В. МАКСИМОВСКИЙ
В. МАКСИМОВСКИЙ
Новые книги о Макиавелли
Новые книги о Макиавелли
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Новые книги о Макиавелли, Максимовский Владимир Николаевич, Год: 1929
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Никколо Макиавелли: pro et contra
Личность и творчество Никколо Макиавелли в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология
Серия ‘Русский путь’
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург 2002
Ferrara Orestes. Machiavel / Traduit par Francis de Miomandre. Paris: Socit de l’Histoire de France, 1928. VIII, 370 p., 4.
(Ferrara Orestes. Maquiavelo. Prlogo de Luis Octavio Divin. La Habana: ‘El Siglo XX’, 1928. XXVIII, 361 p., 4.)
Prezzolini Giuseppe. Vitadi Nicolo Machiavelli fioretino. Milano: A. Mondadori, 1927. 254 p., et index, 8.
Vignal L. Gautier. Machiavel. Avec 16 hliogravures. Paris: Payot. 295 p., 8.
Послевоенная эпоха вновь пробудила интерес к Макиавелли, особенно в Германии, где появилось новое издание его большой работы ‘Discorsi’ в серии ‘Классики-политики’, работы Оппельна-Брониковского, Форлендера и других. Этот интерес еще больше возрос в связи с 400-летием со дня смерти Макиавелли. Рецензируемые книги представляют собой работы преимущественно биографического характера. В литературном отношении все они стоят высоко, объем их значителен, книга Феррары вышла во французском переводе, а затем в оригинале, на испанском языке, книга Преццолини переведена уже на немецкий и английский языки, книга Виньяля по самому своему характеру рассчитана на французский и итальянский книжный рынок, поэтому перечисленные книги заслуживают внимания и наших читателей.
Наибольшее значение имеет первая книга, написанная юристом и политическим писателем латинской Америки — О. Феррарой, бывшим представителем Кубы в Лиге Наций и в панамериканском союзе, затем послом Кубы в Соединенных Штатах. Автор — либерал, франкофил, у себя на Кубе — профессор и академик, о чем любезно и очень пространно сообщают в предисловиях к обоим изданиям книги Фр. де Миомандр и Л.-О. Дивиньо.
Книга Феррары представляет собой в значительной части довольно самостоятельную переработку биографического материала и включает обстоятельную характеристику политических и исторических работ Макиавелли.
Работа Перццолини — занимательное, полубеллетристическое произведение. Почти не давая нового материала, она интересна как попытка в красочных эскизах, иногда несколько аляповатых, воспроизвести личность Макиавелли — политика, дипломата, драматурга, — не вырывая ее из окружающей среды.
Книга Виньяля также не дает почти ничего нового в отношении биографии Макиавелли, это — простая компиляция, но она интересна подробным очерком событий французской истории, связанных с историей Италии и биографией Макиавелли, а также хорошими иллюстрациями, портретами Макиавелли и современных ему политических деятелей.
Подробного отзыва заслуживает книга Феррары. Содержание ее 15-ти глав следующее: различные суждения о Макиавелли, юность, государственная служба, Макиавелли и Цезарь Борджиа, Макиавелли — шпион Содерини, организация милиции и путешествие в Германию, апогей влияния Макиавелли, падение республики, ссылка в Сан-Кашьяно, бессмертие и ‘Il Principe’, представление о свободе и об управлении у Макиавелли, подчинение его Медичи, Макиавелли-драматург, Макиавелли-историк, его военная работа и смерть.
