НЕУДАЧА
НЕУДАЧА
РАЗСКАЗЪ.
I
II
III
IV
V
VI
Трезвоновъ’
И. Вашковъ.
‘Развлеченіе’, NoNo 20—21, 1873
Неудача, Вашков Иван Андреевич, Год: 1873
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Былъ у меня одинъ знакомый, нкто Василій Петровичъ Трезвоновъ, человкъ онъ былъ и хорошо образованный, и не глупый отъ природы, но странное дло, или онъ не въ часъ родился, или родился подъ такою странною звздой, но только что бы онъ ни началъ, ничего ему не удавалось, ничего не могъ привести къ желаемому результату. И вдь странное дло, не только съ самаго дня, съ самаго момента его рожденія начала эта странная звзда, или ужь судьба что ли, ему подгаживать,— даже родился-то Василій Петровичъ не совсмъ такъ, какъ родятся другіе люди, а нсколько иначе. Когда Василію Петровичу надлежало явиться на свтъ божій, родители его были въ своемъ имніи въ К….ой губерніи, сел Трезвонов. Приглашена была акушерка, которая цлую недлю тщетно ожидала Василья Петровича, когда же Василій Петровичъ крайне настоятельно заявилъ о своемъ желаніи представиться ожидавшимъ его, акушерка ни съ того, ни съ сего вдругъ чмъ-то заболла. Послали за другой въ близъ лежащій городъ Невылазовъ, но когда акушерка пріхала, то Василій Петровичъ лежалъ уже около матери и пронзительнымъ крикомъ заявлялъ о своемъ нежеланіи чьего нибудь вмшательства въ его дла. Изъ-за родившагося такимъ нахальнымъ образомъ Василія Петровича на первыхъ же порахъ чуть не перессорились между собой его родители. Дло въ томъ, что отца его звали Петромъ Иванычемъ, а мать Глафирой Григорьевной. Василій Петровичъ имлъ счастіе родиться первенцомъ, а потому родители его и заспорили между собою, какое дать ему имя. Отецъ хотлъ назвать его Иваномъ въ честь своего отца, мать же настаивала назвать его Григоріемъ въ честь своего, между тмъ явился священникъ, а стороны не пришли къ взаимному соглашенію.
— У насъ, Глашенька, такъ ужь испоконъ вка ведется, что старшій сынъ называется въ честь ддушки, у насъ ужь такъ и выходитъ, что я напримръ Петръ Иванычъ, а отецъ мой Иванъ Петровичъ, ддушка опять Петръ Иванычъ, а тамъ опять Иванъ Петровичъ…
— Твоего отца нтъ на свт, говорила мать,— а папаша можетъ обидться, если мы назовемъ нашего сына не въ честь его.
— Это у насъ, такъ сказать, родовое правило, говорилъ отецъ.
— Ну, его можно нарушить, говорила мать.
— Вдь теб все равно, Глашенька…
— Вдь и теб все равно…
Родители такимъ образомъ спорили и перекорялись, священникъ ждалъ, а спорный пунктъ визжалъ благимъ матомъ на рукахъ у кормилицы.
Наконецъ священникъ, видя, что вс переговоры не приводятъ ни къ чему, обратился къ спорящимъ съ слдующею рчью:
— Нын у насъ пятнадцатое января, началъ онъ,— православная церковь тридцатаго января празднуетъ память трехъ святителей, Василія Великаго, Григорія Богослова и оанна Златоустаго,— священникъ высморкался.— Вы предлагаете,— обратился онъ къ матери,— назвать Григоріемъ, а вы,— убирая платокъ, обратился онъ къ отцу,— желаете назвать его оанномъ, а чтобъ никому не было обидно, назовите его Василіемъ.
Такимъ образомъ герой мой сталъ Василіемъ Петровичемъ. Много времени прошло, много воды утекло съ тхъ поръ, Василій Петровичъ окончилъ курсъ въ гимназіи, потомъ въ университет и во все это время нтъ-нтъ да и встртится ему какая нибудь штука… ну, да однимъ словомъ штуки разнаго рода преслдовали его на каждомъ шагу, и что всего странне, выражались вс эти штуки непремнно какъ нибудь комически. Но я долженъ сказать, что ко всмъ неудачамъ, встрчаемымъ въ жизни, благодаря ихъ каррикатурному свойству, Василій Петровичъ относился весело и иронически. То, что онъ смялся надъ своими неудачами, заключалось, мн кажется, въ двухъ причинахъ: во-первыхъ, Василій Петровичъ обладалъ характеромъ, называемымъ счастливымъ, во вторыхъ обладалъ хорошимъ состояніемъ. а об эти причины, какъ извстно, позволяютъ видть жизнь въ розовомъ свт. Но боле и курьезне всего неудачи преслдовали Василья Петровича въ его любовныхъ похожденіяхъ.
— Повришь ли, восемь разъ жениться собирался, говорилъ мн Василій Петровичъ,— и чортъ знаетъ что такое, каждый разъ стрясется да стрясется что нибудь. Ужь какая нибудь ‘заковычка’ да помшаетъ.
Про одну-то изъ такихъ ‘заковычекъ’, и именно про девятую, которая была, такъ сказать, девятымъ валомъ любовныхъ похожденій Василія Петровича, я и хочу разсказать читателю.
