НОВАЯ ЖЕНЩИНА ВЪ ЛИТЕРАТУР.
Л. Гижицкой.
Л. Гижицкой.
Переводъ съ нмецкаго Л. Давыдовой.
‘Міръ Божій’, No 1, 1897
Новая женщина в литературе, Браун Лили, Год: 1912
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Годъ тому назадъ, въ Англіи, этой классической стран женскаго движенія, давалась пьеса, благодаря которой споръ о женскихъ правахъ сдлался опять такимъ же горячимъ и ожесточеннымъ, какъ при самомъ возникновеніи его. Необыкновенный успхъ пьесы въ публик и вызванные ею дебаты объяснялись, впрочемъ, не художественными достоинствами ея, не ея остроуміемъ или оригинальностью, а просто заглавіемъ: ‘Новая женщина’. (‘The new woman’). О ‘новой женщин’ кричали везд и всюду, и какъ Гйзы подхватили насмшливое прозвище, данное имъ врагами, такъ и руководительницы женскаго движенія приняли кличку ‘новой женщины’, какъ лозунгъ того, что он хотятъ сдлать изъ порабощенной, униженной женщины современности. ‘Новыя женщины’, выведенныя авторомъ пьесы, оказались давно знакомыми каррикатурами на ‘эманципированныхъ’: дурно одтыми старыми двами съ мужскими манерами, стрижеными волосами и очками на носу. На ряду съ ними была выставлена не мене избитая фигура красивой, блестящей женщины, которая, прикрываясь талантливостью, даетъ волю всмъ своимъ низменнымъ инстинктамъ.
Въ обществ такихъ женщинъ вращается несчастный герой, молодой ученый, который оказывается достойнымъ сожалнія, главнымъ образомъ, потому, что его ученыя пріятельницы каждый день угощаютъ его пережаренной телятиной. Комплименты, которыми он осыпаютъ его съ утра до вечера, все-таки не могутъ утолить его голода. Случай, сталкивающій его съ горничной его матери, даетъ ему возможность познать женскую природу во всей ея красот. Онъ прощается съ новыми женщинами и воспваетъ ‘вчную женственность’ въ лиц избранницы своего сердца, которая кормитъ его вкусными, разнообразными обдами. И публика шумно апплодировала герою и провозгласила наивную, краснощекую двочку, не обремененную никакимъ научнымъ хламомъ — идеаломъ женщины, говорили даже, что она-то и есть настоящая ‘новая’ женщина.
Тогда и въ пресс, и съ ораторскихъ трибунъ поднялся споръ о новой женщин. При этомъ об спорящія стороны упустили изъ виду, что различныя варіаціи типа новой женщины давно уже разрабатывались въ многочисленныхъ новеллахъ, романахъ и драмахъ. Въ англійской литератур существуетъ даже особый родъ романовъ, которые могутъ быть названы ‘романами женскаго движенія’, и дйствующими лицами которыхъ являются новыя женщины. Авторы такихъ романовъ въ удобной форм беллетристическаго повствованія стараются выяснить публик свои взгляды на міръ и людей вообще, и на соціальный и женскій вопросы — въ частности. Героини ихъ, въ большинств случаевъ, представляютъ автоматовъ и лишь изрдка, при большей талантливости автора, передъ нами встаютъ живыя лица. Изъ всей массы новыхъ женскихъ типовъ современной англійской литературы особенно выдляются три: Марчелла, героиня романа м-ссъ Уордъ, Эва дна — героиня ‘Небесныхъ близнецовъ’ Сары Грантъ {Оба эти романа переведены на русскій языкъ. ‘Небесные близнецы’ имются въ ‘Дешевой библіотек’ Суворина, а ‘Марчелла’ печаталась въ ‘Русск. Мысли’ за 1895 г. Романъ Грантъ Аллена не переведенъ по-русски.} и Ерминія въ роман Грантъ-Аллена ‘The Woman, who did’ (буквально: ‘женщина, которая ршилась’). Эти три типа интересны потому, что они послужили образцомъ для безчисленныхъ боле или мене удачныхъ женскихъ фигуръ, появляющихся въ книгахъ и журналахъ. Марчелла является типомъ ‘непокорной дочери’, которая завоевываетъ себ самостоятельность и узжаетъ изъ дому, чтобы найти себ дло. Она всячески старается приложить свои силы для служенія страждущему человчеству, но при этомъ не отдается вся своему длу. Среди своей разнообразной, неутомимой дятельности, Марчелла, въ сущности, думаетъ только о себ, она, можетъ быть, безсознательно, все-таки оставляетъ себ лазейку, черезъ которую всегда можетъ вернуться на лоно семьи. Героиня м-ссъ Гемфри Уордъ является идеаломъ, но не для новой женщины, а для тхъ многочисленныхъ непокорныхъ дочерей, которыя стремятся выйти изъ своего пустого, безцльнаго существованія, и гд-нибудь и какъ-нибудь найти себ удовлетвореніе. Он недовольны собой и міромъ, потому что у нихъ уже открылись глаза, и он видятъ зло и несправедливость, царящія кругомъ, но он еще слишкомъ скованы предразсудками и духовно не развиты, чтобы понять, что слдуетъ длать съ этимъ недовольствомъ.
