Новые письма и другие материалы, Пущин Иван Иванович, Год: 1858

Время на прочтение: 17 минут(ы)

ПАМЯТИ ДЕКАБРИСТОВ

СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ

III

ЛЕНИНГРАДЪ
1926

ЛЕНИНГРАД
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР 1926

И. И. Пущин.

Новые письма и другие материалы.

Иван Иванович Пущин принадлежит по всем правам к числу наиболее известных декабристов, и память его во всех отношениях чиста перед потомством, известностью своею обязан он, во-первых, неясным дружеским связям с Пушкиным, считавшим этого Лицейского сотоварища своим ‘первым другом’, ‘другом бесценным’,— а во-вторых, тем прелестным и притом совершенно исключительным по своему значению Запискам о Пушкине, которые, впервые появившись в печати весною 1859 г., сразу обратили на себя то внимание, какого они заслуживают, и затем не раз перепечатывались. {См. в книге С. Я. Штрайха, И. И. Пущин, М. 1925, стр. 309.} И в стихотворных обращениях Пушкина, и в Записках этих виден симпатичнейший облик Пущина — человека редкой чистоты и благородства духа, цельности и стойкости убеждений и исключительной теплоты душевной. Эти высокие качества души Пущин пронес непоколебленными через все тяжелые испытания, выпавшие на его долю с момента ареста по делу 14 декабря, исполняя завет Пушкина, он ‘хранил гордое терпенье’ и был на редкость тверд и стоек в перенесении и крепостного заключения (1825—1827), и каторги (1827—1830), и тюремной жизни в Петровском Заводе (1830—1839), и долгих лет поселения (1839—1856), крепко держался ‘старого своего правила как можно меньше просить о чем-нибудь кого-нибудь’ (см. ниже письмо No 3), причем навсегда остался тем же добродушно-веселым, ко всем доброжелательным человеком, каким с юных лет зазнали его многочисленные друзья и родные, даже первоначальное строгое тюремное заключение не сломило ясности и спокойствия его духа,— о чем он с редкою простотою рассказывает своему другу Матюшкину в неизданном еще письме к нему от 25 января 1852 г.: ‘Веришь ли, что, бывало, в Алексеевском равелине, несмотря на допросы, очные ставки и все прибаутки не совсем забавного положения, я до того забывался, что, ходя диагонально по своему пятому номеру, несознательно подходил к двери и хотел итти за мыслию, которая забывала о замке и страже. Странно тебе покажется, что потом в Шлюссельбурге (самой ужасной тюрьме) я имел счастливейшие минуты. Как это делается, не знаю. Знаю только, что эта сила и поддерживала меня, и теперь поддерживает. Только в 1840 году, когда Пущин был болен какой-то сердечной болезнью (повидимому, неврозом сердца), он утратил присущую ему веселость и впал в некоторое мрачное настроение, но с выздоровлением отличительные черты его общительного характера к нему вернулись в полной мере и сохранились уже до конца дней, омраченных лишь физическими недугами — результатом тяжелой Сибирской жизни…
Светлый облик Пущина прекрасно вырисовался в недавно выпущенной в свет и с большой любовью составленной С. Я. Штрайхом книге (изданной Всесоюзным Обществом политических каторжан и ссыльно-поселенцев), в ней, кроме подробной биографии своего любимого героя и Записок о Пушкине, С. Я. Штрайх собрал и подробно комментировал 104 письма Пущина к разным лицам,— преимущественно родственникам, письма эти по большей части извлечены из собраний Пушкинского Дома Академии Наук. Они в общем прекрасно обрисовывают Пущина, как человека, и сообщают много новых подробностей о его жизни как до ссылки, так и в Сибири, но за последнее время в Пушкинский Дом поступило еще некоторое количество писем Пущина, между прочим, к таким дорогим для него лицам, как его ближайший друг и сотоварищ декабрист Е. П. Оболенский, Лицейский однокашник Ф. Ф. Матюшкин и кн. Е. И. Трубецкая, жена декабриста, {Письмо Пущина к кн. Е. Н. Трубецкой сохранилось среди писем его к Оболенскому, мы помещаем его в общей хронологической последовательности, под No 10.} из них мы печатаем ниже, снабдив необходимым комментарием, письма к Оболенскому и Трубецкой, которые переданы в Пушкинский Дом нами.
Нежная дружба Пущина к Оболенскому чувствуется в каждом письме, в каждой строке переписки. Выехав из Петровского Завода, по отбытии срока каторги, в августе 1839 г., Оболенский и Пущин вместе и одновременно отправились к месту своего поселения: Пущин — в г. Туринск, Тобольской губернии, а Оболенский — в сел. Итанцу (Етанцу, Итанцинское), Верхнеудинского округа Иркутской губернии, значительную часть пути они ехали вместе и расстались в гор. Верхнеудинске. Первое свое письмо Пущин написал Оболенскому уже из Иркутска, куда приехал 9 августа, еще по дороге туда он получил ‘листок’ от Оболенского — в д. Чертовкине, приехав же в Иркутск, получил и второй и третий ‘листки’, {Этим характерным термином Пущин всегда именует и свои письма, и письма своих друзей.} на которые и отозвался двумя подробными письмами — от 16 августа и 2 сентября — из Иркутска, город этот он покинул 5 сентября, в Туринск приехал лишь 17 октября,— и с этих пор повел правильную переписку с Оболенским, отправляя ему свои ‘листки’ приблизительно раз в месяц, отправлялись они через городничего, проходили, повидимому, цензуру губернаторской канцелярии и шли в Петербург, в III Отделение, с тем, чтобы оттуда уже направиться по адресу обратно в Сибирь… {См. письма за NoNo 8, 10 и 21.} Жалобы на убийственную медленность этих письменных сношений постоянно слышатся в письмах Пущина, замедление переписки тем более угнетало и раздражало друзей, что уже с самого момента разлуки они начали мечтать о возможности поселиться вместе, в одном городе, и стремились к общению, мечты о соединении выражены уже в первом письме Пущина и затем идут вплоть до последнего письма его — втечение целых двух лет, впродолжение которых далеким Петербургским родным не удавалось наладить совместную жизнь друзей.
