ВПЕЧАТЛНІЯ.
ВПЕЧАТЛНІЯ.
Ночныя тни.
Ночныя тни.
Вс работы по удаленію памятника
будутъ произведены ночью. (‘Послд. Нов.’).
А. Ежовъ.
‘Киевлянинъ’, 18 марта 1917 года.
Ночные тени, Ежов А., Год: 1917
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Зачмъ-же ночью? Украдкой?
Вдь никто и ничто не могло помшать.
Или стыдно было длать то, что длали, при свт дня?
Только нечистая совсть боится солнечныхъ лучей.
Вдь если то, что происходило, если праздникъ нашей свободы долженъ былъ служить ему укоромъ, зачмъ-же было лишать его бронзовыя очи того наказанія, которое они заслужили?
Быть можетъ, именно теперь можно было запугать его, который такъ смло, открыто и прямо бросалъ въ лицо тмъ, кого считалъ врагами: ‘не запугаете’!
И за это заплатилъ жизнью.
Если онъ и былъ врагомъ, то врагомъ честнымъ, смлымъ, открытымъ, такимъ, котораго надо было разрушить на его мст, но котораго ‘снять’ съ его мста нельзя было.
И если ужъ разрушать его бронзовую фигуру, то надо было разрушать ее всенародно ударами молота, а не предательскими поильниками ночью.
Потому что его можно было ненавидть, но не презирать, какъ многихъ, многихъ ‘дятелей’ при всякихъ ‘режимахъ’ можно но ненавидть, но нельзя не презирать.
Столыпинъ умеръ въ назначенную ему рокомъ минуту — положивъ ‘жизнь за царя’.
За царя, который не любилъ его.
Который не захотлъ даже проводить его до могилы.
Если-бы онъ остался живъ — но можетъ быть, а наврное — онъ былъ-бы теперь съ Родаяико и Гучковымъ.
По его жизнь должна была оборваться, потому-что нужно было, чтобы оборвалось и свалилось въ пропасть то, что онъ хотлъ поддержать своею твердою и честною рукою.
И самая его смерть, и то, что послдовало непосредственно за нею, было глубоко знаменательно.
Столыпинъ былъ послднею властью, явной, открытой и мощной.
Вслдъ за нимъ наступило владычество темнаго, скрытаго и немощнаго безвластья.
Столыпинъ передъ смертью выдержалъ борьбу съ этими темными разлагающими силами, и он довели его до состоянія если не явной, то скрытой опалы.
Столыпинъ предъ смертью былъ уже въ явной ‘оппозиціи’.
И постановка ему памятника тми, кмъ этотъ памятникъ былъ поставленъ, была также актомъ, можетъ быть, первымъ актомъ явной оппозиціи.
Трудно договориться объ этомъ человк съ захлебнувшимися людьми, своими запненными яростью устами, сваливающими въ одно все, что напоминаетъ имъ о прошломъ, и этимъ пятнающими настоящее.
Которое могло-бы быть такъ прекрасно. если-бы не это отвратительное оплеваніе лежачихъ, поверженныхъ, если-бы не эта отвратительная огульная хула, не разбирающая и не желающая ни въ чемъ разбираться.
Неужели-же все-таки самое пріятное для человка, для русскаго человка — это ругань, ругань и ругань?
Право, иногда, читая нкоторыя газеты, вслушиваясь въ нкоторыя рчи, кажется, что вокругъ не свободные люди, сознательные, хранящіе свое и чужое достоинство, а какая-то гирлянда взбсившихся рабовъ въ сатанинскомъ шабаш.
Я могу понять опьяненіе и восторгъ тхъ, кто дйствительно стоялъ въ ряду активныхъ борцовъ, кто за это снесъ гоненіе и страданіе.
Но нтъ, больше всего усердствуютъ ‘новообращенные’, присоединившіеся тогда, когда не оставалось и тни опасности.
Они-то извергаютъ особенно дкіе потоки хулы — точно выставляя цинично на глаза всмъ свою непристойность.
‘Вотъ и это скажемъ, и это, и это, и такъ еще выругаемся, и эту грязь выльемъ, — и никто ничего намъ не сдлаетъ!’.
Вотъ въ этомъ ‘ничего не сдлаетъ — весь позоръ-это надо понять, это надо почувствовать!
И остановиться…
Каждый, въ комъ есть хотя-бы слдъ культурности и хотя бы намекъ на порядочность, долженъ понять, что ночныя похищенія и разрушенія памятниковъ, кмъ-бы то ни было поставленныхъ, что оскверненіе могилъ — есть нчто глубоко унижающее тхъ, кто этимъ занимается.
Месть живымъ, месть только для мести — унижаетъ побдителей.
Месть-же мертвымъ — внушаетъ отвращеніе.
15 марта 1917 г.
Ночью.