Если ты, мой любезный читатель, попадешь какими бы то ни было судьбами въ К…кую губернію и спросишь хотя въ самомъ отдаленномъ уголк ея про купца Матвя Никитича Кривомрова, то могу уврить тебя, что получишь о немъ самыя подробныя и доскональныя свднія, короче — популярность Матвя Никитича Кривомрова въ К…ой губерніи такъ велика, что нтъ человка, который бы не зналъ его если не лично, то по слухамъ. Въ то время, когда начинается мой разсказъ, Матвю Никитичу было лтъ подъ шестьдесятъ, онъ носилъ длинную сдую бороду, длинный коричневый сюртукъ и длинные ‘дутые’ сапоги. жилъ онъ въ уздномъ город К…ой губерніи Певылазов въ собственномъ своемъ дом и жилъ, что называется, на широкую ногу. Торговалъ онъ и лсомъ, и шерстью, и разными сырыми продуктами, скупая все это по окрестностямъ и отправляя огромными партіями на мсто сбыта. Онъ былъ вдовъ и все семейство его заключалось въ немъ самомъ и его дочери. Кстати спрошу читателя: удавалось ли теб, дорогой мой читатель, встртить вдоваго или женатаго купца, не имющаго дочери? мн кажется, что купца, не имющаго дочери, встртить такъ же трудно, какъ трудно встртить купца, не имющаго грховъ. Дочка Матвя Никитича Софья Матвевна была гордостью родителя во всхъ отношеніяхъ. Нужно сказать, что Матвй Никитичъ нсколько лтъ тому назадъ былъ городскимъ головой и губернаторъ, объзжая какъ-то свою губернію, захалъ въ Невылазовъ и остановился въ дом Кривомрова. Матвй Никитичъ представилъ ему жену и дочь. Соничк въ это время было лтъ десять. Зашелъ разговоръ о воспитаніи дтей и губернаторъ посовтывалъ Кривомрову дать дочери приличное образованіе и отдать ее въ пансіонъ въ губернскій городъ. Губернаторъ умлъ такъ краснорчиво развить эту мысль передъ Кривомровымъ, такъ убдительно доказывалъ необходимость образованія, что не боле какъ черезъ мсяцъ посл его посщенія Соничка была отправлена въ губернскій городъ и отдана въ пансіонъ. Пробывъ тамъ лтъ шесть, она окончила свое образованіе и, возвратясь подъ отчій кровъ, несказанно обрадовала отца своими познаніями, а главное игрой на фортепіано. Кром всего этого Софья Матвевна была очень хороша собой и Матвй Никитичъ могъ по справедливости гордиться своей дочерью.
Часу въ девятомъ вечера въ март мсяц Матвй Никитичъ сидлъ съ гостемъ за столомъ, уставленнымъ разными водками, винами и закусками. Собесдникъ Кривомрова былъ прізжій московскій купецъ Вавила Вавилычъ Запряговъ. Не въ примръ всмъ московскимъ купцамъ, Запряговъ былъ человкъ длинный, сухой, словно жердь, на подбородк его болталась маленькая козлиная бородка, говорилъ онъ какимъ-то хриплымъ, надорваннымъ голосомъ. Онъ былъ старинный другъ и пріятель Кривомрова и попавъ проздомъ въ Невылазовъ, завернулъ къ нему. Стоявшіе на стол графины были явнымъ доказательствомъ, что друзья на радости свиданья поздравили другъ друга порядкомъ, физіономіи ихъ заалли, языки уже видимо заплетались.
— Однако, Матвй Микитичъ, коснющимъ языкомъ говорилъ Запряговъ,— и пословица сказывается: посидятъ, посидятъ да и пойдутъ.
— Чаво тамъ, тово, посиди чуточку, чай сколько времени не видались-то, уговаривалъ Матвй Никитичъ.
— Нту, братецъ ты мой, пора, потому самому, двушка гулять гуляй, а дльце свое не забывай, да, проговорилъ Запряговъ, поднимаясь, но поползновеніе подняться такъ и осталось поползновеніемъ: Вавила Вавилычъ тяжело опустился на диванъ.
— Постой-ка, Вавила Вавилычъ, я тово… лошадь велю заложить, свезутъ тебя, а то ночевалъ бы у меня, сказалъ Матвй Никитичъ.
Но Запряговъ ночевать не остался, а потому лошадь скоро была заложена и нянька Кривомрова съ помощью прикащика надла на Вавилу Вавилыча шубу и усадила его въ сани.
— Ты тово, на Московское подворье свези, да по сматривай, наказывалъ Матвй Никитичъ кучеру, и когда Вавила Вавилычъ ухалъ, отправился спать. Скоро въ дом Кривомрова все уже спало.
Между тмъ съ кучеромъ случился казусъ, поставившій его въ недоумніе. Дло въ томъ, что, прохавъ одну или дв улицы, онъ оглянулся: сдока въ саняхъ не было.
— Что за притча? проговорилъ кучеръ, останавливая лошадь.— Неужто-жь я его вывалилъ? прибавилъ онъ, осматриваясь и слзая съ саней.
Кучеръ пошарилъ въ саняхъ, посмотрлъ на мостовой, Вавилы Вавилыча нигд не было.
— Экъ провалъ его возьми-то… какъ насуслился!… Гд я его теперь искать буду? злобно говорилъ кучеръ, садясь на козлы и поворачивая лошадь.
Но искать ему пришлось не долго. Прохавъ нсколько сажень, лошадь шарахнулась въ сторону.
— Постой, вотъ онъ никакъ, говорилъ кучеръ. Онъ остановилъ лошадь и сошелъ съ козелъ,— дйствительно, посреди улицы кто-то лежалъ.
— Вотъ онъ и есть, сказалъ кучеръ, расталкивая свою находку.— Вставайте, сударь! да вставайте же! статочное ли дло, тормошилъ его кучеръ, стараясь поднять.
— Ммъ… мычалъ тотъ.
Видя, что увщанія ни къ чему не ведутъ, кучеръ безъ церемоніи обхватилъ обими руками своего пассажира, ввалилъ его въ сани, слъ рядомъ съ нимъ и похалъ куда слдовало.
Пріхавши на Московское подворье, кучеръ вызвалъ корридорнаго и принялся вмст съ нимъ выгружать привезенное ‘тло’.
— Да это не нашъ, сказалъ корридорный, взглянувъ на привезеннаго.
— Какъ не вашъ? изумился кучеръ.
— Да такъ, этотъ не у насъ стоитъ.
— Какъ же, братецъ, хозяинъ приказалъ на Московское подворье отвезти…
— Можетъ на Новомосковское?
— А можетъ статься, согласился кучеръ, принимаясь опять укладывать своего пассажира, который во все это время не подавалъ никакого признака жизни.
Но на Новомосковскомъ подворь результатъ получился тотъ же: гость Кривомрова и тамъ не былъ признанъ за своего.
— Эка штука-то! разсуждалъ кучеръ, вновь укладывая сдока,— я ли ослышался, или хозяинъ сбрехалъ…
Какъ бы тамъ ни было, но кучеръ привезъ своего пассажира обратно и сдалъ его горничной.
— Нигд не берутъ, говорилъ кучеръ, вытаскивая его изъ саней,— должно не туды послали.
Время ли, передряги ли подйствовали на сдока, но только тащить его на лстницу не понадобилось: онъ, хотя сильно покачиваясь, но съ помощью кучера и горничной благополучно добрался до передней.
— Семенъ, обратилась горничная къ кучеру, когда гость былъ введенъ въ переднюю и посаженъ на стулъ,— кажись вдь это не тотъ, что у ‘самого’-то былъ…
— Шутъ что ли это стало быть! осердился Семенъ.
— Я, признаться, такъ чуточку видла его, нянька его и встртила, и проводила, а все кажись…
— Ну, ты коль не знаешь, такъ и не суйся! оборвалъ ее кучеръ.
Гость между тмъ, широко раскинувъ сконгсовую шубу, сидлъ на стул, глупо поглядывая по сторонамъ и поплевывая.
— Ну, ты, Семенъ, стащи съ него шубу-то, а я пойду пока хоть въ гостиной на диван постель-то ему приготовлю, сказала горничная, уходя.
Черезъ полчаса въ дом Кривомрова все уже вновь спало.
Матвй Никитичъ имлъ обыкновеніе вставать каждый день, какъ говорится, съ птухами. Какъ бы поздно ни легъ Матвй Никитичъ наканун, но ужь на другой день на разсвт въ мерлушчатомъ халат и въ мягкихъ сапогахъ, именуемыхъ имъ ‘шлепанцами’, онъ обходитъ вс комнаты своего дома, поднимаетъ у оконъ сторы, потомъ спустится внизъ, откроетъ тамъ ставни, разбудитъ прикащиковъ и прислугу и, приказавъ ставить самоваръ, отправляется къ себ, умоется, однется, выпьетъ стаканчикъ-другой чайку и удетъ на пристань или еще куда, предоставляя дочери хозяйничать и распоряжаться въ дом какъ угодно.
На другое утро посл описанной мною ночи Матвй Никитичъ, по заведенному изстари обыкновенію, всталъ передъ разсвтомъ, надлъ мерлушчатый халатъ и ‘шлепанцы’, взялъ свчу и пошелъ, пошмыгивая ‘шлепанцами’, обычнымъ своимъ дозоромъ. Нужно замтить, что домъ у Матвя Никитича былъ огромный, комнатъ, имющихъ какое нибудь значеніе и не имющихъ никакого, было много и вс он были меблированы на самую шикарную ногу. Матвй Никитичъ любилъ щегольнуть убранствомъ своего дома и не пропускалъ случая кому нибудь показать его.
— Окром того, что жить по свински терпть не могу, говорилъ онъ, водя гостя изъ комнаты въ комнату,— намъ и нельзя иначе, потому народъ у меня разный бываетъ. Опять же шесть годовъ головой былъ, а тутъ заболлъ, другой вступилъ, а таперь опять просятъ. Да и дочь невста.
Матвй Никитичъ въ описываемое мною утро благополучно пробирался изъ комнаты въ комнату, изрдка позвывая и крестя ротъ, и добрался до той гостиной, въ которой водворенъ былъ привезенный кучеромъ гость. Матвй Никитичъ, войдя въ эту комнату, услыхалъ пронзительное сопнье и храпнье и остановился съ удивленіемъ. Наконецъ спящій всхрапнулъ такъ звучно, что Матвй Никитичъ отступилъ два шага назадъ.
— Господи исусе Христе! что за оказія? проговорилъ онъ, крестясь и всматриваясь въ глубину комнаты. Блющіяся подушки и простыня на одномъ изъ дивановъ привлекли его вниманіе и онъ, творя молитву, пошелъ къ нему.
— У-у…а-а… промычалъ гость.
— Да воскреснетъ Богъ! прошепталъ Матвй Никитичъ, останавливаясь посреди комнаты и всматриваясь въ поразившее его видніе.
Наконецъ онъ явственно разсмотрлъ, что на диван лежитъ человкъ и, подобравъ полы халата, подошелъ къ нему. На диван лежалъ молодой человкъ съ роскошными черными баками и волосами, которые въ безпорядк разметались по подушк, золотая цпочка закрутилась жгутомъ около шеи и висвшіе на ней золотые часы при каждомъ движеніи спящаго стучали о рамку дивана, близъ дивана валялась пара франтовскихъ сапогъ.
— Что за оказія, Господи помилуй! кто же это такой? проговорилъ Матвй Никитичъ, осмотрвъ эти подробности и отходя отъ дивана.
Не вдалек отъ дивана онъ увидалъ въ безпорядк перекинутый черезъ спинку кресла сюртукъ, на подушк кресла лежалъ вывалившійся изъ кармана бумажникъ, онъ былъ открытъ и на кресл и около на ковр валялись бумаги, кредитные билеты и нсколько визитныхъ карточекъ. Матвй Никитичъ покачалъ головой, поставилъ на столъ свчку, взялъ бумажникъ и началъ собирать разбросанныя бумаги и деньги. Денегъ было много и вообще по всему Матвй Никитичъ заключилъ, что случайный гость его человкъ порядочный. Собравъ все въ бумажникъ, Матвй Никитичъ поднялъ карточки, поднесъ ихъ къ свч и прищурившись прочелъ, ‘Василій Петровичъ Трезвоновъ’.
— Господи батюшка! какъ же это онъ попалъ-то ко мн? проговорилъ Матвй Никитичъ и, взявъ бумажникъ и свчку, отправился длать дознаніе о причин появленія въ его гостиной нежданнаго гостя.
Сознаюсь, что герой мой знакомится съ читателемъ нсколько оригинальнымъ образомъ, но что же длать: во-первыхъ изъ псни слова не выкинешь, а во-вторыхъ не будь этого страннаго визита, не было бы и этой повсти и не былъ бы Василій Петровичъ героемъ. И такъ, покоряясь необходимости, я представляю читателю героя моего въ самомъ, что называется, непотребномъ вид и пока онъ спитъ, объясню, въ силу какихъ обстоятельствъ герой мой попалъ въ сани Кривомрова и, пропутешествовавши по подворьямъ, очутился въ его гостиной. Прежде всего я долженъ сказать, что герой мой никогда и ничмъ не занимался, но что унаслдованная имъ отъ родителей благостыня давала если не право, то возможность ничего не длать. То скитаясь за границей, то жуируя въ Москв и Петербург, Василій Петровичъ до двадцати-восьмилтняго возраста и ршивъ, что пора перебситься, началъ пріискивать подходящую невсту, но какъ я уже говорилъ, не смотря на то, что онъ не искалъ за женой ни денегъ, ни связей и ничего такого, что ищутъ вс женихи, исключая красоты и внутреннихъ качествъ, но жениться ему не удавалось. Въ продолженіи одного года восемь разъ дло было почти ршено и восемь разъ являлась какая нибудь ‘заковычка’ и дло разстраивалось. Когда восьмая попытка его жениться не удалась, онъ осердился окончательно и ршился отправиться въ К…ую губернію, гд у него близъ Невылазова было подрядъ три огромныхъ имнія, считаю не лишнимъ замтить, что по свойству характера и непривычк въ чемъ бы то ни было себ отказывать, ршить и исполнить для Василья Петровича было одно и тоже, а потому онъ, написавъ управляющему, чтобъ выслалъ ему на ближайшую станцію лошадей, въ тотъ же день выхалъ изъ Москвы. Станція, на которую высланы были лошади, находилась верстахъ въ тридцати отъ Невылозова. Въ Невылозов Василій Петровичъ былъ лтъ двадцать тому назадъ и, свъ въ сани, началъ распрашивать кучера о томъ, какой это городъ и пр. Между прочими разсказами кучеръ сообщилъ ему, что въ Невылозов новый судебный слдователь.
— Кто же такой? спросилъ Василій Петровичъ.
— Да Микулай Микулаичъ, стало быть Загибаловъ.
— Загибаловъ! крикнулъ Василій Петровичъ,— какой онъ собой?
— Да такъ изъ себя, значитъ, поджарый такой, вотъ въ пору вашей милости, принялся описывать кучеръ,— волосы, примрно, у яво блесоватые, экая же и борода…
Изъ дальнйшихъ объясненій кучера Трезвоновъ понялъ, что судебный слдователь Загибаловъ бывшій его товарищъ по университету и веллъ везти себя прямо къ нему. Николай Николаевичъ Загибаловъ оказался тмъ самымъ Николаемъ Николаевичемъ Загибаловымъ, котораго ожидалъ встртить Трезвоновъ. Нечего и говорить, что свиданіе двухъ друзей было самое радостное. Сейчасъ явилась на столъ закуска, потомъ обдъ съ выпивкой, а вечеромъ пріятели наклюкались такъ, что, какъ говорится, и лыка не вязали. Это прямо совпало съ тмъ временемъ, когда Вавила Вавилычъ наклюкался у Кривомрова.
— Вотъ что, дружище, шарахнемъ-ка ко мн въ Трезвоново! предложилъ Василій Петровичъ.
— демъ! согласился Загибаловъ.
Лошади не были отложены, но кучеръ при свиданіи съ прислугой слдователя, гд у него оказалось какое то сватовство или кумовство, превзошелъ господъ и стоило большихъ трудовъ водрузить его на козлахъ. Но странное дло, а между прочимъ это замчено, что пьяный машинистъ на машин, пьяный кавалеристъ на лошади и пьяный кучеръ на козлахъ держатся тверже нежели на земл. Почему это такъ, я не знаю, знаю только, что тоже самое случилось и съ кучеромъ Трезвонова. Почувствовавъ себя на своемъ мст, онъ держался такъ же твердо, какъ будто у него и капли во рту не было и только излишняя удаль выказывала его ненормальное состояніе. Что и выразилось на первый случай тмъ, что, услыхавъ возгласъ ‘подавай’, онъ гаркнулъ нечеловчьимъ голосомъ и вмсто того, чтобъ подать къ подъзду, выкатилъ прямо за ворота. Но какъ бы тамъ ни было, пріятели услись, кучеръ, желая должно быть заслужить передъ бариномъ, заоралъ еще свирпй, ударилъ по лошадямъ и пошелъ катать отводами по столбамъ и тумбамъ, сани прыгали и скакали какъ мячикъ по ухабамъ и выбоинамъ и въ результат этой безтолковой ночи, съ которой начинается мой разсказъ, вышло то, что кучеръ пріхалъ въ Трезвоново одинъ, Вавилу Вавилыча и слдователя подобрали дозорные, а Василій Петровичъ очутился въ гостинной Кривомрова.
Матвй Никитичъ изъ объясненій своего кучера понялъ, что тотъ потерялъ того, кто былъ къ нему посаженъ и подобралъ перваго попавшагося ему на улиц. Матвй Никитичъ сначала разсердился было не на шутку, но потомъ, сообразивъ, что Василій Петровичъ во-первыхъ богатый землвладлецъ ихъ узда, слдовательно человкъ хорошій, а что ежели перекрутилъ малость въ попойк, такъ онъ человкъ молодой, да и на всякаго мудреца довольно простоты, во-вторыхъ, какъ я уже замтилъ выше, Матвй Никитичъ торговалъ между прочимъ лсомъ, который сплавлялъ по рк, а такъ какъ рощи его отъ рки находились сзади имній Трезвонова и ему приходилось далеко вывозить деревья на свою пристань, то онъ давно уже ‘трактовалъ’ съ управляющимъ Трезвонова на счетъ устройства пристани на ихъ земл, такъ онъ и сообразилъ, что знакомство съ самимъ владльцемъ, хотя начавшееся и неловко немножко, но все же можетъ быть ему полезно, къ тому же Василій Петровичъ владлъ такимъ заманчивымъ строевымъ лсомъ, который способенъ былъ прельстить и не лснаго торговца… Но мы на этихъ размышленіяхъ Матвя Никитича и остановился. Я скажу только, что Матвй Никитичъ, обсудивъ это дло со всхъ сторонъ, ршилъ принять гостя какъ можно любезне и по возможности постараться заставить его забыть свое несообразное явленіе. Размышляя на эту тему, Матвй Никитичъ напился чаю, одлся и усвшись въ своемъ кабинет, открылъ книгу! и началъ хлопать на счетахъ. Старуха-нянька, не дои, давшись отъ ‘самого’ обычнаго вопроса: ‘готова ли! лошадь’ ршилась сама взойти въ кабинетъ.!