Обращаясь к самому содержанию писем Пущина к Оболенскому, отметим, что, помимо важности, которую они представляют для психологической и фактической биографии Пущина в период его жизни на поселении, они очень ценны и в других отношениях: в них много интересных сообщений о других декабристах, — частию по личным наблюдениям Пущина, частию по доходившим до него известиям: очень любопытны подробности о смерти Ивашева и данные о его детях и о теще, в судьбе которых Пущин, по крайней доброте своей, принял такое горячее и действенное участие, наконец, сведения о женитьбе Басаргина, о службе Семенова, об Анненкове, Фон-Визине, Нарышкине, Одоевском, Бобрищевых-Пушкиных, Борисовых, Поджио, М. Пущине, Тизенгаузене и других. Интерес Пущина к товарищам по каторге постоянен и неослабен, расставшись с ними после 12-летней совместной жизни в Петровском Заводе, он долго скучает, тяготится разлукой с ними, ему радостно на ‘свободе’ и в то же время ‘тяжко’, мысль ‘о добрых спутниках тяжелой эпохи жизни’ делает его ‘неспособным настоящим образом заняться’, {С. Я. Штрайх, И. И. Пущин, 31. 1925, стр.182—183.} он долго не может примениться и к ‘свободе’,— той относительной свободе, которую получил он по выходе на поселение, как поднадзорный: ‘у меня голова кругом идет’,— пишет он (письмо No 1),— ‘не могу еще привыкнуть к бесказематной жизни… трудно, брат, нам справляться с практической жизнью, — мы совершенно от нее отстали’. ‘Не могу еще придти в должный порядок. Столько впечатлений в последний месяц, что нет возможности успокоиться душою’ (письмо No 2). Говоря о встрече с товарищами в Красноярске (письмо No 3), он пишет: ‘Ты можешь себе представить милльон вопросов, ответов, прерываемых рассказов, воспоминаний вечных, с которыми сроднилось все наше существование, все было радостно и грустію: опять разлука…’.— ‘С самого выезда из Петровского все еще не могу войти в себя…’. ‘До сих пор не могу привести мыслей своих в порядок. Чего-то сильно недостает’,— читаем в письме от 1 декабря 1839 г. (No 6), и т. д. Хозяйственные заботы его тяготят: ‘Никак не умею сладить с этими хлопотами и некоторым образом находить в них развлечение, меня неприятным образом волнует эта незнакомая забота’ (письмо No 5), вообще, он несколько разочарован: ‘существование мое не то, чего я ожидал, заглядывая во время оно из тюрьмы на поселение’ (письмо No 7), ‘невольно иногда, живя в прошедшем, хочу из своего 14 номера выйти в коридор и притти к тебе с полученной почтой, в теплый твой уголок, где я бывало грелся душевно и телесно’ (письмо No 8).
Пущин, повидимому, не без оснований, приписывал угнетенное состояние своего духа сердечной болезни, которою тогда страдал и от которой усиленно лечился, ездив для того и в Тобольск, через полгода он настолько поправился и повеселел (письмо No 13 и след.), что даже стал ‘находить в себе прежнюю способность развеселить сколько можно скорбных’ (письмо No 14). Образ прежнего, бесконечно доброго, примиренного Пущина снова начинает смотреть на нас из его писем, которые читаются с истинным наслаждением.
О письмах Пущина и об их форме следует сказать, что они выдаются своей литературностью, каким-то особенным внешним и внутренним изяществом, четкостью письма и легкостью стиля, лишний раз подтверждая изречение Бюффона о том, что ‘в стиле выражается человек’ (‘Le style — c’est l’homme’). Письма Пущина, как и его Записки о Пушкине, показывают, что декабрьская катастрофа отняла у русского общества человека с несомненным литературным дарованием, недаром М. К. Юшневская сравнивала эпистолярный слог Пущина с блестящими ‘Письмами’ знаменитой маркизы Севинье, {См. в письме No 21.} остается жалеть поэтому, что до нас не дошел исполненный П. С. Бобрищевым-Пушкиным и Пущиным перевод ‘Мыслей’ Паскаля, о котором говорится в письмах No 19 и 20: по нему можно было бы еще нагляднее судить о литературных дарованиях Пущина…
К письмам Пущина к Оболенскому мы присоединяем еще курьезную подписку Пущина и его сотоварищей по поселению в Ялуторовске о неимении у себя дагерротипов, письмо его к маленькой племяннице и семейный летописец нашего декабриста. {Кроме этих материалов, среди рукописей Пушкинского Дома хранятся еще письма брата декабриста, Николая Ивановича Пущина, писанные во время служебной поездки его в Сибирь в середине 1842 г., в них находится несколько не лишенных интереса и значения рассказов очевидца об И. И. Пущине и о некоторых других декабристах, с которыми путешественник встречался в это время в разных местностях Западной и Восточной Сибири, и официальное письмо Пущина к генерал-губернатору кн. П. Д. Горчакову из Ялуторовска, от февраля 1849 г., относительно разрешения ему поездки для лечения на Туркинские минеральные воды. Письмо это в отрывке было уже опубликовано А. И. Дмитриевым-Мамоновым в его книге ‘Декабристы в Западной Сибири’, СПБ. 1905, и в книге С. Я. Штрайха: И. И. Пущин, М. 1925, стр. 217, ср. еще стр. 229 и 338. По словам Бестужева, Пущин отпрашивался на воды ‘единственно с целью повидаться с товарищами’ (Записки, изд. ‘Огни’, стр. 264—265).}

