О БОГОСЛОВСТВОВАНІИ МІРЯНЪ 1).
Прот. I. Фудель.
К. Н. Леонтьевъ.
Сообщилъ прот. Іосифъ Фудель.
О богословствовании мирян, Леонтьев Константин Николаевич, Год: 1868
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Леонтьев К. Н. О богословствовании мирян // Богословский вестник 1913. Т. 1. No 1. С. 1-5 (2-я пагин.).
Scan ‘Богословский Вестник’
1) Настоящій ‘отрывокъ’ безъ заглавія и конца найдевъ нами въ бумагахъ К. Леонтьева. Это черновой набросокъ одной изъ неоконченныхъ главъ ‘Записокъ Отшельника’, печатавшихся въ Гражданин 1868 г. съ подзаголовкомъ ‘Влад. Соловьевъ противъ Данилевскаго’. Въ числ другихъ онъ войдетъ въ VII-й томъ печатающагося собранія сочиненій К. Леонтьева.
Многіе изъ тхъ новыхъ объясненій и оттнковъ, которые внесли въ Православное Богословіе Хомяковъ и Самаринъ, остаются еще и не отвергнутыми и не принятыми Церковью нашею.
Не вдаваясь здсь въ спеціальныя и серьезныя разсужденія по этому вопросу, я скажу только кратко мое личное мнніе объ этихъ двухъ мірскихъ или свтскихъ богословахъ нашихъ. При всей моей готовности подчинятъся въ длахъ религіозныхъ мнніямъ православнаго духовенства, я не могу никакъ согласиться съ тми изъ духовныхъ пастырей нашихъ, которые хотятъ у врующихъ мірянъ отнять право богословствовать.
Нкоторые изъ нихъ прямо говорятъ, что о высшихъ духовныхъ вопросахъ не должны разсуждать люди, не имющіе духовнаго сана. Такого мннія былъ, между прочимъ, и покойный отецъ Климентъ Зедергольмъ, (котораго біографію, какъ извстно, я издалъ). У меня есть написанная его рукою замтка въ этомъ дух по поводу сочиненій А. С. Хомякова. Мнніе же Зедергольма важно въ этомъ случа не столько потому, что онъ былъ сперва магистръ филологъ. Московскаго Университета, а потомъ чрезвычайно начитанный въ св. отеческихъ книгахъ монахъ, сколько потому, что личный складъ его ума и характера склонялъ его къ крайней богобоязненности въ длахъ вры и онъ не позволялъ себ ни на волосъ отклоняться отъ того, что слышалъ отъ оптинскихъ старцевъ. Не знаю, читали ли Хомякова нын въ Боз почившіе великіе Оптинскіе учители: Макарій, Моисей и Антоній. Богословскія сочиненія въ то время изданы не были, но эти старцы могли, быть можетъ, имть доволыю ясное понятіе о дух и взглядахъ Хомякова, черезъ посредство Ивана Васильевича Киревскаго, который жилъ въ своемъ имніи недалеко отъ Оптиной и былъ очень близокъ со всми этими духовными дятелями. Очень можетъ быть, и даже всего вроятне, что Климентъ слышалъ отъ нихь подобное мнніе, отрицающее право мірянъ на богословствованіе. Я говорю, всего вроятне потому, что едва ли бы благоговвшій такъ безусловно передъ духовниками Оптинскими Климентъ ршился бы самъ отъ себя такъ ршительно говорить объ этомъ.
Благоговю и я передъ памятью и передъ мнніями этихъ великихъ духовныхъ отцевъ, но все-таки не такъ безусловно какъ благоговлъ Климентъ, (быть можетъ потому, что я не монахъ и клятвы отречтія, подобно ему, не давалъ). Но во всякомъ случа я позволяю себ раздлить мысленно нравственно-аскетическій авторитетъ ихъ отъ отвлеченно-богословскаго и отъ церковно-историческаго. Когда коснется до послднихъ двухъ отраслей Боговденія я считаю себя въ прав принимать въ расчетъ взгляды и такихъ современныхь образованныхъ священниковъ, какъ напр. о. Иванцовъ-Платоновъ, и такихъ мірянъ, какъ покойные Хомяковъ и Самаринъ или какъ нын здравствующіе г.г. Филипповъ и Влад. Соловьевъ. И если мой умъ и сердце чмъ-нибудь отдльнымъ, больше удовлетворяются или въ статьяхъ от. Иванцова-Платонова и ‘Православнаго Обозрнія’ (позднйшихъ годовъ) или во взглядахъ Хомякова, Самарина, Т. И. Филиппова и. Вл. С. Соловьева, если они (т. е. умъ и сердце мое), удовлетворяются этимъ боле, чмъ взглядами Оптинскихъ отцовъ на этотъ самый предметъ, то я, даже и при полнйшей готовности подчинить мою личную жизнь вол избраннаго духовнаго старца, умъ мой оставлю свободнымъ и свободномыслящимъ въ предлахъ извстнаго и мн и друтмъ общеправославнаго догмата и преданія. Я понимаю это дло такъ: человкъ, признавшій надъ своимъ личнымъ поведеніемъ власть духовника или старца долженъ и не писать и не читать даже о томъ, что этотъ старецъ нашелъ для него лично не полезнымъ, или душвередительнымъ, но сами по себ эти, ему запрещенные взгляды, мннія, книги и т. д. могутъ сохранять въ глазахъ его свое общее достоинство, удовлетворяющее его уму. ‘Не теперь, такъ поздне это будетъ принято Церковью можетъ думать про себя и этотъ невависимый мыслью человкъ, свободно подчинившій свою волю личной святости другого человка, котораго онъ счелъ этого достойнымъ. Вотъ въ этомъ-то смысл, если бы сами отцы Леонидъ и Макарій, родоначальники Оптинскаго старчества, или лишь имъ близкій и недавно только скончавшійся истинно великій духовникъ и подвижникъ Аонскій Іеронимъ, если бы они вс сказали мн то, что говорилъ Климентъ, то есть, что міряне, люди, не имющіе духовнаго сана, не должны писать о высшемъ богословіи и вообще о важнйшихъ церковныхъ вопросахъ, то я отвтилъ бы имъ:— Извольте, я самъ не буду писать объ этомъ, да я къ тому же и не богословъ и вообще не очень ученъ. Потери отъ моего молчанія никому большой не будеть. Не подчиняя вамъ своей гршной мірской воли, я побоюсь приложить кь старымъ грхамъ моимъ еще новый грхъ никому ненужной моей умственной гордости, но относительно другихъ мирянъ скажу вотъ что: чмъ же я виноватъ, что г. Филипповъ, напримръ (мірянинъ) одинъ во всей Россіи 70-хъ годовъ возвысилъ свой голосъ печатно противъ болгарскихъ неканоническихъ притязаній и осмлился одинъ стать на сторону греческаго духовенства? Теперь вс боле или мене съ нимъ согласны. Или еще: никакое послушаніе личной подчиненной воли не можетъ мой умъ убдить въ томъ, что г. Соловьевъ не правъ, когда говоритъ, что и Православная Церковь ‘развивалась’ въ эпоху Вселенскихъ Соборовъ и что она можетъ должна даже (если у нея это уже не отнято свыше) снова развиваться и слдователыю жить. Единственную вншнюю уступку, которую я могу сдлать, это называть ‘развитіе’ ‘раскрытіемь’, какъ выражаются по этому случаю боле или мене ‘оффиціально’ противники г. Соловьева. Выраженіе это мене врно, точно и ясно, чмъ ‘развитіе’, но будемъ такъ говорить, ибо сущность дла отъ этого не измнится. И цвтокъ, ‘развивающагося’ растенія раскрывается. И младенецъ, скрытый въ утроб, развившись, обнаруживается ‘разверзаетъ ложесна’, на Божій свтъ.
Ограничивать всю жизнь Церкви однимъ охраненіемъ того, что уже извстно, понятно, общепринято и ясно, было бы или равнодушіемъ или упорствомъ не по разуму, это значнло бы обрекать Церковь пожалуй что и на полное безсиліе.
Положимъ, что намъ оказано: ‘подъ конецъ’ останется мало ‘избранныхъ’, но такъ какъ намъ сказано тоже, что врнаго срока этому концу мы знать не будемъ до самой послдней минутьг, то зачмъ же намъ прежде времени опускать руки и лишать свою Церковь всхъ тхъ обновляющихъ реформъ, которыми она обладала въ ея лучшія времена, отъ сошествія Св. Духа до великой побды иконопочитанія надъ иконоборчествомъ и т. д. и т. д.
Міряне (прибавилъ бы я, все возражая почтительно великимъ и удаленнымъ отъ міра охранителямъ) міряне, напротивъ того, могутъ и должны мыслить, и писать о новыхъ вопросахъ, и потому, что они обязанностями сана не связаны, и потому еще, что слово ихъ не иметъ той боле обязательной силы, которую, для врующихъ читателей, всегда будутъ имть слова патріарха, епископа, или духовнаго старца, уважаемаго подвижника. Мыслить и писать о новомъ мірянину надо, не надо только ему считать свой образъ мысли непогрешительнымъ. Надо умть (публично даже, если нужно) отказаться отъ него, если признанныя церковныя власти открыты и властно его отвергаютъ. Позволительно даже, пожалуй, утшаться внутренно или тмъ, что часъ принятія этихъ мыслей, по смотрнію Божію, еще не пришелъ, или хоть тмъ, на что я выше указывалъ: мн самому, тоже по Высшей Вол, душеспасительнй теперь замолчать и покориться. Такія временныя пріостановки не исключаютъ ни движенія, ни даже позднйшаго какого нибудь приблизительнаго торжества.
Вотъ въ этомъ то смысл я полагаю, что и труды Хомякова и Самарина принесутъ частью отрицательные, частью же и положительные плоды. Давно ли они, эти замчательныя сочиненія, стали занимательными для русскихъ умовъ? Имъ предстоитъ еще распространеніе, он одн еще могутъ пробудить нкоторую борьбу ‘на почв не только національно-русской’, но и на Восточно-культурномъ, греко-россійскомъ и обще славянскомъ поприщ. Перешли ли напримръ ученые чехи цлыми сотнями въ православіе? А если они начнутъ переходить, хотя бы сначала движимые лишь племенными увлеченіями? Разв оттуда (или отъ Хорватовъ) нельзя уже вовсе ждать замчательныхъ трудовъ по части того, что Соловьевъ зоветъ ‘національной мистикой’. Неужели и вс эти великіе въ жизни психической толчки произойдутъ въ бездарномъ безмолвіи?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .