Новое в психологии, Бухов Аркадий Сергеевич, Год: 1916

Очерк
Время на прочтение: 51 минут(ы)
Скачать в PDF

Библіотека ‘Новаго Сатирикона’.

Арк. Аверченко, Арк. Буковъ, Георгій Ландау, Н. А. Тэффи,

АНАТОМІЯ и ФИЗІОЛОГІЯ ЧЕЛОВКА

ПРИЛОЖЕНІЕ:
ПСИХОЛОГІЯ ЧЕЛОВКА.

Составлено по источникамъ и такъ.

ПЕТРОГРАДЪ.
Типографія ‘Грамотность’, 5-ая Рождественская, д. 44.
1916.

Аркадій Буховъ.

НОВОЕ ВЪ ПСИХОЛОГІИ.

СБОРНИКЪ СТАТЕЙ.

ОГЛАВЛЕНІЕ

Вмсто предисловія
Предметъ психологіи
Изученіе психологіи
Беллетристы психологи
Психологи по обязанности
Индукція и декукція
Душа животныхъ, птицъ и наскомыхъ
Простыя явленія душевной жизни
Эгоизмъ и альтруизмъ
Доброта
Душевное равновсіе и душевная усталость
Скупость
Страхъ
Ревность
Влюбчивость
Хамство и пронырливость
Сложныя явленія душевной жизни
1. Воспріятіе художественныхъ произведеній
2. Музыкальность
3. Воображеніе и фантазія
4. Стремленіе къ популярности
Выдержки изъ рецензій, справедливо выдлившихъ эту вдумчиво и интересно написанную книгу изъ ряда другихъ подобныхъ изданій:
… Если эту книжку и можно рекомендовать, то только…

(‘Рчь’, Декабрь 1915 г.).

… Мы искренно удивляемся автору, который…

(‘День’, Февраль 1914 г.).

… Кто только не пишетъ о психологіи! Но даже среди тхъ книгъ, о которыхъ мы только что говорили, эта книжка выдляется своимъ…

(‘Бирж. Вд.’, 1917 г.— о третьемъ изд. книги).

… Съ жуткимъ любопытствомъ мы прочли эту необычайную книгу…

(‘Новое Время’, 1892 г.).

ВМСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.

Настоящій трудъ предлагается читателю въ качеств пособія для самообразованія, какъ учебникъ онъ не можетъ служить по тремъ причинамъ: во-первыхъ — авторъ сознательно уклонялся отъ программы, рекомендованной для прохожденія психологіи въ старшихъ классахъ средне-учебныхъ заведеній, во вторыхъ, здсь введено много примровъ и иллюстрацій изъ вншней жизни, даже краткое повтореніе которыхъ передъ столомъ экзаменатора, не повлекло-бы успшнаго и быстраго окончанія учебнаго заведенія и, въ третьихъ, коренное несогласіе автора со многими основными положеніями психологіи какъ таковой, широта взглядовъ и быстрота выводовъ, не позволяетъ ему настаивать на непреложности всего написаннаго здсь. Что-же касается пользы этой книги для саморазвитія, расширенія умственнаго кругозора и для сознательнаго пониманія многихъ функцій нашей душевной жизни — авторъ надется, что его книга прольетъ въ этой области не мало свта. Во всякомъ случа книга написана съ вдумчивымъ и серьезнымъ отношеніемъ къ разбираемымъ въ ней вопросамъ и, хотя можетъ быть, встртить недобросовстное отношеніе въ бульварной пресс, но среди людей и учрежденій чистой науки она, какъ надется авторъ, найдетъ благосклонное и благожелательное отношеніе.

Авторъ.

При составленіи книги, авторъ пользовался слдующими трудами, какъ на русскомъ, такъ и на иностранныхъ языкахъ:
Въ горахъ Кинши. Очерки изъ жизни туземцевъ Джао-Ного. Спб. 1873. 324 стр.
Отчеты Олонецкаго земства за 1842—46 г.г. Изд. Неоффиціальное.
А вотъ и она живая струна и вс золотые куплеты ея. Сборникъ анекдотовъ и злободневныхъ куплетовъ. Изд. III-е, Москва. 96 г.
Лошадь и уходъ за ней. (Сборникъ). Томскъ.
Вліяніе окисляющихъ веществъ на осадки цинка. Изданіе комиссіи при Новороссійскомъ Университет.
А. Вербицкая. Ключи счастья. Москва.
Два года въ копяхъ Аргентины. Докладъ инженера Ранка обществу баптистовъ въ Лондон. На англійскомъ язык. Ливерпуль, 1892 г.
Хиромантія. Съ примненіемъ складной карты. Оракулъ для новобрачныхъ. Изд. Журн. ‘Апполонъ’.
М. Кузминъ. Стихи.
Администраціи Публичной библіотеки, услугами коей авторъ не усплъ воспользоваться, московской ассоціаціи футуристовъ, не прерывавшихъ трудъ автора выпусками сборниковъ стиховъ, и другимъ лицамъ и учреждеіямъ, помогавшимъ автору совтами и участіемъ — приношу необходимую благодарность.
Петроградъ. Ноябрь 1915 г.

ПРЕДМЕТЪ ПСИХОЛОГІИ.

Психологія изучаетъ душу, поэтому первый вопросъ, который можетъ явиться у читателя, это вопросъ о томъ, что такое душа вообще. Представленіе о душ и ея сущности крайне разнообразно. Какъ часто мы слышимъ въ нашей жизни утвержденія объ извстныхъ намъ людяхъ:
— Это, бездушный человкъ.
— Ничего подобнаго,— отвчаютъ не мене чуткіе люди:— онъ просто мерзавецъ и спекулируетъ на олов…
Или:
— Сегодня Кикановъ плъ съ душой.
— Какая же это душа, если онъ и слова перевиралъ и на другой мотивъ плъ.
И даже сами опрашиваемые о своихъ душевныхъ переживаніяхъ иногда безсознательно путаютъ это понятіе.
— Почему вы не хотите сегодня придти?
— У меня скверно на душ. Хоть-бы гд-нибудь три рубля достать… И кром того — флюсъ.
Что же такое душа? Душа, какъ ее опредляютъ философы, это есть то, что владетъ нашими поступками, повелваетъ намъ длать то, или иное. Здсь, конечно, можно встртиться съ самыми разнообразными возраженіями. Такъ, напримръ, то, что повелваетъ намъ длать дома государственныя ассигнаціонныя бумаги, или говорить по телефону гадости о пріятеляхъ — называется не душой, а свинствомъ.
Представителя чистой науки опредляютъ душу иначе: въ ихъ представленіи она нчто среднее между какимъ-то срымъ мозговымъ веществомъ, мозговыми извилинами и тремя-четырьмя наиболе бойкими нервами. Въ сущности дла, ученые, можетъ быть, и правы, но при такомъ пониманіи имъ никогда не удастся разграничить душевный міръ лирическаго поэта отъ такового же сибирской козы.
О томъ, что наша душа и тло находятся въ сильной зависимости другъ отъ друга, говорить не приходится: это аксіома. Посмотрите на душевно-больного человка. Захворавъ, онъ, въ большинств случаевъ, становится спокойнымъ, дловитымъ, переселяется въ психіатрическую лечебницу и не безпокоитъ окружающихъ. Физически-больные люди — наоборотъ, захворавъ простой лихорадкой, которая при ближайшемъ разсмотрніи оказывается мигренью, такой человкъ сейчасъ-же, не стсняясь ни чьимъ присутствіемъ, быстро раздвается, лзетъ въ постель и начинаетъ озлобленно требовать отъ всхъ, чтобы ему несли цвты, конфеты, справлялись черезъ каждыя семь минуть о его здоровьи по телефону и, посидвъ около его кровати, уходили шатаясь и съ низко-опущенными головами, въ знакъ глубокой горести о его болзни.
Что же такое душа, во второй разъ спрашиваю я? {Здсь я совершенно сознательно избгаю опредленія души, длаемаго учеными агрономами и статистиками, которые принимаютъ за душу, въ губерніяхъ съ глинистой и песчанной почвой — взрослое и работоспособное лицо мужского пола, а въ губерніяхъ черноземныхъ, каждаго человка, законно родившагося и не мене законно вписаннаго въ соотвтствующія книги волостнымъ писаремъ. Такъ, что и ходячее въ экономическихъ статьяхъ выраженіе: душевой надлъ — не означаетъ какое-либо особое, индивидуальное богатство души, а просто клочекъ земли отдленный отъ жуликоватаго сосда особой межой.}
Надъ этимъ вопросомъ многіе потратили много времени и не пришли къ окончательному выводу. Именно поэтому и образовалась цлая наука изученія души — психологія. Если бы душа была опредлена, со всми своими достоинствами и недостатками, была-бы признана простымъ отросткомъ организма какъ, напримръ, слпая кишка,— почетное званіе психолога, свелось-бы къ обыкновенной негромкой профессіи, какъ женщина-зубной врачъ, или выжигальщикъ по дереву и мди. Теперь-же, для изученія всхъ явленій души существуетъ цлая наука, которая и помогаетъ намъ, посл прохожденія ея, выяснить сложный вопросъ о сущности и проявленіяхъ души.

ИЗУЧЕНІЕ ПСИХОЛОГІИ.

По словамъ предисловій къ гимназическимъ курсамъ психологіи, она, какъ наука, начала существовать очень давно. За отсутствіемъ книгопечатанія, ее очень долго не выпускали въ вид научныхъ трудовъ и велась она, первоначально, чисто кустарнымъ способомъ: ею занимались древніе философы, которые отъ другихъ занятій были освобождены. Въ философы шли молодые люди, получившіе, въ силу физическихъ недостатковъ, блые билеты при призыв къ отбыванію воинской повинности, сначала они продавали контромярки на кровавыя представленія въ древнихъ циркахъ, потомъ занимались леченіемъ женскихъ и дтскихъ болзней путемъ внушенія, открывали мелочныя лавочки, играли въ кости и т. д. Состарившись во время этихъ занятій, они становились философами и, между прочимъ, занимались изученіемъ психологіи.
Въ виду полнаго отсутствія ученыхъ обществъ, провряющихъ ихъ утвержденія, философамъ-психологамъ приходилось врить на слово.
Выгнанный изъ покоевъ Цезаря, такой философъ, въ припадк отчаянія, иногда заявлялъ вслухъ:
— Онъ мн всю душу вымоталъ.
Ученики философа, желая придать его словамъ опредленный всъ, неизмнно допытывались:
— А разв можно выматывать душу?
— Можно,— хмуро отвчалъ философъ.
Ученики, которые въ древнее время были очень глупы и доврчивы, отходили въ сторону, долго совтовались и снова приставали къ философу:
— А какъ ее можно выматывать?
— Да ужъ такъ и можно. Многіе это умютъ въ совершенств.
— Значить, душа что-то въ род клубка, учитель?
— Врод. Не лзьте только, пожалуйста.
Обрадованные ученики бгали по знакомымъ и разсказывали, что философъ опредлилъ душу, какъ нчто матерьяльное, даже имющее круглую форму. Когда это доходило до другого философа, имющаго на перваго зубъ, тотъ, желая напакостить конкуренту, созывалъ на улиц, въ послобденные часы, цлую толпу совершенно чужихъ людей и распространялъ о душ совершенно противоположные слухи.
— Знаете вы, что такое душа?— спрашивалъ онъ у со бравшихся.
— Не знаемъ,— единогласно отвчали т.
— Впрочемъ, откуда вамъ и знать!
— Это ты врно…
— А разъ никто не знаетъ, значитъ и вообще ее не существуетъ…
— Можетъ, у боговъ спросить?— предлагали наиболе безпокойные изъ толпы.
— Это можно. Попытка — не пытка, спросъ — не бда.
Шли спрашивать у боговъ. Требовали весталокъ, старшихъ по чину жрецовъ, платили имъ деньгами и живностью, но никакихъ положительныхъ свдній не получали.
— Нтъ, братцы, души, — виновато резюмировалъ одинъ изъ наиболе спокойныхъ жрецовъ,— на нтъ и суда нтъ…
— Нтъ, такъ и не надо…
Ученики перваго философа, поспвшіе къ концу этихъ изслдованій, сначала затвали уличный споръ, потомъ ожесточались и били другъ друга, а заканчивался научный диспутъ вмст, въ какомъ-нибудь подвал, служившемъ дешевой кухмистерской для безработныхъ гладіаторовъ.
Пополняемая такими данными и плохо-провренными выводами, психологія, какъ наука, конечно, туго подвигалась впередъ.
Мало-по-малу она все-таки становилась на чисто научную почву. Купцы стали изучать характеръ своихъ конкурентовъ, автуры — новыхъ фаворитовъ и гетеръ богатыхъ холостяковъ для того, чтобы не промахнуться въ разнаго рода краткосрочныхъ и долговременныхъ сдлкахъ.
Наблюдательные люди стали уже придерживаться цлыхъ психологическихъ теорій. Встртивъ захудалаго патриція, который рисковалъ появляться на улиц только ночью, боясь кредиторовъ и суровыхъ родственниковъ, они индуктивнымъ путемъ изучали его душевное состояніе.
— Если-бы онъ не боялся, онъ выходилъ-бы и днемъ. Разъ онъ боится, значитъ у него неспокойна душа. Разъ душа неспокойна — пакость какую-нибудь сдлалъ.
Такъ обстояло дло съ изученіемъ человческой души, и что-же! не прошло и двухъ тысячъ лтъ, какъ мы застаемъ совершенно другую картину. Нашъ вкъ, который въ провинціальныхъ газетахъ лтъ пятнадцать подрядъ небезосновательно называютъ вкомъ пара и электричества, выдвинулъ для изученія человческой души не только профессіонально-обученныхъ для этого людей, но даже особые аппараты и машины.
За послднее время въ иллюстрированныхъ еженедльникахъ все чаще и чаще появляются снимки съ такихъ аппаратовъ, для изученія душевныхъ переживаній. Одни аппараты изучаютъ степень воспріимчивости человка, другіе его способности обобщать свои наблюденія, третьи даже для опредленія его умственныхъ способностей. Пока эти аппараты дйствуютъ исправно, никому не обидно, потому, что все равно по нимъ ничего узнать нельзя. Но когда механизмъ портится и вс его частицы начинаютъ работать самостоятельно, получаются удручающіе результаты. Оторванный отъ срочной работы по убою скота и подведенный къ аппарату тридцатилтній мясникъ, оказывается по наблюденію аппарата человкомъ съ нжными переживаніями, сильной душевной усталостью и большой склонностью къ творчеству. И, наоборотъ, начинающій поэтъ, туго начиненный птичками, бабочками и подснжниками, по приговору чуткаго аппарота оказывается обладателемъ лошадиной души, а вся работа сердца у него сводится къ четыремъ-пяти ударамъ въ два съ половиною часа.
Многіе думаютъ, что однимъ изъ такихъ аппаратовъ является и сейсмографъ. Это большая ошибка, основанная на недоразумніи: сейсмографъ употребляется исключительно для опредленія землетрясеній. Въ тхъ же мстахъ, гд землетрясеніями никто не занимается, сейсмографъ стоитъ забытый и безо всякаго къ нему вниманія.
Психологи-ученые раздляются на дв группы. Одна изъ нихъ состоитъ изъ ученыхъ, пишущихъ большіе трактаты и доклады для ученыхъ обществъ, настолько солидныхъ размровъ, что даже небольшое количество такихъ книгъ, незамтно приводитъ бумажный рынокъ къ состоянію тяжелаго кризиса. Книжные склады, получивъ такія книги, сразу складываютъ ихъ въ подвалы, откуда по истеченіи года, он охотно разбираются владльцами мелочныхъ и свчныхъ лавокъ. Если трудъ по психологіи настолько великъ и настолько трудно читаемъ, что ученое учрежденіе рискуетъ закрыться совсмъ изъ-за обремененія себя непосильной работой, прочтенія этого труда — профессору, написавшему изслдованіе, дается ученая степень. Получивъ ее, счастливый профессоръ длается авторитетомъ, быстро старетъ и сразу начинаетъ жить на пенсію. Впослдствіи онъ занимается сельскимъ хозяйствомъ и умираетъ. На его похороны съзжаются представители всхъ университетовъ и привозятъ внки, причемъ провинціальные университеты, не зная о бывшей профессіи покойнаго, къ внку привязываютъ голубую ленту съ трогательной надписью, тисненной золотомъ: лучшему ботанику Россіи. Поправка, внесенная лентой, присланной другимъ провинціальнымъ университетомъ, что покойный былъ механикомъ, принимается всми охотно.
Другая группа ученыхъ занимается обычно экономикой, или геодезіей и пишетъ учебники психологіи для средне-учебныхъ заведеній съ древними языками. Степень знакомства автора такого учебника съ психологіей быстро сказывается на учащихся, основательно прочтя его и многое заучивъ наизусть, ученики на экзаменахъ пишутъ на доскахъ какія-то формулы, читаютъ стихи, приводятъ какіе-то примры, и въ конц концовъ путаютъ психологію съ космографіей.
Кром ученыхъ, получающихъ изъ соотвтствующаго министерства приличное жалованье за изученіе психологіи, есть еще психологи-добровольцы. Самый распространенный видъ ихъ, это —

БЕЛЛЕТРИСТЫ-ПСИХОЛОГИ.

Въ русской литератур былъ такой періодъ, когда читатели врили каждому слову романиста или пишущаго разсказы и повсти. Теперь, когда не только читатели, но и близкіе, не врятъ пишущему человку даже на честное слово, и портные и на вексел беллетриста требуютъ подписи поручителя — о такомъ період вспоминать тяжело, но, во всякомъ случа, онъ былъ. Въ этотъ литературный періодъ отъ писателя требовалось только разсказать о какихъ-нибудь людяхъ, или событіяхъ. Писатель садился и писалъ. Если онъ разсказывалъ о томъ, какъ герой романа шелъ и убивалъ племянника, читатель чувствовалъ и врилъ, что иначе быть не могло: писатель знаетъ. Его герой, его романъ, что хочетъ, то и сдлаетъ. Не открывать же герою торговлю контрабандными сигарами, если ему нужно стать, по замыслу романа, убійцей.
Писатель старой литературы зналъ объ этомъ довріи и мало-по-малу начиналъ хамить. Боясь, что его конкурентъ напишетъ лучше, писатель сталъ обращаться со своими героями, какъ съ телефонными мальчишками: на вс порученія. Сейчасъ герой служить въ департамент, чтобы маленькую сестренку прокормить, а завтра онъ оказывается французомъ, молочнымъ братомъ московскаго сахарозаводчика и детъ въ Албанію.
Читатели врили и этому, удивлялись, но все-таки упрямо врили.
— Я не напишу, ты не напишешь… А онъ знаетъ, что пишетъ… Разъ, братъ, изъ чиновника въ молочные братья попалъ, только и остается, что Албанія.
Чувствуя, что этой вры, все равно, въ конц концовъ не хватить, писатели начали играть на ней слишкомъ неосторожно. Стали придумывать такія исторіи, что читатели начали почесываться.
— Какъ-же это такъ… Человкъ въ гимназіи учился, въ воротничкахъ ходить и вдругъ за козой ухаживать началъ… Что-то не такъ…
— Это еще ничего… Я вотъ читалъ романъ, гд герой отъ насморка умеръ, а его невста переодлась въ мужское платье и миссіонеромъ въ Китай похала негровъ просвщать…
— Странно…
За писателями стали слдить, а такъ-какъ поведеніе ихъ становилось двусмысленне и двусмысленне, читатели въ свою очередь стали требовать отъ писателя объясненія каждаго, даже самаго незамтнаго въ жизненномъ обиход, поступка не только героя романа, а даже простого вводнаго, на четырнадцать строчекъ, лица.
‘Питакинъ вошелъ въ комнату, поклонился, слъ на стулъ и сталъ разсказывать’,— писалъ беллетристъ.
— А почему?— съ глухимъ недовріемъ, спрашивали читатели,— можетъ, ему и не нужно было въ комнату лзть… Постоялъ-бы на улиц, да помолчалъ, вмсто того, чтобы съ разговорами приставать къ чужимъ людямъ.
Вотъ тогда каждый беллетристъ, при исполненіи служебныхъ обязанностей, сдлался психологомъ и сталъ обстоятельно, путемъ долгаго изученія человческой души, психологически объяснять каждый поступокъ персонажа своего романа.
— Почему вошелъ Питакинъ?— писалъ беллетристъ-психологъ,— потому, что у него было такое чувство, что если онъ сейчасъ не войдетъ въ комнату, онъ долженъ застрлиться…
— Это иное дло,— соглашался читатель,— разъ такое положеніе, что человкъ въ чужомъ дом руки наложить на себя долженъ, пусть входитъ… Впрочемъ, можетъ, онъ и вретъ… Прокутилъ четвертную и ничего больше. Изъ-на этого не застрлишься…
— Почему-же долженъ былъ застрлиться Питакинъ?— увертывался беллетристъ,— объ этомъ знала темная ночь въ имніи Кушиныхъ и ласковыя звзды.
— Ну, хорошо, а почему онъ поклонился?
— Да, вдь, въ комнату вошелъ…
— А что-же изъ этого? У васъ самого, въ одномъ разсказ, герой, войдя въ комнату, сейчасъ-же начинаетъ говорить гадости, а когда его собирались выводить, онъ заявлялъ, что это — протестъ противъ мщанства..
— Онъ поклонился,— объяснялъ беллетристъ,— потому что что-то темное охватило его сознаніе, сердце сжималось въ стальныхъ рукахъ и кровавые зигзаги обвили его душу. Казалось, что кто-то жуткій стоить за окномъ и смется ледянымъ смхомъ.
Такая система психологически объяснять поступокъ каждаго описываемаго лица, скоро перешла въ писательскій обычай, отъ котораго всмъ становилось тяжело. Даже при описаніи міра животныхъ, растительнаго царства и неодушевленныхъ предметовъ, беллетристы-психологи старались объяснить остротой переживаній каждое событіе.
— У воротъ лежала собака. Внутренній голосъ шепталъ ея душ, что она должна встать и укусить Аксинью за ногу. Сердце трепетало въ какомъ-то клубк кошмаровъ. И даже хвостъ, медленно поднимавшійся и опускавшійся, чувствовалъ въ своей груди стремленіе къ злу. Встала и укусила. И, казалось, что за окномъ смется кто-то жуткій и тихій.
— Я уронилъ стаканъ, который разбился съ печальной улыбкой. Улыбкой стекла. И, казалось, что это не я выронилъ его изъ рукъ на полъ, а самъ онъ, написавъ предсмертную записку, махнувъ на все рукой, пошелъ и разбился.
Вскор беллетристы-психологи стали раздляться по спеціальностямъ. Сильно выдвинулись психологи женской души, писавшіе разсказы изъ женской жизни, ими была до такой степени изучена и живо воспроизведена женская душа, что многіе изъ читателей торопились подавать прошенія въ консисторіи объ ускореніи развода, а молодые люди горько и безнадежно обрекали себя на долгое безбрачіе.
Читатели психологовъ-беллетристовъ медленно вымирали, чтеніе становилось тихимъ ужасомъ даже для людей съ крпкими нервами. Иногда молодой человкъ, цвтущаго здоровья, получившій крупное наслдство и любимый, вызывающей общую зависть, красавицей,— вдругъ внезапно кончалъ шумнымъ самоубійствомъ веселую жизнь, оставляя витать надъ своею смертью неразгаданную тайну. Судебныя власти, ведшіе слдствіе, натыкались на показанія свидтелей, что молодой человкъ передъ смертью часто по цлымъ днямъ держалъ себя за голову и отпускалъ ее изъ рукъ только для того, чтобы изрдка ударить ею объ стну своего кабинета. сть пересталъ дней за шесть, а воды боялся. И судебныя власти почти уже отказывались распутать нить тайны, когда къ слдователю являлась престарлая мать покойнаго и съ громкимъ плачемъ передавала поветъ или романъ психолога-беллетриста.
— Это выше насъ!— поникая головой, восклицалъ судебный слдователь.
Такъ, собственно говоря, легкомысленно и мало помогала изученію человческой души художественная литература. Несравненно лучше изучили душу, и это изученіе претворили въ цлостныя системы — люди другихъ профессій.

ПСИХОЛОГИ ПО ОБЯЗАННОСТИ.

Вы обращали когда-нибудь вниманіе на то, какая пауза проходитъ между вашимъ обращеніемъ къ извозчику съ предложеніемъ довезти васъ до театра и его отвтомъ? Сидя гд-нибудь въ ночной чайной, за стаканомъ спитого чая и кускомъ ситнаго, заурядный извозчикъ никогда не говорить своимъ пріятелямъ по извозчичьему двору, или бирж:
— Ахъ, я такъ знаю излучины человческой души… Я чутокъ ко всмъ проявленіямъ внутренняго міра ближняго…
Несмотря на свой независимый видъ, такой извозчикъ не кончилъ даже провинціальной гимназіи, о психологіи ему не приходилось и слышать — въ извозчичьемъ быту употребленіе такихъ сложныхъ словъ и понятій не принято. Но вдумайтесь въ его разговоръ съ вами и вы поймете, что человческая душа передъ нимъ, какъ на ладони.
— Извозчикъ!..
Онъ сразу поворачиваетъ къ вамъ лицо и прислушивается къ тону этого обращенія. Если вы произнесли его запыхавшись, уставъ отъ безконечныхъ поисковъ другого извозчика на пустынной улиц, если по всмъ вашимъ нетерпливымъ движеніямъ видно, что тамъ некогда — онъ посмотритъ куда-то вбокъ и лаконически отвтитъ:
— Рупь.
Онъ прекрасно знаетъ, что рубль это вообще много, совершенно не знаетъ, куда васъ нужно везти, но сразу-же даетъ вамъ понять, что отъ него трудно скрыть насущную потребность не бжать пшкомъ, а хать, гд что-то, или кто-то ждетъ.
— Много… Шесть гривенъ.
Онъ самъ чувствуетъ тоже, что это много, но прекрасно понимаетъ, что если дать вамъ возможность начать съ нимъ торговаться, все его обаяніе, какъ необходимаго человка, пропадетъ, и вы сообразите, что за угломъ есть еще извозчикъ. Поэтому онъ просто начинаетъ дергать возжи, плотне усаживаться на козлахъ и длаетъ видъ, что онъ уже отъзжаетъ. На психику куда-то торопящагося человка, это дйствуетъ безъ промаха: вы лзете въ пролетку.
детъ онъ съ такимъ разсчетомъ, чтобы въ половин пути вы сначала раздраженнымъ тономъ, а потомъ нескрываемо-бшено стали требовать ускоренія темпа зды.
— Баринъ торопится,— длаетъ логическую предпосылку извозчикъ,— значитъ, ему нужно. Я не тороплюсь, значитъ мн это не нужно.
— Подешь ты, или нтъ?
— Онъ очень торопится,— продолжаетъ думать извозчикъ,— значитъ, ему это очень нужно. Я совсмъ не тороплюсь, значить…
— Извозчикъ… Гд тутъ полицейскій… Я теб…
— Баринъ совсмъ торопится,— логически заканчиваетъ извозчикъ,— значитъ, надо прибавить.
И, немного подумавъ, говоритъ вслухъ:
— Эхъ, кабы еще гривенничекъ…
Вы прекрасно знаете, что всякое нелестное слово, вырвавшееся у васъ по поводу человка на козлахъ, будеть играть обратно пропорціональное значеніе для скорости зды. Поэтому онъ ни капли не удивленъ, когда слышитъ за спиной вздохъ, вырывающійся между стиснутыми зубами и шипящіе звуки:
— Позжай… Двугривенный, скотина, получишь…
Если въ конц пути вы откажетесь выдать эту прибавку за нормальную зду, извозчикъ подыметъ такой крикъ и шумъ, что вамъ придется задержаться у подъзда еще двадцать лишнихъ минутъ. Поэтому вы даете безпрекословно. Такъ иногда простой, неграмотный человкъ, силой знанія человческой души заставляетъ заплатить своего ближняго рубль двадцать копекъ за то, что стоить только тридцать пять. Такихъ людей, которые на изученіе души были толкнуты силой обстоятельствъ, инстинктомъ самосохраненія и врожденнымъ чувствомъ жульничества, я и называю психологами по обязанностями. Ихъ очень много.
Вокзальные носильщики, напримръ, изучившіе душу пассажира, никогда сами не лзутъ въ вагоны. Наоборотъ, плотной массой они стоять гд-нибудь въ углу у ршетки и ждутъ, когда пассажиры побгутъ къ нимъ сами. Ничего не значитъ, что въ позд всего восемь вагоновъ, а носильщиковъ настолько превышающее количество, что ими безъ особаго труда, могли-бы быть снесены не только вс чемоданы, вмст съ ихъ владльцами, но и вс восемь вагоновъ съ паровозомъ. Пассажиръ, видя другихъ бгущими, бжитъ и самъ, производитъ панику и создаетъ такое впечатлніе, что на сто десять пассажировъ всего два носильщика, которыхъ надо рыдающимъ голосомъ упрашивать о посильной помощи.
Свободный носильщикъ очень часто уклоняется отъ помощи изящно одтой дам. Онъ прекрасно знаетъ, что у нея семь недвижимыхъ мстъ и одно движимое на рукахъ, когда онъ снесетъ все въ вагонъ, окажется, что сосдствомъ собачки недоволенъ лысый господинъ съ газетой, а восьмое мсто забыто дома и въ порыв отчаянія дама вознаграждаетъ его трудъ гривенникомъ. И наоборотъ, бдно одтому вологодскому мщанину очень выгодно дотащить до плацкартнаго мста въ третьемъ класс дырявый чемоданъ, стоитъ два раза назвать мщанина его сіятельствомъ и пожелать, счастливо добраться до дтокъ, вологодскій старожилъ растрогается до того, что попрощается за руку и умиленно заплатить цлый полтинникъ…
О томъ, какъ знаютъ человческую душу ресторанные оффиціанты, не приходится и говорить.
Въ дорогихъ ресторанахъ ни одинъ лакей не унизится до внимательнаго выслушиванія человка, который съ видомъ разоряющагося купца начнетъ заказывать:
— Мн бы поужинать… Да чтобы посвже все… Можетъ, тамъ, рыбка какая есть… Потомъ и горячаго попризакажу….
Посл такого вступленія всегда слдуетъ просьба принести кусокъ ветчины и два яйца.
Студенту, пришедшему съ дамой и незамтно подъ столомъ пересчитывающему трехрублевки въ бумажник, каждая бутылка подается въ серебряномъ ведр, для того, чтобы поразить широтой размаха его спутницу. Студентъ благодарными глазами смотритъ на оффиціанта, сумвшаго декорировать ужинъ на семь рублей — въ сорокарублевый и, уходя, непремнно дастъ лишній полтинникъ.
Постителю, который два раза подрядъ пообдалъ въ одномъ ресторан и считаетъ себя уже завсегдатаемъ, опытный лакей всегда выдумываетъ особыя блюда, приготавливаемыя поваромъ только для своихъ людей. Постителю это льстить, а лакей охотно и быстро собираетъ у повара все, что еще не успло выброситься въ помойное ведро, или унестись на столы подъ видомъ солянки съ громкимъ названіемъ, собранное и политое жидкой сметаной, это блюдо очень нравится новому завсегдатаю ресторана, такъ какъ названія его нтъ даже на карточк. Вполн естественно, что психологъ-лакей не бываетъ обиженъ. Что онъ говоритъ о такомъ завсегдата посл, въ компаніи своихъ сослуживцевъ, не подлежитъ опубликованію, которое вызвало-бы привлеченіе автора и издателя этой книги къ отвтственности за допущенное въ печати сквернословіе.
Не мене тонкіе психологи и приказчики магазиновъ, особенно гастрономическихъ.
— Разршите предложить особые финики?
— Вотъ эти? А что-же въ нихъ особеннаго? Такіе-же, какъ и т вотъ…
— Эти рубль сорокъ, а т восемь гривенъ…
— Только и разница?..
— Ну, какъ-же съ… Смяться изволите. Т больше для простонародья идутъ, а эти къ приличному дому подходятъ.
— Ага… Заверните.
— Лососинки прикажете?
— А почемъ?
— Рубль девяносто, господинъ.
— Да вдь везд…
— Извольте — рубль сорокъ.
— Полтинникъ на фунт, уступаетъ, — соображаетъ покупатель,— куплю два фунтика, вотъ рубль экономіи… Заверните, голубчикъ.
Правда, въ другомъ магазин та-же самая лососина стоитъ рубль двадцать копекъ,— но вдь разв тамъ уступятъ, хоть грошъ…
Приказчики мануфактурныхъ магазиновъ, большіе знатоки женской души, во время распродажи вывертываютъ душу любой дамы наизнанку.
— Нтъ-ли у васъ такихъ пуговицъ,— говорить дама, вошедшая въ магазинъ не столько по надобности, сколько по слпому влеченію къ покупкамъ,— вотъ такихъ… По бокамъ свтлое, а въ середин кружочекъ… и по бокамъ кружочки… А въ середин… Это что у васъ такое? Вдь это, зеленое?
— Это? Модный цвтъ, сударыня. Шесть аршинъ отъ цлаго куска осталось. Можетъ, посмотрите?
Пока дама присасывается къ куску гнилой матеріи, приказчикъ яростнымъ и сильнымъ прыжкомъ бросается къ полкамъ, уставленнымъ другими кусками такихъ-же матерій. Не проходитъ и четырехъ минуть, какъ дама подошедшая къ прилавку покрывается и тонетъ въ волнахъ набросанныхъ психологомъ-приказчикомъ яркихъ матерій. У нея кружится голова и холодютъ ноги отъ молчаливаго восторга.
Со зминой улыбкой на губахъ, приказчикъ, какъ-будто небрежно, кладетъ передъ ней какіе-то листки изъ моднаго журнала.
— Больше вотъ такія вещицы-съ изъ этихъ матерій длаютъ…— вскользь замчаетъ онъ, присматривая новую жертву.
— Такія?— глухо спрашиваетъ дама — дайте мн два аршина вотъ этой, коричневой… Впрочемъ нтъ, я просила пуговицы… Дайте мн пугови… И, вотъ этой три аршина… И этой три аршина…
— А этой прикажете?— въ упоръ смотря на даму, спрашиваетъ приказчикъ.
— Этой? Сиреневой?… Дайте.
А приказчики фруктовыхъ магазиновъ? Я видалъ самъ, какъ одинъ изъ нихъ несъ по магазину корзинку гнилыхъ грушъ, чтобы выставить ихъ на улицу и распродать мальчишкамъ по дв копйки за штуку, несъ, потомъ вдругъ остановился, улыбнулся нехорошей улыбкой и сталъ тщательно завертывать каждую грушу въ особую папиросную бумагу съ золотомъ и бахромой. Меня искренно возмутилъ этотъ поступокъ и я хотлъ уже уйти изъ магазина, если-бы не предложеніе другого приказчика купить какихъ-то особыхъ австралійскихъ грушъ, которыя въ Россію изъ-за своей нжности и ароматности приходятъ уже гнилыми. Желаніе похвалиться предъ домашними этимъ рдкимъ сортомъ фруктовъ, заставило меня купить груши, тмъ боле, что ихъ изящная упаковка явно говорила о томъ, что груши отборныя и сохраняются съ большими предосторожностями.
Когда, значительно позже, дома мн объяснили, что въ неиспорченномъ вид эти груши растутъ и у насъ и продаются съ лотковъ на базарахъ, за очень невысокую плату, мн стало понятно, почему приказчикъ такъ бережно увертывалъ гнилыя груши…
Психологи-полотеры, когда имъ не хочется работать, прекрасно знаютъ, что имъ разршать сейчасъ-же прекратить свои занятія и надолго уйти изъ дома, если, въ количеств четырехъ человкъ, они начнутъ начищать полы въ кабинет хозяина квартиры, занятаго срочной работой.
Да мало-ли ихъ психологовъ по-невол, которые не пишутъ научныхъ изслдованій, не разсчитываютъ выступать съ публичными докладами и въ спеціальныхъ журналахъ и въ то-же время являются лучшими знатоками человческой души.
Впрочемъ, желая дать бытовыя иллюстраціи основныхъ положеній психологіи, я немного отвлекся въ сторону.