— Что теб? спросилъ ее Матвй Никитичъ.
— Да я что молъ лошадь давно готова-съ, Матвй Микитичъ.
— Пусть откладываетъ, я никуда не поду.
Нянька помялась на мст, Матвй Никитичъ вопросительно взглянулъ на нее.
— Что-жь, батюшка Матвй Микитичъ, пора бы чай разбудить энтаго гостя-ко, насмшливо сказала она.
— Ни-ни, не смть! строго замтилъ Кривомровъ.
— Да что-жь онъ зашелъ Богъ всть откуда да и тянется пока солнышко, съ позволенія сказать, не ударитъ… да и та то дурища, въ гостинную какого-то прохвоста положила…
— Прохвостъ? перебилъ ее Матвй Никитичъ,— да знаешь ли ты, старая, что прохвостъ-то этотъ насъ съ тобой и продастъ, и выкупитъ?
— А-а-а! кто-жь онъ такой, батюшка?
— Кто? помщикъ здшній, ступай да скажи, чтобъ потише тамъ.
Между тмъ герой мой проснулся, часы, стоявшіе на тумб, мелодично пробили девять, это заставило его открыть глаза. Онъ съ удивленіемъ обвелъ глазами комнату и началъ соображать, гд онъ. Живо прослдилъ онъ вс событія прошлаго вечера и остановился на томъ момент, когда вмст съ Загибаловымъ похалъ въ Трезвоново,— дальше этого онъ ничего не помнилъ.
— Чортъ возьми, думалъ онъ, обводя глазами комнату, у меня въ Трезвонов обстановка-то просто шикъ, что такое. Да неужели мебель могла сохраниться такъ хорошо?— ему и въ голову не пришло, что модная мебель никакъ не могла быть въ старомъ деревенскомъ дом.— ‘Однако нужно вставать’, ршилъ онъ и, сбросивъ съ себя одяло, слъ на диванъ.
‘Гд же Загибаловъ? разсуждалъ онъ, неужели всталъ, или можетъ въ другой комнат… Что за чортъ,— продолжалъ онъ, осматриваясь,— зачмъ это меня уложили въ гостинной, вдь есть же здсь спальня, хороша прислуга! на первый попавшійся диванъ укладываетъ.
Наконецъ Василій Петровичъ пришелъ въ себя окончательно и, осмотрвъ изящную обстановку гостинной, ршилъ, что онъ находится въ квартир своего управлающаго Карла Иваныча.
— Ловко живетъ, заключилъ онъ,— хоть бы и са, мому помщику такъ не стыдно. Странно, куда же они двали Николая?…
— Эй! кто тамъ есть! крикнулъ онъ.
Вошла нянька.
— Гд Николай Николаевичъ?спросилъ ее Трезвоновъ.!
— Какой Николай Николаевичъ, батюшка?переспросила она.
— Ну, господинъ, который со мной пріхалъ?
— Никакого господина съ вами не прізжало, васъ однихъ привезли.
— Странно!!! Ну попроси ко мн Карла Иваныча.
— Какого Карлу Иваныча?
— Какъ какого? Управляющаго здшняго.
— Здсь, батюшка, николи и не было никакого управляющаго, здсь хозяинъ, Матвй Никитичъ прозывается.!— Какъ хозяинъ?! Такъ гд же я?! закричалъ Василій Петровичъ, вытаращивъ глаза.
Нянька объяснила ему, къ кому, когда и какимъ образомъ попалъ онъ.
— Что ты говоришь! крикнулъ опять Трезвоновъ, бросаясь надвать сапоги и приводитъ въ порядокъ костюмъ.
— Да я сейчасъ его самого къ вамъ пошлю, сказала нянька,— онъ приказалъ доложить, какъ проснетесь, — и прежде нежели Трезвоновъ усплъ сказать что нибудь, нянька вышла. Онъ не зналъ, на что ему ршиться.
‘Скверно, разсуждалъ онъ, поправляясь передъ зеркаломъ,— чортъ знаетъ какое дурацкое положеніе! Уйти разв?’ подумалъ онъ, но въ сосдней комнат послышались шаги и скоро Кривомровъ вошелъ въ комнату.
— Я надюсь… вы извините… началъ было Василій Петровичъ, раскланиваясь.
— Ничего, ничего, полноте, привтливо улыбаясь, заговорилъ старикъ, подавая ему руку.
— Я такъ… побезпокоилъ…
— Полноте, полноте, что за дло, грхъ да бда на кого не живетъ, перебилъ его Кривомровъ,— мало ли что бываетъ! Вдь мы съ вами какъ ни какъ, а все же почесь знакомые.
— Я ей-богу…
— Пожалуйте-ка умойтесь, да мы съ вами чайку! попьемъ.
Василій Петровичъ умылся и, не смотря на всю неловкость своего положенія, принужденъ былъ остаться пить чай, и черезъ полчаса новые знакомые, дружелюбно разговаривая, сидли за чаемъ, посл котораго Трезвоновъ откланялся, но старикъ не отпускалъ его, уговаривая остаться обдать.
— А посл бы вмст и похали, заключилъ старикъ,— а мн кстати нужно въ рощу захать.
Но Василій Петровичъ отговаривался какъ могъ и Матвй Никитичъ отпустилъ его не иначе, какъ взявъ съ него слово, что онъ прідетъ къ обду.
— Если же удете въ деревню, не повидавшись со мной, разсержусь вотъ какъ… смялся онъ, прощаясь съ Трезвоновымъ въ передней.
Тотъ же Семенъ отвезъ Трезвонова къ Загибалову.
Загибаловъ былъ уже дома, когда пріхалъ Василій Петровичъ, и пріятели отъ души хохотали, когда Трезвоновъ разсказалъ свое приключеніе.
