Новооткрытый памятникъ по исторіи раскола.
Новооткрытый памятникъ по исторіи раскола.
В. Ключевскій.
Новооткрытый памятник по истории раскола, Ключевский Василий Осипович, Год: 1896
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Ключевский В. О. Новооткрытый памятник по истории раскола [Рец. на: ] Лопарев X. М. Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей: Вновь найденный старообрядческий трактат против самосожження 1691 г. // Богословский вестник 1896. T. 1. No 3. С. 490-499 (3-я пагин.).
Отразительное писаніе о новоизобртенномъ пути самоубійственныхъ смертей. Вновь найденный старообрядческій трактатъ противъ самосожженія 1691 г. Сообщеніе Хрисана Лопарева (Намятники Древней Письменности. 1895).
Г. Лопаревъ пріобрлъ для библіотеки Императорскаго Общества Любителей Древней Письменности и издалъ рукопись, содержащую въ себ досел неизвстный важный памятникъ по исторіи русскаго раскола: это обличительный трактатъ, направленный противъ одной изъ крайностей, до которыхъ быстро, еще въ XVII в. дошло старообрядство, оторвавшись отъ Церкви,— крайности самой ужасной, до какой могло дойти изуврство, самосожженія ‘Бога ради’, для спасенія души. Этимъ трактатомъ значительно пополняется все боле накопляющійся запасъ печатнаго матеріала но исторіи раскола. Обличая проповдниковъ изуврнаго толка, авторъ Отразительнаго писанія сообщаетъ много новыхъ и любопытныхъ извстій объ ихъ позорной дятельности. Цнность изданнаго памятника возвышается тмъ, что авторъ его самъ старобрядецъ, очевидецъ и въ значительной степени участникъ описываемыхъ имъ событій, вмст со многими другими староврами пытавшійся удержать свою темную братію отъ ужасовъ, на которые толкали ее изуврные или безсовстные руководители. На основаніи приписки, которой заканчивается трактатъ, издатель признаетъ авторомъ его нкоего старца Евфросина, бывшаго въ 1660-хъ годахъ строителемъ старообрядческой Курженской обители близъ Повнца. Когда стало распространяться самосожигательное лжеученіе, Евфросинъ началъ писать противъ лжеучителей, а потомъ, когда зло усилилось, старообрядцы ‘по многомъ взысканіи и единомысленномъ утверженіи’ соборн отлучили отъ своего общества проповдниковъ и послдователей самосожигательства и поручили Евфросину составить этотъ обширный обличительный трактатъ въ опроверженіе законности и душеполезности ‘самоубійственныхъ смертей’. Въ изданіи г. Лопарева трактату Евфросина предпослано обширное, ‘сообщеніе’ издателя съ обзоромъ литературы вопроса о самосожигательств, съ обстоятельнымъ разборомъ памятника, какъ историческаго источника и литературнаго произведенія, а къ тексту памятника приложены- пояснительныя примчанія и указатели именъ и неизвстныхъ или малоизвстныхъ словъ, встрчающихся въ памятник, съ ‘посильнымъ ихъ объясненіемъ’. Вообще Отразительное писаніе издано прекрасно.