Героиня Сары Грантъ — Эвадна не иметъ ничего общаго съ Марчеллой. Она, безъ сомннія, принадлежитъ къ одной пород со Свавой Бьрнсона, которая бросаетъ своему жениху перчатку въ лицо, когда узнаетъ, что онъ вступаетъ въ бракъ не такимъ невиннымъ и чистымъ, какъ она. Первыя мечты молодой двушки обыкновенно терпятъ крушеніе при соприкосновеніи съ грубой дйствительностью, въ особенности, когда избранный ею герой оказывается недостойнымъ ея любви, поэтому горе Эвадны и ея быстрое ршеніе разстаться съ мужемъ кажутся намъ психологически врными. Не будучи въ состояніи противостоять упрекамъ семьи, она ршается въ конц концовъ для виду остаться съ мужемъ, но исторія этого ‘фиктивнаго’ брака служитъ только рамкой для настоящаго содержанія романа: борьбы за равноправность половъ въ области нравственности. Эта борьба противъ двоякой нравственности, безъ сомннія, иметъ такое же право на существованіе, какъ борьба противъ двоякаго права вообще. Къ этой борьб присоединится всякая женщина, въ которой ея человческое самосознаніе не было искусственно подавлено уродливымъ воспитаніемъ. Но какъ человкъ, знакомый съ выводами современной науки, она пойметъ, что эта двоякая нравственность является результатомъ длиннаго историческаго развитія, и находится въ тсной связи съ соціальными и экономическими условіями настоящаго времени. Поэтому ‘новая женщина’ будетъ направлять свою энергію въ другую сторону. Она не сдлается такой героиней, какъ Свава, или такой сентиментальной салонной дамой, какъ Эвадна. Она не сдлаетъ навсегда несчастнымъ любимаго и любящаго ее человка, за то, что онъ былъ раньше слабымъ, хотя и не порочнымъ, мужчиною. Женское сердце въ конц концовъ восторжествуетъ надъ теоріями, какъ бы он ни были хорошо обоснованы. Если же она, какъ, напр., Эвадна, иметъ дйствительное право презирать своего мужа, то она не станетъ ломать всю свою жизнь и приносить ее въ жертву сплетнямъ жилыхъ сосдей. Новая женщина Сары Грантъ является совершенно нежизненной, неестественной фигурой.
Романъ Грантъ-Аллена ‘The woman who did’ возбудилъ еще больше горячихъ споровъ, чмъ романы Гемфри Уордъ и Сары Грантъ. ‘Но, наврное, не найдется ни одной женщины, которая это сдлаетъ’, сказалъ автору одинъ изъ его друзей. ‘Я знаю такую женщину’, отвтилъ авторъ и разсказалъ ему исторію Эринніи. Она тоже непокорная дочь, доставляющая много хлопотъ своему отцу, богатому священнику, занимающему видное мсто въ рядахъ духовенства. Она не только говоритъ о своихъ взглядахъ, но и проводитъ ихъ въ жизнь. Освобожденіе женщины, пробужденіе въ ней человка — вотъ цль, къ которой она стремится. Она близко ознакомилась со всми стадіями женскаго движенія, и, наконецъ, пришла къ убжденію, что ни одинаковое образованіе, ни правовая и политическая равноправность съ мужчиною не приведетъ къ желаемому освобожденію женщины, если оно не будетъ идти рука объ руку съ соціальной и нравственной эмансипаціей женщины. По мннію Эрминіи, женщина порабощается, главнымъ образомъ, непрерывнымъ давленіемъ этическихъ и соціальныхъ ограниченій. Ни мужчина, ни женщина не имютъ права приковывать къ себ жену или мужа законными или церковными узами, потому что взаимныя отношенія половъ только тогда могутъ имть нравственный смыслъ, когда они покоются на взаимной любви и полной свобод. Для людей, которые любятъ другъ друга, не нужно никакихъ искусственныхъ узъ, люди, которые не любятъ другъ друга, совершаютъ преступленіе по отношенію къ себ и къ своимъ дтяхъ, если они остаются вмст. Такъ разсуждаетъ Эриннія, и, встртясь съ человкомъ, къ которому ее влечетъ сердце, она отказывается стать его женой по старому обычаю. Придерживаясь библейскаго изреченія ‘истина освободитъ васъ’, она полна дтской вры въ то, что если она одна, первая, на дл будетъ проводить свои убжденія, то она этимъ расторгнетъ оковы, до сихъ поръ мшавшія освобожденію женщины. я дти, рожденныя отъ свободной любви, будутъ продолжать ея дло. Посл долгой борьбы, которую ей приходится вести съ любимымъ человкомъ, онъ, наконецъ, сдается и соглашается жить съ ней въ свободномъ брак.