— Вдь это самый богатый купецъ не только въ нашемъ узд, а и во всей губерніи, говорилъ Загибаловъ.— А ужь дочка у него, прибавилъ онъ,— ну…
— А что?
Это послднее обстоятельство заставило Трезвонова призадуматься. Какъ самый отчаянный ловеласъ, онъ сейчасъ же сообразилъ, что это не мшаетъ принять къ свднію, одно только смущало его, что его скандальный визитъ не останется тайной для Софьи Матвевны и конечно уже не очень лестно зарекомендуетъ, его въ ея глазахъ, но онъ, вспомнивъ ласковый пріемъ отца, успокоился насчетъ этого обстоятельства и ршился пока не здить въ имніе, а остаться у Загибалова. Скоро пріхалъ Карлъ Иванычъ, который сейчасъ же, какъ только пріхалъ кучеръ, веллъ перемнить лошадей и кучера и, безпокоясь за цлость своего, патрона, поскакалъ въ Невылазовъ.
Въ назначенный часъ Василій Петровичъ отправился обдать къ Кривомрову. Слова Загибалова относительно Софьи Матвевны оправдались вполн. Она была дйствительно очень хороша собой. Василій Петровичъ съ перваго же знакомства весело проболталъ съ ней часа два и увидалъ, что она обладала кром красоты тактомъ и была порядочно образована.
Цлую недлю пробылъ Трезвоновъ въ Невылазов и каждый день проводилъ у Кривомровыхъ и сошелся на короткую ногу и съ отцомъ, и съ дочерью. Спустя недлю, онъ ухалъ въ Трезвоново. Карлъ Иванычъ, какъ самый аккуратный изъ всхъ управляющихъ, не замедлилъ явиться съ отчетомъ, но Василій Петровичъ сразу озадачилъ его, предложивъ ему отвести мсто на берегу рки для пристани Кривомрова.
— О-о! процдилъ Карлъ Иванычъ, вынимая изо рта сигару,— какъ ни мошна, Базиль Петровичъ, ршиль на это? ай-ай-ай!
— Онъ будетъ намъ платить аренду.
— А, чево тамъ аренда! Какъ ви такъ длиль, mein in Gott, mein Gott! сокрушался и по нмецки, и по русски Карлъ Иванычъ.
— Да что же такое? недоумвалъ Трезвоновъ.
— Aber, у меня тамъ залифной люга, съ горечью замтилъ Карлъ Иванычъ.— Нэтъ, я не мошна сдлать этого! злобно прибавилъ онъ, бросая въ пепельницу окурокъ.
Но я уже далъ слово.
— А што ни думалъ, я клопоталь, клопоталь, устрайваль все завсмъ карашо, а ви отдайтъ этотъ пузатій шортъ! разсердился Карлъ Иванычъ.
— Кром того, Карлъ Иванычъ, я позволилъ ему провесть прямую дорогу изъ его лса на пристань черезъ паши земли.
— Што такой?! заоралъ Карлъ Иванычъ.— Я ему вотъ какой штюкъ дастъ вмсто дорога!— и Карлъ Иванычъ изобразилъ изъ пальцевъ такую штуку, которая вовсе не имла мста въ переговорахъ управляющаго съ помщикомъ.— Пусть онъ на сфой плша дорогъ длайтъ, а я не дамъ! Нтъ, я самъ лягитъ и не пуститъ его хать по маша поля, та ви это знайтъ, што ни думайтъ, плшива онъ шортъ! Вотъ ему какой! горячился, брызгая слюнями, Карлъ Иванычъ.
Но не смотря на вс его доводы, дло было ршено такъ, какъ хотлось Кривомрову. Между тмъ Трезвоновъ чуть не черезъ день здилъ въ Невылазовъ и почти дневалъ и ночевалъ у Матвя Никитича.
Прошла уже и святая недля, а отношенія Трезвонова къ Кривомрову не только не перемнились, но даже сдлались еще дружественне. Со старикомъ они сдружились такъ, что ихъ, какъ говорится, водой не разольешь. Но конечно, ты поймешь, дорогой мой читатель, что не дружба старика привязывала Василья Петровича къ Кривомровымъ, ты конечно сообразилъ, что его заинтересовала Софья Матвевна, а я теб скажу, что она не только заинтересовала его, но что герой мой влюбился какъ котъ и главное, пользовался взаимностію Сонечки. Любовь ихъ развивалась съ быстротою электричества, присутствіе старика не стсняло ихъ и они, пользуясь французскимъ языкомъ, миндальничали у него подъ носомъ. Короче сказать, Василій Петровичъ и Софья Матвевна влюбились другъ въ друга такъ, что не могли прожить не видавъ одинъ другаго и часу.
Герой мой въ девятый разъ ршился жениться.
Онъ издали завелъ съ старикомъ разговоръ на эту тему, и Матвй Никитичъ, не подозрвая, что ржетъ своего друга въ самое чувствительное мсто, сообщилъ ему, что для дочери иметъ въ виду жениха изъ своего брата купца, у котораго отца нтъ, но малый онъ дльный, его можно взять въ домъ и съ увренностію препоручить ему вс дла. Это дружественное изліяніе подйствовало на моего героя какъ ушатъ холодной воды и видя, что старикъ крпко уперся на своемъ мнніи, онъ, чтобъ не испортить дла, не ршился сдлать предложеніе и въ тотъ же день похалъ посовтываться къ Загибалову.
— Э-э, братъ! протянулъ Загибаловъ, когда Василій Петровичъ передалъ ему свои поползновенія на Софью Матвевну.— Нтъ, тутъ въ этомъ толку не будетъ, насчетъ амуретовъ еще туда-сюда, а что касается женитьбы,— это, братъ, отложи попеченіе.
— Да что же?
— Да то же, старикъ непремнно хочетъ выдать ее за купца, за нее губернскій предводитель сватался, да и то ни съ чмъ отъхалъ.
— Да вдь она сама хочетъ за меня выйти.
— Понимаю, да старикъ не позволитъ.
— А если я сдлаю предложеніе?спросилъ Трезвоновъ.
— Ну, значитъ Сонечки твоей посл этого теб не видать какъ ушей своихъ, внушительно замтилъ Загибаловъ.