В отличие от большинства биографов Макиавелли, Феррара думает, что предки Макиавелли не принадлежали к аристократии. ‘Гипотеза о происхождении его от знаменитых тосканских маркизов, — пишет автор, — лишена всякого основания. Также недостоверно и то, что одна из ветвей его рода (не нося имени Макиавелли) принадлежала к феодальным сеньорам Монтеспертоли’ (С. 44). Феррара выводит отсюда, что Макиавелли по происхождению не был вообще аристократом, но его аргументы нельзя признать достаточными, так как прямых положительных данных он не дает, если же фамильные предания семьи Макиавелли и были неправильны, а сам он в буржуазной республике, отменившей феодальные привилегии, естественно, не хвастался своим происхождением, это не уничтожает того факта, что его считали аристократом по происхождению, и сам он, человек не без претензий, ставил свой род наравне с аристократами Пацци. Аргументы Томмазини были в свое время более серьезны. Во всяком случае, и Перццолини, и Виньяль поддерживают версию об аристократическом происхождении Макиавелли.
Интересна справка о социальном положении Макиавелли, этого нуждавшегося дипломата и секретаря правительства Флорентийской республики. Его имущество не возросло за время службы на этой должности. По должности он получал на наши деньги 500 рублей золотом в месяц, имея еще некоторый доход от дома во Флоренции и от дачи в Сан-Кашьяно. Это, как выражается Феррара, была только ‘зажиточность’ (bien-tre), он не был предпринимателем в полном смысле слова.
Феррара подробно анализирует политическое положение Флорентийской республики в эпоху Макиавелли, партии, действовавшие там. Он признает правильным ‘общее мнение крупнейших политиков того времени, что во Флоренции никогда не было лучшего правительства, чем то, которое существовало в 1494— 1512 гг.’ (С. 55).
Хорошо освещена в книге политическая роль Макиавелли. Он никогда не был полномочным послом, он — посол для информации, для подготовки почвы (‘готовлю пути господу’, — говорит он иронически про себя), но он пользовался огромным доверием правительства и фактически делал очень много, сидя бессменно 14 лет секретарем, в то время как правительство переизбиралось и сменялось (С. 57). С 1502 по 1512 г. главой республики стал Пьеро Содерини, в звании пожизненного гонфалоньера. Этот честный демократ без всяких диктаторских приемов управления (за что его и осудил впоследствии Макиавелли), будучи вождем буржуазии, пользовался авторитетом и у массы мелкой буржуазии. Макиавелли был, как указывает Феррара, не только его сторонником, но и принадлежал к его ‘camarilla’ (ближайшим друзьям). Записка Макиавелли о реформе финансов — ‘первый шаг к политической зрелости секретаря’, — где впервые он высказывает свои основные политические идеи, написана скорее для Содерини, чем для ее автора (С. 105). Но апогея влияния и славы Макиавелли достиг организацией армии и своим решающим участием в завоевании Пизы, здесь его роль, хотя и преувеличенная друзьями, была очень велика (С. 140). Полная политическая зрелость обнаруживается особенно в его письмах 1509 г. Характерно, что теперь он ставит своим лозунгом: prius vivere, deinde philosophare (сначала жить, потом философствовать) (С. 146).
Интересны замечания Макиавелли о папстве, извлеченные автором из одного дипломатического письма Макиавелли: ‘Если бы Флоренция не была в том положении, в котором она находится теперь, было бы полезно, чтобы эти попы получили хороший урок’. И еще: ‘Для того, чтобы оказать сопротивление папе, не нужно иметь столько императоров и делать столько шума’ (С. 155).
