, куда что положишь’ (л. 131).
Гончаров подчеркивает, что там, где роскошь, зеркала, бронза, фарфор, коляски с щегольской отделкой, с эластическими подушками, там — нравственная распущенность, корыстные расчеты, преступления (образы Катерины Игнатьевны и Аграфены Стрелецкой). Осуждение дворянства, нравственная оценка, достигая большой силы, переходят в повести в социальную критику.
Высокое, чистое чувство и благородство писатель находит только у чиновницы десятого класса Нимфодоры Ивановны Серебровой да у небогатого Астрова. Не случайно Нимфодора противопоставляется Катерине Игнатьевне — представительнице высших кругов дворянства, безнравственность которого сурово осуждается Гончаровым.
Для характеристики отрицательных персонажей Гончаров с большим успехом использует прием смешения серьезного и комического, значительного и ничтожного, необыкновенного и заурядного. Вряд ли случайно то обстоятельство, что квартальный надзиратель ставит мужа Нимфодоры в один ряд с животными: ‘Сюда многие приходили объявлять о пропажах, — сказал он как бы про себя: у одного сбежала собака, у другого увели лошадь, у третьего покрали белье с чердака, но, признаюсь, не помню, чтобы кто-нибудь жаловался на пропажу мужа… Краденые вещи часто находим на Толкучем рынке так переделанные, что их трудно узнать. Положим, что мужа не переделают, зато его и не вынесут на Толкучий. Это дело вообще не подходит к покражам: муж сбежал сам, как сбегает иногда лошадь, собака, корова, крепостной человек. Корова, собака и лошадь часто попадаются в руки честному обывателю, который сам объявляет в полиции о своей находке, но я не слыхивал никогда, чтобы объявляли о найденном муже’ (л. 130).
Как в содержании повести, так и в ее стиле чувствуется сильное влияние Гоголя. У Гончарова, как и у Гоголя, героем является маленький человек, способный на большие чувства. От Гоголя идут реалистические описания петербургского и провинциального быта,16 интерес к которому так характерен для представителей натуральной школы, обличение дворянского общества, юмор, лирические отступления. Неоднократные обращения автора к читателю перекликаются в какой-то степени с гоголевскими. Вот как, например, Гончаров пишет по поводу своей героини: ‘Сказать ли вам причину ее печали? Вы будете смеяться, назовете мою Нимфодору глупою. Нужды нет! Предаю вам милую Нимфодору. Смейтесь над нею, браните ее, она в самом деле любила своего мужа’ (л. 137), ‘Вы сами знаете, может статься, как больно потерять милого человека’ (л. 138). Напоминает о приемах Гоголя и стиль лирических отступлений. Например: ‘…Огонь нашел кусок по зубам, и утлое жилище Нимфодоры потерпело горестную судьбу короля Фил… Ох, боже мой! опять заговорил было про этого короля, а он, как сильный владыка, уже сбил меня однажды с прямой дороги’ (л. 143), ‘Съезжий Дом… Извините, что оскорбляю ваше нежное ухо, но — ей богу — Съезжий Дом есть вещь достойная замечания’ (л. 126).
Открытой художественной полемикой с романтиками Гончаров заявил о своей принадлежности к новому литературному течению. Свою манеру письма он противопоставил той ‘высокой’ литературе, главным представителем которой в ту пору был Марлинский. Сюжет с налетом таинственности, неожиданной завязкой используется Гончаровым для пародирования романтических произведений. В повести есть и убийство, и пожар, где герой непременно является спасителем (Астров выносит Нимфодору из огня), но прозаическая развязка ставит все на реальную основу, возвышенное оборачивается низменным.
Первая повесть Гончарова — ‘Нимфодора Ивановна’ — свидетельствует о влиянии Гоголя на формирование художественного метода писателя, о том, что романтизм не был тем творческим методом, который, как принято считать, пришлось преодолевать писателю в процессе его творческого становления.
1 Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) 16.494/CVб.23 АН СССР. (Далее ссылки приводятся в тексте). ‘Нимфодору Ивановну’ можно скорее считать рассказом, чем повестью. ‘В 20—30-х годах прошлого века в самом понятии ‘повесть’ не было ясности: этим термином назывались разные виды художественной прозы, в том числе и такие, которые теперь именуются рассказами’ (Русские повести XIX века 20—30-х годов, т. 1. Гослитиздат, М.—Л., 1950, стр. IV).
2 ‘Подснежник’ — рукописный журнал, выпускавшийся в 1835—1838 годах кружком Майковых.
3 ‘Русская старина’, 1911, No 10, стр. 39.
4 См. письмо И. А. Гончарова к А. А. Краевскому от 14 января 1864 года (‘Русская старина’, 1912, No 3, стр. 554). Публикация А. Мазона.
6 См. письмо И. А. Гончарова к А. А. Краевскому от 9 марта 1865 года (‘Русская старина’, 1912, No 3, стр. 568).
6 Там же, стр. 552.
7 С. А. Венгеров, Собрание сочинений, т. 5, СПб., 1911, стр. 236.
8 Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, Р. 1, оп. 17, No 152. Солоницын В. А. Письма его к И. А. Гончарову. Письмо от 1 декабря 1843 года, л. 3.
9 И. А. Гончаров. Литературно-критические статьи и письма. Гослитиздат, Л., 1938, стр. 161.
10 Письмо И. А. Гончарова к Елизавете Васильевне Толстой от 25 октября 1855 года (‘Голос минувшего’, 1913, No 11, стр. 229—230).
11 И. Л. Гончаров, Собрание сочинений, т. 2, Библиотека ‘Огонек’, М., 1952, стр. 176.
12 Там же, стр. 183.
13 Фельетоны 40-х годов. ‘Academia’, M.—Л., 1930, стр. 61.
14 В воспоминаниях ‘На родине’ Н. Н. Трегубов назван Якубовым.
15 И. А. Гончаров, Собрание сочинений, т. 7. Библиотека ‘Огонёк’, стр. 280.
16 Характерно, например, описание комнаты квартального надзирателя: ‘Перед нею открылась пространная комната, грязный пол, закоптелые стены, худые стулья, покрытые зеленым сукном столы, на сукне чернильные пятна, на пятнах и между пятнами книги, бумаги, сальные огарки в железных подсвечниках и помадные банки с песком и чернилами’ (л. 128).