НОВЫЯ КНИГИ.
НОВЫЯ КНИГИ.
——
П. Г.
‘Дло’, No 5, 1869
Новые книги, Гайдебуров Павел Александрович, Год: 1869
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Наши колоніи. Опыты и матеріалы по исторіи и статистик иностранной колонизаціи въ Россіи. Выпускъ I. А. Клауса. Спб. 1869 г.
Общественное воспитаніе и образованіе въ Россіи. Записки объ училищ правовденія, съ критическими на нихъ замчаніями и съ объясненіями, ими вызванными. Съ передовою (вмсто введенія) статьей о высшихъ учебныхъ заведеніяхъ вообще и объ училищ правовденія и правовдской корпораціи въ особенности. П. У. Спб. 1869 г.
Немногимъ, конечно, изъ нашихъ читателей извстно, что въ сред русскаго сельскаго хозяйства существуетъ съ давняго времени масса народа, хотя тоже земледльческаго, но не имющаго ничего общаго съ русскимъ населеніемъ, ни по своей экономической обстановк, ни по своимъ привиллегіямъ, ни даже по народности. Эта масса — иностранные колонисты, занимающіе обширныя пространства Поволжья и Новороссійскаго края. Хотя они утвердились въ Россіи около ста лтъ назадъ, хотя правительство придавало имъ очень важное общественное значеніе и тратило на устройство ихъ быта громадныя суммы, но ими никто почти никогда не интересовался и даже о существованіи ихъ, какъ мы замтили, знаютъ весьма немногіе. До послдняго времени въ нашей печати появлялись только случайныя и отрывочныя извстія, вскользь упоминающія о какихъ либо явленіяхъ въ жизни колонистовъ, причемъ иногда высказывались упреки, что они не приносятъ ни малйшей пользы русскому народу, что совершенно незаслуженно пользуются довольно важными льготами, и что пора бы ужь лишить ихъ этихъ льготъ и преимуществъ. Подобными заявленіями и ограничивались вс извстія о жизни колонистовъ. Извстно было только вообще, что большинство колоній наслаждаются полными удобствами своей обстановки и живутъ припваючи.
Но между тмъ именно это-то обстоятельство и длало важнымъ и интереснымъ подробное ознакомленіе съ бытомъ иностранныхъ колонистовъ въ Россіи. Въ виду того, что они живутъ на той же земл, какую обработываютъ и русскіе крестьяне, въ виду довольства, какимъ они наслаждаются среди крестьянства, представляется крайне любопытнымъ изучить т условія, которыя ихъ окружаютъ, прослдить тотъ путь, которымъ они достигли современнаго обезпеченнаго положенія, наконецъ, воспользоваться, если возможно, ихъ долголтнимъ опытомъ и извлечь изъ него полезные результаты для русскаго крестьянина. Это особенно важно и интересно теперь, наканун того года, которому, вроятно, предстоитъ быть свидтелемъ важныхъ перемнъ въ нашемъ сельскомъ быту и, можетъ быть, образованія нашихъ собственныхъ, русскихъ колоній, вслдствіе весьма вроятнаго переселенія крестьянскихъ обществъ на новыя мста.
Однакожъ, до послдняго времени, не смотря на положительный интересъ, представляемый иностранными колонистами въ Россіи, у насъ не существовало не только мало-мальски обработаннаго сочиненія по этому предмету, но даже простого систематическаго сборника правительственныхъ распоряженій, съ помощію котораго можно бы было познакомиться съ вопросомъ о колонистахъ. Въ этомъ отношеніи г. Клаусъ оказалъ чрезвычайно важную услугу, выпустивъ въ свтъ весьма объемистый томъ своихъ трудовъ, подъ названіемъ ‘Наши колоніи. Опыты и матеріалы по исторіи и статистик иностранной колонизаціи въ Россіи’. Хотя этотъ томъ, несмотря на свои шестьдесятъ съ лишнимъ печатныхъ листовъ, составляетъ только первый выпускъ всего сочиненія, хотя наиболе интересная его часть, именно, ‘общіе выводы объ относительныхъ достоинствахъ и недостаткахъ различныхъ общинныхъ распорядковъ и соображенія о возможности примненія опыта колоніи въ дл колонизаціи и экономическаго устройства нашего сельскаго состоянія ‘, составитъ содержаніе второго выпуска, хотя, наконецъ, мы несогласны съ нкоторыми, весьма существенными выводами автора, о чемъ будетъ упомянуто ниже, все-таки и первая часть труда г. Клауса заключаетъ въ себ очень много поучительнаго и интереснаго матеріала, съ сущностью котораго мы и желаемъ познакомить читателей. Впрочемъ, настоящимъ очеркомъ мы не думаемъ ограничиться относительно книги г. Клауса и, по всей вроятности, не разъ еще въ другихъ случаяхъ будемъ пользоваться собранными въ ной свденіями по одному изъ наиболе важныхъ вопросовъ нашего времени — о лучшемъ устройств земледльческаго труда.