ИНДУКЦІЯ И ДЕДУКЦІЯ.

Изученіе свойствъ человческой души, а главное — выводы изъ этого изученія ведутся индуктивнымъ и дедуктивнымъ путемъ. Induco — ввожу, deduco — вывожу. (Въ общежитейскомъ смысл эти выраженія не употребляются въ ихъ прямомъ значеніи, такъ, напр., нельзя сказать, что — онъ ушелъ изъ этого дома дедуктивнымъ путемъ, т. е. его вывели). Индуктивный методъ — это переходъ отъ частныхъ наблюденій къ общему выводу.
Методъ это чисто мужской.
— Вы замтили, что этотъ господинъ, шулеръ?
— Еще бы… Его въ Ростов четыре раза…
— Какой же отсюда выводъ?
— Какой еще выводъ…. Пойдемте за сосдній столъ, по маленькой…
Мужчина очень долго по мелочамъ наблюдаетъ душевныя качества посторонняго человка, прежде чмъ сдлать окончательное резюмэ. Онъ еще колеблется, когда посторонній человкъ: ежедневно беретъ у него безъ отдачи среднія суммы, распространяетъ о немъ явно порочащія свднія, пишетъ доносы въ соотвтствующія учрежденія, портитъ перочиннымъ ножикомъ мягкую мебель, и, забжавъ незамтно въ дтскую, учитъ дтей нехорошимъ словамъ. И только тогда, когда посторонній человкъ, похлопывая наблюдающаго мужчину по плечу, сознается съ виноватой улыбкой въ излишне дружескихъ отношеніяхъ къ его жен и сейчасъ же скроется изъ дома, захвативъ съ собой золотой портсигаръ — только тогда мужчина подводить итогъ своимъ наблюденіямъ надъ душевными качествами ближняго.
Подводитъ коротко и дловито.
— Подлецъ, братъ, твой Епифакинъ и больше ничего.
Женщина, наоборотъ, прибгаетъ Чаще всего къ дедуктивному методу изслдованій: отъ общаго къ частному.
Познакомившись въ гостяхъ съ какимъ-нибудь разсяннымъ человкомъ, который не усплъ, при прощаніи во-время подать ей манто, или застегнуть калоши, она сразу составляетъ категорически-неопровержимое сужденіе о его душевныхъ качествахъ:
— Наемный убійца, поджигатель сиротскихъ домовъ и дядя малолтняго преступника..
Отъ этого отправного пункта она и ведетъ свои наблюденія.
— Ты знаешь, Чицынъ большой добрякъ… Сегодня у него старуха нищая попросила на улиц копейку, а онъ снялъ золотые часы и отдалъ ей.
Женщина, плохо дослушавъ этотъ небольшой разсказъ о проявленіи душевной доброты Чицына, холодно разбиваетъ факты.
— Тоже — снялъ часы… Наврное съ тебя снялъ.
— Да нтъ… Свои, большіе такіе, съ брилліантиками.
— Мдные. Все равно хотлъ выбросить. Ты вдь тоже старух далъ?
— Да я что — дв копейки всего.
— Ну вотъ. Потомъ онъ забжитъ за уголъ и отниметъ у старухи и свои часы и твои дв копейки. А можетъ ей кто-нибудь двугривенный далъ. Схватить и пойдетъ на этотъ двугривенный побриться. Знаю я этихъ людей, всегда чисто побритыхъ и изящно одтыхъ.
— Нтъ, ты напрасно на Чицына нападаешь… Онъ такъ трогательно воспитываетъ свою маленькую сестренку.
— Торговать ею потомъ будетъ.
— А его отношенія къ своей матери-вдов.
— Вотъ видишь — вдовы… А кто ея мужа отравилъ…
— Онъ отъ астмы умеръ.
— Астма, астма… Вырыли-бы покойника, сидлъ-бы твой Чицынъ на каторг….
— А помнишь, третьяго дня въ театр, сидли мы вмст съ Чицынымъ… Совсмъ не такая ужъ драма, а у Чицына слезы на глазахъ… Душа-то какая…
— Подумаешь… Плакалъ, потому что боялся, какъ-бы новое пальто съ вшалки не стащили… Я человка насквозь вижу…
Если женщина въ нкоторыхъ случаяхъ прибгаетъ къ методу индуктивному, способъ опредленія свойствъ и качествъ души остается тотъ же самый.
— Ну что ты нападаешь на Надежду Петровну… Я ее еще съ дтства знала…
— Подумай, обокрасть мужа…
— А что еще можетъ сдлать отзывчивая, чуткая женщина съ такимъ негодяемъ…
— Да, но ея близость съ театральнымъ плотникомъ…
— У ней добрая душа и она не могла разбить жизнь этому простому человку.
— Она бьетъ горничную по щекамъ изъ-за ботинокъ.
— За то она прибавляетъ ей каждые два года жалованье… Она прямо не можетъ видть слезъ…
— Да, но исторія съ браслетомъ, который она чуть ли не украла въ ювелирномъ магазин…
— Она хотла.его заложить и отдать деньги бднымъ дтямъ.
— Почему-же она дв недли посл этого искала этихъ бдныхъ дтей въ кабинетахъ ресторановъ…
— Какъ всякое добродушное существо — она наивна…

——

Люди науки, изучающіе работу человческой души и отдльные фазисы этой работы, какъ при помощи индуктивнаго, такъ и дедуктивнаго метода, иногда длаютъ непоправимыя ошибки.
Для того, чтобы изучить душевныя явленія человка, надо ихъ вызвать. Одинъ французскій ученый захотлъ подвергнуть психологическимъ экспериментамъ одного бродягу, одиннадцать разъ судившагося за кражу, изъ которыхъ вс, кром первой, были повторныя. Онъ привелъ его къ себ въ домъ и сталъ наблюдать. Сначала душа бродяги рефлексировала на все, но самъ онъ всецло отдался всмъ истощеннымъ организмомъ процессу усиленнаго питанія. Цлые дни онъ лъ, пилъ и спалъ. Онъ сталь полнть, на лиц появился румянецъ и къ нему очень шелъ домашній костюмъ профессора, но даже самыя минимальныя проявленія душевной жизни у бродяги прекратились окончательно и безповоротно. Профессоръ шелъ на вс уловки. Плъ бродяг дтскія псни его родины, но тотъ уныло сидлъ въ уголк и тихонько икалъ. Профессоръ разсказывалъ о добр и зл — бродяга сосредоточенно и хмуро требовалъ большой кусокъ жаренаго мяса, на просьбу разсказать о старой матери, бродяга осторожно подбирлся къ кожанному дивану и надолго засыпалъ. Профессоръ оставлялъ бродягу наедин съ открытымъ денежнымъ ящикомъ, тотъ пробовалъ монеты на зубъ, а одну даже проглотилъ, потомъ сталъ бросать туда окурки. Профессоръ въ длинныхъ рчахъ пытался возстановить передъ бродягой красочную картину его прежней жизни, надясь, что тотъ будетъ хоть какъ-нибудь реагировать на это. Тотъ дйствительно реагировалъ, но своеобразно: шелъ на кухню и выпрашивалъ кусокъ вчерашней рыбы и стаканъ кислаго вина. Кончилось дло тмъ, что профессоръ въ бшенств избилъ объекта своихъ наблюденій и выкинулъ его изъ дома. Только тогда бродяга частично проявилъ одно изъ своихъ душевныхъ качествъ: ночью забрался черезъ открытое окно и унесъ новые ботинки профессора. На срочный и важный докладъ въ одномъ ученомъ обществ, профессору пришлось похать въ ночныхъ туфляхъ.
Такъ иногда и чисто научные методы изслдованія оказываются безсильными предъ тайниками человческой души.

ДУША ЖИВОТНЫХЪ, ПТИЦЪ И НАСКОМЫХЪ.

