Несколько слов г-ну Шевыреву на замечания его о критике 'Отечественных Записок' по поводу сочинения князя Вяземского, Дудышкин Степан Семенович, Год: 1848 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 19 минут(ы)

НСКОЛЬКО СЛОВЪ Г-НУ ШЕВЫРЕВУ НА ЗАМЧАНІЯ ЕГО О КРИТИК ‘ОТЕЧЕСТВЕННЫХЪ ЗАПИСОКЪ’ ПО ПОВОДУ СОЧИНЕНІЯ КНЯЗЯ ВЯЗЕМСКАГО.

Желательно бы было, чтобы у насъ въ Россіи
журнальная полемика не выходила изъ
границъ приличій…’

Что ни говорите, сколько желаній ни посылайте въ пользу будущаго нашей литературы, а въ настоящее лтнее время она представляетъ не совсмъ отрадный видъ. Сочиненій ученыхъ появляется мало, произведеній литературныхъ почти нтъ, за исключеніемъ нсколькихъ повстей, помщаемыхъ въ лучшихъ журналахъ, а критика, антикритика шумитъ, хлопочетъ, трещитъ въ уши публик самыми нестройными криками, какъ-будто дло идетъ о вопросахъ первой важности! Такое положеніе литературныхъ длъ не говоритъ ни въ пользу критиковъ, ни въ пользу тхъ вопросовъ, о которыхъ много шумятъ, и за которые пачкаютъ другъ друга бурыми чернилами такъ-называемой критики. Выйдите на рынокъ и посмотрите, какой тамъ шумъ изъ-за того, чтобъ продать на копейку товару! Войдите въ благоустроенный магазинъ, гд продажа совершается на тысячи рублей: тамъ даже не торгуются, не спорятъ, показываютъ товаръ, не имя никакой нужды хвалить его, потому-что онъ самъ себя хвалитъ, тамъ принимаютъ всхъ одинаково-вжливо, и богатаго и бднаго, всмъ продаютъ за одинаковую цну… Литературная полемика, выходящая изъ границъ, есть первый признакъ отсутствія содержанія, за которое собственно бываютъ литературные споры, за неимніемъ содержанія, споръ переходитъ на личности, и тогда публика должна быть, зрительницею самыхъ непривлекательныхъ боевъ.

‘Москвитянинъ ‘— московскій журналъ, извстенъ въ нашемъ историческомъ и литературномъ мір тмъ, что его весьма-трудно найдти въ Петербург, и тмъ еще, что издавна преподаетъ незатйливую теорію желаній, неизвстно только въ чью пользу.

Въ ныншнемъ году, появилось сочиненіе, замчательное во многихъ отношеніяхъ: мы говоримъ о книг князя Вяземскаго ‘Фонъ-Визинъ’. Читатели наши помнятъ, что мы имли удовольствіе хвалить эту книгу. Мы говорили, что князь Вяземскій въ біографіи Фонвизина разсматриваетъ не одного этого писателя, во цлый періодъ нашей литературы, онъ положилъ во главу его изреченіе: исторія литературы народа должна быть вмст и исторіею его общежитія.— ‘Москвитянинъ’ врный своимъ желаніямъ, не пропустилъ и этого удобнаго случая, онъ сказалъ, т. е. пожелалъ слдующаго: ‘Французы боле смотрятъ на литературу съ той стороны, какъ она отражаетъ въ себ развитіе общественное. Нмцы, напротивъ, видятъ въ ней боле жизнь индивидуальную, проявленіе личностей отдльныхъ (?) и ограничиваются эстетическимъ воззрніемъ, которое отсюда и опредляется. И то, и другое воззрніе имъ’етъ свою необходимую и прекрасную сторону, но и то и другое не полно и односторонне’. (За симъ слдуетъ желаніе) ‘Желательно бы было, что бы у насъ въ Россіи они помирились и все полнили другъ друга’. (‘Москв.’ 1848 г. No 7-й, Крит. стр. 15.) Легко сказать помирились! Да извольте-ка вы ихъ помирить и восполните ихъ, какъ, на-примръ, вы, г. Шевыревъ, восполняете въ вашемъ журнал г. Погодина, а г. Погодинъ восполняетъ васъ! Посмотримъ, что тогда выйдетъ!