Герой мой задумался не на шутку и, растянувшись на диван, курилъ папиросу за папиросой, посматривая иногда на Загибалова, который работалъ за письменнымъ столомъ. Пріятели долго молчали.
— Эй, юриспруденція! крикнулъ вдругъ Трезвоновъ.
— Чортъ тебя возьми! что теб? обратился къ нему Загибаловъ, вздрогнувъ.
— Что-жь ты ругаешься-то?
— Да какъ же, жида посадилъ на нужной бумаг.
— Чортъ съ нимъ съ жидомъ! слушай, сказалъ Трезвоновъ, видя, что пріятель его принялся счищать кляксу.
— Что?
— Помогай.
— Въ чемъ?
— Опять въ чемъ! какъ жениться на Сонечк?
— Какъ жениться?— взялъ да увезъ, серьезно замтилъ Загибаловъ.
— А что и въ самомъ дл! спуская ноги съ дивана, вскрикнулъ Василій Петровичъ.
— Чего-жь еще! если она согласится, стало быть и толковать нечего. Подъзжай какъ нибудь къ старику, а тмъ временемъ и того… обработывай…
— Постой! перебивая пріятеля, вскрикнулъ Трезвоновъ,— есть у меня роща небольшая, какъ разъ рядомъ съ его рощами, онъ все подбирается купить ее, да Карлъ Иванычъ, какъ только я заговорю объ этомъ, такъ на дыбы и становится. Разв на эту штуку попробовать?
— Ну, такъ чего-жь еще, вотъ и напирай на рощу-то, а тамъ страви его съ своимъ нмцемъ-то, да тмъ временемъ и маршъ.
Пріятели посовтовались еще и Василій Петровичъ въ тотъ же вечеръ отправился къ Кривомровымъ, чтобы передать это Сонечк.
Переговоры съ Софьей Матвевной убдили Трезвонова, что сватовство не поведетъ ни къ чему. Она хорошо знала взглядъ своего отца на это и, боясь испортить дло, не совтовала Василью Петровичу длать прямо предложеніе. Словомъ, переговоры двухъ влюбленныхъ пришли къ тому, что молъ такъ или иначе, а ршить дло нужно, оба пришли къ тому убжденію, что попусту разводить амуреты дло не подходящее и значитъ только, какъ говорится, толочь воду на воеводу. Да еще, чего добраго, ожидаемый Матвемъ Никитичемъ женихъ сдлаетъ предложеніе, ну, тогда значитъ все и поминай какъ звали. Если ты, читатель, былъ когда нибудь влюбленъ, то легко поймешь то состояніе, въ которомъ находились мои герои. Явился на сцену вопросъ: на что ршиться? Трезвоновъ, не находя другаго исхода, предложилъ своей возлюбленный на утекъ. Какъ ни молода была Софья Матвевна, но сразу сообразила, что улизнуть изъ родительскаго дома мало того, что трудно, но и крайне рискованно. На подобный шагъ у ней не хватало ршимости, и Василью Петровичу стоило большаго труда привести ее къ сознанію, что все окончится благополучно, отецъ проститъ и т. д. Софья Матвевна согласилась, но Василій Петровичъ, боясь опять какой нибудь ‘заковычки’, нсколько разъ принимался вновь убждать ее: самыми яркими красками развивалъ онъ передъ ней свою тему и чуть не каждую минуту заставлялъ ее клясться, что ршимость ея непоколебима. Нужно замтить, что большинство этихъ переговоровъ герои мои вели при старик, конечно по Французски. Наконецъ Трезвоновъ, убдясь окончательно въ твердой ршимости Софьи Матвевны, ршился дйствовать не дремля. Первый стратегическій планъ его былъ войти къ старику еще въ большее довріе и расположить его къ себ еще боле. Онъ заговорилъ съ нимъ о рощ, Матвй Никитичъ пустился развивать свою идею лсоводства и въ конц концовъ перешелъ къ предложенію, не продастъ ли Трезвоновъ ему свою рощу. Василій Петровичъ, не соглашаясь прямо, далъ замтить, что онъ не прочь отъ этой сдлки, но что ему нужно поговорить съ Карломъ Иванычемъ. Люди, знающіе способъ увоза невстъ, говорятъ, что исполнить это безъ помощи молодыхъ людей очень трудно, Василій Петровичъ въ этомъ отношеніи могъ располагать только однимъ Загибаловымъ, такъ какъ во все время пребыванія своего въ Невылазов не обзавелся знакомствомъ, но Загибаловъ съумлъ устранить этотъ недостатокъ, завербовавъ нсколько молодыхъ людей и познакомивъ ихъ съ Трезвоновымъ. Наконецъ все уладилось, назначенъ былъ день внчанія. Увезти Софью Матвевну предполагалось черезъ садъ и Василій Петровичъ предупредилъ ее, что въ девять часовъ вечера у садовой калитки, выходившей въ переулокъ, ее будутъ ждать лошади. Не смотря на поспшность, съ какою велось дло. Василій Петровичъ хотлъ отпраздновать сватьбу какъ слдуетъ и даже къ назначенному дню выписалъ изъ губернскаго города архіерейскихъ пвчихъ. Такъ какъ старикъ Кривомровъ не рдко зазжалъ въ Трегзвнова, то Василій Петровичъ вс приготовленія длалъ въ сосднемъ сел, гд находилась церковь, тщательно скрывая ихъ отъ окружающихъ. Наконецъ все было готово и вожделнный день наступилъ. Утромъ Василій Петровичъ пригласилъ къ себ управляющаго и объявилъ ему о своемъ желаніи продать Кривомрову одну изъ своихъ рощъ. Карлъ Иванычъ, услыхавъ это, буквально, по выраженію Трезвонова, ‘всталъ на дыбы’. Онъ приводилъ всевозможные доводы, доказывая всю невыгоду этой продажи, убждалъ, просилъ, молилъ, чуть не плакалъ,— ничего не помогало. Василій Петровичъ ладилъ свое и предложилъ Карлу Иванычу вечеромъ отправиться къ Кривомрову и переговорить объ этомъ дл. Карлъ Иванычъ ожилъ: онъ былъ увренъ, что коль скоро онъ будетъ вести эту сдлку, то она ни въ какомъ случа не состоится. Онъ весь день былъ не въ дух и нсколько разъ порывался хать, но Василій Петровичъ каждый разъ чмъ нибудь удерживалъ его и отпустилъ лишь тогда, когда это было нужно.