Издатель въ своемъ сообщеніи или предисловіи не соглашается ни съ тми изслдователями исторіи раскола, которые видятъ въ самосожигательств своего рода догматъ, особую секту, ни съ тми, которые считаютъ его просто послднимъ, отчаяннымъ средствомъ обороны, къ какому прибгали старообрядцы въ борьб съ ‘мучителями’, т. е. никоніанами, подобно тому, какъ иногда гарнизонъ падающей крпости взрываетъ себя на воздухъ, чтобы не попасть живымъ въ руки непріятеля. Но у самосожигательства были свои учители, своя проповдь, была своя аргументація ученія и организація пропаганды, былъ свой мартирологій. Потому г. Лопаревъ склоняется къ среднему мннію, что самосожигательство если не догматъ, то во всякомъ случа ученіе. И самъ авторъ Отразительнаго писанія называетъ его ‘самосожигательнымъ толкомъ’ (стр. 111). Однако, какъ объяснить силу и самую возможность столь ужаснаго, безчеловчнаго толка? Возникновеніе такого толка можно объяснить діалектическимъ развитіемъ тогдашнихъ зсхатологическихъ представленій, направляемымъ логикой изуврства: это былъ послдовательный выводъ изъ взгляда на патріарха Никона, какъ на антихриста, на его церковныя новшества, какъ на знаменія близкой кончины міра. Толкуя, по сознанію самого Евфросина, ‘зл и блазнен’ Ипполитово слово о томъ, что въ послдніе дни предъ кончиной міра ‘не имать жертва (евхаристія) явитися’, эти богословы спокойно рщили, что таинства Христовы больше но нужны:, а въ томъ числ не нужно ‘священство. Такъ зародилась безпоповщина. Мысль ея приписывается Капитону, извстному въ свое время подвижнику вязниковскихъ лсовъ, богословскій авторитетъ котораго держался главнымъ образомъ на замысловатомъ способ подвижничества: онъ носилъ трехпудовыя каменныя вериги и спалъ въ висячемъ положеніи, вшая себя на крюкъ за желзный поясъ:, и то ему постеля’, замчаетъ Евфросинъ (стр. 10). Гордыня обуяла его и онъ ‘нача нводити по самосмышленію’, установилъ постъ но субботамъ, а ученики его пошли еще дальше, проповдовали постъ до голодной смерти, ‘въ ямахъ морити не сами же и не себя, но инхъ прельстя’. Самоубійство проповдовалось, какъ очистительное средство, которымъ приготовлялись къ предстоявшей близкой кончин міра, спасая свое благовріе отъ антихристовыхъ козней. Такъ возникло ученіе ‘самоубійственныхъ смертей’, или ‘путь, нареченный самовольное мученичество’, какъ выражается самъ Евфросинъ (стр. 109). По нашему мннію, издатель на основаніи изданнаго трактата совершенно врно говоритъ, что на первыхъ порахъ это изуврное самоистребленіе происходило безъ всякаго преслдованія раскольниковъ свтскою властью, не вынуждалось гоненіемъ (стр. 020). Такой характеръ первыхъ случаевъ ‘самоубійственныхъ смертей’ отмченъ и самимъ протопопомъ Аввакумомъ, ихъ одобрявшимъ: ‘а въ Нижнемъ преславно бысть, писалъ онъ: овыхъ еретики пожигаютъ, а иніи, распалшеся любовію и плакавъ о благовріи, не дождався еретическаго осужденія, сами во огнь дерзнувше, да цло и непорочно соблюдутъ правовріе,— ликовствуютъ со Христомъ, самовольные мученики’ (стр. 034).
Но какъ бы послдовательно и убдительно ни было выведено столь безбожное ученіе, его практическій успхъ былъ бы непонятенъ безъ тхъ иропагаторскихъ уловокъ, къ какимъ прибгали его проповдники. Трактатъ старообрядца Евфросина весьма ярко рисуетъ эти уловки и, какъ историческій источникъ, иметъ даже нкоторое преимущество передъ обличительными твореніями тогдашнихъ православныхъ борцовъ противъ раскола. Т были настоящіе богословы, которые въ своемъ пастырскомъ всеоружіи шли противъ догматическихъ нелпостей и нравственныхъ безобразій своихъ противниковъ. Самая высота ихъ полемической аргументаціи помогала нкоторому преувеличенію обличаемыхъ заблужденій: чувствуя силу наносимыхъ лжеученію ударовъ, читатель невольно поддается мысли, что поражаемые заслуживали такого сильнаго оружія. Притомъ и положеніе православныхъ полемистовъ, стоявшихъ гораздо выше своихъ противниковъ, мшало имъ видть т мелкія и низменныя средства, которыми пользовались ихъ противники. Евфросинъ не подаетъ повода къ такому преувеличенію: онъ выше своей обличаемой братіи, но на умренную высоту, у него одна съ нею точка зренія, только онъ видитъ гораздо дальше, многіе изъ обличаемыхъ его добрые или недобрые знакомые, съ которыми онъ говаривалъ запросто и о которыхъ онъ зналъ всю подноготную. У него подъ руками были, очевидно, и интимные негласные первоисточники: онъ доточно знаетъ, что сдлалъ одинъ старецъ — подвижникъ, проповдникъ самосожигательства, съ своей духовной дочерью въ темномъ лсу, пообщавъ ей внецъ небесный (стр. 37). Съ разсчетливымъ простодушіемъ и иногда съ веселымъ юморомъ, а подъ-часъ даже съ покушеніемъ на римованную версификацію, съ прибаутками и безъ всякой заботы о систем, о послдовательномъ и отчетливомъ развитіи мыслей изображаетъ онъ самыми реальными чертами пріемы и ухватки учителей самосожженія, величая ихъ нжно-насмшливыми названіями ‘старчика-черичика’, ‘псишки’, ‘прелестничишка’ и т. под. Благодаря такому изложенію картина самосожженій представляется читателю во всей своей ужасающей наглядности, хотя не всегда разберешь, негодуетъ ли авторъ на подлость, или глумится надъ глупостью. Особенно выпуклыми чертами обрисована у него тактика проповдниковъ самосожигательства. Недоумваешь, гд и какъ могли они пріобртать такую пропагаторскую выправку. Въ большинств это не столько фанатики, сколько прямо плуты, и ихъ дятельность является въ изображеніи Евфросина недобросовстной эксплуатаціей темной массы. Пропагандисты конспиративно поддерживали другъ друга, уговаривая простаковъ горть, но сами горли очень рдко. Они говорили другъ другу: станемъ добр и не ослабемъ до смерти, пока не погорятъ вс наши, надъ вдь не больно и не будетъ намъ жарокъ огонь, не нашему тлу придется кипть въ немъ, чужая болзнь нетрудна, бываетъ и можно намъ чужими подвизаться, другимъ страданіе, а намъ внцы, пусть другіе сгорятъ, а, мы еще поживемъ на бломъ свт, было-бы кому ихъ, покойниковъ, за упокой принимать, кому наслдовать ихъ имніе,— это мы посл нихъ, страдальцевъ, прекрасно устроимъ, разнесемъ отцамъ и матерямъ но пустынямъ и везд ихъ помянутъ, а насъ за то похвалятъ, мы же ихъ прижжемъ, слабыхъ укрпимъ, а холодныхъ разожжемъ, и они сами вс въ огонь ползутъ: лучше имъ самимъ себя огнемъ осудить, нежели антихристу какимъ небреженіемъ послужить — и т. д. въ этомъ род (стр. 17).
Распространителями самовольнаго мученичества являлись лица духовныя — старцы, попы, и свтскія — подъячіе, поповичи, даже простые мужики. Одни бродили по селамъ и деревнямъ убогими странниками, съ дорожными котомками за плечами, другіе ходили разряженными щеголями, въ собольихъ шапочкахъ, кривыхъ сапогахъ, нарядныхъ кафтанахъ, расшитыхъ сорочкахъ и разноцвтныхъ штаникахъ: ‘отъ отморныхъ бо тхъ животовъ нескудно обогащена’, замчаетъ Евфросинъ при описаніи ихъ наряда, разумя остававшуюся посл самосожженцевъ рухлядь, которую забирали проповдники (стр. 55). Авторъ трактата не разъ воспроизводитъ или пародируетъ самую проповдь этихъ пошехонскихъ и другихъ ‘апостоловъ’, какъ онъ ихъ иронически величаетъ, издатель отмтилъ въ предисловіи наиболе характерныя мста такого рода (стр. 025 сл.). Проповдники обращались къ совращаемымъ съ такимъ примрно воззваніемъ: Возлюбите себя и свое спасеніе, съ женами и дтьми теките въ царство небесное, полно рамъ плутать и попамъ окупъ давать, скорымъ путемъ да прямо въ рай, вамъ вдь будетъ хорошо и сладко, а не намъ, намъ еще пожить на вольномъ свт, насъ попы не видятъ, мы за вами что за стнами, вотъ мы васъ утвердили, только вы не слабйте, а мы себ поищемъ другихъ учениковъ, и тамъ намъ мсто будетъ и съ нашъ вкъ избудетъ (вроятно — на нашъ вкъ хватитъ) и т. дале. Иногда проповднику надобилось подкрпить свою проповдь высшимъ авторитетомъ и на этотъ случай у него былъ подъ руками пустозерскій заточникъ, великій страдалецъ, самъ протопопъ Аввакумъ. По дойди-ка сюда ты, старче, съ своими сдыми волосами, говорилъ тогда лжеучитель своимъ слушателямъ,— и ты, невста, съ двической своей красотой, загляните въ эту вотъ книгу, священную тетрадь: увидите, мутимъ ли мы васъ и сбиваемъ ли съ толку, чей это слогъ и чья рука? самого великаго Аввакума, втораго Павла, его святая рука написала слово, котороо я вамъ читаю. Смотритъ старецъ — слезы роняетъ, глядитъ двица — сокрушается сердцемъ, а проповдникъ, распаляясь, слово на слово нанизываетъ (стр. 21). Эти священныя тетради были въ большомъ ходу среди самосожигателей и служили значительнымъ подспорьемъ изуврнымъ импровизаціямъ ихъ вожаковъ. ‘Правоврные’ старообрядцы, боровшіеся съ изуврами, жаловались, что послдніе своими тетрадями всю Русь возмутили. То были не одни подлинныя сочиненія Аввакума, но и подложныя, ему приписанныя. Иные совратители откровенно признавались, что многихъ обманули, составляли писанія, какъ умли, и подписавъ на нихъ имя Аввакума, разносили и читали ихъ легковрнымъ, чмъ и собрали много корысти (стр. 99 и 89). Авторъ негодуетъ на ‘скверное поселянство и деревенское дурачество’ поморскихъ ‘мерзкихъ учителей’, которые соблазнительнопростыми, грубыми рчами отвлекали темный людъ отъ ненавистнаго имъ покаянія, указывая ему въ самосожженіи путь спасенія пряме и короче: ‘какое де это покаяніе — десять лтъ энитиміи! гд тутъ потть, кланяться да молиться? въ огонь — вотъ и все покаяніе: ни трудися, ни потися, да часомъ въ рай вселися, вс-то грхи очиститъ огонь’ (стр. 48). Совратители не щадили и дтей, соблазняя ихъ благами, имъ понятными: малыя ребята, разказываетъ авторъ, играя, поучали другъ друга: пойдемъ въ огонь, на томъ свт намъ будутъ рубахи золотныя, сапоги красные, меду, орховъ и яблоковъ вдоволь, сгоримъ сами, а антихристу не поклонимся (стр. 22).
Въ трактат старца Евфросина обильно разсяны любопытныя черты и подробности, живо рисующія обличаемое имъ мрачное движеніе. Можетъ быть, въ его картин есть и преувеличеніе, и каррикатура, но это не роняетъ цны его труда, какъ историческаго источника: онъ передаетъ свои еще свжія впечатлнія, а не воспоминанія. Въ одномъ мст онъ самъ говоритъ своимъ противникамъ: ‘еже слышахъ отъ васъ, еже видхъ у васъ, то и речемъ и отъ учениковъ вашихъ слышанное, то возвщаемъ, даже ваша правда всему міру будетъ познана’ (стр. 15). При наклонности автора къ ироніи и словоохотливому балагурству его обличеніе носитъ характеръ простодушной, иногда тривіальной бесды съ несогласными друзьями, по мстамъ переходящей въ перебранку съ упрямыми сумасбродами. Онъ больше старается осмятъ, чмъ обличить своихъ противниковъ: иного учителя самосожженія попрекнетъ тмъ, что онъ, второй Ахиллесъ, къ бабьему полку приросъ или умъ свой на овсянныхъ блинахъ пролъ, про другаго напишетъ: ‘полно де уже, голубокъ, жить, рпа де брюхо прола, пора на тотъ свтъ, хоть бы попасть въ малые мученички’ (стр. 66, 67 и 69). Несмотря на это трактатъ оставляетъ въ читател очень тяжелое впечатлніе. Богословское содержаніе полемики скудно и блдно, полемическая аргументація неотчетлива и неубдительна, но бытовая среда, въ которой разыгрывались ужасы самосожигательства, освщается очень ярко и самый этотъ ‘толкъ’ сквозь безпорядочное и малограмотное изложеніе трактата съ шутками и прибаутками выступаетъ какимъ-то безтолковымъ повальнымъ недугомъ, растравляемымъ тупыми, озлобленными человконенавистниками. По словамъ автора, окаянные учители только то всмъ и натвердили, что ‘лихо пришло время, николи такова не бывало’, у старыхъ и малыхъ, у слпыхъ и хромыхъ одно на язык: ‘въ огонь да въ воду, только и уходу’ (стр. 38). Надобно усиленно напрягать воображеніе, чтобы съ нкоторой ясностью представить себ болзненный психологическій процессъ, приводившій къ такому повальному безотрадному настроенію. Иногда возникаетъ даже подозрніе, что авторъ трактата, старообрядецъ, клевещетъ на свою братію, съ нимъ несогласную. Но и это невроятно: въ своемъ разсказ по пути, мимоходомъ онъ передаетъ такія вещи, которыми онъ прекрасно могъ бы воспользоваться для полемики — и совсмъ ими не пользуется. Онъ съ какой-то легкой грустью передаетъ факты, отъ которыхъ у нервнаго современнаго читателя могутъ дыбомъ подняться волосы. Эпически-спокойно и съ жестоко-детальной отчетливостью очевидца рисуетъ онъ картину ‘гари’ съ обезображенными трупами самосожженцевъ и съ пировавшими среди нихъ собаками или разсказываетъ, какъ куча сбитыхъ съ толку людей, въ минуту увлеченія попавъ въ наглухо запертую морильню, отрезвленная голодомъ, медленно гибла съ безсильными воплями. Въ другомъ мст авторъ разсказываетъ, какъ одинъ апостолъ самосожженія Лында-мужикъ пришелъ въ городъ проповдывать самосожигательство ‘по краденымъ тетрадкамъ’. Увидвъ женщинъ въ ‘монистахъ’ и двицъ въ ‘чепочкахъ’, онъ толкнулъ своего спутника въ грудь и прошепталъ: ‘когда сими монистами намъ велитъ Богъ владти?’ (стр. 36). Характерно для автора его замчаніе по этому поводу, что это ‘смху достойно’. Рчь идетъ объ одномъ изъ ‘зажигателей и морителей’, который при вид женщинъ, обреченныхъ имъ на самосожженіе, съ злодйскимъ удовольствіемъ представляетъ себ, какъ онъ овладетъ уборами своихъ жертвъ — и обличитель этихъ злодевъ находитъ это только смшнымъ. Трудно ршить, отъ чего происходило такое легкое отношеніе обличителя къ обличаемымъ ужасамъ, отъ манеры ли писанія, скрывавшей настроеніе писателя, или отъ того соображенія, что такой способъ обличенія всего скоре можетъ образумить жертвы обличаемыхъ изувровъ. Но трактатъ производитъ удручающее впечатлніе. Въ народномъ движеніи, поднявшемся повидимому изъ-за вры, видить въ смущаемой народной масс испуганное суевріе, въ ея мутителяхъ разсчетливое безвріе: но ни съ той, ни другой стороны не видать проблеска вры. Очевидно, въ трактат Евфросина мы встрчаемся съ труднымъ для изученія народно-патологическимъ явленіемъ {Попытку объяснить происхожденіе этого явленія, основанную на тщательномъ изученіи предмета, сдлалъ по поводу изданнаго г. Лопаревымъ памятника г. Смирновъ въ Христіанскомъ Чтеніи 1895 г. (вып. 3 и 4).}. Особенно трудно понять вліяніе проповдниковъ самосожженія, какъ ихъ изображаетъ Евфросинъ,— людей въ большинств тупыхъ, хищныхъ, невжественныхъ и глубоко развращенныхъ, которые, по выраженію Евфросина, ‘по краденымъ тетраткамъ въ воду и въ огонь народамъ благовстили’. Къ нимъ даже едвали идетъ названіе изувровъ: въ нихъ много холодной злости, но незамтно фанатическаго увлеченія. Это эксплуататоры народнаго суеврія, сила которыхъ въ безсиліи массы. Въ притон Ивана Коломенскаго, новгородскаго учителя сожигательства, набралось слишкомъ много послдователей, ‘знатное дло учениковъ тхъ, позагусло’. Тсно стало жити учителю и вотъ онъ, шлетъ къ высокопочитаемому староврческому ‘авв’ Досиею писаше съ просьб чтобъ подалъ благословенье на