Душа животныхъ тоже поддается изученію. Конечно, если испытуемая собака положить лапу на чувствительную пластинку какого-нибудь аппарата, измряющаго вибрацію сердца, опредлить ея характеръ почти невозможно, но для этого существуютъ другіе методы наблюденій и изученій.
Собственно говоря, изученіе душевныхъ явленій у животныхъ даже значительно легче, чмъ у человка, потому что здсь душевныя явленія не прикрыты ни свтскими приличіями, ни матеріальными расчетами, ни желаніемъ вывдать что-нибудь и потомъ разсказать знакомымъ по нор, или по клтк.
Мн пришлось однажды встртиться съ однимъ догомъ, душа котораго сильно меня заинтересовала. Это было существо крайне необщительное, если-бы ему суждено было родиться человкомъ, біографія его, наврное бы раздлилась на такія составныя части: дтство, проведенное вмст съ отцомъ-каторжникомъ въ каменноугольныхъ копяхъ, юношество, отнявшее силы на выполненіе всхъ предписаній частнаго анархическаго общества и средніе годы, позволившіе немного отдохнуть на мст городского палача въ какомъ-нибудь южно-американскомъ небольшомъ городк. Ни къ кому догъ не подходилъ, даже къ пищ онъ подвертывался какъ-то бокомъ, огрызаясь на прислугу. Къ хозяину не ласкался, только изрдка, должно быть въ большіе собачьи праздники, позволялъ ему подойти къ себ и тихонько погладить по жесткой ше. Если хозяинъ хотлъ погладить еще разъ, догъ глубоко и хмуро вздыхалъ и съ большимъ шумомъ влзалъ подъ кровать. Никто его не видлъ въ собачьей компаніи мирно обнюхивавшимъ какого-нибудь новаго знакомаго, даже это примитивное соблюденіе вжливости догъ предоставлялъ другимъ. Самъ онъ просто подбгалъ, хваталъ чужую собаку и начиналъ ее таскать по земл. Если собака таскалась удачно и пассивно — черезъ шесть минуть она уходила, пользуясь помощью трехъ своихъ лапъ, если она длала попытки сопротивляться, ее уносили со двора черезъ полчаса на рогож.
Въ первый моментъ нашего знакомства догъ прямо выказалъ отрицательное отношеніе ко мн: повернулся, посмотрлъ на меня черезъ плечо и, повидимому, не замтивъ во мн ничего привлекательнаго, сталъ ловить зубами муху. Такъ какъ своимъ характеромъ догъ всегда интересовалъ меня, я не обратилъ вниманіе на его невжливость и добродушно протянулъ ему руку. Онъ внимательно посмотрлъ на нее, снова на меня и остановилъ выборъ на моей лвой ног. Это было очень больно, хотя укусилъ онъ слегка,
Я ушелъ съ горькой увренностью, что догу нельзя не только подавать руки, но просто даже оставаться съ нимъ въ одной комнат, когда онъ безъ намордника. Уходя черезъ часъ изъ дома, я все-таки заглянулъ въ ту комнату, гд оставилъ собаку. Каково-же было мое удивленіе: догъ лежалъ, растянувшись на полу и спалъ, немного приподнявъ лапу, подъ которой мирно дремали два хозяйскихъ котенка. Пойми посл этого собачью душу.
Это фактъ, который я наблюдалъ лично самъ. Что-же касается до фактовъ, сообщаемыхъ очевидцами и книгами, то по нимъ о собачьей душ можно написать цлыя изслдованія.
Въ Даніи, напримръ, какъ объ этомъ многіе пишутъ, собаки такъ привыкаютъ къ хозяину, что только мстные старожилы отличаютъ ихъ отъ людей. Собака развозитъ молоко, будить хозяина, чистить ему платье, неграмотнымъ даже пишетъ письма. Она, какъ заботливая мать, провожаетъ хозяйскаго мальчишку въ школу, а если мальчишка лнивый, она даже отвчаетъ за него уроки. Я лично свидтелемъ этому не былъ, но изслдователи Даніи — увряютъ.
О душевныхъ переживаніяхъ лошадей тоже не мало говорятъ и пишутъ. За послднюю войну въ газетахъ появлялось столько трогательныхъ исторій о лошадяхъ, что на бгахъ никогда нтъ свободнаго мста. Гд-то недавно я читалъ, какъ въ сраженіи на Ипр былъ убить одинъ нмецкій лейтенантъ, посл котораго остались жена и лошадь. Послдняя пыталась донести хозяина до перевязочнаго пункта. Она схватила его зубами и потащила. Лейтенантъ, по вполн понятнымъ причинамъ не протестовалъ. На полдорог лошадь положила хозяина на землю, догадалась пощупать пульсъ и убдилась, что хозяинъ умеръ. Тогда умное животное вынуло у него изъ кармана письмо, добралось до перваго вокзала и похало къ жен хозяина. Конечно, встртили ее страшно тепло, съ ея словъ одинъ репортеръ написалъ нсколько боевыхъ эпизодовъ, а собственные корреспонденты нейтральныхъ газетъ въ Копенгаген передавали это телеграммами во вс концы міра.
Все это, безусловно, не совсмъ достоврные факты. Нкоторые изъ нихъ требуютъ самой тщательной проврки. Въ общемъ-же душу животныхъ, конечно, лучше всего изучать въ жизненномъ обиход, издали приглядываясь къ нимъ. Основное качество, напримръ, коровьей души — это доброта. Никто изъ насъ не видлъ, чтобы корова гонялась за кошками, кусала ребятъ, или бросалась въ погоню за зайцемъ. Коров можно наговорить массу непріятностей, обрисовать ее въ крайне сгущенныхъ краскахъ, толкать ее, вымазать дегтемъ — она все равно не измнитъ выраженія своихъ прощающихъ добрыхъ глазъ.
У лошади къ этой доброт уже примшивается масса другихъ качествъ. Она очень терпливо относится къ чужому мннію, если ея хозяинъ, извозчикъ, начнетъ уврять сдока, что она устала, въ тотъ самый моментъ, когда ее только что успли запрячь, она никогда не вмшается въ разговоръ. Если къ ней приходятъ въ конюшню и хотятъ ее погладить, только въ исключительныхъ случаяхъ, она норовить лягнуть, да и то, сводя старые счеты съ конюхомъ, слишкомъ экономящимъ овесъ. Цирковыя лошади, т, даже отвчаютъ вжливымъ поклономъ на апплодисменты, но настолько скромны, что даже посл десяти лтъ сценической работы не требуютъ празднованія юбилея и не пишутъ писемъ въ редакціи. И въ то-же время у лошадей нтъ никакого чувства внутренней благодарности. Если вы будете ей давать съ руки хлбъ, она можетъ хладнокровно сжевать ваши пальцы. Заплатите за лошадь дв тысячи, или триста рублей — ей все равно. Это очень плохо. Собака, напримръ, гораздо благородне. Если ее поймаютъ съ кускомъ украденнаго сыра и не побьютъ, онъ никогда этого не забудетъ и въ слдующій разъ, въ вид особаго доврія, укравъ холодную котлету придетъ ее додать у вашихъ ногъ.
Собачью душу очень хорошо наблюдать сидя у окна, выходящаго на дворъ. Обращали-ли вы когда-нибудь вниманіе на то, какъ играютъ собаки? Они бросаются другъ на друга, сваливаютъ на землю, перекатываются другъ черезъ друга, длаютъ видъ, что кусаютъ, съ громкимъ рычаніемъ и въ то-же время собак нужно очень забыться, чтобы причинить другой, играющей съ ней, боль. Въ этомъ вся собачья душа. Когда мы сходимся играть, мы не рычимъ и не сваливаемъ нашихъ партнеровъ на землю. Наоборотъ, мы уступаемъ лучшее мсто, льстимъ наружности партнера, угощаемъ его вареньемъ и обыгрываемъ другъ друга съ такой интенсивностью, что одинъ изъ наиболе неудачныхъ партнеровъ встаетъ я уходить не простившись. И если собаки расходятся посл игры, виляя хвостами, мы расходимся злые и злобные, если-бы у насъ были клыки и хвосты, мы расходились бы, поджавъ хвосты, и въ прихожей потихонько рвали-бы клыками хозяйскую шубу. И только одинъ, обыгравшій всхъ хозяинъ, бгалъ-бы по комнат распустивъ хвостъ трубой и весело лаялъ-бы на стны съ фамильными портретами.
Ахъ, если бы мы были собаками, какая-бы у насъ всхъ была открытая душа и какъ легко было-бы жить…
— Нюрочка, Петышевъ пріхалъ.
— А зачмъ онъ?
— Не знаю. Поднялся по лстниц, обнюхалъ дверь и позвонилъ…
— Притащился тоже… Укуси его, пусть уходить.
— Лаять будетъ. Все равно, впрочемъ: пойду укушу. Искусанный — молча уходить и перестаетъ даже звонить по телефону. А у людей нашего порядка такой визитъ или внезапное прекращеніе его — сколько вызвали-бы лжи, ханжества и сколько потребовалось бы времени для того, чтобы уладить конфликтъ…
Къ сожалнію, мы не собаки. Мы подаемъ лапу, когда намъ этого не хочется, позволяемъ себя гладить первому встрчному, а наступившему на хвостъ начинаемъ доказывать всю несправедливость его поступка такими длинными рчами и обдуманными построеніями, что когда ршаемся показать зубы — нахальный человкъ уже стоить на чьемъ-нибудь чужомъ хвост.

——

Душу птицъ и наскомыхъ тоже можно изучать. До насъ дошли свднія о паукахъ, которые сказали паутину въ камерахъ преступниковъ и заводили знакомства, съ арестантами. Арестанты быстро сживались съ пауками, кормили ихъ мухами: объ этомъ написано очень много лирическихъ разсказовъ, но души пауковъ все-таки остались неизученными. Правда, объ одномъ такомъ паук разсказываютъ, что онъ до такой степени сжился съ арестантомъ, что когда того выпустили на свободу, онъ донесъ тюремной администраціи, что арестантъ собирался бжать и даже подпиливалъ ршетки. Того посадили снова, но уже въ другую камеру. Паукъ съ горя и истощенія умеръ. Тмъ боле, что мухами его никто уже не кормилъ, а больше въ пустой камер никого не было.
Еще боле трогательный случай разсказываетъ одинъ энтомологъ о майскомъ жук, который, потерявъ товарища по квартир, запилъ и пошелъ въ услуженіе въ семью богатаго кузнечика.
Ничего плохого нельзя сказать и о душ бабочекъ, потому что он ее ничмъ не проявляютъ. Во всякомъ случа, одно ихъ качество стало даже предметомъ басенъ, выучиваемыхъ наизусть въ приготовительномъ класс: доврчивость. Залетвъ въ комнату, бабочка норовитъ или влзть въ огонь, или такъ прицпиться къ человческому пальцу, что ее неизмнно сбрасываютъ на полъ, что сильно способствуетъ ея недолговчности. Иногда такая бабочка просто залзаетъ въ чернильницу и тонетъ тамъ, сама не понимая, въ чемъ дло.
У мухъ душевныя переживанія крайне примитивны: страстное желаніе не дать человку выспаться, испортить хорошую картину, стремленіе отравить удачную рыбную ловлю или всецло порабощающей душу порывъ къ смерти на лбу нетерпливаго человка. Если врить переселенію душъ посл смерти, въ первой своей жизни мухи были или фельдшерами, которымъ отказывали отъ мстъ, неудачными портными, или прогорвшими издателями. Ничмъ другимъ безпричинное пакостничество мухъ объяснить нельзя.

——

Птичья душа — проста. Голуби отличаются добротой, почему ихъ ловятъ въ большомъ количеств, свертываютъ имъ шею и подаютъ въ хорошихъ ресторанахъ за рябчиковъ. Внутренній міръ курицы даже вошелъ въ поговорку: глупъ, какъ курица. У дятла, напримръ, совсмъ нтъ внутренняго міра, почему онъ во всхъ случаяхъ жизни, что-бы ни произошло, ищетъ что-нибудь твердое и начинаетъ долбить. У страуса сильныя переживанія вызываютъ необычайныя физическія явленія, ученые относятъ страуса къ семейству безкрылыхъ, и въ то-же время, утверждаютъ, что: ‘во время сильнаго приступа страха, страусъ прячетъ голову подъ крыло’. Почему это такъ — неизвстно. Между прочимъ, у страуса небольшой хвостъ, когда онъ прячетъ голову, издали очень трудно различить гд страусъ начинается и гд онъ кончается. Поэтому во время охоты туземцы долго бгаютъ вокругъ испуганной птицы, съ большой осторожностью опредляя, гд передъ и гд задъ. Когда страусу это надодаетъ, онъ высовываетъ голову и клюетъ кого-нибудь изъ охотниковъ въ затылокъ. Такъ-какъ клювъ у страуса большой и тяжелый, охотника уносятъ и охота быстро кончается. Изъ другихъ птицъ съ сильнымъ характеромъ, можемъ отмтить канарейку. Дв канарейки, посаженныхъ въ клтку, могутъ выжить своимъ пніемъ семью изъ одиннадцати человкъ и сдлать квартиру необитаемой. Выпущенныя изъ клтки, они сразу теряютъ характеръ и очень нравятся кошкамъ.

ПРОСТЫЯ ЯВЛЕНІЯ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ.

Явленія душевной жизни мы будемъ раздлять на сложныя и несложныя. Такъ ихъ почему-то раздляютъ и учебники психологіи. Это нужно для того, чтобы сдлатъ самую науку психологіи затруднительной. Это происходить во всхъ областяхъ науки. Такъ, напримръ, если въ предисловіи къ учебнику догмы римскаго права написать, что она никому не нужна и никогда ни одинъ студентъ въ жизни съ догмой не столкнется — никто не будетъ ее изучать, вс будутъ кончать университеты, а профессорамъ некого будетъ рзать на экзаменахъ. Даже въ гимназіяхъ заставляютъ наизусть учить нмецкіе стихи, только для того, чтобы родители опасались за здоровье своего ребенка и съ уваженіемъ смотрли на учебное заведеніе, гд можетъ внезапно изсохнуть совершенно здоровое дитя.
Разсмотримъ сначала простыя явленія душевной жизни.

ЭГОИЗМЪ И АЛЬТРУИЗМЪ.

Эгоизмомъ называется такое чувство, въ силу котораго человкъ отказывается отъ билетовъ на благотворительные концерты, сидя въ трамва, смотритъ, какъ стоить дама, не поддерживаетъ разстроенное ресторанной жизнью здоровье пріятелей и, женившись, не ходить съ маленькой плетеной корзинкой на базаръ. Альтруизмъ, наоборотъ, толкаетъ человка на противуположные поступки: заставляетъ его уступать комнату бдняку и самому перезжать къ тетк, промотавшись, посылать послднія ломбардныя квитанціи богатымъ знакомымъ, не давать скучать товарищу, занятому срочной работой и даже прощать долги, если должникъ внезапно кончаетъ жизнь самоубійствомъ. Короче сказать, эгоистъ — это человкъ, который любить себя, а альтруистъ — человкъ, который тоже любить себя и стсняется.
И въ эгоизм, и въ альтруизм есть много и плохихъ, я хорошихъ сторонъ. Плохихъ, впрочемъ, больше.
Эгоистъ представляется самому себ — ящикомъ съ медикаментами въ стклянкахъ, на которомъ четко написано: низъ, верхъ, осторожно. Его нельзя задть, ради него необходимо, чтобы кругомъ не было другихъ ящиковъ, чтобы къ нему вс относились почтительно и говорили шопотомъ, какъ о динамитномъ патрон, заложенномъ подъ поломъ дтскаго пріюта.
Въ обществ эгоистъ говорить и позволяетъ говорить только о себ.
— Сегодня, ужъ и погодка, — сожалюще выбросить кто-нибудь изъ себя.
— А вотъ я,— начинаетъ эгоистъ, и вс прислушиваются, что можетъ въ первомъ лиц о погод сказать обыкновенный человкъ,— сегодня утромъ пилъ кофе.
Всмъ становится неловко, но эгоистъ искренно недоумваетъ, почему никто не бросается къ телефону, чтобы извстить какое-нибудь высокопоставленное лицо, что онъ пилъ кофе утромъ. Черезъ нсколько минуть, когда какая-нибудь дама будетъ, захлебываясь, разсказывать о новой отдлк къ шляп, эгоистъ не утерпитъ и снова вставить: а вотъ я… Окажется, что у его брата подагра и онъ получилъ сегодня объ этомъ письмо.
Эгоистъ отъ всего старается первый получить выгоду и выгоду наибольшую. Онъ первый врывается въ трамвай, почему его толкаютъ вс, кто напираетъ сзади. Онъ не уступить излишне запрошеннаго гривенника пьяному извозчику, отчего происходить скандалъ, задерживающій его весь первый актъ фарса у подъзда театра.
Въ семейной жизни, онъ требуетъ полной подвластности отъ окружающихъ. Жена боится его, зоветъ его на вы, потихоньку покупаетъ себ конфеты и черезъ полтора года убгаетъ съ помощникомъ бухгалтера. Дти дрожать отъ каждаго его слова и постепенно вымираютъ. Кухарка встаетъ въ пять часовъ утра и ждетъ, когда проснется баринъ, когда это надодаетъ ей, она уходить, захвативъ съ собой столовое серебро съ туалетными часами и распускаетъ по лстниц слухъ, что баринъ бглый каторжникъ.
Чаще всего, эгоизмомъ страдаютъ женщины. Для нея, напримръ, ничего не стоитъ подойти къ занятому срочной и интересной работой мужу, и заявить, что ей хочется хать въ шантанъ, общая въ случа несогласія его, перестать разговаривать и начать долго и громко плакать. Въ этихъ случаяхъ, для того, чтобы прослдить вс фазисы развитія и прекращенія эгоизма, необходимо соглашаться. Нужно хать и сидть въ шантан до тхъ поръ, пока не разсвтаетъ и метръ-д’отель не будетъ со слезами упрашивать уйти. Это слдуетъ повторить четыре вечера подрядъ. На пятый жена привязываетъ себя веревкой къ книжному шкафу и заявляетъ, что ее только силой можно-вытащить изъ дома. Такъ одно изъ проявленій сухого эгоизма быстро сводится на-нтъ.
Въ небольшихъ провинціальныхъ городахъ и среди только что пріхавшихъ въ столицу курсистокъ, эгоизмъ считается однимъ изъ красивйшихъ проявленій мужской души.
Какой-нибудь технологъ, которому нечего длать, приходитъ къ такой неопытной двушк и оффиціально заявляетъ.
— Я люблю мое большое, самобытное Я.
Курсистка робетъ и подсовываетъ ему печенье въ пакетик.
— А у васъ есть я, свое я, Федорова?— испытующе спрашиваетъ технологъ.
— Я собственно… Конечно… есть… Я такъ много читала,— конфузится курсистка.
— Нужно имть свое я,— сурово говоритъ технологъ и черезъ полчаса уходитъ. А курсистка садится за столъ и до глубокой ночи пишетъ подруг въ Тверь, что въ большомъ город мужчины красиво-эгоистичны, самобытны и у каждаго по большому Я. Тоже самобытному.
Альтруизмъ, какъ душевное качество, близко подходить къ такимъ адэкватнымъ душевнымъ качествамъ, какъ

ДОБРОТА.