Авторъ этого замчанія, г. Шевыревъ, пожелавшій при семъ удобномъ случа кой-чего русской литератур, былъ бы для насъ лицомъ совершенно-постороннимъ, еслибъ онъ не вздумалъ, неизвстно на какомъ основаніи и по какимъ побужденіямъ, обратить свое критическое желаніе и на шестую книжку’ Отечественныхъ Записокъ’ ныншняго года, въ которой былъ помщенъ разборъ книги князя Вяземскаго? онъ началъ за-одно разбирать и сочиненіе ‘Фонъ-Визинъ’, и критику ‘Отеч. Записокъ’. И это бы все еще ничего, мы къ этому уже привыкли? два достойные писателя, г. Булгаринъ и Шевыревъ, давно уже не могутъ написать ни одной статьи безъ того, чтобъ какъ-нибудь не приплесть къ ней ‘Отечеств. Записокъ’, руководствуясь однимъ и тмъ же побужденіемъ, стремясь къ одной и той же общей для нихъ цли. Но г. Шевыревъ, въ своей критик (см. 7-й No ‘Москвитянина’) употребилъ такія выраженія на-счетъ нашего журнала, которыя мы считаемъ долгомъ довести до свднія публики, потому-что ихъ, можетъ-быть, немногіе прочли въ ‘Москвитянин’.

Итакъ, обратимся къ длу. Оно состоитъ вотъ въ чемъ. Мы уже привели выше одни слова князя Вяземскаго, именно.

‘Исторія литтературы народа должна быть вмст исторіею и его общежитія. (‘Фонъ-Визинъ’ кн. Вяземскаго, стр. 1).

‘Можно еще допустить, что въ нкоторомъ отношеніи литтература бываетъ двоякая: одна для народа то, что даръ слова для человка, то, чмъ передаетъ онъ себя ближнимъ и потомству. Другую литтературу можно причислить къ искуствамъ изящнымъ: къ ваянію, къ живописи, къ музык…. Посреди безмолвія царствующаго при отсутствіи первой изъ сихъ литтературъ, можетъ возвы ситься иногда голосъ автора, который сильно подйствуетъ на вниманіе общества, его окружающаго: общество отвчаетъ ему съ силою и быстро тою потрясеннаго сочувствія, но сіе дйствіе случайно, скоропостижно и недолговременно: не имвъ предыдущаго, оно едва объемлетъ стсненные предлы настоящаго и теряется вмст съ минутнымъ впечатлніемъ… Кажется не страшась нареканія въ неблагодарности и несправедливости къ литтератур отечественной, можно примнить ее ко второму разряду изъ двухъ описанныхъ выше. Такъ, она не есть жизнь народа нашего, а разв одна изъ блистательныхъ отраслей общежитія его: она не народный даръ слова, не народный глаголъ, а одно изящное выраженіе народа, какъ музыка или живопись.’ (Тамъ же стр. 3—4).

Приведемъ еще мсто, для уясненія нашей мысли,

‘Русское общество не воспитано на чтеніи отечественныхъ книгъ: вы не можете найдти людей, которые чувствовали-бы по Державину, мыслили-бы по Княжнину, коихъ мннія. развились-бы и созрли подъ вліяніемъ такихъ-то или другихъ русскихъ авторовъ. Это неоспоримо. Какое можетъ быть на народъ вліяніе литтературы, не имющей эпопеи, театра, романовъ, Философовъ, публицистовъ, моралистовъ, историковъ? ибо одинъ историкъ, и то историка, давно прошедшихъ столтій, историкъ отечества своего, какъ ни сильно выразилъ онъ умъ свой въ твореніи своемъ, какъ ни врно воскресилъ онъ въ немъ наше прошедшее, но дйствіе его все-же должно быть одностороннее и ограничено самыми предлами предначертаннаго круга’ (Тамъ-же стр. 5).