Б. Модзалевский.

0x01 graphic

0x01 graphic

Письма к Е. П. Оболенскому.

1.

Евгенію Петровичу Оболенскому.

Иркутск, 16-го Августа [1839 г.].

Ты удивляешься, другъ Оболенской, что до сихъ поръ я не говорю теб словечка: надюсь, съ полною увренностію, что ты меня неупрекаешь въ чемъ нибудь мн несвойственномъ. Безъ обьясненій скажу теб, добрый Евгеній, что ты меня истинно утшилъ твоими двумя листками: первый я получилъ въ Чертовкин, а второй въ Иркутск. Душевно радъ, что ты сколько нибудь примирился съ мыслію объ Етанц, но все таки желалъ бы тебя изъ нее извести. Сдлать ты долженъ это самъ: стоить только теб написать письмо къ Генералъ Губернатору и переводъ послдуетъ безъ малйшаго затрудненія. К[атерина] Ивановна 1 говорила съ Пятницкимъ 2 и поручаетъ мн теб это сказать: сама она сегодня непишетъ, при всемъ желаніи потому что Володя 3 не на шутку хвораетъ — у нихъ руки упали, ты небудешь ее винить.
Начнемъ сначала: прихалъ я съ Поджіо 4 и Спиридовымъ 5 на одной лодк съ Комендантомъ, 6 Плац-Маёромъ 7 и Барановымъ 8 въ Г. Иркутскъ 9-го числа. Мы первые вошли въ Столицу Сибири, ужасно грязную по случаю ежедневныхъ дождей. Слава Богу, что избгли этого горя на мор, 9 гд мы бичевой шли пять сутокъ. Скучно было — но ничего неприятнаго не — случилось.— Помстили насъ въ общественномъ дом. Въ тотъ же вечеръ явились К[аролина] Карл[овна] 10 съ Нонушкой 11 и Марія Николаевна съ Мишей. 12 Объятія и проч., какъ ты можешь себ представить. Радостно было мн найти прежнее неизмнное чувство доброй моей кумушки. Миша выросъ и узналъ меня совершенно — мальчишка хоть куда: смлъ, говорливъ, веселъ. На другой день вечеромъ я отправился въ Урикъ. 13 Провелъ тамъ въ безпрестанной болтовн два дни и теперь я въ город. На счетъ Гымыля моего вс усердно расхлопотались и я уже былъ переведенъ въ деревню Грановщину близь Урика, какъ въ воскресенье съ почтою пришло разршеніе о Туринск. Вс наши по просьбамъ родныхъ помщены куда тамъ просили, кром Трубецкихъ, Юшневскихъ 14 и Артамона. 15 Они остались на мстахъ извстнаго теб перваго расписанія. Непонимаю, что это значитъ, вроятно съ почтою будетъ разршеніе. Если Барятинскаго можно было помстить въ Тобольскъ, почему же не быть тамъ Трубецкимъ?! Въ Красноярск Давыдовъ и Спиридовъ: слловат. нтъ затрудненія на счетъ губернскихъ городовъ. Вообще вс здсь хорошо приняты отъ властей — учтиво и снисходительно: мы ихъ невидимъ и никакого надзора за нами нть. Я встртилъ Пятницкаго у Кар[олины] Карловны и доволенъ его обращеніемъ. Вообрази, любезный Оболенской, что до сихъ поръ еще неписалъ домой — голова кругомъ и ждалъ, что имъ сказать на счетъ мста моего поселенія. Здсь нашелъ письмо ото всхъ Малиновскихъ, 16 пишутъ, что Розенб[ергъ] 17 у нихъ пробылъ 5-ть дней и встртился тамъ съ семействомъ Розена. 18 Вчера видлъ молодца Ксенофонта, 19 любо на него смотрть — онъ у меня посидлъ часа два вмст съ дтьми Капитона. Деньги ему вручены по твоему распоряженію и съ моей стороны прибавлено на пряники пятитка.— Объ Іокинф похлопочу у Архіерея: незнаю чмъ кончится? Въ Чертовкиной я видлъ Преосвященнаго, 20 принялъ меня какъ нельзя лучше. Я подарилъ ему видъ Петровской церкви, и онъ въ восхищеніи. Сегодня побываю у него, опт’ требовалъ, чтобъ я къ нему зашелъ. Вчера я былъ на его служб: пвчіе хороши и вообще утшительно мыслію перенестись выше земнаго.— Не могу теб дать отчета въ моихъ новыхъ ощущеніяхъ: большой безпорядокъ въ мысляхъ до сихъ поръ и жизнь кочевая.— Надняхъ я перехалъ къ ксензу Шейдевичу, отъ него, оставивъ вещи, отправлюсь въ Урикъ пожить и полечиться: тамъ пробуду дней десять и къ 1-му Сентябрю отправлюсь въ дальній путь, дастъ Богъ доберусь до мста въ мсяцъ, а что дальше незнаю.