Первое, что приходитъ на мысль при разсмотрніи бита колонистовъ, это вопросъ: какимъ образомъ они у насъ очутились, за чмъ, съ какою цлью были переселены, кому могли быть полезны? Первоначальная цль колонизаціи была чисто политическая. Правительство императрицы Елисаветы, нуждаясь въ подкрпленіи нашихъ пограничныхъ силъ на юго-запад, поручило навербовать за границей полки ‘изъ сербовъ’ и поселить ихъ на свободныхъ земляхъ ныншняго Новороссійскаго края. Въ теченіи царствованія Екатерины II и Александра I, когда наше владычество въ предлахъ Урала съ одной стороны и Кавказа, Чернаго моря, Прута и Дуная съ другой, было окончательно упрочено, оказалось необходимымъ оживить эти громадныя степныя пространства осдлымъ земледльческимъ населеніемъ, съ цлью сдлать пріобртеніе наиболе выгоднымъ и обезопасить его отъ обратнаго захвата враждебныхъ Россіи силъ. Эта-то причина и была началомъ колонизаціи изъ-за границы.
Естественно представляется вопросъ: почему же ни въ томъ, ни въ другомъ случа не обратились къ содйствію русскихъ силъ, а понадобилась иностранная помощь? Главнйшую часть русскихъ колонизаторовъ прошлаго вка составляли толпы бглыхъ. Къ южнымъ окраинамъ отовсюду стекались дворяне, попы, монахи, сектаторы и крестьяне. Одни бжали отъ царской службы, другіе отъ давленія Москвы, третьи отъ крпостной кабалы. Слдовательно, все это были элементы, враждебные правительству, съ которыми Москва считала для себя унизительнымъ входить въ какія выбудь сдлки и соглашенія. Она, напротивъ, гнала ихъ, захватывала ихъ снова и снова подвергала прежней кабал. Понятно, что при такомъ способ дйствій, она никакъ не могла разсчитывать на ихъ содйствіе и должна была обратиться къ иностранцамъ.
Но почему же не обратилось правительство къ содйствію русскаго крестьянства въ то время, когда понадобилось заселять уже окончательно пріобртенныя земли?
Для осуществленія этого, говоритъ г. Клаусъ, не доставало у насъ ни людей вообще, ни собственно надежныхъ ‘колонизаторовъ. Грустное положеніе въ то время нашихъ крестьянъ вообще и крпостныхъ въ особенности слишкомъ общеизвстно. Рисовать хотя бы давно минувшія времена варварскаго угнетенія, произвола личнаго и начальственнаго, лихоимства, истязаніи, плетей и ссылокъ — задача слишкомъ тяжелая, чтобъ безъ особенной нужды останавливаться на ней.. Крестьянство наше въ то время было слишкомъ принижено и обезсилено, чтобы представить достаточные элементы для успшной колонизаціи въ тхъ размрахъ, какъ того требовали насущные государственные интересы. Но всякомъ случа, колонизація исключительно русскими силами тогдашнихъ окраинъ Россіи потребовала бы такого періода времени, выждать который правительству казалось несовмстимъ съ пользами и потребностями государства.