Но онъ умираетъ черезъ нсколько мсяцевъ, и для Эрминіи и ея ребенка начинается долголтнее мученичество. Несмотря на все, что ей приходится претерпвать, она остается врна своимъ убжденіямъ. Ей приходится испытывать сильнйшую нужду. Тогда отецъ ея покойнаго мужа предлагаетъ ей усыновить свою внучку и такимъ образомъ нетолько дать ей имя, на и сдлать ее своей наслдницей. Она отказывается, несмотря на то, что здсь дло идетъ о всей будущности ея ребенка. Дочь подростаетъ и постоянно чувствуетъ ложность положенія, въ которое она поставлена матерью. Она все боле и боле удаляется отъ матери, и въ конц концовъ уходить отъ нея, когда оказывается, что ея незаконное рожденіе длается препятствіемъ для ея личнаго счастья, мшая ей выйти замужъ за человка, котораго она полюбила. Для Эрнинія это смертельный ударъ, дочь стыдится ея, удаляется отъ нея и несчастлива благодаря ей — что же ей остается, въ такомъ случа, кром добровольной смерти?
Можетъ ли Эрминія быть названа ‘новой женщиной’? Она сильна и энергична, она добровольно взваливаетъ на себя борьбу съ жизнью и оберегаетъ свою самостоятельность, она любитъ мужа и ребенка,— но женщина ли она? Авторъ хотлъ написать тенденціозный романъ въ защиту свободнаго брака, но такъ какъ онъ перенесъ его въ современныя условія, то, помимо своей воли, писалъ противъ него. Эрминія не представляется намъ мученицей за великое дло, какою хотлъ изобразить ее авторъ, читатель часто не можетъ удержаться отъ улыбки надъ ея совершенно нелпымъ стремленіемъ однимъ росчеркомъ уничтожить законный бракъ, этотъ результатъ многовкового развитія, кром того, читателя поражаетъ безсердечность, съ какою она жертвуетъ ребенкомъ ради своей теоріи. Мн кажется, женщина, подобная Эрминіи, которая обладаетъ такой ясной головой и такимъ образованіемъ, какое Грантъ-Алленъ приписываетъ своей героин, конечно, не будетъ изъ ложной стыдливости опускать глаза передъ испорченностью, господствующей въ современномъ обществ и передъ темными сторонами современнаго брака, но она не станетъ воображать себ, что свободный бракъ между двумя отдльными людьми можетъ произвести какой-нибудь переворотъ въ этихъ отношеніяхъ. Даже если бы большинство ршилось послдовать ихъ примру, то, при современныхъ соціальныхъ и экономическихъ условіяхъ, это очень мало повліяло бы на нравственное обновленіе человчества. Женщина, какъ экономически-слабйшая сторона, была бы только еще боле порабощена. Состоятельной женщин и теперь, до введенія свободнаго брака, не приходится дрожать за своихъ дтей, но торжество свободнаго брака при современномъ, капиталистическомъ стро даже ухудшило бы положеніе небогатой женщины, лишивъ ея дтей поддержки закона.