Теперь, слдовательно, понятенъ взглядъ князя Вяземскаго на литературуона должна быть выраженіемъ общества, но у насъ нтъ такой литературы. Спрашиваемъ, можно ли иначе понимать приведенныя мста изъ книги князя Вяземскаго?

Въ другомъ мст, самъ князь Вяземскій, по-видимому, немного уклонился отъ этой мысли, но это только видимое уклоненіе, обмолвка, а въ сущности оно не нарушаетъ единства мысли, приведенной въ сочиненіи. Князь Вяземскій сказалъ:

‘Нтъ сомннія, Русское общество еще вполн не выразилось литтературою. Русскій народъ сильне, плечисте, громогласне своей литтературы. Въ сравненіи съ нимъ она нсколько ще душна. Мсто, занимаемое имъ въ литтературномъ мір, не соотвтствуетъ тому, коимъ завладлъ онъ въ мір политическомъ. Вы должны искать Русскихъ слдовъ въ исторіи Двора, въ исторіи походовъ, въ исторіи успховъ гражданственности: блестящія страницы могутъ здсь удовольствовать требованію честолюбія народнаго и явить, что сіе общество, хотя еще мало говорливое, иметъ во многихъ чертахъ свою физіономію, свою нравственную самобытность. Одно книжное знакомство съ нимъ увлекло-бы васъ къ заключенію, что нтъ общества, а есть только народонаселеніе…’ (Тамъ-же стр. 4 и 5).

Спрашивается, какъ понимать вышеприведенныя слова: русское общество еще вполн не выразилось литературою — какъ неоднозначащими съ прежнею мыслію, что у насъ нтъ такой литературы, которая была бы выраженіемъ общества, или что у насъ есть литература, но не такая, которая выражаетъ общество.

Такимъ-образомъ, и это, по-видимому, незначительное уклоненіе князя Вяземскаго отъ прежней мысли, состоитъ въ словахъ его, а не въ сущности дла. Просимъ запомнить это мсто, потому-что на него сильно напираетъ г. Шевыревъ.

Но какая же это литература, которая не выражаетъ русскаго общества? какой ея характеръ? На это князь Вяземскій отвчаетъ такъ:

‘Если-же захотть найти непремнно господствующую черту нашей литтературы, то должно остановиться на поэзіи лирической. Сіе соображеніе можетъ привести насъ къ заключенію, что и у насъ литтература, или то, что изъ литтературы имемъ, есть также однозвучное выраженіе общества. Общество наше, гражданственность наша образовались побдами. Не постепенными, не медленными успхами на поприщ образованности, не долговременными, постоянными, трудными заслугами въ дл человчества и просвщенія,— нтъ: быстро и вооруженною рукою заняли мы почетное мсто въ числ европейскихъ державъ. На поляхъ сраженій купили мы свою грамату дворянства. Громы Полтавской побды провозгласили наше уже безспорное водвореніе въ семейство Европейское. Сіи громы, сіи торжественныя, побдныя молебствія отозвались въ поэзіи нашей и дали ей направленіе. Слдующія эпохи, боле или мене ознаменованныя завоеваніями, войнами блестящими, питали въ ней сей духъ воинственный, сію торжественность, которая уже была въ послдствіи боле привычка и подражаніе, и потому неудовлетворительва, но на первую пору была она точно истинная, живая и выражала совершенно главный характеръ нашего политическаго быта…’ (Стр. 5 и 6).

При этомъ мы должны припомнить, что князь Вяземскій эту сторону нашей литературы называетъ изящнымъ выраженіемъ народа, подобнымъ музыка и живописи, слдовательно, относить ее ко второму разряду литературы.