— Грустно подумать, что мы разстались до неизвстнаго времени, твоя деревня, — как. говорится, мн шибко исправится, не смю предлагать теб Туринска, гд можетъ быть тоже тоска, но лучше бы вмст доживать вкъ. По крайней мр устройся такъ, чтобы быть съ Трубецкими: они душевно этого желаютъ. Ребиндеръ хотлъ на этотъ счетъ поговорить съ твоей Сестрой, пожалуйста не упрямься.— Кучевской 21 поселенъ въ Туууту, славномъ селеніи по Якутскому тракту, въ 60 верстахъ отъ Иркутска. Вс хвалятъ его деревню, объ немъ мн много разсказывала толстая хозяйка въ думномъ дом, тд они до насъ съ Быстрицкимъ 22 проживали.— Кажется онъ совершенно здоровъ и неунываетъ. Быстрицкой помщенъ въ 8 верстахъ отъ Урика.— Что теб сказать для полнаго понятія моей жизни въ Иркутск? — Я рдко дома, навщаю женатыхъ почти всякой день, видаю отца Василья и Медвдникова, 23 купца. Это знакомство во всхъ отношеніяхъ приятное, у нихъ живетъ племянница Каролины Карловны, премиленькая двушка — и вс они полюбили необыкновенно твоего друга, незнаю за что! Я началъ съ того, что у нихъ поселился съ 9 часовъ утра до 5 вечера, на первое знакомство. Теперь рдкой день незабгу на минуту: бда только что всякой день дожди и надобно отъ грязи спасаться на извощик: это стоитъ денегъ — а ихъ немного. Спасибо, что ты мн далъ двсти рублей, безъ нихъ я бы пропалъ, да теперь еще незнаю какъ устроюсь — покупаю Казанскую тлегу и немного останется капитала — разв пока здсь подойдутъ капиталы срочные.— Ни Артамонъ, 24 ни Вадковской 25 не получили денегъ — я увренъ былъ, что мы ихъ найдемъ въ Иркутскъ для погашенія долговъ, въ которыхъ я какъ будто участвую. Странное дло! — Ксенофонтъ желаетъ, чтобы я попросилъ о перемщеніи его изъ канцеляріи въ классы, гд онъ хочетъ учиться, чтобы имть надежду на дальнйшую дорогу. Мн кажется онъ справедливъ, но я не — хочу безъ твоего согласія начать дйствовать, если ты согласенъ, напиши объ этомъ къ Марь Николаевн, а я ее предварю на всякой случай.— Если не хочешь говорить оффиціально, обратись къ Герасиму, а онъ къ отцу Василью.— Сдлай дружбу, увдомь Глбова, 26 что Мухановъ 27 постоянно въ Братскомъ острог.— Я общалъ несчастному жителю Кабанска написать прямо, но истинно незнаю, что ему сказать, кромъ этого увдомленія. На счетъ возможности уплатить его долгъ 500 р. я незнаю никакого средства: вс безъ денегъ. Къ тому же Трубецкой въ Чертовкин ему далъ 200 рублей.— Нестану, другъ Оболенской, передавать теб впечатленіе, которое на меня произвелъ Глбовъ, это невыразимо жестоко: главное мнг калюется, что онъ никакъ нехочетъ выйти изъ бездны, въ которую погрязъ. Все гаки совтуй ему какъ нибудь перебраться къ Муханову, его присутствіе въ Кабанскомъ нисколько не прибавляетъ возможности уплатить долгъ: можетъ быть Мухановъ найдетъ средство его удовлетворить.— Поджіо и вс наши тебе сердечно кланяются. Ты, я думаю, шутишь, говоря, что я представилъ Топоркова въ урядники — это физически невозможно, какъ ты самъ согласишься, подумавши минуту. Вечеромъ еще поболтаю съ тобой.
