Ник. Смирнов-Сокольский
‘Истинный друг человечества’
ПРИМЕЧАНИЯ
Ник. Смирнов-Сокольский. ‘Истинный друг человечества’, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1983
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Ник. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах. Издание пятое
М., ‘Книга’, 1983
Существует одна, в свое время очень распространенная, но вряд ли соответствующая истине легенда. Когда граф А. X. Бенкендорф, инициатор и создатель знаменитого Третьего отделения собственной его величества канцелярии или, проще говоря, пресловутой охранки, вступал в должность верховного шефа этого малопочтенного учреждения, он спросил у Николая I:
‘— Будут ли какие руководящие со стороны вашего величества инструкции для моей предстоящей деятельности?
Николай I, державший в этот момент в руках носовой платок, будто бы протянул его удивленному генералу и ответил:
— Вот тебе вся инструкция. Чем больше отрешь слез этим платком, тем вернее будешь служить моим целям’1.
С такими якобы ‘высокогуманными’ целями была создана подлейшая в мире организация, занимавшаяся до самых дней свержения самодержавия политическим сыском и шпионажем за гражданами Российской империи. Царская охранка не утирала слезы, а выжимала их вместе с потом и кровью у ‘верноподданных’ российского самодержца.
Управляющим Третьим отделением и правой рукой Бенкендорфа был небезызвестный Максим Яковлевич фон Фок, особенно прославившийся организацией слежки за А. С. Пушкиным.
Отдаваясь мерзкой своей профессии с любовью, даже со страстью, далеко не глупый и хорошо образованный фон Фок сумел с помощью обширного штата шпионов создать действенную агентурную разведку. Как известно, среди агентов Третьего отделения не последнюю роль играл увековеченный эпиграммами Пушкина Фаддей Булгарин.
Низкопоклонный подхалим, грубый льстец перед власть имущими, шпион и доносчик, Фаддей Булгарин был (вместе с Н. Гречем) редактором-издателем своеобразного официоза того времени, газеты ‘Северная пчела’, полностью отражавшей дух и убеждения своего редактора.
Как-то раз, еще до событий 14 декабря, поэт К. Ф. Рылеев, выведенный из себя пресмыкательством булгаринской газеты, крикнул ему в лицо:
‘Когда случится революция, мы тебе на ‘Северной пчеле’ голову отрубим!’
Но революция ‘случилась’ почти только через сто лет. Задолго до нее был казнен сам поэт-декабрист Рылеев, а провокатор Булгарин благополучно дожил до старости.
Разная судьба у людей, но и не одинаковую память о себе оставляют они потомству…
Имя Фаддея Булгарина, редактора-издателя ‘Северной пчелы’, автора многочисленных романов и еще более многочисленных доносов в Третье отделение, — постыдное имя в истории русской литературы.
Редактор ‘Литературного наследства’ И. С. Зильберштейн подарил мне первую часть (всего было четыре) исторического романа Фаддея Булгарина под названием ‘Дмитрий Самозванец’. Книга вышла в начале 1830 года. Нет нужды говорить о содержании, достоинствах и недостатках очередного рукоделия Фаддея Венедиктовича. Не в них дело!3
На листе форзаца книги рукой автора начертано:
‘Истинному другу человечества, поборнику истины, доброму и благороднейшему Максиму Яковлевичу фон Фоку от умеющего ценить его и любящего душевно автора. 16 февраля 1830. Спб.’.
Этот ‘истинный друг человечества’ — директор канцелярии охранки Максим Яковлевич фон Фок, по всей вероятности, был единственным, кроме самого Булгарина, кто не удивился обилию подхалимских эпитетов, обращенных к его имени автором книги.
Дело в том, что ‘поборник истины, добрый и благородный’ фон Фок вполне заслужил благодарность своего шпиона Булгарина. Он только что оказал ему немаловажную услугу, выручил его из беды и, кроме того, готовился оказать содействие в деле еще более важном. И то и другое было связано с выпуском в свет именно этого опуса Фаддея Венедиктовича — ‘Дмитрий Самозванец’.
Завистливый к чужой литературной славе, Булгарин, накропав своего ‘Самозванца’, был крайне обеспокоен растущим успехом вышедшего из печати исторического романа М. Н. Загоскина ‘Юрий Милославский’ и слухами о поданном уже в цензуру ‘Борисе Годунове’ Пушкина.