Однако после свержения республиканского правительства Макиавелли пришлось не столько ‘жить’, сколько ‘философствовать’, — в ссылке он стал настоящим писателем. Феррара подробно анализирует работу Макиавелли над его основными политическими сочинениями ‘Il Principe’ и ‘Discorsi’, a затем оценивает его как историка. Он правильно критикует легенду о Макиавелли — защитнике монархов, разоблачает клевету на Макиавелли и лицемерные обвинения его в безнравственности. Феррара подчеркивает, что в то время, когда Макиавелли больше всего ненавидели — от Монтеня до Монтескье, — ‘его советам следовали с большим или меньшим лицемерием все, не исключая нежного и надоедливого Боссюэта’ (С. 229). Но его собственные объяснения общих политических взглядов Макиавелли, по нашему мнению, далеко нельзя признать верными. Макиавелли был буржуазный демократ — это понимает Феррара, хотя он и не анализирует Макиавелли с классовой точки зрения. Макиавелли допускал единоличную власть лишь как временную диктатуру для установления буржуазно-демократической республики, власть ‘разумного организатора’ нового строя. Феррара же думает, что, изучая единоличную власть и республику беспристрастно (avec impartialit) и ставя себе основной задачей сохранить государство всеми средствами среди ‘бушующего моря’ тогдашней действительности, среди переворотов и войн, — Макиавелли считал обе эти формы власти — ‘тиранию и свободу’ — ‘одинаково полезными’ (С. 204). Это скорее рассуждение современного буржуа, знающего, конечно, цену современной буржуазной республике, которую действительно не отличишь от тирании. В других случаях автор прав, указывая, что Макиавелли рассуждает часто, как наш современник, в идеях буржуазной революционной диктатуры и фашизма — буржуазной реакционной диктатуры — есть общее, именно то, что обе формы диктатуры являются диктатурой одного и того же класса. Это выражается ясно у Макиавелли в его отношении к мелкой буржуазии и особенно к рабочим мануфактуры, но на этом Феррара, естественно, не останавливается. Что касается характеристики ‘Истории Флоренции’, то Феррара, следуя за Томмазини, считает, что как фактическая история эта книга уступает даже более ранним и современным ей работам Л. Бруни, Бьондо, Поджо, Гвиччардини, Джовио, Аммирато, что Макиавелли ‘постоянно впадает в ошибки, все время списывает у других’, что первые четыре книги почти сплошь списаны у предшественников, вторая половина — более самостоятельная компиляция (С. 331), но в те времена подобное списывание у других авторов было очень распространено (С. 332). Феррара признает все же, что Макиавелли, вместе со своими современниками, открывает новую фазу в развитии истории — ‘передачу фактов в их взаимной связи, в понятной и логичной форме’ (С. 333). Новое у него: 1) ‘современная проблема столкновений между буржуазией и пролетариатом (popolo и plebe того времени)’, 2) рассмотрение флорентийской истории в связи с историей Италии (чего нет у Бруни и Поджо), 3) ‘очень интересные политические введения к каждой книге, нечто вроде философии истории’ (С. 335). Эти черты как раз и ставят книгу Макиавелли выше всех современных ему исторических сочинений. Для нас особенно важна последовательно проводимая им классовая точка зрения, конечно в его понимании. Книга Феррары полезна для всех интересующихся Макиавелли как политическим деятелем и писателем.
Вторая из рецензируемых работ — книжка Преццолини — предназначена для широкой публики.
Для характеристики полубеллетристической манеры писания Преццолини приведем два примера. Один — глава III под заглавием ‘Паспорт Никколо Макиавелли’. В форме паспорта дана беглая характеристика Макиавелли. ‘Сын покойного Бернардо и Бартоломеи ди Стефано Нелли, родился во Флоренции 3 мая 1469 г., профессия: секретарь Комиссии десяти по военным делам и других комиссий Флорентийской республики (с 19 июня 1498 г. по 7 ноября 1512 г.), рост — средний, телосложение — худой, глаза — черные и живые, волосы — черные, как ворон, голова — маленькая, лоб — широкий, рот — маленький, губы — тонкие, улыбка, естественно, ‘макиавеллическая’, скулы — выдающиеся, как у кошки, у куницы, у обезьяны и у других хитрых животных, особые приметы: волосатый, семейное положение: женат на Мариетте ди Бартоломео Корсини. Печати и марки на отметках о прибытии и отбытии: Пьомбино, Форли, Сиена, Рим, Пиза, Ареццо, Мантуя, Феррара, Перуджиа, Ассизи, Сенигалия, королевство Франция, Швейцарская федерация, Германская империя, Верона, Пьяченца, Чивитавеккиа’ и т. д. (С. 25— 26).