Дале онъ говоритъ:

Лирическое, торжественное, хвалебное направленіе, данное поэзіи нашей, не измнилось совершенно и въ новйшія времена, когда другія потребности, другія усилія власти и гражданственности означились появленіяхъ боле миролюбивыхъ, но не мене сильныхъ для честолюбія народа могущественнаго и повелительнаго…’ (стр. 8).

Дале, упоминая о сношеніяхъ Россіи съ представителями европейскаго просвщенія, князь Вяземскій говоритъ, что эти сношенія ‘не были начаты и продолжаемы равными съ обихъ сторонъ договаривающимися ‘лицами: съ одной видимъ литераторовъ, съ другой Дворъ и вельможъ’. Т. е., другими словами, сами литераторы наши не могли быть представителями общества, но очень-простой причин, они были ниже потребностей общества, Выраженныхъ высшимъ классомъ, и совсмъ не по той причин, которую предполагаетъ г. Шевыревъ {Г. Шевыревъ, на основаніи своей извстной теоріи, утверждаетъ, что между нашимъ высшимъ обществомъ и нашими писателями не было ничего общаго, потому-что у послднихъ (писателей) ‘было чутье, которое сближало ихъ съ на’ родомъ и удаляло отъ общества, когда ‘они не могли сочувствовать сему послднему, въ-слдствіе данныхъ народной жизни’ (??!!). (Москв. Кр. стр. 9). Какимъ образомъ наблюдалъ чутье у нашихъ писателей г. Шевыревъ, и можно ли эту способность брать въ разсмотрніе при оцнк людей?— ршеніе этого вопроса относится къ теоріи г. Шевырева.}.

Посл всхъ приведенныхъ здсь мстъ, мы, полагаемъ, имли право сказать слдующее въ своей рецензіи: ‘Принимая за исходный пунктъ, что литература должна быть выраженіемъ общества, князь Вяземскій утверждаетъ, что у насъ нтъ такой литературы, потому-что русское общество еще не выражено литературою’ (‘ Отеч Записки’ 1848 г. No 6, ‘Критика’, стр. 3). Надемся, мы этимъ не сказали ничего преувеличеннаго. Но такъ-какъ съ этою мыслію князя Вяземскаго мы не были совершенно согласны — ибо онъ въ общемъ обзор литературы утратилъ изъ вида сатиру и комедію, появившіяся у насъ вмст, даже еще раньше лирическаго направленія, даннаго Ломоносовымъ — то и должны были сдлать оговорку и свое замчаніе противъ заключенія автора ‘Фонъ-Визина’. Мы и тогда сказали и теперь повторяемъ, что, если смотрть на литературу, какъ на выраженіе общества, то въ этомъ случа никакъ нельзя упускать изъ вида сатирическаго направленія, въ которомъ выразилось много сторонъ русскаго общества: одн сатиры Кантемира и комедіи Фонвизина покажутъ вамъ много слоевъ общества временъ Петра и Екатерины, не говоримъ уже о Грибодов и Гогол. А потому въ рецензіи нашей было прибавлено: ‘Приговоръ смлый и справедливый, по нашему мннію, только отчасти. Все русское общество не выражено нашею литературою — согласны, но за то нкоторыя черты этого общества выражены уже, и потому, разсматривая русскую литературу съ той точки, которую положилъ въ основаніе князь Вяземскій, по нашему мннію нельзя сказать, чтобъ русская литература вовсе не выражала русскаго общества’ (‘Отеч. Записки’, тамъ же). Кажется, мысль наша ясна, и читатели могутъ видть, что разница между нашимъ мнніемъ и мнніемъ князя Вяземскаго состоитъ въ томъ только, что мы въ нашей литератур даемъ важное мсто сатир и комедіи, и что князь Вяземскій не обращаетъ на нихъ вниманія въ своемъ общемъ обзор литературы.