Наглый, но трусливый Булгарин почувствовал, что между двумя такими явлениями в литературе его ‘Дмитрий Самозванец’ будет раздавлен, как тля, и он решил ‘принять меры’.
С ‘Юрием Милославским’ он надеялся расправиться собственными средствами. В трех номерах ‘Северной пчелы’ пером рецензента Очкина яростно поносили Загоскина и в конце концов даже написали: ‘Советуем ему (Загоскину. — Н. С.-С.) не верить тем, которые станут в глаза хвалить и уверять, что он рожден для сочинений в сем роде. Советуем ему оставить историю и древности в покое и заняться сочинением романов из нынешнего дворянского, купеческого и более мужицкого быта, да попросить какого-нибудь семинариста выправлять его рукописи’4.
Здесь Булгарин явно перегнул палку. В Петербурге было хорошо известно, что не кто иной, как сам царь Николай I в глаза хвалил и уверял М. Н. Загоскина, что ‘он рожден для сочинений вроде ‘Юрия Милославского’.
Разъяренный непрошенной критикой своих действий, самодержец тут же приказал Бенкендорфу ‘унять Булгарина’. Потребовалось все ‘мягкосердие’ фон Фока к своему агенту, чтобы отвести громы и молнии, готовые обрушиться на голову Фаддея. Оба редактора ‘Северной пчелы’ — Булгарин и Греч — отделались кратковременным арестом.
Много позже, когда на место фон Фока в Третье отделение пришел Л. В. Дубельт, ‘лукавый генерал’, как его называли, с Булгариным обращались проще. Презиравший собственных же агентов-доносчиков, Дубельт ставил порой нашкодившего Булгарина в угол носом, как школьника, и, не шутя, как школьника же, грозил высечь.
Пока же ‘добрый и благороднейший’ фон Фок, по существу командовавший и ленивым до работы Бенкендорфом, делал всяческие послабления своему агенту, автору ‘Дмитрия Самозванца’. Выручив Булгарина из беды, фон Фок решил оказать ему и более существенную поддержку, а именно — ‘попридержать’ выпуск в свет пушкинского ‘Бориса Годунова’ до тех пор, пока булгаринский ‘Самозванец’ не разойдется среди читающей публики.
Ненавидевшие Пушкина Бенкендорф, фон Фок и Булгарин наивно предполагали, что более поздний выход ‘Бориса Годунова’ даст возможность обвинить поэта в ‘контрафакции’, то есть в заимствовании у Булгарина.
‘Борис Годунов’ был задержан в цензуре до декабря 1830 года, но мера эта ожидаемых результатов, разумеется, не дала.
Воспроизводимый здесь форзац ‘Дмитрия Самозванца’ с собственноручной надписью автора еще раз свидетельствует о тесной связи, существовавшей между Булгариным и Третьим отделением, фактическим хозяином которого в то время был Максим Яковлевич фон Фок, ‘истинный друг человечества’…
Разумеется, кроме задохнувшегося в припадке подхалимажа Фаддея Булгарина, так называть фон Фока не мог никто. ‘Истинный друг человечества’ в применении к начальнику охранки звучало столь же нелепо, как и удивлявшее Пушкина название ‘императорское человеколюбивое общество’.
1 Лемке М. Николаевские жандармы и литература. Спб., 1909, с. 17. Он же. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX ст. Спб., 1904.
2 Он же. Николаевские жандармы и литература, с. 235.
3 Булгарин Ф. Дмитрий Самозванец. Исторический роман. Ч. I—IV. Спб., тип. А. Смирдина, 1830. В 1 ч.— грав. загл. л. (без подп.), одна грав. карт, вне текста (рис. Зеленцов, грав. Галактионов), 302 с. Во 2 ч.— грав. карт, вне текста (грав. Ческий), 301 с. В 3 ч.— грав. карт, вне текста (грав. Галактионов), 362 с. В 4 ч.— грав. карт. вне текста, 517 с.
Роман был издан еще дважды: в том же 1831 г. и в 1842 г. Некоторому его успеху способствовала беспардонная реклама, которую делал своему сочинению редактор ‘Северной пчелы’.
4 ‘Северная пчела’, 1830, No 9.