Душевная доброта — качество врожденное. У многихъ оно, правда, выявляется наружу только предъ арестантскимъ отдленіемъ, когда всхъ шестисотъ тысячъ все равно съ собой не захватишь, но въ нкоторыхъ доброта видна всегда. Сама по себ доброта раздляется на много элементовъ. Первый изъ нихъ — жалостливость особенно ярко проявляется у всхъ добрыхъ натуръ.
— Вы чего, племянника хороните?— участливо спрашиваетъ жалостливый человкъ.
— Да, умеръ мальчишка.
— Жаль?
— Жаль.
— Да вы не жалйте. Смотрю на васъ — самому плакать хочется. Бросьте. Кабы сестра умерла.
— Ну, что вы… Ей шестнадцать лтъ всего, здоровая такая двушка….
— И здоровые умираютъ. У меня гимназистъ одинъ былъ знакомый…
— Брательникъ у меня есть. Студентъ.
— Въ Керчи, въ прошломъ году, цлая семья отравилась…
— Да… Они у меня вс по разнымъ мстамъ живутъ…
— А вотъ какъ это объяснить — предчувствія… Знакомый домъ у меня былъ. Умерла старуха, бабушка. А предъ смертью говоритъ: вс за мной пойдутъ. И представьте себ — сынъ черезъ мсяцъ въ дорог скончался, отъ тетки изъ Вологды телеграмма, что…
— Я пойду…
— Куда же вы? Жаль васъ одного въ такомъ гор оставить… Умеръ, значитъ, племянничекъ… Жаль, жаль.. А славный былъ мальчуганъ…
Жалостливыя натуры отличаются особымъ качествомъ усиливать всякое несчастье, даже если человка., котораго жалютъ, самъ не замчаетъ своего несчастья. У постели больного инфлуэнцой они навваютъ такой стихійный ужасъ своимъ сочувствіемъ, что у того начинаетъ подниматься температура. Вмсто мокраго и холоднаго полотенца, положеннаго на голову и фактически только мшающаго больному додать орховый тортъ, становится необходимымъ профессоръ, узнавъ о приход котораго люди съ большимъ запасомъ жалостливости начинаютъ вызванивать всхъ знакомыхъ, и около постели больного собирается шумная толпа, мшающая ему спать и поправляться.
Жалостливость вполн совпадаетъ съ другимъ проявленіемъ душевной доброты — отзывчивостью.
Отзывчивымъ обычно опредляютъ несчастнаго, робкаго человка, у котораго въ любой день можно занять безъ отдачи, просидть у него до шести часовъ утра, поселиться въ его кабинет и убдить его въ томъ, что все это длается исключительно для его-же пользы.

ДУШЕВНОЕ РАВНОВСІЕ И ДУШЕВНАЯ УСТАЛОСТЬ.

Все, что можно было сказать о проявленіяхъ душевной жизни въ области положительныхъ качествъ, сказано въ тихъ немногихъ строчкахъ. Дале, мы переходимъ къ проявленіяхъ, не носящихъ остраго характера. Это — душевное равновсіе и душевная усталость. Отъ чего происходить душевная усталость — вс мы, конечно, хорошо знаемъ, потому что каждый изъ насъ считаетъ себя несчастнымъ обладателемъ немного усталой души.
Обычно въ боле ранній періодъ человческой жизни, душа реагируетъ на все. И на слпого котенка и на чужую брошенную жену, и на разговоръ о томъ, что человкъ, ежедневно считающій въ банк деньги, въ конц концовъ будетъ считать ихъ у себя въ небольшой и уютной квартирк за границей.
Слпой котенокъ насъ волнуетъ до тхъ поръ, пока мы не узнаемъ, что онъ выброшенъ изъ нашей собственной кухни, потому что мшалъ намъ-же по утрамъ спать и мягкосердой кухарк надоло получать выговоръ. Брошенная жена, положеніе которой казалось такимъ вызывающимъ слезы, волнуетъ значительно дольше. Мы съ минуты на минуту собираемся увидть ея мужа, чтобы бросить ему въ глаза горькую правду о его безчестномъ поступк, когда неожиданно мужъ является самъ и въ волненіи расхаживая по комнат, жалуется на то, что его изъ собственнаго дома выкинулъ какой-то инженеръ, съ которымъ жена, посл этого похала ужинать.
Что касается до кассировъ, старинные куплеты о которыхъ намъ кажутся непроходимой пошлостью, а сегодняшній разговоръ объ ихъ привычкахъ, прямо злобнымъ оскорбленіемъ честныхъ людей, то они тоже даютъ возможность обиженно удивиться, когда исчезаютъ съ вашими послдними деньгами, отложенными для поздки куда-нибудь лтомъ.
И чмъ лучше человкъ, тмъ боле устала у него душа. Усталость эту узнать очень легко. Если человкъ смется, говорить веселыя фразы и старается развлечь другихъ — душа его перетаскала не мало тяжелаго груза. Если-же онъ среди рабочаго дня лежитъ на диван, читаетъ неразрзанную книжку иностранныхъ новеллъ и заманивъ въ комнату сосда, долго и грустно роняетъ тяжелыя слова о красот смерти и обаяніи небытія — душа у него крпка, какъ свжій паровозъ, только что прицпленный къ большому товарному позду съ пескомъ и кирпичемъ.
Душевную усталость никоимъ образомъ нельзя сравнивать съ душевнымъ равновсіемъ. Это явленіе совершенно другого порядка. Человкъ, не теряющій душевнаго равновсія — самое отрадное явленіе въ обыденной жизни.
Если у него пропадаетъ бумажникъ, онъ не бьется головой о косякъ кухонной двери. Въ театр вы не увидите такого человка, повисшимъ на барьер ложи и истерически выкрикивающимъ хриплымъ голосомъ, фамилію понравившагося ему актера.
Если въ газет онъ увидитъ свою фамилію въ списк лицъ, замшанныхъ въ какомъ-нибудь нехорошемъ дл, онъ не бжитъ въ редакцію, съ цлью оставить посл редактора осиротвшее семейство.
— Вы меня назвали воромъ,— спокойно говоритъ онъ редактору,— можетъ быть, у васъ есть на это основанія?
— Вполн точныя,— начинаетъ волноваться редакторъ,— и неоспоримыя, господинъ Перелшинъ.
— Изъ вашихъ словъ я длаю выводъ,— вжливо отвчаетъ человкъ съ душевнымъ равновсіемъ,— что вы обвиняете Перелшина въ воровств?
— Совершенно врно. Только вы не смете меня бить.
— Я этого и не собираюсь длать. Я хочу только вамъ объяснить, что я не Перелшинъ, а Зайцевъ. Пишите опроверженіе.
— А мы разв и васъ упомянули? Скажите, какой смшной случай!…
— Безусловно. Я тоже долго смялся. Напишете?
— Напишу. Заходите какъ-нибудь вечеркомъ. Въ преферансъ играете?
— Запись только плохо знаю. Всего лучшаго.
На другой день въ газет появляется большая статья, въ которой анонимный авторъ на протяженіи двухсотъ строкъ доказываетъ, что Зайцевъ не воръ, а наоборотъ, его обокрали.
Если бы Зайцевъ былъ человкомъ безъ душевнаго равновсія и сталъ-бы писать письма въ редакцію, или подавать въ судъ жалобы, съ просьбой привлечь редактора по одной изъ подходящихъ къ этому случаю статей — газета во имя профессіональной этики, еще раза четыре назвала-бы его воромъ. Единственнымъ утшеніемъ могло-бы послужить только то обстоятельство, что наемный редакторъ слъ бы въ одиночное заключеніе, гд быстро-бы поучился какому-нибудь ремеслу въ тюремной мастерской и сталъ-бы приличнымъ человкомъ,— но это утшеніе плохого сорта.
Люди безъ душевнаго равновсія ужасно мшаютъ жить вчнымъ шумомъ, которымъ они окружаютъ себя и свое мстопребываніе каждую минуту. Слегка подтолкнутый пьянымъ мастеровымъ на улиц, такой человкъ начинаетъ считать себя обезчещеннымъ на долгую жизнь и подымаетъ скандалъ. Конечно, мастеровой попадаетъ въ участокъ, но туда-же для необходимыхъ справокъ по протоколу, попадаетъ и человкъ безъ душевнаго равновсія. Кончается дло тмъ, что мастеровой, которому все равно, гд-бы ни выспаться, выходитъ на другое утро изъ участка свжимъ, бодрымъ и здоровымъ, а человкъ съ неуравновшенной душой, привлекается за рзкую и громкую критику полицейскихъ порядковъ, а такъ-же за оскорбленіе полицейскаго чиновника при исполненіи служебныхъ обязанностей. Хотя дло можетъ кончиться и миромъ, но въ теченіе двухъ дней въ семь неуравновшеннаго человка создается настроеніе, которое часто можетъ способствовать окончательному расхожденію соединенныхъ законнымъ бракомъ. Человкъ, съ уравновшенной душой, или не обратитъ вниманіе на мастерового, или просто осторожно встряхнетъ его и дастъ ему возможность ссть, въ сваленную около тротуара кучу снга. Пьяному человку это только пріятно, случайно собравшейся публик смшно, а у уравновшеннаго человка все событіе не отниметъ больше двухъ минутъ.
На вс семейныя событія неуравновшенные люди реагирують слишкомъ остро. Если, изъ-за порчи кабеля, въ дом тухнетъ электричество, они выгоняютъ прислугу, сами бгуть въ закрытую мелочную лавку, и не доставъ свчи, начинаютъ безцльно бгать по улицамъ, въ надежд случайно встртить какого-нибудь знакомаго, у котораго можно было-бы занять свчу, или керосиновую лампу. Когда разбитый и изнеможденный такой человкъ возвращается домой, оказывается, что черезъ сорокъ минутъ посл его ухода электричество зажглось тамъ, гд это нужно и не нужно. Человкъ съ равновсіемъ, наоборотъ, будетъ доволенъ такимъ обстоятельствомъ, воспользовавшись, чтобы полчаса побездльничать, и если не будетъ посылать благодарственныхъ писемъ въ контору электрическаго общества, то во всякомъ случа на другой день не будетъ сидть безъ обда, изъ-за отсутствія ни въ чемъ неповинной кухарки.
Узнавъ о томъ, что его жена слишкомъ долго и часто осматриваетъ по вечерамъ обстановку квартиръ знакомыхъ холостяковъ, человкъ съ душевнымъ равновсіемъ не собираетъ у себя на стол все холодное и огнестрльное оружіе, какимъ владетъ самъ и какое усплъ достать у пріятелей по служб. Сначала онъ узнаетъ фамилію тхъ, кто въ лексикон жены все время значится подъ именемъ: кинематографа, подруги по гимназіи, прізжихъ родственниковъ и просто свжаго воздуха. Если этихъ фамилій набирается много, спокойный человкъ созываетъ ихъ всхъ и, предложивъ по хорошей сигар, убждаетъ ихъ поровну раздлить подругу его жизни, самъ отказываясь отъ законной части. Посл этого онъ собираетъ въ чемоданъ необходимыя, на первое время вещи, и перезжаетъ въ номера, гд начинаетъ трудовую полную энергіи и красоты жизнь.
Что въ этихъ случаяхъ длаетъ неуравновшенный человкъ — трудно передать въ немногихъ словахъ. Вся его послдующая жизнь сводится къ собственноручному выталкиванью жены изъ кабинета черезъ прихожую на парадную лстницу и ожиданіемъ той-же жены у подъзда ея мамы. Правда, что жена неуравновшеннаго человка чувствуетъ себя лучше, чмъ жена уравновшеннаго. Въ то время, какъ послдней предоставлено право изрдка позвонить по телефону и заискивающе справиться о здоровь своего однофамильца, жена человка неуравновшеннаго, прекрасно знаетъ, что въ любой моментъ она снова можетъ прійти къ себ въ домъ и ругать мужа при гостяхъ, нехорошими словами. Если-же гости окажутся пріятелями мужа — даже выгнать ихъ вмст съ хозяиномъ.
Душевныя качества неуравновшеннаго человка очень легко изучатъ и наблюдать даже малоопытному психологу. По поводу каждаго чужого слова или поступка, испытуемый сразу оптомъ выявляетъ вс свои душевныя качества. Для этого, конечно, необходимо, чтобы и психологъ былъ человкомъ уравновшеннымъ, потому что въ противномъ случа ничего, кром взаимной обиды словами, или опрометчивыми поступками, не будетъ.

СКУПОСТЬ.

Среди отрицательныхъ душевныхъ качествъ почетное мсто занимаетъ скупость. Она не наслдственна. Очень часто у дтей, собирающихъ старыя марки, остатки сухихъ котлетъ и поломанныя гребенки, отцы растрачивали на лошадей по два имнія. И наоборотъ, у отцовъ, скопившихъ деньги отъ размнной лавки, дти поливаютъ въ минуты веселые старымъ венгерскимъ виномъ дорогую плюшевую мебель.
Скупость въ человк зарождается довольно рано. Лтъ съ семи имъ начинаетъ собирать въ широко оттопырившіеся карманы гимназическихъ штановъ всякую дрянь, откладывая подъ постель или подъ отцовскій столъ все то, что даже при постороннихъ усиліяхъ въ карманъ не влзетъ. Соотвтственно проходимому разстоянію, все сложенное въ карманы начинаетъ жить на коммунальныхъ началахъ: два ржавыхъ гвоздя удачно пристраиваются въ куск мясного пирога, самъ пирогъ тсно сжимается обломкомъ перочиннаго ножа и скомканной открыткой съ ландышами, а все покрываетъ солидный обломокъ отъ израсцоваго кирпича.
Если все это складывается въ карманъ только по разсянности, неимнію боле подходящихъ мстъ, или для того, чтобы быть пущенымъ въ ходъ при первой необходимости (гвоздь для сосдскихъ мальчишекъ, налетающихъ сзади, пирогъ на случай приглашенія остаться лишніе полчаса посл уроковъ въ училищ) — изъ ребенка ничего путнаго не выйдетъ. Онъ сдлается адвокатомъ и будетъ только писать театральныя рецензіи, или останется при университет и смнитъ научную карьеру на мсто кинематографическаго коммивояжера. Если-же содержимое его кармана предназначено для товарообмна или продажи товарищамъ по классу — скупость какъ неотъемлемое свойство души обезпечено ему на всю жизнь.
Скупого человка легко узнать сразу въ тотъ моментъ, когда онъ разстается съ деньгами, или какой нибудь вещью. Если онъ даетъ почитать книгу, онъ непремнно нжно погладитъ ее по переплету и, поправляя пенснэ, искоса посмотритъ на берущаго.
— А какая раньше библіотека была,— вздохнетъ онъ,— четыре шкафа. Берутъ и не отдаютъ.
— Я, пожалуй, вамъ книгу къ четвергу принесу.
— Да нтъ, что вы… Пожалуйста, хоть еще недлю.
А вдь такъ. Многіе вотъ быстро возвращаютъ, а просмотришь книгу — въ сальныхъ пятнахъ, точно на салотопенномъ завод читали.
— А я, кажется, ужъ читалъ ее… Какъ-же, какъ-же. Вотъ и рисунки помню…
— Прочтите, интересная. Дерутъ только черти очень ужъ… Маленькая книжонка, а два сорокъ съ пересылкой на счетъ издательства…
— Знаете, я пожалуй за ней въ среду зайду… Что то тащить не хочется…
Впрочемъ, скупость на книги осуждать трудно. Среди окружающихъ насъ людей — почему-то считается хорошимъ тономъ возвращать книгу въ такомъ вид, что ее можно узнать только по закладк, захваченной одновременно съ книгой. Большинство прямо оставляетъ у себя книги, взятыя на прочтеніе, и считаетъ неудобнымъ ихъ приносить обратно. О провинціальномъ актер который попроситъ на одинъ вечеръ галстукъ, говорятъ много нехорошаго, о знакомомъ, который медленно, но врно перетаскиваетъ къ себ чужую библіотеку, предоставляя ея бывшему владльцу изрдка грустно вздохнуть о ней — говорятъ, что онъ разсянъ, и это большой недочетъ нашего жизнепониманія.
Когда скупой человкъ отдаетъ деньги за семикопеечную марку, ему всегда кажется, что можетъ случиться чудо: марка внезапно подешеветъ или почтовый чиновникъ вспомнитъ объ измнившей женщин, махнетъ рукой, опуститъ голову на столъ и откажется принять плату. Поэтому даже при этой безспорной необходимости уплатить, скупой человкъ достаетъ деньги изъ кошелька долго, подбираетъ наиболе старыя монеты и отдавая ихъ, какъ-бы мысленно горько и надрывно пожимаетъ имъ серебряныя или мдныя руки.
Въ домашней жизни скупой человкъ глубоко несчастенъ. Цлые дни онъ бгаетъ за всми по комнатамъ и, тушитъ электричество, когда кто-нибудь забудетъ повернуть кнопку. Сидя на стул, онъ вчно ршаетъ трудную диллему — отъ чего скоре протираются брюки: отъ того-ли, что человкъ ерзаетъ, или сидитъ спокойно, придавливая матерію. Закуривъ, докуриваетъ до ваты и еще сожалетъ, почему нельзя въ мундштукъ гильзы положить стараго табаку и закурить еще разъ съ другого конца.
Если онъ куритъ, даже чужую, дорогую сигару, на лиц у него написанъ ужасъ человка, проигрывающаго въ карты купленное еще бабушкой мсто на кладбищ. Чувствуя, что онъ каждую минуту проглатываетъ съ дымомъ пятакъ или гривенникъ, скупой человкъ не можетъ простить себ этого, а бросить рублевую сигару жалко. Невозможно и унести ее въ зажженномъ вид домой, незамтно сунувъ въ жилетный карманъ, чтобы въ свободное время, осторожно подрзавъ использованный конецъ, угостить какого-нибудь полезнаго человка.
Когда скупой человкъ стъ въ ресторан — происходитъ то-же, что и во время куренія сигары. Онъ съ удовольствіемъ схватилъ-бы поданную ему котлету де-валяй, сбгалъ-бы съ ней на кухню и перепродалъ-бы ее, съ извстной уступкой, повару, но компанія, сидящая съ нимъ этого не допуститъ, поэтому онъ все время въ тревожномъ ожиданіи счета. И только когда счетъ уже оплаченъ и ему терять уже нечего, онъ быстро налегаетъ на все оставшееся на стол, лихорадочно мшая мясной салатъ съ семгой и токайское съ пивомъ.
Мн разсказывали объ одномъ скупомъ домовладльц, который, созывая гостей, требовалъ, чтобы потомъ прислуга длилась съ нимъ деньгами, полученными ею на чай за подаваніе пальто. Когда гости узнали это, они стали уходить потихоньку, неслышно одваясь въ темной передней и безшумно отворяя дверь. Тогда хозяинъ дома нагонялъ ихъ на лстниц, бгалъ за извозчикомъ и требовалъ двугривеннаго для передачи прислуг, которой предусмотрительно отказалъ отъ мста. Такъ онъ окупалъ скромныя затраты на угощеніе.
О другомъ раскаявшемся скупц мн разсказывали еще боле необычайныя вещи. Чувствуя, что дальше копить некуда и вдобавокъ, потрясенный какимъ-то событіемъ, кажется внезапнымъ рожденіемъ сестренки отъ шестидесятилтняго отца, онъ сталъ растрачивать деньги. Днемъ напивался пьянымъ, къ вечеру узжалъ на тройк въ загородный ресторанъ кутить съ цыганами, а къ утру вдругъ просыпалось старое чувство скупости и приходилъ домой пшкомъ, не обращая вниманія на двнадцативерстное разстояніе. Очень часто онъ нанималъ на цлыя сутки автомобиль и, вдругъ испугавшись, заворачивалъ на немъ къ извозчичьей чайной позавтракать. Однажды при немъ разсказывали о какомъ-то милліонер, который эакуривалъ папиросу сторублевками. Это было во время кутежа. Скупой человкъ поднялся, слегка шатаясь подошелъ къ свч на стол, обвелъ всхъ презрительнымъ взглядомъ, вынулъ сторублевую бумажку, протянулъ ее къ огню и вдругъ круто опустивъ ее въ карманъ, сталъ совать въ огонь пятнадцати-копечную марку. Марка сгорла. Черезъ полчаса скупой человкъ плакалъ на диван пьяными слезами и клялся, что за свой позоръ онъ выложитъ дв тысячи на женскую богадльню.
Излечить отъ скупости трудно. Нужно просто дать излечиваемому дожить до сорока лтъ. Если къ этому времени онъ не высохнетъ отъ истощенія — значитъ организмъ выдерживаетъ.