Что жь изъ этого длаетъ г. Шевыревъ, такъ ревностно читающій Отечественныя Записки’ и такъ твердо запоминающій все, что въ нихъ печатается? Вотъ что:

‘Въ Отеч. Зап. (No 6) возражали автору касательно отношенія между литературою и обществомъ. Мы приводимъ это возраженіе, что бы показать, какъ От. 3. возражаютъ на чужія мысли, исказивъ лхъ, и сами потомъ скажутъ ту же мысль разбираемаго автора, но своими словами, только хуже. Ки. Вяземскій говоритъ: ‘Русское общество еще вполн не выразилось литературою’. Слова О. 3. ‘Принимая за исходный пунктъ, что литература должна быть выраженіемъ общества, онъ (Кн. Вяземскій) утверждаетъ, что у насъ нтъ такой литературы, потому что русское общество не выражено еще литературою’. Дале: ‘разсматривая Русскую литературу съ той точки, которую положилъ въ основаніе (!) Князь Вяземскій, по нашему мннію, нельзя сказать, чтобъ русская литература вовсе не выражала русскаго общества’.— Да гд жь это говоритъ Кг. Вяземскій?— у него Р. общество еще вполн не выразилось литературою, у О. 3. вовсе, не выражалось. Но сами О. 3. какъ объ этомъ думаютъ?— ‘Литература наша хотя въ малой мр, но была выраженіемъ общества.’ — Да разв это не то же самое, что у Кн. Вяземскаго: не вполн или въ малой мр?’ (Москв. Крит. Стр. 4).

Мы бы и не отвчали ничего на такое солидное возраженіе г. Шевырева, которое, можетъ-быть, многіе сочтутъ за игру словъ, еслибъ оно не было приправлено кои какимъ крпкимъ словцомъ, которое мы ниже сообщимъ читателямъ. И такъ, отвчаемъ на вопросъ г. Шевырева, ‘гд князь Вяземскій говоритъ, что русская литература вовсе не выражала русскаго общества?’

Во-первыхъ, тамъ же, гд онъ длаетъ раздленіе литературы на два вида? на литературу, выражающую народъ, я на литературу, которую князь Вяземскій не безъ основанія причисляетъ къ искусствамъ изящнымъ. Тамъ онъ говоритъ, что отечественная литература не есть жизнь народа націею, она не народный даръ слова, не народный глаголъ, а одно изящное выраженіе народа, какъ музыка или живопись.

Во-вторыхъ, князь Вяземскій говоритъ это тамъ же, гд онъ сказалъ, что у насъ нтъ ни эпопеи, ни театра, ни романовъ, ни философовъ, ни публицистовъ, ни моралистовъ, ни историковъ. Это долженъ помнить г. Шевыревъ, потому-что въ этомъ мст князь Вяземскій очень-выразительно объяснилъ свою мысль, что между русскимъ обществомъ и русскою литературою нтъ ничего взаимнаго, князь Вяземскій сказалъ, что русское общество не воспитано на чтеніи отечественныхъ книгъ: ‘вы не можете найдти людей, которые чувствовали бы но Державину, мыслили бы по Княжнину ‘и пр.

Въ-третьихъ, князь Вяземскій говоритъ это, къ сожалнію вашему, въ томъ же самомъ мст, опираясь на которое вамъ, г. Шевыревъ, угодно было сказать, что мы коверкаемъ чужія мысли.

Въ-четвертыхъ, князь Вяземскій говоритъ это тамъ же, гд онъ высказываетъ свое мнніе, что господствующая черта нашей литературы есть поэзія лирическая, выразившаяся въ одахъ Ломоносова, Державина… поэзія, которую по всей справедливости, по мннію князя Вяземскаго, должно отнести къ разряду изящныхъ искусствъ.

Наконецъ, въ-пятыхъ, князь Вяземскій говоритъ это и тамъ, гд онъ упоминаетъ, что между нашими литераторами и представителями европейскаго просвщенія не было ничего общаго, что эти представители европейскаго просвщенія гармонировали боле съ нашимъ высшимъ обществомъ, нежели съ нашими литераторами, слдовательно, и наши литераторы не были представителями этого общества, даже если допустить и приводимую вами причину, что они были съ какимъ-то чутьёмъ… А потому, князь Вяземскій и говоритъ, что ‘между литературою нашею и нашимъ обществомъ не было ничего взаимнаго’.