17 августа. Вчера вечеромъ поздо возвратился домой, не усплъ сказать тебе, любезный другъ, слова. Былъ у Преосвященнаго, онъ общалъ освободить Іакинфа, но ненаверное.— Просидлъ у Юшневскихъ 28 вечеръ. Днемъ сдлалъ покупку, Казанскую тлегу за 125 рублей — кажется она довезетъ меня благополучно съ моимъ хламомъ. Можетъ быть можно бы и дешевле пріискать колесницу, но тоска ходить — все вниманіе обращено на карманъ, приходящій въ пустоту.— Сегодня посл обда отправляюсь погостить и полечить ногу въ Урикъ, тамъ останусь дней десять и 1-го Сентября въ путь. Пора, другъ Оболенской, обнять тебя — до другаго письма: не знаю удасться ли написать къ теб прежде Красноярска. Будь здоровъ — скажи мн побольше о себ— и обо всемъ что у тебя длается. У меня голова кругомъ идетъ, немогу еще привыкнуть къ безказематной жизни. Наконецъ финансы требуютъ скорйшаго вызда изъ города — что день, то расходъ, — трудно, братъ, намъ справляться съ практической жизнію, мы совершенно отъ нее отстали. Прощай — разбирай какъ умешь мою нескладицу — мн бы лучше было съ тобой говорить, нежели переписываться. Чтожъ длать, такъ судьб угодно, а наше дло умть съ нею мириться.— Надюсь что у тебя на душ все благополучно. Нётерпливо жду извстія отъ тебя съ мста.— Поджіо недоволенъ Усть-Кудой — и домъ и все ему ненравится. Денежныя дла въ плохомъ состояніи. Тоска объ этомъ говорить.— Прощай, другъ — сердечно жму теб руку.—
Ребиндеръ и Казимирской 29 назначены въ корпусъ жандармовъ.— Барановъ 30 еще неполучилъ назначенія. Гр[игорій] Мак[симовичъ] 31 думаетъ быть окружнымъ и кажется оба довольны. Вс они отправились въ Петербургъ. Дорогой на лодк, мы ими были довольны всми.
Пусть Глбовъ извинитъ, что я къ нему непишу прямо, хотя и общалъ. Совтуй ему перепроситься въ Братской острогъ, ты можетъ быть съ нимъ увидишься.— Говори мн о своихъ родныхъ, я теб также буду писать о домашнихъ.
1 Трубецкая, жена декабриста, только что, по отбытии срока каторги, поселенного в с. Оёке, близь Иркутска.
2 Андрей Васильевич Пятницкий, состоявший в должности Иркутского гражданского губернатора.
3 Сын Трубецких, вскоре умерший (см. в следующем письме).
4 Александр Викторович Поджію, но отбытии каторги, только что поселившийся в с. Усть-Кудинском, близь Иркутска, где с сентября 1834 г. проживал его старшій брат Иосиф Викторович, декабрист IV разряда.
5 Декабристом.
6 Григорий Максимович Ребнндер (ум.1849), комендант Петровского Завода после С. Р. Лопарского. О нем см. в сборнике Пушкинского Дома ‘Декабристы’, М. 1926, стр. 210.
7 Я. Д. Казимирский.
8 Штабс-капитан, адъютант Ребиндера.
9 Т.-е. на озере Байкале, которое сибиряки называют морем.
10 А. Бибикова в Воспоминаниях своих (‘Изъ семейной хроники’ — ‘Ист. Встн.’ 1916 г., No 11, стр. 416, 417) пишет про эту Каролину Карловну и про своего прадеда H. М. Муравьева: ‘Никита Михайловичъ былъ поселенъ въ мстечк Урик… Въ дом была еще нмка, гувернантка бабушки, Каролина Карловна, присланная ей ея бабкой посл смерти матери. Екатерина едоровна не имла большой возможности выбирать: мало кто ршился бы въ то время хать изъ Москвы въ Сибирь, и нмка оказалась отвратительное существо, такъ что бдной бабушк пришлось много отъ нея вынести. Пріхавъ въ Сибирь, эта особа влюбилась въ Никиту Михайловича и всячески старалась привлечь его вниманіе, надясь, что онъ въ конц концовъ на ней женится. Но тотъ даже не замчалъ ни ея, ни ея продлокъ, всецло поглощенный своимъ горемъ, и она всю досаду и злобу за свои неудачи вымщала на бабушк. Она ее всячески преслдовала, щипала и тиранила… Но бабушка, которой было всего девять лтъ, потихоньку плакала, скрывая свои мученія отъ отца.
… Когда скончался H. М., гувернантка ея, жившая и воспитывавшая ее со смерти матери, отравилась, и бабушка осталась совершенно одна’.
11 Нонушка — дочь Никиты Михайловича Муравьева, о ней см. в сборнике Пушкинского Дома ‘Декабристы’, стр. 213.
12 Т.-е. княгиня М. Н. Волконская, рожд. Раевская, жена декабриста, с сыном Михаилом Сергеевичем (впоследствии товарищ министра народного просвещения и член Государственного Совета).
13 Т.-е. к жившему там на поселении с 1836 г. декабристу Никите Михайловичу Муравьеву, в 1832 г. овдовевшему.