СТРАХЪ.

Страхомъ называется такое душевное переживаніе, когда человкъ боится.
Никогда не знаютъ страха только люди, родившіеся отъ второго брака запойнаго глухо нмого съ двушкой, которую четыре раза выручало изъ бды общество спасенія женщинъ. Уже къ шестнадцати годамъ такой человкъ ровно ничего не боится. Но заглянувъ ему въ выпуклые оловянные глаза, сверху придавленные невысокимъ лбомъ съ низко опускающимися жесткими волосами, а снизу отдленные тугими красными щеками отъ далеко выдвинутыхъ впередъ челюстей — лично я никогда не испытывалъ чувства острой зависти къ его безстрашію.
Люди съ длительно-развитымъ чувствомъ страха тоже не могутъ служить предметомъ зависти. Страхъ у нихъ большей частью превращается въ профессію, правда, не дающую заработка, но сильно мшающую жизни.
— Вы не видите вотъ здсь прыщика?
— Гд?
— Вотъ здсь. Около уха.
— Маленькій такой, красный?
— Неужели красный? Ну, конечно… Скажите, а отъ скарлатины и взрослые умираютъ? Да? Вы молчите?
— При чемъ здсь скарлатина?
— Что-же вы думаете, прыщикъ отъ ревматизма выскочилъ…
— Да скарлатина не съ этого начинается…
— У кого не съ этого, а у кого и съ этого. Можетъ, это уже середина болзни…
— Да вы разв себя плохо чувствуете?
— А по вашему хорошо? Вы потрогайте лобъ.
— Ну потрогалъ. Холодный.
— Можетъ, и холодный, потому что тифъ.
— При тиф сыпь.
— У меня организмъ выносливый — сыпь еще не скоро появится.
— Что-же вы со мной разговариваете — доктора позовите.
— Да, прідетъ докторъ, найдетъ у меня что-нибудь…
— Что-же онъ у васъ можетъ найти?
— Вамъ легко говорить. Такое найдетъ, что и не предполагаешь… Умерла же отъ чего нибудь Татьяна Петровна…
— Ну что вы, право… Ну, неудачная акушерка. Можетъ быть, не береглась… А ребенокъ здоровый такой…
— Да, конечно… Ребенокъ здоровый, а я вотъ какъ слягу завтра въ постель…
— Да, можетъ, у васъ ничего и нтъ?
— Вс такъ говорятъ, пока человкъ на ногаха держится…
Кром болзней, человкъ съ преобладаніемъ страха въ душ боится еще многаго. Въ трамва онъ стоитъ на передней площадк и смотритъ не пьянъ-ли вагоновожатый. Передъ долгой поздкой по желзной дорог долго роется въ старыхъ газетахъ, когда было послднее крушеніе и всегда садится въ послдніе вагоны. Когда извозчикъ перезжаетъ рельсы, онъ вскакиваетъ,— разстегивая полы и заплетающимся языкомъ кричитъ, чтобы испугать лошадь и заставить ее бжать скоре.
На дач боится змй и болотъ и снимаетъ помщеніе гд-нибудь около станціонной водокачки, поближе къ людному мсту. Предъ сномъ долго обходитъ комнаты со свчей въ рукахъ и по два раза пробуетъ дверныя задвижки. При каждомъ шорох у оконъ просыпается и начинаетъ самъ съ собой разговаривать басомъ, чтобы обмануть кого-то, кто можетъ влзть въ окно…

——

Пишущій эти строки очень сочувствуетъ трусливымъ людямъ. Въ жизни надо все время бояться, потому-что боязливый человкъ — остороженъ, а каждая минута нашей жизни приходитъ съ цлымъ арсеналомъ непріятностей.
Многіе думаютъ, что непріятностью называется только потеря ноги, службы, или чьего нибудь расположенія. Это не такъ. Непріятность часто приходитъ въ такомъ вид, что душевно-близорукіе люди даже вблизи принимаютъ ее за внезапно наплывшія счастье и удачу.
Одинъ изъ моихъ бывшихъ школьныхъ товарищей жилъ въ провинціи и жилъ уроками. Онъ былъ очень скромный человкъ, сильно нуждался и, получивъ работу, такъ честно и стойко выполнялъ ее, что многіе изъ его учениковъ, подготовленные въ четвертый классъ, приходя на экзамены, внезапно держали ихъ на аттестатъ зрлости, каковой безпрепятственно и получали.
Однажды, въ пору солиднаго безденежья, у этого человка умерла бабушка и оставила ему тысячу рублей. Первые дни онъ не зналъ, что длать отъ радости, купилъ нсколько дюжинъ бумажныхъ воротничковъ, запасся на два мсяца гильзами и прислалъ мн письмо, бъ которомъ писалъ, что у него не хватаетъ словъ описать все счастье отъ такой неожиданной радости. Черезъ дв, или три недли, внушивъ себ, что у него хватитъ денегъ прожить цлый годъ, не надрываясь въ работ, онъ почувствовалъ, что репетиторскій трудъ очень скучное занятіе. Поэтому, приходя на уроки, онъ сталъ быстро прививать своимъ ученикамъ такой легкомысленный взглядъ на очередныя обязанности, что т охотно складывали книги и убгали играть въ бабки. Замтивъ это, родители стали ршительно освобождать моего бывшаго пріятеля отъ обременительнаго труда по обученію ихъ дтей. Въ теченіе шести безработныхъ мсяцевъ, тысяча была прожита, а унылый обладатель воспоминаній о ней перехалъ въ уголъ и сталъ писать въ чайныхъ прошенія въ министерства лавочникамъ и ихъ родственникамъ. Сравнительно недавно онъ мн прислалъ, съ просьбой устроить въ какую-нибудь редакцію, цлый разсказъ, гд это все было описано. Разсказъ почему-то назывался: ‘Проклятіе бабушки’.
Знаю я и другой случай, когда къ одному мелкому провинціальному артисту въ уборную вошла жена полицмейстера, представительная и строгая дама, и принесла ему букетъ цвтовъ. Обрадованный высокимъ визитомъ, артистъ такъ растерялся отъ радости, что пропустилъ выходъ. Когда его оштрафовали за это, онъ пригрозилъ, что пожалуется полицмейстеру, такъ-какъ считалъ этотъ поступокъ режиссера подлежащимъ разсмотрнію оффиціальной власти.
— Это мое дло, хочу и штрафую,— холодно отвтилъ режиссеръ.
— А вотъ полицмейстеръ покажетъ, чье-это дло…
— Да тебя, такую рвань, къ нему и не допустятъ…
— Меня? Меня?..
Тономъ, полнымъ торжества и гордости, артистъ разсказалъ о томъ, что только-что произошло сейчасъ у него въ уборной.
Съ особымъ вниманіемъ выслушалъ этотъ разсказъ самъ полицмейстеръ, изъ устъ какого-то доброжелателя его семьи. Черезъ восемь часовъ артистъ, благодаря энергіи того-же полицмейстера, былъ высланъ изъ города, съ правомъ възда въ любой изъ другихъ городовъ. Правда, цлую дорогу, въ третьемъ класс, онъ разсказывалъ каждому новому пассажиру о томъ счасть, какое онъ пережилъ и какъ оно внезапно свалилось, но почти весь сезонъ ему пришлось провести безъ работы, не считая частной переписки по двугривенному съ листа.

——

На каждаго человка и на каждое, даже самое мелкое событіе, надо смотрть какъ на предтечу непріятности. Поэтому такъ и надо всего побаиваться, потому-что сознаніе страха всегда логически гонитъ нашъ умъ къ созданію благополучнаго выхода изъ положенія.
Никто не приходитъ даромъ. Если къ вамъ пришелъ знакомый, можете быть твердо увреннымъ, что онъ или попроситъ взаймы, или хочетъ завести какой-нибудь споръ, для того, чтобы нсколько разъ обругать васъ крутыми словами и тмъ самымъ разбить о васъ собственную злость. Иногда можетъ быть и приходятъ безкорыстно, но только предъ большими праздниками, потому что театры закрыты, а въ ресторанахъ бшеныя цны.
Если васъ зовутъ въ гости,— только для того, чтобы обыграть въ карты, отдлаться отъ вашего отдльнаго посщенія заразъ съ другими гостями, все равно уже ввалившимися въ домъ, или для того, чтобы, воспользовавшись вашимъ приходомъ, черезъ два дня прійти самимъ цлой семьей.
Человкъ, живущій въ страх прекрасно понимаетъ все это, потому-что боится. Человкъ, не знающій этого страха передъ жизнью, тупо идетъ впередъ, вритъ въ то, что его любитъ прислуга, близкіе люди считаютъ умницей, а къ его обдамъ собираются по шестнадцати человкъ только потому, что онъ умло остритъ за сладкимъ.
Заяцъ, который охотно пробгаетъ по прямой линіи лишнюю версту отъ охотника, несравненно умне какого-нибудь инженера, или адвоката съ ружьемъ, который бжитъ за звремъ по лсу и, царапаясь о деревья, старается убить звреныша для того, чтобы бросить его потомъ въ канаву. А заяцъ не получилъ университетскаго образованія и о философіи жизни знаетъ только по собственнымъ наблюденіямъ, а не по толстымъ длительно-скучнымъ книгамъ. Конечно, левъ, убивающій лапой лошадь, гораздо красиве, но если-бы левъ былъ человкомъ, врядъ-ли бы онъ цлую жизнь бгалъ съ поднятой лапой и искалъ подходящихъ для убійства лошадей.
Я-бы очень хотлъ быть зайцемъ… Милымъ пушистымъ, мягкимъ и теплымъ зайцемъ, бгающимъ отъ всякаго пакостника, никого не убивающимъ и въ своей нор отдыхающимъ въ умственномъ созерцаніи жизненной гадости.

——

Преобладаніе среди душевныхъ переживаній страха, какъ уже я сказалъ, опытнымъ психологомъ узнается очень легко. Особенно легко узнается оно, когда самъ испытуемый этого не скрываетъ и говоритъ открыто.

РЕВНОСТЬ.