Но чтобъ привлечь иностранцевъ, понадобились многія важныя льготы и преимущества. Несомннно, что еслибъ такія же льготы были предоставлены нашимъ крестьянамъ, то они тоже могли бы оказаться весьма недурными колонизаторами, но крпостное право и вообще вс тогдашніе государственные порядки не допускали и мысли о предоставленіи какихъ бы то ни было правъ, хотя бы и не въ примръ другимъ, русскимъ крестьянамъ. Льготы, даваемыя иностранцамъ, ни въ комъ не могли вызвать ропота и неудовольствія, тогда какъ тже льготы, предоставленныя русскимъ крестьянамъ, могли вызвать зависть и нчто еще боле серьезное у тхъ изъ нихъ, которые остались бы въ прежнихъ условіяхъ. А между тмъ льготы эти были такого свойства, что могли бы изъ самаго раззореянаго русскаго крестьянина сдлать превосходнаго колонизатора. Такъ, напримръ, переселенцамъ, желающимъ хать въ Россію, немедленно давалось пособіе и путевые издержки принимались на счетъ казны, въ теченіи тридцати лтъ, out освобождались отъ всякихъ податей, налоговъ и повинностей, кром даровой земли, имъ давались безплатно разныя сельско-хозяйственныя орудія, и ‘внутренняя юрисдикція’ предоставлялась на ихъ собственное ‘благоучрежденіе’, съ тмъ, что ‘наши начальники во внутреннихъ ихъ распорядкахъ никакого участія имть не будутъ,’ противъ воли, никто но имлъ права брать ихъ въ военную службу, и т. д. Кром этихъ общихъ льготъ, общанныхъ иностранцамъ въ манифест 1763 года, правительство входило въ частныя условія съ отдльными колоніями, точне опредляя или даже расширяя льготы, общанныя въ манифест. Въ томъ же 1763 году была учреждена въ Петербург ‘Канцелярія опекунства иностранныхъ’ на правахъ особаго министерства, въ распоряженіе ея ежегодно отпускалось по 200,000 р., ‘пока впослдствіи не понадобится больше’, на вспомоществованіе колонистамъ. При основаніи знаменитой колоніи Сарепта, учредители ея выговорили себ много важныхъ преимуществъ и привилегій, тоже самое длали и другія колоніи. Но ни у кого эти привилегіи не достигали такихъ широкихъ размровъ, какъ у меннонитовъ. Правда, многія изъ этихъ льготъ были даны на основаніи манифеста 1763 года, но на практик никто ими такъ широко не воспользовался, какъ моншотиты. При переселеніи ихъ въ Россію, имъ дано было земли по 65 десятинъ на каждое семейство, они навсегда освобождены отъ воинской и гражданской службы, отъ подводъ, работъ и постоевъ, имъ предоставлена десятилтняя льгота отъ всякихъ податей и дано право заводить фабрики и заводы, торговать и записываться въ гильдіи и цехи, на перездъ и первоначальное обзаведеніе имъ даны подводы и суточныя деньги, смена на посвъ заимообразно ‘съ возвращеніемъ ихъ по времени’, по 500 р. на каждое семейство въ вид ссуды и по 120 бревенъ, и кром того, на все общество 6 жерновыхъ камней и нужный на постройку двухъ мельницъ лсъ. Независимо отъ этихъ, такъ сказать, вншнихъ, хотя и весьма существенныхъ удобствъ и выгодъ, правительство заботилось и объ устройств внутренняго быта меннонитовъ. Въ случаяхъ, когда у колонистовъ оказывалось мало земли, имъ тотчасъ давали новую. Когда такъ называемое ‘хортицкое урочище’ меннонитовъ пожелало увеличить свои владнія, то 150 семействъ были переведены на новое мсто, пространствомъ въ 110 тысячъ десятинъ, исключительно подъ меннонитскую колонизацію. Когда хортицкій округъ, съ оставшимися въ его распоряженіи 35 тыс. дес., спустя нсколько лтъ, снова почувствовалъ нужду въ земл, ему дали еще 10 тыс. десятинъ.