Мы считаемъ эти доказательства достаточными даже для г. Шевырева, и думаемъ, что посл этого нельзя вывести изъ словъ князя Вяземскаго заключенія, будто наше общество еще вполн не выразилось литературою, а напротивъ, если захотть понять смыслъ приведенныхъ нами мстъ, то должно заключить, что наша литература вовсе не выражала русскаго общества. Если же принять первое, то какъ согласить съ нимъ, на-примръ, такія положенія? между литературою нашею и нашимъ обществомъ не было ничего взаимнаго’, что ‘наша литература принадлежитъ къ разряду изящныхъ искусствъ, а не къ народной литератур’? Какъ же вы, г. Шевыревъ, не хотли обратить вниманія на смыслъ книги, на сущность дла, и выбрали себ для нападенія на ‘Отеч. Записки’ такую плохую позицію, укрпились за фразою, которая составляетъ брешу въ книг князя Вяземскаго? Какъ это вы могли совмстить въ своемъ историко-ученомъ воззрніи на нашу литературу два мннія, изъ которыхъ одно если не противорчитъ другому, то по-крайней-мр очень ограничиваетъ его?

Впрочемъ, мы и по этому поводу не обнаружили бъі особеннаго удивленія, то ли еще видано было отъ г. Шевырева! Намъ бы не показалось страннымъ, что г. Шевыреву желательно было примирить и это разногласіе, какъ онъ желалъ многаго для нашей литературы — еслибъ такое примиреніе крайностей не вызвало со стороны г. Шевырева слдующихъ строкъ, которыхъ ршительно ни съ чмъ нельзя примирить. Выразивъ свое мнніе о томъ, какъ ‘Отеч. Записки’ возражаютъ на чужія мысли, будто-бы исказивъ ихъ, и какъ он, эти ‘Отеч. Записки ‘потомъ высказываютъ будто-бы ту же мысль, но своими словами, и только хуже, онъ, г. Шевыревъ, приходитъ въ негодованіе на ‘Отеч. Записки’, и изрекаетъ таковое?