Однимъ изъ болзненныхъ проявленій душевной жизни надо считать ревность. Присутствіе ея въ человческой душ узнается по многимъ физическимъ и не физическимъ проявленіямъ: Ревность бываетъ острая и катарральная. Острая вспыхиваетъ сразу и проявляется въ острыхъ-же формахъ, ее легко предугадать въ человк, замтивъ его бгущимъ за женщиной съ большимъ револьверамъ въ рукахъ и на ходу произносящимъ на скоро придуманныя угрозы:
— Я въ тебя одиннадцать пуль всажу! Я тебя собственнымъ револьверомъ задушу! Я тебя и твоего любовника въ полчаса сгною! Вы у меня увидите! Вы у меня посмотрите!
Катарральная ревность никогда сразу не вспыхиваетъ, а тлетъ въ человческой душ — отъ зрлаго, возраста, до приглашенія гробовщика. Человкъ страдающій такой ревностью, ревнуетъ всхъ и ко всмъ.
— Съ кмъ это ты разговаривала по телефону? блдня и волнуясь спрашиваетъ катарральный ревнивецъ, заставъ жену въ кабинет у телефона — Ага, смущаешься?
Жена, которая разговаривала съ подругой, изъ принципіальныхъ соображеній ршаетъ все-таки соврать.
— Я говорила съ прачкой.
— У прачки нтъ телефона.
— Она вышла замужъ за архитектора и поставила.
— Можетъ, ты съ архитекторомъ и разговаривала? Да? И это на двнадцатый годъ посл свадьбы…
— Съ кмъ хочу, съ тмъ и разговариваю.
— А если ты со своимъ любовникомъ разго…
— Съ кмъ хочу…
— А, значитъ онъ у тебя есть!.. Значитъ, меня двнадцать лтъ въ моемъ дом…
Въ этотъ вечеръ катаррально-ревнующій человкъ пытается уложить содержаніе книжнаго и бльевого шкафа въ одинъ чемоданъ, сверху судорожно втискиваетъ письменныя принадлежности и детъ снимать отдльную комнату. Ищетъ ее онъ у сосдей, играя въ шестьдесятъ шесть и черезъ каждые семь минутъ бгаетъ къ телефону, чтобы, вызывая собственную квартиру, убждаться, что жена дома. Спать приходитъ къ тремъ утра, длаетъ видъ, что смертельно усталъ отъ чьихъ-то ласкъ, пьянъ и какъ-будто нечаянно роняетъ на полъ два женскихъ чулка. Когда утромъ ихъ подымаетъ жена, ей легко убдиться, что оба они еще связаны шнурочкомъ, на которомъ болтается пломба и доказательствомъ измны служить не могутъ. Обо всемъ этомъ она не скрываетъ отъ мужа, которому становится стыдно.
Если такой человкъ не застаетъ жену за телефономъ, онъ начинаетъ рыться въ личныхъ воспоминаніяхъ и требуетъ серьезнаго объясненія съ женой по поводу ея словъ на имянинахъ у Елизаветы Петровны въ четвертомъ году, когда она какъ-то особенно посмотрла на одного адвоката и сказала, что ей нравятся бритые мужчины.
— Онъ мн передалъ чай, потому и посмотрла.
— Врешь, онъ стоялъ въ одной комнат, а ты въ гостиной. Черезъ дверь и посмотрла.
— А, можетъ быть, онъ на меня посмотрлъ…
— Ага, значитъ условлено было заране, кому на кого смотрть…
— Ангиновъ очень милый и вжливый молодой человкъ…
— Прости, моя милйшая, это былъ не Ангиновъ, а Пырлинъ…
— Пырлина тогда не было. Онъ былъ въ Москв.
— Какъ это ты помнишь, когда молодые люди въ Москву здятъ… Я-бы умеръ, такъ ты забыла-бы, а если какая-нибудь дрянь…
— Я-же твои телеграммы тогда ему отправляла…
— Ну, конечно… А къ телеграмм долго-ли приписать. Милый, люблю. Два слова, четырнадцать копеекъ. Тогда даже десять стоило…
Катаррально ревнивые ревнуютъ, какъ я уже сказалъ, всхъ. Если у нихъ есть собака, они перестаютъ съ ней заниматься, когда она начинаетъ ласкаться къ другимъ. Если въ позд какая-нибудь хорошенькая пассажирка начинаетъ переглядываться съ господиномъ въ мягкой шляп, имъ становится почему-то обидно. Если въ научномъ отдл большого журнала хвалятъ извстнаго химика, а ревнующій человкъ экономистъ, ему все равно непріятно и встртивъ книгу химика, онъ начинаетъ мысленно издваться надъ ея обложкой и шрифтомъ.
Когда катаррально ревнующій человкъ собирается жениться, его невста въ теченіе долгихъ мсяцевъ честно и упорно думаетъ о самоубійств. Не имя возможности лично слдить за ней, такой человкъ искренно и твердо убжденъ, что невста все время, какое она находится вн его воздйствія, упорно и послдовательно измняетъ ему. Онъ жалуется ея родителямъ, которые до свадьбы всецло на сторон жениха, и т не выпускаютъ ее въ кинематографъ, безъ спеціально писанной для этого двоюродной сестры, лтъ на одиннадцать пережившей возрастъ увлеченій. Если онъ не можетъ одинъ вечеръ прійти, онъ заране требуетъ, чтобы невста все время звонила къ нему, на другой день спрашиваетъ у швейцара невстинаго дома, не выходила-ли вечеромъ барышня изъ номера седьмого, а самой невст въ теченіе цлаго ряда вечеровъ задаетъ рядъ сбивающихъ вопросовъ. Если невстины нервы не выдерживаютъ, она начинаетъ громко плакать. Прибгаютъ домашніе и, желая задобрить жениха, который кажется подходящимъ мужемъ, даютъ валерьянки не невст, а ему.
Особыхъ аппаратовъ, опредляющихъ степень ревности въ человк — нтъ. Ученые трансильванской школы, утверждаютъ, что наличность ревности въ человк объясняется присутствіемъ у насъ въ мозгу какого-то особеннаго мозжечка, который можно безболзненно вырзывать. Одному ревнивому румыну сдлали эту операцію, и дйствительно черезъ нсколько дней оперированный сталъ неузнаваемъ: съ веселымъ смхомъ отвозилъ свою жену въ отдльный кабинетъ ресторана второго разряда съ пріятелемъ, зазвавъ къ себ говтей разсказывалъ имъ о жен неприличныя исторіи и даже написалъ завщаніе въ пользу незнакомаго лица, приславшаго анонимное письмо его жен. Потомъ явленія его душевной и физической жизни стали запутанне. Въ послобденное время онъ становился посреди комнаты и подолгу кругообразно вращался, сталъ сть землю, просилъ называть себя женскимъ именемъ, а по праздникамъ бгалъ раздтый по улицамъ и плъ дтскія псни. Оказалось, что ему вырзали не тотъ мозжечекъ. Посл этого никто уже не сталъ прибгать къ этой операціи. Ревность также излечивается внушеніемъ, но это очень долго, дорого и часто даетъ нежелательные результаты: взлечиваемый въ припадк острой меланхоліи, вшается, обвиняя въ своей смерти по злоб какое-нибудь постороннее лицо, чаще всего подростка, или дряхлаго, выселеннаго изъ квартиры за неуплату, старика.

ВЛЮБЧИВОСТЬ.

Немного однороднымъ по своимъ вншнимъ проявленіямъ съ ревностью является и другое болзненное явленіе душевной жизни — это влюбчивость.
Влюбчивость, интенсивность ея развитія и послдовательность ея формъ зависитъ не только отъ индивидуальности человка, но также и отъ условій его воспитанія и условій жизни. Такъ, напримръ, у экстерновъ юго-западнаго края, у телеграфистовъ желзнодорожныхъ станцій Сызрано-Вяземской втки и Великаго Сибирскаго пути острая влюбчивость замчается чаще и борьба съ ней значительно трудне.
Влюбчивость происходитъ въ силу срощенія нкоторыхъ узловыхъ нервныхъ центровъ, сильно мшающихъ критическому отношенію къ жизни. Срощеніе это отъ отбыванія воинской повинности не освобождаетъ, но исправляется только тмъ-же методомъ леченія, какъ и горбъ: могилой.
Какъ и для всякаго болзненнаго явленія, для проявленія этого чувства достаточно совершенно незначительныхъ причинъ. Нормальный человкъ, увидвъ женщину, сначала выискиваетъ въ ней все, что позволитъ ему составить о ней мнніе, какъ объ урод и дур.
— Хорошенькій смшокъ.. Какъ будто березовыя дрова развалились — иронически думаетъ нормальный человкъ, познакомившись сдамой.— Сложена недурно, а ноги наврно больныя и неприличными романами зачитывается…
Если дама, сама объ этомъ не догадываясь, начинаемъ смяться тише и обнаруживаетъ въ разговор знакомство съ юридическими науками и теософіей, нормальный человкъ долго еще не уступаетъ позиціи.
— Горничную наврное по щекамъ бьетъ… сть сядетъ, такъ отъ стола не отвалится… А дома въ рваномъ капот ходить…
Правда, полное и добросовстное присутствіе этихъ незавидныхъ качествъ не можетъ помшать и нормальному человку перейти за грань равнодушнаго отношенія, но, даже и въ этомъ случа, онъ сдается не скоро.
Человкъ влюбчивый, попавъ въ женскую компанію теряется сразу. Онъ оптомъ влюбляется и начинаетъ мучиться въ догадкахъ, къ кому собственно его тянетъ больше. Какъ часто, во время званаго вечера, можно застать унылыхъ молодыхъ людей въ темной прихожей, гадающихъ за ворохомъ шубъ и шепчущихъ съ закрытыми глазами, пока одинъ палецъ тянется къ другому:
— Лиза… Катя… Саня… Маня… Иванъ… Никола… нтъ, не то… Лиза… Катя…
Влюбившись, онъ сразу чувствуетъ себя несчастнымъ, хотя-бы предметъ его внезапной привязанности явно благоволилъ къ нему. Всякій влюбчивый человкъ чувствуетъ себя однолюбомъ, а изъ всхъ системъ любви признаетъ только одну: нераздленную.
Поэтому и начинаетъ онъ съ того, что подходитъ и говоритъ:
— Конечно, вы меня не любите…
Обрадованное существо даетъ ршительный отпоръ.
— Ничего подобнаго. Наоборотъ.
— Нтъ, вы меня не можете любить. Меня никто не любитъ.
— А я люблю.
— Это вы длаете изъ жалости.
— Никакой тутъ жалости нтъ.
— Я и говорю — даже жалости нтъ. Что длать… Что мн длать съ собой…
— Да вы ничего не длайте.
— Значитъ, уступить васъ другому…
— Я не люблю его.
— Кого?
— Другого.
— А какъ его фамилія?
— Яичкинъ. Это все напрасно говорятъ. Онъ ухаживалъ за мной, а я ничего…
— Прощайте… можетъ быть, найдется чье-нибудь скорбное сердце…
— Володя…
— Не зовите Володей того, кто страдаетъ…
Влюбленные люди, какъ это утверждаютъ достигнувшіе сорокалтняго возраста, ужасно надодливы. Они могутъ прійти къ старому профессору, оторвать его отъ лабораторныхъ работъ и прислонясь къ косяку, два часа разсказывать о томъ, какая хорошая душа и чистое сердце у одной изъ ихъ знакомыхъ. У старика начинають дрожать отъ усталости ноги, а влюбчивый человкъ будетъ говорить, упиваясь собственными словами. Въ минуты такой болзни, влюбчивый человкъ зоветъ швейцара Елизаветой, а, сходя съ извозчика, прощается съ нимъ за руку. Вскакивая ночью, достаетъ изъ письменнаго стола карточку своей знакомой и засыпаетъ съ ней въ кресл, съ босыми ногами на полу.
Опытныя квартирныя хозяйки умло отказываютъ влюбчивымъ квартирантамъ отъ комнаты, зная, что иначе выдутъ другіе квартиранты и это будетъ невыгодно. Изъ исторіи намъ извстны примры о такихъ влюбчивыхъ людяхъ, какъ Неронъ, который сознательно вывшивалъ и вырзывалъ мужское населеніе, чтобы остаться безъ соперниковъ, Клеопатра ежедневно топила по сотн рабовъ, чтобы случайно не увлечься какимъ-нибудь чернымъ проходимцемъ,

ХАМСТВО И ПРОНЫРЛИВОСТЬ.

Физіологи въ теченіе многихъ лтъ безрезультатно добиваются открытія физическихъ причинъ такихъ длительныхъ эмоцій, появляющихся въ душ человка, какъ хамство, лживость, хитрость и пронырливость. Многіе думаютъ, что это чисто наносныя Свойства всякой души, которыя можно прекратить административными взысканіями, отказомъ подавать руку, или ршительнымъ и вскимъ разговоромъ въ темномъ углу. Ученые, утверждающіе это, глубоко ошибаются.
Такое направленіе душевной жизни, которое отражается въ поступкахъ человка и въ наук психологіи, называется хамствомъ и тсно примыкаетъ къ разряду важнйшихъ явленій, туго поддающихся изученію.
Это чувство, какъ страсть, зародившись, оно изъ маленькаго зернышка выростаетъ въ баобабъ. Человкъ съ хамскимъ уклономъ души не только заставляетъ страдать окружающихъ, но и самъ безконечно страдаетъ.
Если онъ выслушиваетъ интимную исповдь близкаго человка,— душевныя свойства не позволяютъ ему тепло на нее откликнуться. Со слезами сочувствія и умиленія такой слушатель бжитъ къ мало знакомымъ людямъ и даже нарываясь на сухой пріемъ, начинаетъ передавать все сказанное ему подъ честное слово.
— Такъ и сказалъ. Сначала съ однимъ поручикомъ, потомъ съ двумя лицеистами, а потомъ, говоритъ, уже счетъ потерялъ…
— Это не интересно. Я же ни его, ни ее совсмъ не знаю.
— Не знаете? Тогда ты меня узнаешь.
— Послушайте, у меня въ дом меня на ты…
— А какъ еще тебя, дурака, звать?
— Идите отсюда…
— Самъ сначала вылетишь…
При встрч со знакомыми человкъ съ хамствомъ какъ-то инстинктивно уметъ задать самъ острый вопросъ семейной злободневности.
— Ну, какъ Петръ едоровичъ? Лежитъ?
— Да, именно.
— А кто билъ? Палками?
— Послушайте, это-же сплетни и, кром того, мн кажется…
— Ну, чего тамъ казаться — избили и все.
— Онъ-же старикъ…
— А разв среди ихняго брата подлецовъ нтъ. Есть. Много. Ну, ладно, кланяйтесь ему. Пусть больше не бгаетъ за горничными.
— Онъ-же упалъ на лстниц… со второго этажа кажется… объ этомъ и въ газетахъ было.
— Ну, газеты… Далъ репортеру полтинникъ въ зубы, онъ и съ шестого этажа уронитъ. Рвань рублевая. Тоже, кажется въ газетахъ пописываете?
— Нтъ, а что?
— Такъ думалъ.
Въ гостяхъ человкъ съ хамствомъ, за вечернимъ чаемъ долго и убдительно доказываетъ хозяйк, что она очень выгодно пристроилась, выйдя замужъ за хозяина дома, потому-что женщину съ такимъ характеромъ не всякій возьметъ. Хозяина онъ утшаетъ при брат жены, что если бракъ и большое дло, то во всякомъ случа жену всегда можно вышвырнуть изъ дому.
Во время публичныхъ выступленій человкъ съ хамствомъ, возражая оратору, кричитъ на предсдателя собранія, споритъ самъ съ собой, бросается съ трибуны на публику и въ конц концовъ придирается къ наружности пристава, который въ вид достойнаго отвта закрываетъ собраніе.
О литератур человкъ съ хамствомъ говоритъ горячо, удивляется, почему старые писатели обкрадывали другъ друга, а новые ихъ. Звонитъ по телефону крупнымъ авторамъ и предлагаетъ темы. Юмористамъ о пенсіонныхъ кассахъ вдовъ въ Англіи, психологамъ о неудобств здить на подножкахъ трамвайныхъ площадокъ, а беллетристамъ бытовикамъ о прекрасномъ будущемъ Австралійскихъ юго-западныхъ колоній. Если писатель находчивъ онъ умло кладетъ трубку и продолжаетъ пить чай, если-же онъ не догадается сдлать этого и вступитъ въ разговоръ, человкъ съ хамствомъ, въ лучшемъ случа, назоветъ его бездарностью и будетъ долго угрожать разоблачить его семейную жизнь.
Деньги въ долгъ такой одержимый хамствомъ требуетъ съ крикомъ и при свидтел. Если ему отказываютъ, онъ лзетъ въ драку, если даютъ, сейчасъ же ссорится съ кредиторомъ и общаетъ при первой же возможности швырнуть долгъ тому въ лицо. Иныхъ путей отдачи онъ не признаетъ.
Съ женщинами старается обращаться вжливе, но подъзжая съ дамой къ театру, требуетъ половину платы за извозчика.

——

Пронырливость наблюдается у неудачныхъ натуръ и иметъ всегда видимыя формы: держанье за пуговицу и шопотъ на ухо, письмо безъ подписи, четко переписанное на пишущей машин, просьба переговорить наедин, громкое восхищеніе туалетомъ человка, выдающаго жалованье, шумная и безпокойная забота о пушинк, свшей на пиджакъ, и еще много другихъ формъ.
Основное свойство души пронырливаго человка — это его трудоспособность и прилежаніе въ этой области. Если пронырливый человкъ захочетъ поступить на мсто, гд онъ былъ бы очень желателенъ, онъ органически не можетъ просто зайти, или поговорить по телефону. Онъ начинаетъ посылать анонимныя письма, доносить, врываться въ интимную жизнь сослуживцевъ, искать связей чрезъ совершенно постороннихъ людей и длаетъ это такъ исчерпывающе, что когда приходитъ на службу, ему съ перваго же дня не подаютъ руки. Пронырливый человкъ протирается туда, куда ему нужно и не нужно. Будучи ветеринарнымъ врачемъ, онъ не упускаетъ случая столкнуть съ мста консисторскаго чиновника. Длая поставки вяленой рыбы онъ втирается, съ цлью напакостить въ группу поставщиковъ металлической посуды, хотя бы только для того, чтобы, войдя въ эту группу, начать протираться въ среду поставщиковъ зажигалокъ и дамской обуви.
Въ литератур этотъ родъ дятельности иметъ очень много приверженцевъ. Рекомендація къ дешевому портному, шьющему хорошо и въ разсрочку, личныя услуги по доставк пиленаго сахара и нсколькихъ дюжинъ пива, умло предложенная контрамарка и кукла подаренная дочери ко дню рожденія — все это, конечно, можетъ заставить редактора историческаго журнала помстить злободневный фельетонъ о городской дум, или въ золотопромышленномъ журнал стилизованные стихи, но хорошихъ результатовъ отъ этого ожидать трудно. Правда, результаты появляются скоро, но исключительно въ вид предложенія швейцару заявлять опредленному лицу, что никого нтъ дома, а когда будутъ — неизвстно.