Отправивъ Карла Иваныча, Трезвоновъ снаряжалъ другую экспедицію. Дв кареты, запряженныя лихими четверками, ждали у подъзда, въ одной хали двое молодыхъ людей, съ другой отправлялся человкъ Трезвонова, которому Василій Петровичъ лишь за нсколько часовъ до отправленія объяснилъ всю важность порученія, не говоря между прочимъ прямо, что онъ увозитъ свою невсту, а обходя этотъ вопросъ, старался дать понять о томъ, разсчитывая на смышленость человка. Теперь Трезвоновъ давалъ ему послднія инструкціи.
— Такъ помни же, Алексй, говорилъ онъ,— прідешь и стань въ переулк у садовой калитки.
— Понимаю-съ…
— Она ли сама выйдетъ, или можетъ вышлетъ кого, такъ ты распроси, если она вышлетъ, такъ вроятно горничную, ты и отдай эту записку.
— Понимаю-съ, повторилъ Алексй, взявъ записку.
— Смотри же, зря кому не отдай.
— Нтъ-съ, зачмъ же-съ.
— Потомъ выйдутъ, усадишь въ карету и маршъ, заключилъ Трезвоновъ.
— Слышаю-съ.
— Смотри же, какъ можно поаккуратнй. Ну, ступай. Человкъ вышелъ.
— А вы, господа, говорилъ Василій Петровичъ шаферамъ,— остановитесь на углу переулка и какъ только Алексй выдетъ, катайте впередъ въ церковь. Да ради Бога смотрите за людьми, я здшнюю прислугу не знаю, но уже усплъ убдиться въ ея аккуратности: на первый же разъ кучеръ мн чуть голову не сломалъ.
— Василій Петровичъ, вдь по настоящему-то вамъ самимъ слдовало бы въ той-то карет хать, предложилъ одинъ шаферъ.
— Нтъ, господа, отнкивался Василій Петровичъ,— хуже будетъ: сколько разъ пытался самъ увозить, какая нибудь штука да помшаетъ. Ужь я знаю, что если я самъ вмшаюсь — ничего и не выйдетъ.
Когда об кареты отправились, Василій Петровичъ не спша принялся за туалетъ и наконецъ, разсудивъ, что пора, слъ въ экипажъ и ухалъ въ церковь.
Карлъ Иванычъ былъ правъ: переговоры его съ Кривомровымъ не привели ни къ чему: оба они только разсердились другъ на друга, и Карлъ Иванычъ отправился къ своему другу аптекарю выпить съ нимъ бутылку пива и посовтовать на ни съ чмъ несообразныя дйствія своего патрона,
— Ишь ты накурилъ-то какъ! ворчалъ старикъ по уход Карла Иваныча и, выйдя въ залу, отворилъ окно я слъ около него, любуясь весеннимъ вечеромъ. Изъ окна былъ виднъ весь переулокъ, выходившій къ рк. Матвй Никитичъ долго смотрлъ на закрывающуюся боле и боле вечерними сумерками рку, на деревеньку, находящуюся на противоположномъ берегу рки, все быстро покрывалось сумракомъ, въ деревеньк кой-гд засвтились огни. Матвй Никитичъ задумался, какъ вдругъ фырканье лошадей привлекло его вниманіе. Кривомровъ высунулся въ окно, но въ темнот ничего не могъ разсмотрть и слышалъ только, какъ у садовой калитки фыркали лошади, да кто-то въ полголоса разговаривалъ.
Матвй Никитичъ вышелъ въ переднюю.
— Есть тутъ кто? спросилъ онъ.
Вошла горничная.
— Поди-ко сбги, обратился къ ней Кривомровъ,— подъхалъ кто-то къ саду, узнай, къ намъ что-ль.
Горничная ушла и скоро возвратилась съ запиской.
— Отъ кого это? спросилъ Кривомровъ.
— Отъ Василья Петровича, барышн приказано отдать.
— Да-кось сюда, какой барышн, мн чай.— И Матвй Никитичъ поспшно зажогъ свчу и прочелъ:
‘Все готово, лошади ждутъ васъ, прізжайте сейчасъ, не медлите, сегодня должно все кончиться, или все пропало, я держу свое слово, не отступайте же и вы отъ своего.
— Нмецъ все пакоститъ, безъ него должно хочетъ окончить, проговорилъ Матвй Никитичъ и, торопливо одвшись, чуть не бгомъ сбжалъ къ карет.
— Ты бы взбжалъ да и отдалъ записку-то, влзая въ карету, обратился онъ къ Алексю.— Василій Петровичъ чай поскорй приказалъ, такъ ты тово, не дремли, прибавилъ онъ, усаживаясь.
‘Ишь ты, думалъ Алексй, садясь на козлы,— отецъ-то радъ-радешенекъ, а я думалъ баринъ уволочь хочетъ у него дочь-то’.
Оба экипажа какъ вихрь понеслись по дорог въ Трезвоново. Лошади мчались во весь карьеръ, Матвй Никитичъ, погруженный въ свои разсчеты, и не замтилъ, что его провезли мимо Трезвонова. Скоро первая карета остановилась у церкви, вслдъ за ней лихо подкатилъ Матвй Никитичъ, шафера бросились въ церковь, двери отворились настежъ.
— Господи помилуй! недоумвая проговорилъ Матвй Никитичъ.— И онъ перекрестился и шепча ‘благосло вивши вхожденіе и исхожденіе’, вошелъ въ церковь.
‘Гряди, гряди отъ Ливана невста!’ грянули пвчіе, вс остолбенли, Матвй Никитичъ оглядывался съ удивленіемъ.
‘Гряди, гряди!’ гудли баса.— ‘Гряди, гряди!’ подхватывали тенора и альта.— ‘Отъ Лива-а-на не-вста!’ частили мальчики.
— Опять заковычка! проговорилъ Трезвоновъ и грустно повсилъ голову.