14 Юшневские жили в дер. Кузьминской (Кузьмихе), близь Иркутска.
15 А. З. Муравьев поселен был в с. Елани, Бадайской волости Иркутской губернии.
16 Лицейскій товарищ Пущина, Иван Васильевич Малиновский, был женат на сестре Пущина — Марье Ивановне.
17 Плац-адъютант в Петровском Заводе, где содержались декабристы до 1839 г., в 1837 г. он привез им из Петербурга в Петровский Завод известие о смерти Пушкина, на отпевании которого был лично.
18 Т.-е. декабриста А. Е. Розена, незадолго до того уволенного в отставку после двухлетней службы на Кавказе, в одном из линейных батальонов.
19 Балаганского? О нем и его семье см. в Записках И. И. Горбачевского, под ред. Б. Е. Сыроечковского, М. 1925.
20 Нил Исакович, с апреля 1838 г.— епископ, а с апреля 1840 до дек.1833 г.— архиепископ Иркутский, умер 21 июня 1874.
21 Александр Лукич Кучевский, отбывший заключение в Петровском Заводе вместе с декабристами, но сосланный туда по уголовному делу, о нем см. сборник Пушкинского Дома ‘Декабристы’, М. 1925, стр. 226—227, и ниже, стр. 64.
22 Декабрист.
23 Известный богач, Иркутский 1-й гильдии купец, почетный гражданин, золотопромышленник, учредитель и попечитель Сиропитательного Дома Елисаветы Медведниковой и частного при оном Банка — Иван Логгинович Медведников (род. 9 ноября 1807, ум. 1 сентября 1889, погребен в Москве, в Спасо-Андроньевом монастыре), впоследствии коммерции советник и почетный гражданин г. Иркутска. Его вдова, Александра Ксенофонтовна (ум. 23 ноября 1899, 65 лет), дочь известного Иркутского богача и городского головы, купца Ксенофонта Михайловича Сибирякова (‘Русск. Арх.’ 1885 г., кн. III, стр. 563), оставила на дела благотворения и просвещения свыше 5 миллионов рублей: 1 миллион на устройство в Москве больницы для неизлечимых, 600.000 р. на приют для идиотов и эпилептиков в Москве, 300.000 р. на богадельню для 60 стариков и старух, 50.000 р. Московскому Университету, 100.000 р. бедным, 500.000 р. на больницу для хроников в Иркутске и т. д., и т. д. (‘Русск. Вдом.’ 1899 г., No 326). О Медведниковском Банке и о его основателе см. книгу А. А. Попова: ‘Банк Сиро — питательного Дома Е. Медведниковой в Иркутске’, 2 тома, М., s. а.
24 Муравьев.
25 Декабрист, о нем см. в сборнике Пушкинского Дома ‘Декабристы’.
26 Декабрист, жил в с. Кабанском, Верхнеудинского округа Иркутской губернии.
27 Декабрист.
28 Декабрист и его жена.
29 Яков Дмитриевич Казимирский, плац-майор сперва в Чите, а потом в Петровском Заводе, впоследствии генерал-майор (с 26 ноября 1852 г.), и. д. начальника 8 Округа корпуса жандармов, в Иркутске и в Омске. Он пользовался доверием и даже любовью декабристов. По словам М. А. Бестужева, это был ‘человкъ въ полномъ смысл открыто благородный и заслужилъ всеобщую приязнь, несмотря на свои голубой мундиръ’,— ‘честный, прямой и благородный человкъ, и вс его любили и уважали’ (Воспоминанія бр. Бестужевыхъ, изд. Огней, стр. 220 и 277). В конце 1850-х годов с ним познакомился в Петербурге, в доме его племянницы, известной пианистки Ад. Льв. Спасской, М. И. Семевский, который тоже свидетельствует, что Казимирский был ‘добрйшій, благороднйшей души человкъ. Надо было слышать, съ какимъ глубокимъ уваженіемъ и любовью вспоминалъ онъ о нравственных качествахъ декабристовъ, обитателей остроговъ Читы и затмъ Петровска, ввренныхъ его и Лепарскаго надзору’ (‘Русск. Стар.’ 1888 г., No 4, стр. 17, прпмеч.). Три дружеских письма Казимирскаго к кн. Е. П. Оболенскому, 1859 г., из Омска, напечатаны в ‘Русск. Стар.’ 1901 г., No 2, стр. 444 — 449.
30 См. выше, стр. 6.
31 Ребиндер.