‘Новая женщина’ Грантъ-Аллена могла появиться только на англійской почв, потому что образы, создаваемые писателями, не являются исключительно созданіями ихъ фантазіи. Все ихъ міросозерцаніе необходимо находится въ связи съ окружающей ихъ обстановкой и подвергается ея вліянію. Нтъ ни одной страны, въ которой жгучій вопросъ взаимныхъ отношеній половъ разсматривался бы съ такой серьезностью, какъ въ Англіи. Грантъ-Алленъ имлъ безчисленныхъ предшественниковъ и послдователей, и романъ его обсуждался и въ салонахъ, и въ печати, и въ публичныхъ рчахъ, и даже съ церковной каедры. Женщина, занимающая такое видное общественное положеніе и пользующаяся такимъ значеніемъ, какъ лэди Генри Соммерсетъ, не побоялась публично высказать свое мнніе о безнравственности брака безъ любви, самыя вліятельныя газеты обсуждали на своихъ столбцахъ эти вопросы, которые — по признанію большинства серьезныхъ изслдователей — являются не чисто-этическими, а соціальными вопросами. Англійскія женщины, благодаря образованію, самостоятельности и достигнутой ими въ значительной степени равноправности съ мужчинами, достигли уже такъ многаго, что он могутъ теперь обозрвать завоеванныя области, и ясно видятъ, чего имъ еще не хватаетъ. Он видятъ, что фактически он все-таки еще не свободны, и среди нихъ часто попадаются личности, подобныя Эрминіи, философствующія со своими друзьями о нравственномъ освобожденіи женщины. Вс три разсмотрнныя нами героини могутъ быть только англійскаго происхожденія. Несмотря на всю разницу между ними, у нихъ есть одна общая черта: стремленіе къ освобожденію. Но женщины, такъ же какъ и народы и отдльные общественные классы, должны уже достигнуть извстной нравственной и экономической независимости, чтобы ощутить въ себ такое влеченіе. Жажда свободы, вовлекающая женщинъ въ борьбу, конечно, иногда выливается и въ смшныя, уродливыя формы. Поэтому, каррикатуры ‘новыхъ женщинъ’, столь часто встрчающіяся въ литератур, обязаны своимъ происхожденіемъ нетолько предвзятому мннію противниковъ женскаго движенія.
Наряду съ англичанами, другіе народы германской расы также представили свои типы ‘новой женщины’. Новая женщина во французской и итальянской литератур представляетъ совершенно другое явленіе и почти исключительно принадлежитъ декадентству, поэтому слово ‘новая’ къ ней не совсмъ подходитъ и мы не будемъ касаться ея въ настоящей стать.
Швеція, Норвегія и Данія совершенно наводнили насъ своими писателями, и нелегко разобраться въ масс выдвигаемыхъ ими женскихъ типовъ, для того, чтобы выбрать среди нихъ наиболе характерныхъ, при этомъ самыя современныя изъ нихъ вс отмчены одной отличительной чертой: реакціей противъ женскаго движенія, вызваннаго и поддерживаемаго Бьерисономъ и Ибсенемъ. Бьерисовъ, впрочемъ, иметъ больше послдователей, чмъ Ибсенъ: апостолъ чистоты привлекаетъ къ себ не только неудовлетворенныхъ женщинъ и старыхъ двъ, какъ утверждаютъ противники движенія, но и всхъ, отзывчивыхъ сердцемъ людей, которые не могутъ равнодушно относиться къ нравственному униженіи женщины, но которые, вслдствіе узости взгляда и недостатка исторической перспективы, не видятъ другихъ средствъ помочь этому злу, кром нравственныхъ проповдей и полицейскихъ предписаній. Ибсенъ же былъ апостоломъ непонятыхъ женскихъ натуръ, рвущихся къ свобод и къ индивидуальности, но на его душ лежитъ грхъ, что онъ совратилъ съ пути истиннаго многихъ, которыя только аффектируютъ эту непонятость, потому что она вошла въ моду и пріятно наполняетъ жизнь незанятыхъ женщинъ, длаетъ ихъ интересными въ ихъ собственныхъ глазахъ. Когда ‘Нора’ Ибсена начала свое тріумфальное шествіе по европейскимъ театрамъ, многія сотни женщинъ, съ замирающимъ сердцемъ слдящія за ходомъ пьесы, думали узнать самихъ себя въ этой ‘новой женщин’. И дйствительно, разв мало женщинъ живутъ въ такомъ же призрачномъ брак, какъ Нора? Разв не часто случается, что посл многолтней совмстной жизни, не прерываемой никакими особенными событіями, вдругъ наступаетъ моментъ, когда жена убждается, что мужъ ея — для нея чужой, когда она сознаетъ, что никогда, говоря словами Норы, они ‘не говорили другъ съ другомъ серьезно о серьезныхъ вещахъ’? Новая женщина Ибсена не отступаетъ передъ послдствіями, вытекающими изъ этого открытія, и уходитъ отъ ‘чужого человка’, она не можетъ продолжать свою кукольную жизнь и, безъ колебаній, одна вступаетъ въ жизненную борьбу. Можно съ увренностью сказать, что ‘чудо’, на которое разсчитываетъ ея безхарактерный, слабый мужъ, никогда не случится, потому что впослдствіи Нора только еще боле переростетъ его. Ея поступокъ былъ бы дйствительно нравственнымъ и достойнымъ ‘новой женщины’, если бы одно обстоятельство не лишало его смысла и не придавало ему грубо-эгоистическаго оттнка: дло въ томъ, что Нора бросаетъ не только ‘чужого человка’, но и своихъ маленькихъ дтей. Она съ полнымъ душевнымъ спокойствіемъ оставляетъ своихъ дтей на рукахъ человка, въ ничтожеств котораго она только-что убдилась. И отсюда-то и вышло вредное вліяніе Ибсеновской ‘новой женщины’: безчисленныя Норы, съ холоднымъ сердцемъ и скуднымъ нравственнымъ содержаніемъ, сильныя только своимъ эгоизмомъ, разбредись теперь по блу-свту. Настоящая Нора, для созданія которой у поэта не хватило достаточной глубины чувства, непремнно должна была бы взять съ собою дтей, если нужно, отвоевать ихъ себ, и вырвать ихъ изъ растлвающей домашней атмосферы.
Среди всхъ Ибсеновскихъ женщинъ нтъ ни одной, которая была бы вполн женщиной, и въ тоже время каждая изъ нихъ, съ правдивостью ретушированной фотографіи, воспроизводитъ какую-нибудь изъ разновидностей новой женщины: Эллида, играющая своими романтическими мечтами, но когда мечты превращаются въ дйствительность, испуганно отступающая передъ ними и ‘свободно и за своей отвтственностью’ возвращающаяся къ доброму, прозаическому мужу, она и Петра (‘Столпы общества’), утратившія, подъ давленіемъ своей безотрадной жизни, вс женственныя черты, г-жа Альвнегъ (‘Привиднія’), которая прошла черезъ вс муки ужасной семейной жизни и сдлалась мыслящей, сильной, безстрашной женщиной — и вс другія, даже вводныя но всегда характерныя женскія фигуры, объясняемыя одной общей чертой — жаждою вырваться изъ узкаго круга семьи, извстнаго міровоззрнія, или общества. Ибсенъ анатомировалъ передъ нами новую женщину, какъ ботаникъ анатомируетъ цвтовъ, но какъ ботаникъ, даже съ помощью самой сильной лупы, не можетъ показать намъ благоуханія цвтка, такъ и Ибсенъ не показалъ намъ того, чего онъ самъ не съумлъ замтить: сердца женщины, ея женственности.
Всякій грхъ противъ природы бываетъ отомщенъ. Свава (‘Перчатка’), въ которой Бьерисонъ хотлъ представить цвтъ утонченной женственности, послужила своею холодной pruderie къ возвеличенію всхъ безсердечныхъ, мужчиноподобныхъ женщинъ, которыя сдлались гораздо боле вредными членами общества, чмъ безобидныя, сплетничающія старыя двы прежняго времени, точно также и ибсеновскія женщины выступаютъ въ жизни въ образ женщинъ, жаждущихъ сильныхъ ощущеній, бьющихъ на эффектъ, лживыхъ, до наивнаго самообмана. Вс он борятся противъ мужчины, и въ то же время являются его жертвами, или притворяются таковыми. Реакція противъ нихъ не заставила себя ждать. Другая новая женщина появилась среди того же народа, въ произведеніяхъ его боле молодыхъ писателей: она — вполн женщина, и только женщина. Лучшіе типы ея были созданы Петеромъ Нансеномъ въ его Маріи и Грет. Все существо Маріи исчерпывается любовью. Она любитъ безъ страха, безъ вопроса, и когда любимый человкъ говоритъ ей ‘уйди’, она уходитъ, онъ, вдь, съ самаго начала заявилъ ей, что его любовь скоро проходитъ, и что онъ не выноситъ никакого насилія. Но онъ ошибся: среди всей массы знакомыхъ ему женщинъ онъ въ первый разъ встртилъ дйствительно любящую, настоящую женщину. Онъ хочетъ освободиться отъ нея и уговариваетъ ее выйти замужъ за богатаго жениха, просящаго ея руки. Марія, всегда исполняющая все, что онъ хочетъ, соглашается и на это, хотя втайн надется, что въ ршительный моментъ онъ ея не отпуститъ. И такъ, дйствительно, и случается: порхающій мотылекъ приходитъ къ сознанію, что онъ любитъ въ первый разъ и навсегда. Самоотверженная любовь Маріи побдила его, ея вра въ силу любви восторжествовала.
Грета въ другомъ роман Нансена, ‘Божественный миръ’ представляетъ не новый образъ, а только нкоторое видоизмненіе Маріи. Молодая двушка, одиноко выросшая въ деревн, подъ надзоромъ чудака-отца, оставшаяся незатронутой болзненной культурной жизнью нашего времени, сталкивается съ человкомъ, вырвавшимся изъ удушливаго воздуха столицы, и представляется ему своего рода откровеніемъ. Онъ видитъ, какъ она играетъ съ дтьми, причемъ, въ ея двическихъ глазахъ свтится горячая материнская любовь, онъ слышитъ, что она, со всей чистой правдивостью своего существа, говоритъ, какъ бы она была счастлива, если бы одинъ изъ этихъ дтей былъ ея ребенкомъ. Когда они длаются женихомъ и невстою, онъ попросту спрашиваетъ ее, не безпокоитъ ли ее его прошлое? Она говоритъ, нтъ,— и не потому, что раздляетъ общепринятый взглядъ, будто мужчина долженъ ‘перебситься’, или будто бы страсти его такъ сильны, что онъ не въ состояніи сдерживать ихъ, а потому, что чувствуетъ, что въ ней онъ видитъ не временную игрушку, не простое времяпрепровожденіе. ‘Я горда и спокойна’, говоритъ она, ‘потому что знаю, что я первая, которую ты пожелалъ видть матерью твоихъ дтей’.
Сопоставимъ здсь Грету и Сваву. На чью сторону должны стать женщины, нормальныя женщины, конечно, которыя одинаково далеки и отъ нравственной развращенности, и отъ излишней ‘pruderie’?
Грета любитъ мечтать о своемъ будущемъ материнств, къ своему приданому она прибавляетъ и собственноручно сшитую рубашечку для своего первенца. Женихъ постоянно называетъ свою невсту ‘лучшая изъ матерей’. Когда она умираетъ передъ свадьбой, она говоритъ ему въ слезахъ: ‘я плачу отъ того, что мн пришлось умереть, не будучи твоей женой, не будучи матерью’.
Являются ли Марія и Грета идеаломъ новой женщины, или же это прежнія Гретхенъ и Клэрхенъ въ современныхъ одяніяхъ? Авторъ хотлъ изобразить только любящую женщину, и больше ничего. Вс другія характерныя черты отсутствуютъ въ его изображеніи. Если даже признать, что любовь является главнымъ содержаніемъ жизни женщины, то все-таки изъ того, какъ женщина любитъ, нельзя еще заключать о томъ, какъ она будетъ мыслить и дйствовать. Новая женщина живетъ не однимъ чувствомъ, она также дйствуетъ, она должна была научиться самостоятельно мыслить. Женщины Нансена не даютъ намъ никакого представленія объ этой сторон новой женщины. Ибсенъ позабылъ о сердц, Нансенъ, явившійся реакціей противъ него, позабылъ о духовной жизни женщины.
Су шествуетъ одинъ писатель, который, озлобленный женскими типами Ибсена и Бьернсона, создалъ другой образъ новой женщины, одинаково ничтожной и умственно, и нравственно, живущей одною чувственностью и ненормальными влеченіями. Писатель этотъ — Августъ Стриндбергь.
Вс его многочисленныя женскія фигуры сдланы изъ одного матеріала. Это — женщина-декадентка, которая принижаетъ и разслабляетъ мужчину, изолгавшаяся салонная дама, въ совершенств постигнувшая одно искусство — очаровывать глупыхъ мужчинъ и приковывать ихъ къ своей тріуфмальной колесниц, о колеса которой они, въ конц концовъ, разбиваютъ себ голову. Съ нашей стороны было бы безцльнымъ самообманомъ отрицать фактъ существованія такихъ женщинъ. Образцы, съ которыхъ рисовалъ Стриндбергь, встрчаются и среди меценатокъ, въ салонахъ которыхъ собираются такъ-называемыя ‘сливки интеллигенціи’, среди пикантныхъ хорошенькихъ женщинъ, искусно маскирующихъ свою пустоту громкими фразами, заимствованными изъ фельетоновъ, среди выскочекъ денежной и родовой аристократіи, и среди героинь полусвта, выходящихъ часто изъ глубокой нищеты, и ослпляющихъ блескомъ своихъ крашенныхъ волосъ и брилліантовъ. Вс он являются новыми женскими типами, но отнюдь не типомъ новой женщины, какъ хочетъ насъ уврить страстный женоненавистникъ Стриндбергь, потому что тотъ же соціальный процессъ, который создалъ ихъ, и уничтожитъ ихъ въ дальнйшемъ своемъ развитіи, между тмъ какъ настоящей новой женщин принадлежитъ будущее.
Но гд же она, эта новая женщина? Лаура Маргольмъ попробовала отвтить на этотъ вопросъ, представивъ въ своей ‘Книг о женщинахъ’ шесть типовъ современной женщины. Но вс эти шесть типовъ въ ея рукахъ слились въ одно: Башкирцева, Дузе, Едгренъ-Леффлеръ, Ковалевская, Еджертонъ и Скраммъ нашли въ ней не объективнаго біографа, а субъективную писательницу, которая преобразуетъ свой матеріалъ такъ, какъ ей это нужно, чтобы доказать защищаемую ею тенденцію. Она дала намъ также художественный образъ новой женщины, какъ она ее понимаетъ — Клара Бюрингъ, героиня ея произведенія, является знаменитой артисткой, и при этомъ ‘a selfmade woman’, которая силою своего таланта и воли поднялась изъ ничтожества. Она знаетъ жизнь и ея радости, ею восхищаются и даже поклоняются ей, съ помощью своего искусства она иметъ власть надъ людьми, можетъ умилять и потрясать ихъ, и высказывать то, что скрывается въ глубин ея души.
Но когда она остается одна и откровенна сама съ собой,— ея жизнь кажется ей безрадостной пустыней. Но вотъ она встрчаетъ человка, навстрчу которому раскрывается ея сердце. Въ немъ нтъ ничего необычайнаго, но онъ добръ и честенъ, и ей, окруженной ничтожными, пошлыми людьми, кажется чмъ-то выдающимся. Въ ней загорается любовь, о которой ея избранникъ ничего не подозрваетъ. Между тмъ, другой, холодный и фатоватый свтскій человкъ, разставляетъ ей свои сти, и она, доведенная до отчаянія своей безнадежной любовью, длается его безвольной жертвой. Когда же настоящій герой приходитъ просить ея руки, она, изъ уваженія къ нему, уже не соглашается стать его женою, конечно, она не упускаетъ случай упрекнуть его ‘въ излишней медлительности’. Если бы мужчина сочинилъ эту новую женщину, которая, по увренію Лауры Маргольмъ, будто бы является очень типичной, то это было бы вполн понятно, но женщина должна уже слишкомъ быть ослпленной своей любимой идеей, чтобы придумать такую вещь. Какъ многіе односторонніе мыслители, она все сводитъ къ одной формул, которая гласитъ: женщина иметъ только одно влеченіе — влеченіе любви, удовлетвореніе ей можетъ дать только одна любовь. Герой Клары Бюрингъ слдующимъ образомъ высказываетъ ту же мысль: ‘чмъ, богаче одарена женщина, тмъ боле она жаждетъ содержанія, и этого содержанія она не находитъ въ самой себ’.
Среди защитницъ женской равноправности новая женщина Лауры Маргольмъ вызвала еще боле сильную бурю негодованія, чмъ женскіе типы Стриндберга. Въ то время, какъ Стриндбергъ иметъ дло съ явно ненормальными женщинами, испорченность которыхъ сразу бросается въ глаза, во взглядахъ Лауры Маргольмъ таится частица несомннной правды, распространяющейся на всхъ женщинъ. Эта частица правды заключается въ томъ, что даже самая выдающаяся женщина никогда не можетъ найти полнаго удовлетворенія въ своемъ призваніи, или въ своемъ искусств, потому что сердце ея остается при этомъ незатронутымъ, а каждый человкъ, будь то мужчина или женщина, только тогда можетъ быть вполн счастливъ, когда вс стороны его личности имютъ свободное проявленіе. Для безчисленныхъ женщинъ, обреченныхъ на вчное двство, было, конечно, очень пріятно, когда первыя провозвстницы женскаго движенія выступили въ ихъ защиту и оградили ихъ отъ обычныхъ насмшекъ. Поэтому, теперь он вс такъ и ополчаются противъ женщины, осмлившейся показать имъ ихъ изображеніе и сказать: ‘Вотъ, посмотри, и перестань обманывать себя. Ты вовсе не удовлетворена, ты жаждешь счастія и любви’. Если бы Лаура Маргольмъ остановилась за этомъ, она несомннно оказала бы большую услугу женскому длу. Но она пошла дальше. Такъ, въ Клар Бюрингъ она нарисовала намъ не типъ знаменитой артистки, несмотря на всю свою знаменитость, жаждущей любви и ласки, мечтающей о семь и близкомъ человк, котораго ей не могутъ замнить никакіе успхи и лавровые внки, нтъ, изъ всхъ этихъ естественныхъ, человчныхъ желаній она выдляетъ одно только чувственное влеченіе и заставляетъ свою героиню искать его удовлетворенія.
Многіе изъ новыхъ нмецкихъ писателей варіировали въ своихъ произведеніяхъ типы ‘новой женщины’ la Маргольмъ, или la СтриндберВъ. Но т женскія фигуры въ новыхъ нмецкихъ романахъ, которыя кажутся намъ наиболе правдивыми, являются не новыми женщинами, а скоре, жертвами борьбы стараго времени съ новымъ. Одной изъ самыхъ трогательныхъ среди нихъ, кажется, Агата, въ повсти Габріэли Рбтеръ. Въ этомъ образ она воплотила всю горечь неудавшейся жизни, являющейся удломъ многихъ и многихъ двушекъ. Она раскрыла передъ нами ихъ жизнь и показала все безрасвтное, срое однообразіе ихъ существованія, которое часто бываетъ тяжеле перенести, чмъ какіе-нибудь крупные удары судьбы.
Типы новыхъ женщинъ представили намъ только два нмецкихъ писателя — Зудерманъ и Гауптманъ. Кто не знаетъ Магды въ драм Зудермана ‘Родина’, кто не помнить этой смлой, талантливой двушки, убжавшей изъ родительскаго дома и выработавшей изъ себя великую артистку? Среда, въ которой она выростаетъ, представляетъ специфически нмецкую, буржуазную среду, также какъ и среда, окружавшая Агату, но у той не хватило силы, какъ у Магды, чтобы вырваться изъ нея и перешагнуть черезъ вс преграды. Въ разговор Магды съ отцомъ передъ нами выступаетъ настоящая новая женщина, которая бросаетъ вызовъ старому времени: ‘Мы, вдь, знаемъ, чего отъ васъ требуетъ семья, со своей моралью’, говоритъ она. ‘Она не даетъ намъ ни защиты, ни радости, и все-таки мы въ своемъ одиночеств должны подчиняться законамъ, которые имютъ смыслъ только для мужчинъ’. Но что возвышаетъ Магду надъ многими другими, подобными ей, это — ея самоотверженная, страстная материнская любовь. Все ея поруганное чувство, вся ея неудовлетворенная жажда любви сосредоточивается на ея ребенк, потому что она не знала другой, настоящей любви. Въ поискахъ за ней она впадала въ ошибки, по ея собственнымъ словамъ, она знала только суррогаты любви, а не самую любовь.
Новая женщина должна дождаться новаго мужчины для того, чтобы получить возможность развиться. Эта мысль проводится въ драм Гауптмана ‘Одинокіе люди’. Здсь также семья стараго закала сталкивается съ женщиной новаго времени — Анной Маръ, семья и ея счастье, построенное на песк, рушатся, и новая женщина опять одиноко выходитъ на жизненную борьбу, потому что человкъ, котораго она любитъ, оказался слабе ея. Онъ не ‘ожегъ освободиться отъ старыхъ семейныхъ традицій. Когда Авна Маръ приходитъ къ убжденію, что онъ никогда не порветъ съ прошлымъ, она уходитъ отъ него, несмотря на зарождающуюся любовь.
Отъ авторовъ ‘Родины’ и ‘Одинокихъ людей’ мы вправ ожидать созданія типа ‘новой женщины’. Но поэты рдко являются пророками: ихъ фантазія, какъ и ихъ міросозерцаніе, коренятся въ томъ мір, который ихъ окружаетъ. Тмъ не мене, мы все-таки надемся, и не въ силу шовинистическихъ мечтаній, что настоящій типъ новой женщины будетъ созданъ именно германскимъ писателемъ, который объединитъ въ живомъ образ вс характерныя черты новой женщины, разбросанныя въ произведеніяхъ англійскихъ и скандинавскихъ мыслителей. Въ Англіи и Скандинавіи одностороннее женское движеніе, односторонняя борьба женщины противъ мужчины имли своимъ послдствіемъ появленіе одностороннихъ, ненормальныхъ женскихъ характеровъ. Женщина привыкла сознавать себя не частью страждущаго человчества, а частью страждущаго пола. Она не идетъ рука объ руку съ мужчиной, отсутствуетъ взаимное воздйствіе, а съ нимъ и взаимное пониманіе. Въ Германіи, наоборотъ, отсталость женскаго движенія иметъ свои преимущества: женщина присоединяется къ боле сильному и широкому соціальному движенію. И въ этомъ движеніи мужчина будущаго не только укрпляетъ свои силы, но и находитъ удовлетвореніе своему сердцу, потому что изъ среды его выростаетъ новая женщина-товарищъ и сподвижникъ своего мужа.
Можетъ быть, не писатель, а какая-нибудь писательница, пережившая лично борьбу между старымъ и новымъ временемъ, изобразитъ свою исторію въ художественныхъ образахъ и представить міру типъ новой женщины. Новая свободная женщина смло пойдетъ рука объ руку съ любимымъ человкомъ, не будучи ни ниже, ни выше его. И эта новая женщина воспитаетъ вождей народа, носителей будущаго — новыхъ людей.