Подъ вліяніемъ подобнаго рода льготъ и вообще правительственной заботливости, меннонитскія колоніи достигли значительной степени процвтанія. Вотъ какъ описываетъ ихъ г. Клаусъ:
Меннонитскія колоніи вообще не велики. Обыкновенно они основывались каждая въ числ 13—50 земледльческихъ 65-десятинныхъ хозяйствъ. Многія изъ новыхъ колоній, по отсутствію проточныхъ водъ и неудобству запрудъ, устроились на колодцахъ. Отдаленнйшія поля отстоятъ здсь отъ усадебъ не дале!— 5 верстъ, нарзка же колоніальныхъ дачъ съ меньшимъ средоточеніемъ угодій встрчается только въ немногихъ старыхъ колоніяхъ, основанныхъ въ то время, когда меннониты и не признавали еще возможнымъ добывать воду среди голой, возвышенной степи, довольствуя цлую колонію одной колодезной водой и запрудами. Всякая колонія распланирована самымъ правильнымъ и просторнымъ образомъ, усадьба каждаго двора, какъ равно расположеніе жилыхъ и хозяйственныхъ строеній, ихъ наружный фасадъ и внутреннее устройство — повсюду одни и тже, отличаясь въ частности только большею или меньшею солидностью и обширностью, а также различіемъ строительнаго матеріала. Усадьбу каждой колоніи обвиваютъ лентой лсныя плантаціи, вдоль улицъ, но об стороны, тянутся тнистые садики и цвтники… Ныстро мошгонитскія колоніи достигли невиданнаго у насъ благосостоянія и благоустройства. Въ степяхъ, гд прежде не было ни воды, ни куста лсной поросли, точно волшебствомъ являлись одно за другимъ цвтущія поселенія, здоровая и изобильная колодезная вода, цлыя стада овецъ и отличной породы разнаго скота и лошадей, въ настоящее время въ одномъ молочанскомъ округ ростетъ боле шести милліоновъ разнаго рода деревъ и кустарниковъ. Каждая колонія иметъ свою школу, школьный домъ и хлбозапасные магазины. Сверхъ того, меннониты содержатъ высшія училища — два русскихъ, въ Хортиц и Гальбштадт и два реальныхъ, въ Гальбштадт же и Орлов на Молочин. У нихъ имются два вольнонаемныхъ врача, фельдшера и бабки.
Въ чемъ же заключается причина такого невиданнаго у насъ благосостоянія въ сельскомъ быту? Вотъ одинъ изъ пунктовъ, на которомъ мы радикально расходимся съ г. Клаусомъ. Г. Клаусъ полагаетъ, что ‘не въ привилегіяхъ лежитъ истинная причина хозяйственнаго и общественнаго успха колоній’, и что ‘почти одинаково привилегированное положеніе и тождество гражданскихъ условій всего колонистскаго состоянія сводятъ, въ конц концовъ, успхъ или неуспхъ каждаго отдльнаго водворенія къ одному и тому же фактору — къ внутреннимъ распорядкамъ колоній но землевладнію’. Почти такого же взгляда держалось и правительство, особенно съ того времени, когда стало смотрть на колонистовъ, какъ на людей, способныхъ своимъ примромъ улучшить наше сельское хозяйство. Очевидно, что въ его глазахъ, привилегіи, даваемыя колонистамъ, имли только второстепенное значеніе, вліяя единственно на привлеченіе къ намъ иностранцевъ, оно было убждено, что еслибъ было возможно переманить ихъ къ намъ безъ всякихъ привилегій, то они, съ помощію только своего генія, привычки трудиться и другихъ качествъ, съумли бы довести свое хозяйство до той же степени благосостоянія, какой достигли теперь, съ помощію привилегій. Оно разсчитывало, что русскіе крестьяне, оставаясь въ тхъ же условіяхъ, въ какихъ они находились во время крпостнаго права, могли бы сами улучшить свое положеніе, перенявъ отъ колонистовъ ихъ способы обработки земли, ихъ трудолюбіе, ихъ честность и т. д. Хотя г. Клаусъ смотритъ не совсмъ такъ на дло, но онъ, какъ мы сказали, точно также не придаетъ почти никакого значенія привилегіямъ колонистовъ.
Но что такое привилегія? Если — что несомннно — привилегіей слдуетъ считать т льготы и пособія, какими пользовались колонисты, то г. Клаусъ изъ собранныхъ имъ же самимъ матеріаловъ могъ бы убдиться, въ какой степени важны эти привилегіи и какое имли он значеніе для колонистовъ. Г. Клауса смутило, повидимому, то обстоятельство, что не вс колонисты, пользуясь приблизительно-одинаковыми правами, достигли одинаковой степени благосостоянія. Такъ, напримръ, онъ указываетъ на колоніи Радичевъ и Сарепту, изъ которыхъ первая пришла въ совершенный упадокъ, а вторая остановилась на точк неподвижности и достигши извстной степени развитія, но только по продолжаетъ развиваться, по все боле и боле приходитъ въ упадокъ. Факты, дйствительно, заслуживающіе полнаго вниманія, по странно, какъ г. Клаусъ не принялъ на видъ, что эти колоніи пали или падаютъ вовсе не потому, что у нихъ были такіе, а не иные способы землевладнія, но совершенно но другимъ причинамъ. Главнйшую причину паденія Радичева слдуетъ искать въ характер этой колоніи, какъ религіозной общины и обусловливаемыхъ этимъ характеромъ порядкахъ: въ соединеніи церковной и гражданской власти общины въ одномъ лиц, въ признаніи этой власти и ея приговоровъ ‘священными’, въ томъ, что члены этой общины оказывались совершенно безправными передъ лицомъ своего старшины, и т. д. Самъ г. Клаусъ сознается, что
радичевская коммуна, въ силу догматическаго значенія усвоенныхъ ею основныхъ началъ, по допускала и не могла допустить никакихъ уступокъ къ пользу гражданскаго положенія индивидуума, ей оставалось или окончательно застыть въ первоначально сложившихся условіяхъ, или разрушиться. И судьба Радичева разршилась гораздо скоре, чмъ можно было ожидать при благопріятной обстановк, данной обществу правительствомъ. Ни пособія, ни привилегіи не могли остановить разложенія коммуны, такъ какъ единственно способная на это сила — прогрессивно-возрастающій терроръ — была здсь немыслима.
Сарепта не удалась вслдствіе подобныхъ же причинъ,— преобладанія въ ней религіознаго характера передъ гражданскимъ. Къ тому же, нужно помнить, что Сарепта никогда не была самостоятельной колоніей, а находилась постоянно въ безусловной зависимости отъ центральнаго евангелическаго братства. Самое учрежденіе этой колоніи имло религіозныя цли — миссіонерство. И хотя колонія никогда не достигала этихъ цлей, все-таки они мшали ей образовать изъ себя чисто-гражданское общество. Мы, напримръ, видимъ, что населеніе Сарепты, несмотря на самыя благопріятныя экономическія условія и частый приливъ свжихъ силъ, почти не увеличивается. А между тмъ, дло объясняется очень просто: уставъ братства до невозможности стсняетъ заключеніе брачныхъ союзовъ, разршая браки только тмъ изъ членовъ общины, которые сдлались самостоятельными мастерами или хозяевами. При этомъ, самый выборъ невсты опредлялся по жребію, такъ что сходились люди разныхъ возрастовъ, безъ всякаго участія личнаго расположенія. ‘И сколько, замчаетъ самъ же г. Клаусъ, старыхъ холостяковъ и отцвтшихъ сестеръ сходили въ могилу, не получивъ права даже мечтать о брак!’
Мы не споримъ, однхъ привилегій и льготъ, то есть вообще благопріятныхъ экономическихъ и соціальныхъ условій бываетъ иногда недостаточно, чтобъ извстная масса народа сразу достигла благосостоянія, но во всякомъ случа это главнйшее условіе, сравнительно съ которымъ вс остальныя могутъ имть только второстепенное значеніе и безъ котораго экономическое благосостояніе немыслимо. Примръ тхъ же меннонитовъ можетъ служить въ этомъ случа превосходнымъ доказательствомъ.
Дйствительно, исторія иностранныхъ колонистовъ не шла ровнымъ и прямымъ путемъ. Хотя основной манифестъ и общалъ колонистамъ многія льготы, но въ осуществленіи ихъ на практик часто происходили уклоненія отъ указаннаго пути. Въ исторіи колоній были періоды, когда они, не имя еще права ‘внутренней юрисдикціи’ подчинялись вдомству общихъ учрежденій. И каждый разъ, когда это случалось, колонисты подвергались величайшимъ стсненіямъ и приходили въ уныніе. Вліяніе окружавшихъ ихъ порядковъ было такъ велико, что тысячи иностранныхъ выходцевъ попадали въ крпость къ разнымъ помщикамъ, несмотря на свои льготныя права. Къ 1797 году большинство нашихъ колоній, не имвшихъ еще своего собственнаго управленія, находились въ совершенномъ упадк. Отовсюду изъ ихъ среды раздавались жалобы на злоупотребленія и всякія стсненія, которыя вызвали чрезвычайныя ревизіи и вс почти оказались справедливыми. Тутъ-то правительство поняло всю важность скорйшаго освобожденія колонистовъ изъ вдомства общихъ правительственныхъ учрежденій. Въ это время многіе колонисты дошли до такого плачевнаго состоянія, что даже сборъ съ нихъ по 3 рубля въ годъ оказался имъ не по силамъ и поступалъ крайне неисправно, несмотря на льготы въ податяхъ и повинностяхъ’. Эти-то и подобные факты и вызвали правительственныя мры съ цлью изъять поселенцевъ изъ вдомства общихъ учрежденій, ‘дабы поселенные иностранцы съ узднымъ казначеемъ и съ земскимъ исправникомъ или комкисаромъ никакого дла имть не могли’. Въ такомъ же положеніи находились и меннониты, пока не получили прочнаго устройства своего быта и своихъ внутреннихъ распорядковъ. Поселившись на голыхъ степяхъ и прійдя въ соприкосновеніе съ мстнымъ начальствомъ, они впали въ уныніе и тяжкое раздумье о своей будущей судьб. Они еще не знали, какъ отнесется къ нимъ высшее правительство,
со стороны же мстной власти добра нечего было ожидать въ то время когда, не говори уже объ окраинахъ, даже въ центральныхъ губерніяхъ бывали примры, что весь составъ мстной судебно-административной іерархіи обличался въ систематическомъ злоупотребленіи власти, притсненіяхъ и грабительствахъ, и когда подобные примры являлись только малой долей зла, творившагося властями безнаказанно среди всеобщаго молчанія.
Когда, наконецъ, меннонитамъ, взамнъ общей мстной власти, дано было особое попечительство, входившее самымъ заботливымъ образомъ во вс потребности населенія, когда явилась упомянутая нами выше ‘инструкція’, тогда ‘повсюду въ колоніяхъ сразу обнаружилось вяніе иной жизни, иного духа — духа справедливости, порядка и благоустройства. Прежній кошмаръ, прежнее уныніе уступили мсто бодрой дятельности и полной увренности въ свтлую будущность’.
Какимъ же образомъ, посл всхъ этихъ фактовъ, утверждать, что ‘не въ привилегіяхъ лежитъ истинная причина хозяйственнаго и общественнаго успха колоній,’ то есть, но въ тхъ льготахъ и порядкахъ, какими пользовались колонисты it которые были недоступны русскимъ крестьянамъ! Достигли-ли бы меннониты современнаго благосостоянія, даже при своихъ хорошихъ качествахъ, еслибъ находились въ такомъ положеніи, въ какомъ были государственные крестьяне того времени, не говоря, уже о крестьянахъ помщичьихъ? А положеніе ихъ было вотъ каково: вс государственные крестьяне находились подъ непосредственнымъ управленіемъ ‘сборщиковъ податей’, которые безсовстно притсняли и обирали крестьянъ. Обираемые не имли законныхъ способовъ жаловаться на своихъ притснителей. О гражданскихъ правахъ крестьянина, справедливо замчаетъ г. Клаусъ, не было и не могло быть рчи, въ отношеніи правъ владнія, наслдованія и т. д. законодательство наше имло въ виду не поселянъ, а одни только привилегированныя сословія’. Понятно, что при отсутствіи всякой заботливости со стороны правительства, хозяйственный бытъ крестьянъ находился въ самомъ плачевномъ положеніи. Прежде всего бросалось въ глаза ужасающее малоземеліе крестьянъ. Хотя правительство, обратившее вниманіе на этотъ предметъ, стало переселять ихъ на новыя мста, но вотъ цифры, показывающія, какимъ количествомъ земли обладали государственные крестьяне въ 1837 году: боле 275 тысячъ душъ имли всего но дв десятины на душу, 60 тысячъ мене одной десятины, а 63 тысячи душъ не имли ни земли, ни обзаведеніи. Отсюда происходили самовольныя переселенія, занятія свободныхъ земель безъ всякаго разршенія и наемъ земли у помщиковъ, причемъ крестьянамъ приходилось платить вдвойн — и помщикамъ, и казн. Но и т крестьяне, которыхъ переселяло правительство, подолгу должны были ждать отвода слдуемыхъ имъ участковъ, причемъ оставались и безъ земли, и безъ всякаго содержанія. Иногда эта медленность была такъ велика, что крестьянамъ приходилось возвращаться на свои старыя мста — разумется въ совершенно нищенскомъ вид. Недоимокъ повсюду накоплялось страшное количество. ‘Вслдствіе злоупотребительныхъ поборовъ земскихъ полицій — говорится въ одномъ всеподданнйшемъ отчет — вс средства сельскихъ обывателей были поглощаемы этими поборами, а на долю казны оставались одн недоимки’. И какія это были недоимки! Напримръ, въ 1814 году было сложено 30 милліоновъ рублей податей, а въ 1818 году, то есть четыре года спустя посл сложенія недоимокъ, ихъ снова накопилось до 26 милліоновъ. Конечно, недоимки слагались только тогда, когда уже не оказывалось ни малйшихъ средствъ къ ихъ взысканію. Изъ представленія бывшаго въ 1841 году полтавскимъ предводителемъ дворянства, впослдствіи сенатора Капниста мы узнаемъ слдующія подробности о мрахъ взысканія недоимокъ:
Движимость, скотъ и овцы, одежда и рубища поселянъ были продаваемы съ публичнаго торга на базарахъ и ярмаркахъ, сами же поселяне были подвергаемы жестокимъ тлеснымъ наказаніямъ. Въ теченіи этого несчастнаго времени бдность поселянъ достигла такой степени, что на девять хозяевъ считалась одна пара воловъ, а земли оставалось не боле 2 1/2 десятинъ на душу. Поселяне боролись съ угнетавшими ихъ обстоятельствами, сохраняя нравственность, трудолюбіе и безкорыстіе своихъ предковъ, но когда вс вспомогательныя средства ихъ истощились, тогда веселость ихъ, трудолюбіе и безкорыстіе естественно замнились бездйствіемъ, уныніемъ и другими пороками, имвшими самое пагубное вліяніе на нравственность народную.
Нтъ ни малйшаго сомннія, что тоже самое случилось бы и съ колонистами, еслибъ имъ пришлось жить бъ положеній нашихъ государственныхъ крестьянъ. Если, какъ мы видли, имъ ужо и приходилось впадать ‘въ уныніе и бездйствіе’, изъ которыхъ ихъ выводила только усиленная заботливость правительства, то продолжительное пребываніе въ тхъ условіяхъ, среди которыхъ жили государственные крестьяне, убило бы въ нихъ вс ихъ ‘хорошія качества’ и совершенно парализовало бы значеніе ихъ способовъ землевладнія. Такимъ образомъ, видно совершенно ясно, что если привилегіи и не были единственной причиной благосостоянія колонистовъ, то во всякомъ случа составляли такое необходимйшее условіе, безъ котораго колонисты обратились бы въ нашихъ крпостныхъ или государственныхъ крестьянъ. Какъ же утверждать, что ‘не въ привилегіяхъ лежитъ истинная причина хозяйственнаго и общественнаго успха колоніи?’
Мы желали бы, чтобы г. Клаусъ, хотя во второмъ выпуск своего почтеннаго труда, обратилъ вниманіе на этотъ промахъ, отнимающій у его изслдованія значительную часть несомннныхъ достоинствъ и лишающій его того общественнаго значенія, какое оно могло бы имть.
На недостатокъ въ русской литератур сочиненій но вопросу объ общественномъ воспитаніи и образованіи въ Россіи пожаловаться нельзя. Какъ отдльныя изданія, такъ и журнальныя статьи, посвященныя этому предмету, являлись и являются у насъ бъ такомъ изобильномъ количеств, что можно подумать, будто этотъ вопросъ невсть какъ интересуетъ наше общество и будто онъ разработанъ уже вполн основательно. На самомъ дл этого вовсе нтъ, общество относится къ вопросу объ образованіи ни чуть не внимательне, какъ и ко всмъ другимъ ‘вопросамъ’, литература же его представляетъ по большей части сводъ общихъ разсужденій, не имющихъ почти никакого общественнаго значенія.