2.

Помета: Получ[ено]: 11 окт[я6ря].
Отв[чено]: 25-го окт[ября].

No 1.

Иркутскъ. 2-го Сентября 1839.

Любезный другъ Евгеній, вчера получилъ добрый твой листокъ отъ 7-го Августа. Не стану благодарить тебя за снисходительную твою дружбу ко мн: она нась утшала обоихъ и будетъ утшать въ разлук неизбжной, мы чувствами соединюсь твой востокъ съ моимъ западомъ и станемъ какъ можно чаще навщать другъ друга письмами. Ты теперь уже врно получилъ мое письмо къ теб, написанное по призд, хочу сказать нсколько словъ наканун вызда. Завтра сажусь въ Казанскую тлегу и отправляюсь въ Туринскъ. Грустно удаляться отъ тебя и отъ нкоторыхъ близкихъ. Надюсь на помощь Божію: какъ иибудь устроюсь на новомъ мст. Ты подробно будешь знать о моемъ существованіи: оно доляшо быть достойно нашего положенія, это убжденіе даетъ силы, необходимыя въ трудномъ нашемъ поприщ.— Душевно радъ, что ты довольне Етанной, нежели я ожидалъ, но всетаки нехочу думать, чтобъ ты долженъ былъ тамъ оставаться. Далеко отъ всхъ и какъ то самое мсто наводнтъ на меня тоску, когда мы съ Поджіо хали изъ Верхнеудинска, я съ грустію сердечною взглянулъ на поворотъ въ ту долину, куда ты черезъ нсколько дней посл долженъ былъ скрыться. Въ душ увренъ, что теб, съ твоими правилами и съ твоей невзыскательностію, везд будетъ хорошо, между тмъ немогу убжать отъ мрачнаго впечатлнія отъ мрачнаго твоего уголка. Немогу съ тобой согласиться на счетъ твоего хозяйственнаго намренія: земледліе не можетъ вознаградить твоихъ трудовъ, по всмъ опытамъ, которые я вижу здсь у нашихъ, въ Урик. Впрочемъ ты можешь быть увренъ, что я теб желаю всего, что можетъ сколько нибудь тебя утшить и занять. Прошу говорить мн много о твоихъ хозяйственныхъ занятіяхъ—хочется знать какъ проходятъ у тебя минуты, не только дни. Мы такъ близко всегда жили другъ отъ друга, что хотлось бы теперь попасть въ 14 Номеръ1 къ доброму сосду. Вчера былъ въ Разводной у Якубовича:2 домикъ чистенькой, хозяева добрые. Онъ меня дружелюбно угостилъ чудесной ухой и дичью своей охоты. Вечеромъ погрустилъ съ Трубецкими: они потеряли въ 9-ть часовъ Володю. Безъ надежды страдалъ малютка пять дней — и наконецъ страданья его кончились. Мать безропотно груститъ. Сегодня буду у нихъ, завтра разстанусь съ ними совсмъ. Пиши къ нимъ и къ Якубовичу, онъ ни строчки не получилъ ни отъ кого. Въ Урик вс тебя обнимаютъ дружески. Давыдовы 3 ухали 29 числа.— Я надюсь ихъ догнать до Красноярска. Вс наши разъхались по мстамъ. Посл меня останутся только Трубецкіе и т теперь не замедлятъ доплыть до Оёка. Извини, добрый мой Евгеній, что съ такимъ безпорядкомъ съ тобою бесдую. Тороплюсь, надобно укладывать чемоданъ и разный вздоръ, ты знаешь какъ мн это скучно. Нтъ тебя, вчнаго моего помошника.— Забылъ было сказать теб адресъ Розена: близь Ревеля мыза Ментакъ. Къ нему еще неписалъ. Въ безпорядк поговорилъ только со всми родными по одиночк и точно немогу еще притти въ должный порядокъ. Столько впечатлній въ послдній мсяцъ, что нтъ возможности успокоиться душою. Сей часъ писалъ къ Annette 4 и поговорилъ ей о теб, ршись къ ней написать, ты ее порадуешь истинно.— До отъзда увижу Ксенофонта, что найдешь нужнымъ сдлать для него на счетъ ученія, пиши прямо къ Марь Николаевн: 5 она знаетъ и все устроитъ. Грустно мн съ ними разлучаться: эти дни опять сжились вмст. Прощай — другъ — крпко жму теб руку: безъ объясненій люблю тебя.