самосожженіе’. Обличитель такъ объясняетъ поступокъ Ивана: ‘помыслилъ то, чтобъ, пооблегчиться и жить бы было попространне’ (стр. 13). Въ трактат есть безподобная сцена, отмченная и издателемъ въ предисловіи, въ которой живо изображаются главные проповдники самосожигательства (стр. 063 и 52). Къ староврк княгин Урусовой, у которой жилъ Евфросинъ, пришли зажигатели Поликарпъ, Андрей и подъячій Григорьевъ бороться съ своимъ обличителемъ. Хозяйк и Евфросину было напередъ возвщено, что идетъ на нихъ самъ Поликарпъ съ поборниками, что волкъ неутолимый на овечье стадо. ‘Ужаснухомся немало грозъ тхъ страшныхъ’, замчаетъ при этомъ Евфросинъ. Шла въ изб Урусовой заутреня, которую служилъ Евфросинъ въ присутствіи страшныхъ гостей. Читалось толкованіе оанна Златоуста на то мсто посланія апостола Павла къ Римлянамъ, гд читается: братіе, блюдитеся отъ творящихъ распри и раздоры чрезъ ученіе апостольское и пр. Сослужившій съ Евфросимомъ братъ Алексй возвышеннымъ голосомъ отчетливо отчеканилъ слова Златоуста: вся бды отъ сего въ церковь внидоша, за еже распри держати и чрезъ ученіе апостольское вново что вводити (приводимъ тексты, какъ они читаются въ трактат Евфросина). Зажигатели смутились: Поликарпъ понурилъ голову и покашливаетъ, Андрей ерзаетъ на лавк, подъячій изъ своего угла глядитъ волкомъ, вс присутствовавшіе переглядываются. По окончаніи заутрени оторопвшіе проповдники пріободрились, ‘свирпіи самоборцы храбрость показаша’, Поликарпъ и подъячій набросились на Алекся, зачмъ онъ читалъ имъ Павла и Златоуста и пособствуетъ этому злому старцу (Евфросину), людямъ горть не велитъ. На подмогу къ озлившимся товарищамъ присталъ и Андрей, словно ершъ изъ воды, шея коломъ, голова копыломъ, самъ весь дрожитъ и трясется, борода пляшетъ, зубы щелкаютъ, оретъ, точно верблюдъ разъяренный. Вс перепугались, хозяйка помертвла, думала бдная, что растерзаютъ насъ, прибавляетъ авторъ, съ недлю бродила — едва ноги волочила: сердце у нея замерло отъ страха, будто косой ноги подкосило. Возражая противникамъ, Евфросинъ говорилъ: а почему вы сами не суетесь въ воду и въ поломя? когда то добро, вамъ бы впередъ! А они на это басни поютъ, достойныя ихъ мудрости, ‘смхъ же разумными’.
Въ трактат Евфросина обильно разсяны яркія краски, которыя пригодятся изслдователю для исторической картины страшнаго движенія, обличаемаго авторомъ трактата. Мы едвали преувеличимъ значеніе памятника, изданнаго г. Лопаревымъ, если скажемъ, что это одинъ изъ лучихъ матеріаловъ для изученія, патологіи старообрядства, какимъ оно было во второй половин XVII вка, т. е. въ первую пору своего существованія. Онъ несомннно поможетъ объяснить какъ вліяніе проповдниковъ самосжигательства на массу ‘глубоко безсловесныхъ и незлобивыхъ душъ’, какъ называетъ авторъ трактата жертвы этихъ, проповдниковъ, такъ и возможность такихъ жертвъ, принесенныхъ нечестивой ихъ проповди. Издатель трактата Евфросина помстилъ во введеніи весьма любопытный перечень всхъ извстныхъ случаевъ самосожженія съ половины 1670-хъ годовъ до 1691 года, когда написанъ былъ изданный имъ памятникъ. Онъ считаетъ 37 такихъ случаевъ, не включая въ свой перечень многочисленныхъ случаевъ самосожженія въ Сибири. Сверхъ того издатель насчиталъ за тотъ же періодъ 1675—1691 гг. 4 случая самоуморенія голодомъ, ‘два и боле случаевъ самоутопленія, столько же — самозакланія’. Во всякомъ случа, по соображеніямъ автора, за этотъ періодъ времени погибло отъ ‘самоубійственныхъ смертей’ боле 20,000 человкъ (стр. 058).
Чмъ боле преувеличеннымъ окажется этотъ счетъ по дальнйшимъ разысканіямъ, тмъ лучше и тмъ мене расположена будетъ историческая критика винить почтеннаго издателя за это преувеличеніе.