‘Вотъ еще образчикъ и логики и добросовстности, съ какими поступаютъ безъимянные критики Отеч. Записокъ. Такія обличенія можно бы’ (скажите лучше? Желательно бы) ‘длать на каждомъ ихъ шагу, но жалко тратить на то время’ (Мы и не смемъ требовать такой жертвы: ваше перо очинено не для журнальной полемики, а для исторіи литературы, преимущественно древней). ‘Ну вотъ мы и обличили неизвстнаго критика въ неправд.’ (И прекрасно сдлали, но дломъ ему.) ‘А кто онъ?’ (А! какъ вы любопытны, г. Шевыревъ! вамъ непремнно нужна подпись, чтобъ знать, кто пишетъ противъ васъ, но вдь вы знаете, что личности въ полемик не годятся.) ‘Кто за него покраснетъ? Редакторъ Отеч. Записокъ, но онъ ужь, кажется, до того привыкъ краснть за своихъ критиковъ, что эта привычка могла въ немъ перейдти въ отвычку’. (Не г. ли Шевыревъ? Но онъ такъ привыкъ къ своимъ литературнымъ пораженіямъ… Еслибы ‘Москвитянинъ’ праздновалъ только годовщины этихъ несчастныхъ катастрофъ и не вызывалъ новыхъ пораженіи, то и тогда уже дни его были бы печальны… Вы, г. Шевыревъ, любите связь прошедшаго съ настоящимъ въ дл литературы? не отвергайте же этой связи критикъ на васъ, начатыхъ еще г. Надеждинымъ, обнаружившимъ ваши глубокія свднія въ древней литератур, и продолжаемыхъ по настоящее время, — въ нихъ есть послдовательность. Поставьте предломъ послднюю статью въ ‘Сын Отечества’ извстнаго ученаго и литератора барона Розена. Оглянитесь назадъ? какая перспектива!.. Это недоброжелательство къ вамъ всхъ критиковъ и литераторовъ должно льстить вашему самолюбію. Вашихъ критикъ не уважалъ Пушкинъ и называлъ ихъ дтскими игрушками, какъ свидтельствуетъ баронъ Розенъ (‘Сынъ Отечества’, 1848 г., No 7, стр. 23), прибавляя? ‘одинъ только Пушкинъ могъ предвидть, что он (т. е. ваши критики) навсегда останутся такими замашками!’ (тамъ же), ваши статьи весьма-удачно опровергалъ А. Д. Галаховъ и покойный Блинскій, ваши сочиненія не разъ подвергались осужденію со стороны ‘Телескопа’, ‘Телеграфа’, Библіотеки для Чтенія’, ‘Отечественныхъ Записокъ’, вашъ курсъ исторіи литературы былъ дльно разобранъ въ ‘Сын Отечества’ въ прошломъ году… Ваша слава упрочена: вы можете не краснть!) ‘А если случится умереть кому изъ его критиковъ, то онъ еще, пожалуй, съ тономъ оффиціальнаго журнальнаго прискорбія скажетъ о покойномъ критик своего журнала? очень нердко заблуждался онъ въ своихъ литературныхъ мнніяхъ: заблужденія его происходили иногда, можетъ-быть, отъ недостатка знанія’… Да вы-то, г. Редакторъ, зачмъ пользовались его заблужденіями и зачмъ такъ усердно предавали тисненію?— чтобы заблужденіями вашего сотрудника, котораго мннія и труды придавали жизнь вашему изданію, вводить въ заблужденіе вашихъ читателей?— а когда его не стало, когда новому ужь его оправдывать, вы же первые объявляете нашимъ читателямъ въ его некролог о его заблужденіяхъ? Грустны такія явленія въ нашей литератур: ихъ не было въ той, которую вы же неутомимо всегда поносили’. (Ну, а если случится — чего Боже сохрани!— умереть которому-нибудь изъ литературныхъ критиковъ ‘Москвитянина’, что тогда долженъ будетъ сказать редакторъ его, г. Погодинъ? Вдь онъ скажетъ съ тономъ истиннаго и душевнаго прискорбія: поврьте, онъ никогда не заблуждался въ своихъ литературныхъ мнніяхъ, но къ-сожалнію публика не читала ихъ, потому-что не умла цнить избытка учености, она считала ее дтскою игрушкою. И тогда, пожалуй, кто-нибудь, въ подражаніе г-ну Шевыреву, воскликнетъ? да вы-то, г. Погодинъ, зачмъ пользовались этою ученостью, и зачмъ такъ усердно предавали ее тисненію? чтобъ ученостью вашего сотрудника, котораго мннія и труды придавали смерти вашему изданію, наводить скуку на вашихъ читателей? Грустны такія явленія въ нашей литератур: этой скуки нтъ въ тхъ журналахъ, которыя вы же неутомимо всегда унижаете).

Такимъ-образомъ, вопросъ о томъ? вовсе не выразилось или несовсмъ выразилось. русское общество въ отечественной литератур, составляетъ самый важный и самый главный пунктъ обвиненія ‘От. Зап.’ въ недобросовстности и во многомъ другомъ, чего мы пересказать не въ-состояніи, но что мы сейчасъ привели.-Мы видли, что позволилъ себ сказать г. Шевыревъ объ ‘От. Зап.’ въ томъ случа, когда онъ самъ виноватъ — впрочемъ, виноватъ только въ томъ, что не понялъ сочиненія князя Вяземскаго.

Перейдемъ къ другимъ, не мене для насъ убійственнымъ, и для литературы не мене важнымъ пунктамъ спора г. Шевырева съ ‘Отеч. Записками.