Старый врный твой другъ И. Пущинъ.

Ал[ександръ] Поджіо здоровъ, привтствуетъ тебя: устраиваетъ себ уголокъ въ дом брата. 6 Приласкай за насъ Болега: 7 я радъ, что онъ у тебя.—
Обо всхъ нашихъ здшнихъ товарищахъ друзьяхъ на досуг поговорю теб.
1 В каземате под No 14 жил Оболенский в Петровском Заводе.
2 Декабриста.
3 Декабрист с семьей, они ехали на поселение в Красноярск.
4 Сестра И. И. Пущина — девица Анна Ивановна, поддерживавшая с братом постоянное общение.
5 Волконской.
6 См. выше, стр. 6.
7 Собака Оболенского.

3.

Помета: Получ[ено]: Генв[аря] 10-го 1840-ro года.
Отв[чено]: Фев[раля] 9-го 1840-го года.

No 2.

Туринскъ.18-го Октября 1839.

Вчера въ полночь я прибылъ въ Туринскъ. Сегодня же хочу начать бесду мою, другъ Оболенской. Много впечатленій перебывало въ знакомомъ тебе сердце, съ тхъ поръ какъ мы съ тобою обнялись на разлуку въ Верхнеудинске. Удаляясь отъ тебя, я более и более чувствовалъ всю тяжесть этой скорбной минуты. Ты мн поверишь, любезный другъ, испытывая въ себе мое чувство.— Изъ Иркутска я къ тебе писалъ, ты верно давно получилъ этотъ Листокъ, въ которомъ сколько нибудь узналъ меня. Простившись тамъ съ добрыми нашими товарищами — друзьями, я отправился 5-го Сентября утромъ въ дальній мой путь. Небуду темъ дальнимъ путемъ вести тебя — скажу только словечко про нашихъ, съ которыми удалось увидиться. Въ Красноярске первый привалъ: Пушкинъ,1 Митьковъ2 и Спиридовъ2 радушно приняли меня — у нихъ отдохнулъ телесно после ужасно дурной дороги, а душевно нашелъ отраду, въ старомъ дружескомъ кругу. Павелъ Сергеевичь 1 обещалъ непременно написать тебе, после нашего свиданія. Мы какъ будто съ нимъ неразставались: добрый, почтенный человекъ во всемъ смысле слова. Брата его больнаго я не видалъ. Съ некотораго времени, онъ опять в больнице, небыло возможности оставить его на свободе. Ты можешь себе представить милльонъ вопросовъ, ответовъ, прерываемыхъ разсказовъ, воспоминаній вечныхъ, съ которыми сроднилось все наше существованіе — все это было — и радостно и грустно: опять разлука!— Похалъ дальше.— Давыдовыхъ 3 перегналъ близъ Нижнеудинска, въ Красноярске не дождался. Они съ детьми медленно ехали, а я, несмотря на грязь, дожд
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека