НОВАЯ КНИГА О РУССКОМ РАСКОЛЕ
НОВАЯ КНИГА О РУССКОМ РАСКОЛЕ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Новая книга о русском расколе, Розанов Василий Васильевич, Год: 1908
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
Раскол русский есть такое же содержательное, интересное и нервное явление, как русская литература, — и можно сказать, что все те задачи и обсуждения, с которыми историк русской литературы подходит к своему предмету, их он нашел бы, подойдя к расколу, только в виде несколько переиначенном, более грубом, но часто и более глубоком, более даже возвышенном и страстном. Раскол есть собственные гадания русского народа о небе и земле, о правде и кривде, о вечном и временном, о житии и кончине человека, о суде и совести, — в зависимости от толчка, полученного из церкви, от которой раскольники удалились, и по канве церковного учения, но собственные уже потому, что это суть гадания оппозиционные, критические, враждебные официальному учению. Настоящий интерес раскола скрыт от нас филантропическим отношением к нему, едва ли даже уважительным. Раскольники страдают, они несчастненькие, пожалеем их, как притесненных, эта христолюбивая точка зрения, смотрящая на раскольников, как на нищенок, конечно, справедлива с одной стороны, но она оскорбительна невниманием к сердцевине всего дела. Раскольников проклинали, но ведь и они не благословляли, их теснили, но ведь и они восстали! Тут огонь с обеих сторон, жгучий, яростный. И значит, ничего не понять в деле и даже, значит, глубочайше отрицать раскол, если смотреть на него с одной сердобольной точки зрения. Раскол — не больница. Это возмущенная территория, это провинции, поднявшие меч на метрополию, в духовном и идейном отношении. Это война, и грозная война, где официальная церковь скорее обороняется, хотя она и заключала в оковы и темницы. Конечно, ‘мученики христианства’ были нападающею стороною в отношении античного мира, а не этот античный мир, нимало не искавший с ними встречи, нимало их идеями не заинтересованный. Подобное же положение, но лишь в миниатюре, повторилось и в отношении раскола в нашей церкви.
Долго еще мы не получим настоящей, многотомной ‘Истории русского раскола’, долго еще нам ожидать многотомного же издания ‘Памятников русского раскола’, с напечатанием раскольничьих рассуждений, автобиографий, переписки их друг с другом, полемики, автозащиты, со снимками их портретов и рукописаний и проч., и проч., с изображением их костюмов, жилищ, домашней утвари, любимых картин, иллюстраций, с передачею их благоразумия и безрассудства. Мы не имеем даже фотографии с тех печальных могил, где закопались старообрядцы в Днепровских плавнях, а, по-моему, это интереснее ‘жилищ ископаемого человека’. Небрежность русской литературы в этом отношении дика и непростительна.
Хороший компендиум для первоначального, но зато полного ознакомления с нашим расколом дает появившаяся книга г. Владимира Андерсона: ‘Старообрядчество и сектантство, исторический очерк русского религиозного разномыслия’. Книга начинается с первого летописного упоминания о некоем ‘иноке Андреяне скопце’, коего митрополит Леонтий ‘посади в темницу’ за укоризны церковным законам и епископам и пресвитерам. Это внесено в летопись под 1004 годом! Отсюда начинается 900-летняя история русского религиозного расщепления. Г. Андерсон хорошо делает, что изложению истории и сущности каждого нового движения предпосылает летописное уведомление о нем, т. е. дает то первое движение церковного сознания, в котором оно формулировано, освещено и мотивировано. Это очень правильно с методической стороны и очень помогает читателю разобраться и закрепить в памяти исходные точки необозримого множества русских сектантских движений. Книга вообще проникнута здравомыслием, — качество если и не очень глубокое, но зато удерживающее автора от повторения темных и диких слухов касательно сектантства в тех случаях, где эти слухи не подтверждены хорошо удостоверенными фактами. Так, он отвергает причащение человеческим телом и кровью у хлыстов, ибо сообщение это, сделанное известным Мельниковым, не имеет другого удостоверения, кроме ответа последнего, когда его стали определенно расспрашивать, что ‘ему говорил это один верный человек’. Для полноты истории, пожалуй, надо приводить и подобные рассказы, но скорее как характеристику окружающей раскольников среды, как объяснение вражды к ним или темного перед ними испуга. То же здравомыслие заставило автора удержаться, при изложении учения и обрядов хлыстов, от выпуклого выставления пресловутого ‘свального греха’, с которым и миссионеры и публика чуть не отождествляют суть хлыстовства. Это та пошлая клевета, которую охотно муссирует развращенное воображение читателей, слушателей, рассказчиков и повествователей и где едва ли содержится хотя крупица подлинной действительности. Возможно, что случаи и злоупотребления здесь возведены в центр учений. Но это все одно, что сказать, будто намерением и сущностью монастырской жизни являются тайное детоубийство и противоестественные пороки, здесь иногда встречающиеся. Хлыстовство, которое в дальнейшей фазе развилось в скопчество, несомненно, есть экзальтированное учение о девстве, о совершенном неосквернении тела, чем и объясняется, что оно прививалось особенно в монастырях, где иногда весь состав монашествующих оказывался тайно увлекшимся в эту секту. Совершенно правильно автор отвергает значение ‘секты’ за иоаннитами. Для образования секты необходимы известная догма, известное связанное внутри учение, на что-либо опирающееся, нужны обособленная этика и свой культ. Ничего подобного мы не находим у иоаннитов. Много страниц посвящено автором духоборческому течению и связи его с толстовством. Интересна одна сцена. Читают духоборы рассуждения Толстого, обращенные к интеллигенции: ‘Да это все как у нас. И откуда только узнал это дедушка?’ — недоумевали духоборы. Другие говорили: ‘Дедушка Толстов просветлел разумом, как узнал от наших стариков все заветы наших предков, научившись и постигнув всю эту великую премудрость, он теперь и стал столбом до небес’. Это наивное удивление всего лучше показывает, что здесь мы имеем не зависимость одного учения от другого, и в особенности не зависимость духоборов от знаменитого писателя, а просто два родственные и сходные течения русской религиозной мысли, случайно встретившиеся и радостно приветствовавшие друг друга. В качестве хорошо составленного ‘руководства’ книга г. Влад. Андерсона принесет большую пользу русским читателям, особенно приступающим к знакомству с расколом. Она написана свежо, тепло и ясно. Автор работал по материалам Публичной библиотеки, к сожалению, не пополненным личными наблюдениями, личными странствованиями по Русской земле. углубления в данную тему это необходимо.
НВ. 1908. 3 нояб. No 11727.