Другой пример: замечательное воспроизведение протокола Большого совета республики 10 июня 1527 г., когда, после вторичного изгнания Медичи и восстановления республики, Макиавелли выставил свою кандидатуру в секретари правительства. Однако времена изменились: вместо буржуазии капиталистического типа у власти стала мелкая буржуазия, весьма демократическая, но примыкавшая к партии piagnoni (плакс), бывших сторонников Савонаролы, враждебных всякому экономическому и социальному прогрессу. Присутствуют 567 членов Совета, отсутствуют 23, ‘извинились’ 20. Председательствует Никколо ди Джино Каппони, гонфалоньер республики. На обсуждение поставлено предложение назначить секретарем республики Флоренции Никколо ди Бернардо Макиавелли, по профессии историка. Б. Аванчини — против: Макиавелли стал сторонником Медичи и после того, как служил республике, изменил ей, достаточно сказать, что он получал жалованье от папы Климента VII. Другие ораторы указывают, что Макиавелли осуждал внешнюю политику флорентийцев, — в его комедиях осмеяны самые уважаемые граждане, он оказывал предпочтение немецким солдатам над итальянскими. Луиджи Аламанни — за Макиавелли: он всегда хотел добра отечеству, знает политические дела как никто другой, если к нему хорошо относятся знать и иностранцы, тем лучше, наконец, он честный человек, за столько лет службы ни одного флорина не прилипло к его рукам. Вновь говорят, что Макиавелли критиковал Флоренцию, близок к иностранцам, получал от них деньги, его нельзя принять за доброго итальянца. Леоне дельи Альбицци не верит Макиавелли: он — ученый {голоса: долой ученых!), отечество нуждается в людях благонадежных, а не в ученых, Макиавелли — историк, который оправдывает всех: хорошо отзывался о тиранах и выражал сочувствие их убийцам, это можно делать в истории, но нельзя допустить в государственных делах. Другие: он насмешник и считает себя выше всех, он слишком симпатизировал герцогу Валентино, хотел быть его министром, очевидно, если бы опять у нас был такой сосед, он мог бы изменить. Макиавелли ведет жизнь, не соответствующую обычаям и нерелигиозную, он ел скоромное в день святой пятницы, — кто видел его на проповедях? Он учил богатых отбирать имущество у бедных, — говорит Тото (Антонио) Браччолини, — учил Медичи отнимать власть у народа. Один piagnon говорит: он плохо отзывался о Савонароле. (Весь Совет: у, у, угугу!). Тогда опять говорит Л. Аламанни: но поймите же, что вы совершаете настоящую глупость, Макиавелли один из немногих людей, на которых вы можете рассчитывать, сколько человек из вас были сторонниками Медичи до вчерашнего дня?! (Голоса: Не клеветать! Где он был, когда мы боролись? Где его раны? Вот наши! Он спрятался… сидел в трактире… хуже того — в библиотеке, читал старые книжонки. Не хотим философов! Долой философов! На голоса!) Гонфалоньер ставит на голосование: 555 черных бобов, 12 белых бобов. Предложение отвергнуто (С. 234—237). Здесь, конечно, есть подработка материала, но ‘дух эпохи’ передан очень живо. Для религиозной и крайне патриотической мелкобуржуазной массы Макиавелли не был своим человеком, несмотря на его плебейские манеры, верно, что он служил Медичи, получал жалованье как историограф, но он не учил их угнетать народ, а советовал восстановить республику, во время свержения Медичи он был на фронте — против германского императора.
Остальное приблизительно верно. Верно и то, что новая Флорентийская республика оказалась чрезвычайно неустойчивой и очень скоро привела Флоренцию к монархическому строю.
У Преццолини интересны еще некоторые социологические замечания о влиянии среды, особенно флорентийской улицы, на Макиавелли. Но автор увлекается: он пишет об улыбке Макиавелли, о его жене, любовницах и даже о том, что он ел и как он ел. Оказывается, есть два типа людей, которые различаются не меньше, чем ‘христиане и евреи, большевики и капиталисты’: это те, кто едят на оливковом масле, и те, кто предпочитают коровье. Так, Макиавелли любил оливковое. Вообще, он не любил много есть и в ответ на приглашение эмигрировать во Францию сказал: ‘Предпочитаю скорее умереть от голода во Флоренции, чем от несварения желудка в Фонтенебло’ (при дворе французского короля). Это, конечно, делает честь его патриотизму, которым так восторгается Преццолини.
Очень ярко описаны в книге Преццолини странствования Макиавелли в качестве дипломата по Италии и другим странам, его служба в качестве секретаря, его личная жизнь, его остроумие, живой, скорее оптимистический характер, несмотря на известные черты достаточно обоснованного пессимизма в его суждениях о людях, особенно о правителях государств. Излагая и оценивая политические взгляды Макиавелли, автор высказывает некоторые верные мысли, но переплетает их такими формулировками, которые искажают смысл положений Макиавелли, а иногда характеризуют больше самого автора, чем того, о ком он пишет. Например, совершенно верно, что, по Макиавелли, основатель государства ‘должен быть один’, но это вовсе не какое-то необычайное существо, не ‘герой’, каким его изображает автор (С. 165). Верно, что Макиавелли объективно изучает государства, законы их движения и в числе их двигателей указывает virt, т. е. человеческую активность (attivita umana) (С. 168). Весьма удачно написано, что про ‘макиавеллистов’ XVII—XVIII веков, сторонников абсолютной монархии, Макиавелли мог бы сказать: ‘я не был макиавеллистом’ (С. 252). Но столь же неправильно утверждать, как это делает автор, что Макиавелли ‘не был ни монархистом, ни республиканцем, так как у него не было идеала, он писал о возможном’ (possibile) (С. 202). Республиканские взгляды Макиавелли достаточно ясно выражены в ‘Discorsi’. Кроме того, если согласиться с автором, становится непонятно, почему Макиавелли советовал Медичи восстановить во Флоренции республику в тот момент, когда Медичи шли к установлению там монархии и ждали от Макиавелли указаний в этом именно духе. И дальше, мотивируя точку зрения Макиавелли, Преццолини пишет: по его мнению, ‘у каждого народа свои нужды, у одного не те, что у другого’ (ibid.). Это скорее точка зрения Монтескье, а не Макиавелли, автор сам пишет в другом месте, что в основном правила государственного устройства, по мнению Макиавелли, одинаковы везде и всегда (С. 167). Автор не уясняет себе исторической и классовой точки зрения Макиавелли, который полагает, что монархия уместна в феодальном или полуфеодальном обществе и что она падает вместе с ним, заменяясь новым, т. е. буржуазным государством республиканского типа.
Всего курьезнее собственные политические высказывания автора. Во времена Макиавелли, пишет он, люди еще не умели жить. Теперь ‘мы знаем, что сражаться за свободу — это глупость. Мы знаем, что народы не всегда хотели свободы: это — аристократическое чувство, им одарены немногие, так же как немногие бывают поэтами, немногие на самом деле моральны, гениальны и т. п. … народы в известные моменты охвачены потребностью быть под командой, хотят не думать, а повиноваться… и тогда Тиран [с большой буквы. — В. М.] полезен, необходим, послан провидением’ (С. 62).
Оказывается, Макиавелли это знал уже тогда, в то время как другие не знали. Такое толкование его идей слишком современное и фашистское: Макиавелли ведь рекомендовал истреблять тиранов. И если автор правильно отметил, что ‘тираны’ (т. е., конечно, не тираны, а предполагаемые Макиавелли основатели новых централизованных государств) ‘представляли прогресс и современное государство перед лицом Средневековья’ (С. 63—64), то у автора нет никаких оснований заявлять, что Макиавелли вдохновлял всех позднейших тиранов, начиная с Наполеона и кончая Муссолини, что он ‘подготовлял в Саландре объявление войны Австрии и сопровождал Муссолини в его марше на Рим’, это уж такой комплимент, за который старый флорентийский секретарь не поблагодарил бы своего новейшего биографа. Впрочем, может быть, по мнению последнего, этот ‘марш’ тоже прогресс… по сравнению со Средневековьем? Времена изменились, и диктатура буржуазии и ее вождей, тогда прогрессивная, стала теперь реакционной.