Вопросъ о значеніи закрытыхъ учебныхъ заведеній и о вред соединенія подъ одной кровлей общеобразовательныхъ курсовъ съ спеціальными точно также принадлежитъ къ числу тхъ, давно поршенныхъ вопросовъ, относительно которыхъ даже не существуетъ разногласія, трудно теперь встртить кого пи будь, кто сталъ бы доказывать пользу такой системы, даже само правительство призвало ея вредъ, уничтоживъ или преобразовавъ цлый рядъ учебныхъ заведеній, устроенныхъ на началахъ закрытости. А между тмъ въ нашей литератур время отъ времени появляются сочиненія, весьма пространно разсуждающія объ этомъ поршенномъ вопрос. Таково именно сочиненіе г. П. У ‘Общественное воспитаніе и образованіе въ Россіи’. Хотя подъ этимъ названіемъ иной читатель будетъ искать боле серьезнаго содержанія, чмъ толки о безполезности закрытыхъ учебныхъ заведеній, но онъ ошибется въ своихъ ожиданіяхъ. Кром общихъ фразъ о значеніи общественнаго образованія, о необходимости отличать образованіе отъ воспитанія и т. д., онъ найдетъ только обстоятельное описаніе порядковъ, господствующихъ въ училищ правовденія, что собственно и составляетъ главную сущность книги. Все остальное есть приставки и приписки, съ цлью сдлать книгу солидне но объему и современне по содержанію. Это, впрочемъ, вполн объясняется самымъ процессомъ составленія книги. Авторъ, окончивши курсъ въ 1860 году, и испытавъ на самомъ себ несовершенства училищной организаціи, задался благою мыслью — помочь своимъ товарищамъ и будущимъ воспитанникамъ училища. Съ этой цлью онъ составилъ записки, назвавъ ихъ ‘матеріалами для усовершенствованія училища правовднія’ и въ рукописи представилъ ихъ по начальству. При этомъ онъ не полагался на свое силы, онъ, ‘какъ молодой человкъ, считалъ долгомъ какъ можно боле укрплять и просвщать себя зрлостью и опытностью особенно уважаемыхъ авторитетовъ’, совтами и наставленіями которыхъ онъ и воспользовался. Представляя за тмъ свои записки по начальству, г. П. У. просилъ составить особую коммиссію, которая разсмотрла бы содержаніе этихъ записокъ и постановила бы но атому поводу свое ршеніе. Но прошло два, три, четыре, семь, восемь лтъ — и результатовъ отъ своихъ ‘записокъ’ г. П. У. не дождался. Тогда онъ ршился отпечатать записки отдльной книгой и прибавивъ къ нимъ нсколько предисловій и введеній, наполненными общими соображеніями, вы пустилъ книгу въ свтъ.
Въ этомъ процесс составленія книги слдуетъ также видть причину и объясненіе тхъ противорчій между ея первою и второю частями, которыя бросятся въ глаза всякому читателю. Въ первой части авторъ совершенно отрицаетъ пользу закрытыхъ учебныхъ заведеній, тогда какъ во второй предлагаетъ различныя паліативныя мры для ‘усовершенствованія’ училища. Но въ лиц г. П. У. это противорчіе объясняется, какъ сказано, самымъ процессомъ составленія его книги. Сочиняя ныншнюю вторую часть книги, то есть ‘записки’ объ училищ правовднія, онъ былъ еще молодымъ человкомъ, дйствовавшимъ подъ руководствомъ старшихъ, въ настоящее же время, прійдя въ возрастъ, усвоилъ себ боле основательные взгляды на училище, подъ вліяніемъ которыхъ и написалъ первую часть.
Такимъ образомъ, книга г. П. У. никакого серьознаго значенія имть не можетъ: съ одной стороны, она полна противорчій и слишкомъ поверхностныхъ соображеній, съ другой — наиболе существенная ея часть, посвященная училищу правовденія, была извстна подлежащему начальству гораздо раньше, чмъ публик. Еслибъ г. П. У. выпустилъ свои ‘записки’ въ то время, когда он только что были составлены, то есть въ 1860 году, то заключающіеся въ нихъ матеріалы могли бы служить довольно важнымъ подспорьемъ для скорйшаго разршенія возбужденнаго тогда вопроса о вред закрытыхъ учебныхъ заведеній, но теперь эти матеріалы ничего не прибавятъ къ тому, что уже извстно всмъ изъ другихъ источниковъ.