СЛОЖНЫЯ ЯВЛЕНІЯ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ.

Изъ ряда сложныхъ переживаній души, слдуетъ отмтить слдующія, наиболе цнныя для опредленія внутренняго міра изучаемаго человка.

1. Воспріятіе художественныхъ произведеній.

Воспріятіемъ художественныхъ произведеній называется чувство, которое заставляетъ или приставать къ близкимъ людямъ съ разсказами о томъ, что очень понравилось, или ругать нехорошими словами совершенно незнакомаго человка съ хорошо знакомой фамиліей.
У грубыхъ натуръ никакихъ такихъ воспріятій не наблюдается. Около картины, изумляющей своей геніальностью, человкъ съ такой натурой начинаетъ искать спички для потухшей папиросы, вспоминать о томъ, что забылъ дома запереть ящикъ у письменнаго стола и, вынувъ зеркальце, поправляетъ галстухъ. Больше онъ не реагируетъ ничмъ. Во время сильной драмы, когда половина партера усиленно сморкается, а въ одномъ изъ ложъ третьяго яруса пожилая дама бьется въ истерик, люди, о которыхъ мы говоримъ, заняты разсматриваніемъ одной изъ боковыхъ декорацій и лукавымъ ожиданіемъ, когда одинъ изъ статистовъ, вертящійся около этой декораціи съ большимъ деревяннымъ копьемъ, продырявитъ полотно.
У утонченныхъ натуръ воспріятіе всего художественнаго, наоборотъ, протекаетъ крайне болзненно, неся въ себ элементъ такого паническаго восторга и ликованія по поводу осмотрнной картины, прослушаннаго стихотворенія или пьесы, что близкимъ людямъ становится страшно за нервную и мозговую системы человка съ утонченной душой. Увидвъ даже футуристическую картину, гд мелькомъ зарисованная неудачная комбинація изъ гвоздя, желтой ленты и арбузнаго смячка тактично прикрыта названіемъ: ‘Лунная соната’ — человкъ съ утонченной душой все равно начинаетъ восхищаться, находя въ художник массу темперамента и экспрессіи.
Люди съ утонченными душами собираются обычно въ какомъ-нибудь подвальномъ кабарэ, слушаютъ стихи и говорятъ объ искусств, въ эти моменты ихъ лучше всего и изучать. Пока такимъ людямъ читаютъ что-нибудь понятное, или говорятъ о совершенно простыхъ вещахъ, въ силу своего эстетическаго развитія они сознательно отрицаютъ все выслушанное.
— Оставьте эту пошлятину… Ну, какъ можно рисовать красками…
— Да, но лучшіе художники…
— Я интуитивно отвергаю художниковъ.
— Да, но прежде…
— Я не люблю слова Прежде. Пусть царитъ великое Потомъ.
— Да, но мы съ вами…
— Насъ съ вами нтъ… Есть одно многранное Я.
Но въ тотъ моментъ, когда изъ устъ собесдника или съ эстрады вырвется фраза, мало поддающаяся умственной переработк, утонченные люди начинаютъ чувствовать свое эстетическое чувство удовлетвореннымъ.
— Слушайте, слушайте…
— Камни въ сердц, камни въ почкахъ,
Я дышу душомъ кровавымъ
И я въ тысячахъ двочкахъ
Буду жить большимъ удавомъ.
— Вы слышали? Какая мысль… Какая безбрежная, лазурно-гранитная мысль…
— А почему онъ говоритъ: душомъ? Душа же женскаго рода…
— Неужели вы не понимаете… Какой вы нечуткій… Душа — это что-то мягкое, женское, а душъ — это душа мужчины… Обнаженнаго мускулатурнаго самца… Да вы спросите его самого, почему онъ употребляетъ это слово… Скажите, пожалуйста… Душъ? Я сравниваю себя съ душемъ. Такъ изъ меня брызжетъ геній. Поняли, человчки? Изъ меня.
— Ну вотъ видите, а вы — мужчины, сильны…
— Ахъ, душъ… Это великолпно… Поэтъ это — душъ. Подходитъ голый человкъ, тянетъ за веревочку и брызжетъ влага… Это очень стильно.. Голый человкъ тянетъ за веревочку — какая смлая, прекрасная и, я бы сказалъ, гордая мысль…
У вполн нормальнаго, съ уравновшенной душой человка, воспріятіе художественнаго происходитъ совершенно спокойно. Прежде всего онъ, конечно, убждается въ томъ, что художественное произведеніе не украдено у другого автора. Убдившись въ этомъ по разспросамъ знакомыхъ, онъ начинаетъ находить недостатки, если недостатковъ очень много, онъ весело улыбается и уходитъ отъ художественнаго произведенія, если недостатковъ мало, тоже уходитъ: у картины лагеремъ не расположишься, на стих не уснешь.

2. Музыкальность.

Чувство музыкальности свойственно всмъ, но у каждаго оно проявляется въ зависимости отъ индивидуальности. Даже животнымъ оно не чуждо. Кто изъ насъ не видалъ маленькихъ собакъ, сидящихъ посередин комнаты и остро воющихъ подъ игру на піанино. Коровы бгутъ на звукъ рожка, лошади, заслышавъ бой барабана, начинаютъ хрипть и ломать оглобли, а изъ русской старины сохранились преданія, что у богатыхъ помщиковъ рыба въ особыхъ садкахъ или фонтанахъ сплывалась на звукъ колокольчиковъ, получала пищу, говорила ‘мерси’, и уплывала обратно.
Чувство музыкальности человка очень хорошо можно проврить на музык Вагнера. Если человкъ средняго физическаго и духовнаго развитія, прослушавъ дв оперы Вагнера, увряетъ друзей и знакомыхъ, хотя бы письменно или по телефону, что онъ получилъ извстнаго рода наслажденіе, значитъ въ силу какихъ-то психо-физическихъ причинъ онъ лишенъ природой чувства музыкальности. Если же не выдерживаетъ и уходитъ со второго акта, на него еще нельзя сознательно махнуть рукой,
Помню, что когда я въ первый разъ былъ на вагнеровской опер, уже во время увертюры мн показалось, что спектакль почему то отмняется, а музыканты въ вид протеста изо всхъ силъ бьютъ тяжелыми предметами по барабанамъ, литаврамъ и большими смычками по контрабасу.
Не надо забывать, что среди композиторовъ есть такъ же много неудачниковъ и людей, обратившихся къ этой профессіи только въ силу несчастныхъ обстоятельствъ, какъ и среди литераторовъ и художниковъ. И если у насъ просыпается извстный критицизмъ по отношенію къ рисунку, гд у изображенной двочки лишняя рука и несообразно приросшія прямо къ ше колни, точно такъ же не по поводу всякаго музыкальнаго произведенія можно и нужно говорить, что оно освжаетъ душу. Лирическій вальсъ, который легко смшать съ цирковымъ галопомъ, или сюита, основанная на мотив чижика — все это даже для музыкальныхъ натуръ не пища для воспріятія. Люди, совершенно лишенные слуха и способности разбираться въ музык, которые въ общежитіи называются музыкальными критиками, смотрятъ на это не такъ. Поэтому-то, когда посл посщенія сотенъ самыхъ разнообразныхъ театровъ, они, въ конц концовъ, попадаютъ въ театръ анатомическій, опытные медики часто демонстрируютъ, съ объясненіями вольнослушателямъ, обнаруженное сращеніе барабанной перепонки, наслдственную туго-ухость, или отсутствіе мозговыхъ волоконъ, данныхъ природой для музыкальныхъ воспріятій.
Чувство музыкальности наслдственное. Только у вундеркиндовъ, дающихъ концерты для широкой публики, оно благопріобртенное. Обычно вундеркиндъ родится въ семь портного или золотыхъ длъ мастера, родители его къ музык относятся отрицательно, уважая только музыкантовъ изъ театральныхъ оркестровъ, получающихъ хотя и небольшое, но все-таки обусловленное контрактомъ вознагражденіе. Вундеркиндъ начинаетъ играть по слуху, обрадованные родители нсколько лтъ подрядъ держатъ его въ шестилтнемъ возраст, а потомъ ведутъ къ профессору. Если это окажется профессоръ ботаники, они встрчаютъ худой и холодный пріемъ, если случай имъ поможетъ наткнуться на профессора консерваторіи, мальчика начинаютъ учить играть по нотамъ, не поддающихся этому обученію учатъ махать дирижерской палочкой. Совсмъ неспособные вундеркинды сейчасъ же выступаютъ на концертахъ, куда собирается много зрителей, несущихъ много денегъ. Мало-по-малу вундеркиндъ начинаетъ выростать, родители во время сна кладутъ ему кирпичи на голову, но ничего не помогаетъ. Къ двадцати годамъ вундеркиндъ окончательно теряетъ всякія музыкальныя способности, но еще ходитъ въ коротенькихъ штанишкахъ, кружевномъ воротничк и даетъ концерты. Кончается тмъ, что къ тридцати двумъ годамъ вундеркиндъ спивается и ищетъ подходящей работы въ отъздъ.
Музыкальность наслдственная гораздо крпче, и очень часто бываетъ, что сыновья знаменитаго композитора, умющіе только однимъ пальцемъ наигрывать по слуху мотивъ изъ оперетки, все же считаются музыкальными авторитетами.

3. Воображеніе и фантазія.

Воображеніе и фантазія заложены въ душ каждаго человка. Только бытовые беллетристы условіями работы лишены этого богатства души, принужденные описывать чужія столовыя, избы и обды. У человка, лишеннаго возможности выявлять эти способности въ форм литературныхъ произведеній, воображеніе и фантазія выливаются въ тяжелое состояніе лживости. Хмурымъ и скептическимъ людямъ они лгутъ о томъ, что не можетъ быть проврено, выставляя въ качеств свидтелей безвозвратно исчезнувшихъ, умершихъ или сосланныхъ на нсколько десятковъ лтъ по дламъ, которыхъ съ трудомъ коснется амнистія. Доврчивымъ людямъ они врутъ обо всемъ, хотя бы самъ доврчивый былъ очевидцемъ того, о чемъ ему разсказываютъ. Основная система ихъ мышленія — увренность въ томъ, что вс, кром нихъ, лжецы, сознательные и злостные. Встртивъ человка, котораго сбилъ съ ногъ пьяный, они увряютъ, что его перехалъ рысакъ одного изъ мстныхъ сановниковъ.
— Позвольте, да вдь я же помню…
— Онъ помнитъ… А какъ васъ версту за санями проволочило, это вы помните?
— Да вдь теперь же лто…
— Ага, это вы помните, а какъ автомобиль налетлъ, такъ это не…
— Вы же сказали рысакъ.
— Это вы сказали — рысакъ. Врете вы что-то, батюшка…
И сколько бы ни увряли такого человка въ томъ, что ничего особеннаго не произошло, онъ все равно останется при прежнемъ убжденіи, что вы — лгунъ, а при встрч съ другимъ знакомымъ будетъ разсказывать, какъ самъ видлъ васъ волочащимся на возжахъ за автомобилемъ, держащимся одновременно за какого-то рысака, а чтобы не упустить и главнаго виновника — пьянаго, будетъ настаивать на томъ, что пьянымъ были вы сами.
Въ области чистой литературы, людьми, одаренными самой богатой фантазіей, считаются утописты, за послднее время они незамтно стушевались передъ военными беллетристами.

4. Стремленіе къ популярности.

Послднимъ изъ важнйшихъ явленій душевной жизни мы отмтимъ стремленіе къ популярности. Оно въ душ каждаго грамотнаго человка, да и въ глубоко-некультурной сред можно встртить людей, стремящихся къ популярности. Взять хотя бы бульварныхъ романистовъ, которые охотно помщаютъ портреты въ автомобильныхъ журналахъ, прейсъ-курантахъ металлургическихъ фабрикъ и готовы идти на всякія жертвы, чтобы только увидть свое имя въ отчетахъ мукомольныхъ създовъ, или быть упомянутыми въ лекціяхъ о желзо-бетонномъ строительствъ.
Люди высокихъ постовъ охотно идутъ на интервью съ репортерами о премированныхъ собакахъ, послднихъ скачкахъ, взаимоотношеніяхъ половъ и даже о приключеніяхъ бурной молодости.
Драматурги выбгаютъ во время антрактовъ кланяться на всякій стукъ отъ упавшаго бинокля или передвигаемаго кресла. Артисты быстро переходятъ на ты съ театральными рецензентами, еще недавно отпускавшими имъ въ аптекахъ лекарства или подававшихъ шубы въ семейныхъ клубахъ.
Единственное отступленіе отъ общаго стремленія къ популярности замчается, только у очень крупныхъ писателей. Они не принимаютъ репортеровъ, преслдуютъ судомъ за перепечатку ихъ произведеній и ршительно отказываются отъ выступленій въ благотворительныхъ базарахъ. Многіе за это считаютъ ихъ недалекими людьми, или аскетами, занятыми подготовкой къ вчному блаженству въ иномъ мір.

——

Заканчивая трудъ, авторъ очень сожалетъ о тхъ пропускахъ и ошибкахъ, какіе онъ допустилъ. Такъ же извиняется онъ и за нкоторый личный элементъ при разсмотрніи многихъ душевныхъ явленій, свойственныхъ человку, какъ таковому. Несчитаніе автора съ нкоторыми основными положеніями психологіи, какъ науки, не везд безсознательно. Иногда онъ добродушно и открыто старался ввести и свои методы наблюденій и выводовъ, базируясь на основномъ принцип своего научнаго міровоззрнія: смлымъ Богъ владетъ.

——

Списокъ книгъ, рекомендуемыхъ для чтенія по психологіи.

а) Умъ животныхъ.
Рокфеллеръ. Какъ я разбогатлъ. Мемуары извстнаго милліонера. Русск. перев. Москва. 1898 г.
Лина Кавальера. Искусство быть красивой. Спб. 1913 г.
Самоучитель пнія. Съ приложеніемъ 62 любимыхъ цыганскихъ романсовъ. 1903 г.
b) Душевная усталость, неспособность къ воспріятіямъ. Ежемсячные журналы (1908—1915 г.).
c) Злословіе, лицемріе.
B. В. Розановъ. Опавшіе листья. Коробъ второй. 1915. Петроградъ.
d) Пронырливость, отсутствіе душевнаго равновсія.
Графъ Амори. Окончаніе ‘Ямы’. Спб. 1914 г.
Его же. Похожденія m-me Вербицкой.
e) Теорія отрицанія наслдственности.
Л. Н. Толотой. Статьи.
і) Отсутствіе воображенія и фантазіи.
Подарокъ молодымъ хозяйкамъ. Сборникъ полезныхъ совтовъ по вопросамъ кулинаріи.
к) Альтруизмъ.
Я никого не мъ. Сборникъ вегетаріанскихъ блюдъ.
И нкоторыя другія книги.
Бухов Аркадий Сергеевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Сердечные муки английской кошечки, Бальзак Оноре, Год: 1842
  2. Опыт Сатирического Словаря, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1826
  3. Зазубрина на топоре, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1862
  4. Круглая печать, Булгаков Михаил Афанасьевич, Год: 1925
  5. Путешествие в Париж африканского льва и что из этого последовало, Бальзак Оноре, Год: 1842
  6. Заметки нервного человека, Бэрнанд Ф. С., Год: 1895
  7. Иностранец, Бухов Аркадий Сергеевич, Год: 1935
  8. Красный лог, Архангельский Александр Григорьевич, Год: 1933
Электронная библиотека