Книга Виньяля интересна, прежде всего, некоторыми общими соображениями, высказанными автором в предисловии. Макиавелли жил в момент наивысшего общественного подъема. Кругом него все было в состоянии возникновения и движения. ‘Мы присутствуем, — пишет Виньяль, — при образовании современных больших государств, при установлении нового европейского равновесия и при первых итальянских войнах, последствия которых огромны во всех областях’ (С. 9). Открытие Америки, морского пути в Индию опрокидывают экономику и политику всего мира. Одним словом, ‘не было на свете эпохи более плодотворной, чем эта’ (С. 10). Жизнь Макиавелли во многих отношениях малозначительна: он некрасив, беден, он играл небольшую роль, современники ставили его весьма невысоко, но от каждой эпохи остаются, в конце концов, ‘только произведения искусства да кой-какие книжки’, и вот Макиавелли ‘в течение четырех веков медленно берет над большинством своих великолепных современников обычный реванш человека мысли над человеком действия’ (ibid). Все это слишком драматизировано. Оценивая кратко основные политические идеи Макиавелли, Виньяль приходит к такому выводу: ‘Средства, употребляемые в политике, нисколько не изменились со времен Макиавелли. Случаи, когда обман и сила одерживают верх над честностью и правом, составляют вплоть до нашего времени все содержание истории. Но всякий изображает дело так, что это — обычай прошлого времени и что теперь в политических отношениях народов царствует новый порядок. Таким образом, Макиавелли обязан своей славой наивности одной части человечества и лицемерию другой’ (ibid.). Это недурная характеристика современной буржуазной политики.
Книга Виньяля излагает события жизни Макиавелли, истории Флоренции, других итальянских государств, Франции и смежных стран, поскольку эти события между собой связаны. Изложение идет в строго хронологическом порядке, месяц за месяцем. Автор пользуется разнообразными печатными источниками, главным образом французскими, широко использует сочинения Макиавелли, особенно его отчеты о посольствах и обширную переписку с правительством Флорентийской республики, многое, как указывает сам автор, изложено словами Макиавелли. Благодаря этому методу автор успешно достигает своей цели — изобразить Макиавелли ‘на его собственном маленьком месте, предоставляя другим играть первую роль, если этого требуют исторические обстоятельства’ (С. 11).
В общем, изложение остается узко-фактическим. Мы не находим в книге анализа классовых отношений во Флоренции того времени, слишком мало социальной истории вообще. Виньяль по типу старых историков повествует о политических событиях в их прагматической связи, иногда вставляя в цепь фактов небольшие характеристики лиц, народов, обстановки. Автор неправ, говоря, что Макиавелли чужд всего, что имеет отношение к искусству (С. 17): он оставил крупный след в истории драматического искусства своей комедией ‘Мандрагора’. Другие драматические отрывки и незаконченная поэма ‘О золотом осле’ тоже неплохие вещи.
Рассуждения Виньяля об основных работах Макиавелли ‘Il Principe’ и ‘Discorsi’, о республиканских и монархических тенденциях этих книг и т.п. не имеют серьезного значения, хотя некоторые из них обоснованны и разумны. Книга заканчивается несложной, но довольно удачной характеристикой Макиавелли как политика и писателя и большой, хорошо составленной библиографией, включающей свыше 200 названий. В книге очень ценна ее иллюстративная часть: даны прекрасно исполненные портреты Макиавелли, Цезаря Борджиа, Лодовико Моро, королей Карла VIII и Людовика XII, пап Юлия II, Льва X и Климента VII, императора Максимилиана и др.
Впервые: Историк-марксист. М., 1929. Т. 13. С. 55—94. Печатается по тексту первой публикации.