Упоминало воспитаніи Фонвизина, князь Вяземскій говоритъ слдующее?

‘Авторъ вашъ, говоря о дтств своемъ, показываетъ, что оно было означено рзкими чертами характера пылкаго и ршительнаго. Авторскія склонности обнаружились въ малолтств его раннею чувствительностію, раздражительнымъ воображеніемъ и жадностью, съ которою вслушивался онъ въ разсказы, пробуждавшіе его ребяческое вниманіе. Тогдашнее воспитаніе, при недостаткахъ своихъ, имло и свойственныя ему выгоды: ребенокъ оставался доле на Русскихъ рукахъ, доле окруженъ былъ Русскою атмосферою, въ которой знакомился ране и боле съ языкомъ и обычаями Русскими. Европейское воспитаніе, которое уже въ возмужаломъ возраст довершало воспитаніе домашнее, исправляло предразсудки, просвщало умъ, не искореняло впечатлній первоначальныхъ, которыя были преимущественно отечественныя. Укажемъ на одно свидтельство: большая часть переписки государственныхъ людей царствованія Екатерины велась на Русскомъ язык, не смотря на господство языка Французскаго и нравовъ иноплеменныхъ. Посл видимъ мы совершенно противное: норные звуки, первыя понятія, кои передавали дтству другаго поколнія, были исключительно иностранныя, потому что ребенокъ съ груди кормилицы Русской обыкновенно ввряемъ былъ рукамъ чужеземцевъ. Уже только поздне въ лтахъ юношества, а часто и въ возраст, уже перезрломъ для исправленія погршностей вкоренившихся, Русскій гражданинъ, по собственному обратному влеченію и какъ будто по уязвленію пробудившейся совсти, обращался къ изученію отечественнаго. Боле, домосдства въ жизни родителей, боле приверженности къ исправленію частныхъ обязанностей я соблюденію обрядовъ Русскаго православія, можетъ быть, мене суетности, но въ семейственномъ кругу боле живаго участія въ длахъ общественныхъ и между тмъ боле независимости въ нравахъ, способствовали тогда къ нкоторому практическому гражданскому воспитанію: оно имло свои недостатки и весьма важные, но, какъ замчено выше, имло въ себ что-то положительное, дйствовавшее въ народномъ смысл. Нын воспитаніе наше слишкомъ отвлеченно и, пущенное въ ростъ, ни на чемъ не упирается въ коренномъ основаніи. Напримръ, мы видимъ, что старикъ отецъ Фон-Визинъ заставлялъ сына читать у крестовъ во время всенощныхъ бдній, которыя часто отправлялись у нихъ дома, поздне, дтей другаго поколнія заставляли прежде всего вытвердить наизусть

La cigale ayant chant

Tout l’t…’ (Фонъ-Виз. стр. 26 и 27).

Изъ приведенной выписки читатели видятъ, что князь Вяземскій говоритъ, будто въ прежнее время, воспитаніе, не смотря на свои недостатки, имло больше достоинствъ, нежели наше воспитаніе, которое слишкомъ-отвлеченно, будто прежнее воспитаніе имло что-то положительное, дйствовавшее въ народномъ смысл. Но какое жь это что-то положительное?— князь Вяземскій не отвчаетъ на это прямо. Онъ говоритъ только, что ребенокъ оставался доле на русскихъ рукахъ, вслушивался въ домашніе разсказы и боле знакомился съ языкомъ и обычаями русскими, а потомъ уже, въ возмужаломъ возраст, знакомился съ европейскимъ образованіемъ, которое довершало воспитаніе домашнее, искореняя предразсудки.

Не соглашаясь съ мыслію князя Вяземскаго, будто прежнее воспитаніе имло больше достоинствъ, нежели наше образованіе, мы подкрпили свои слова примромъ на томъ же самомъ Фонвизин, котораго привелъ князь Вяземскій. Фонвизинъ долго оставался на русскихъ рукахъ, прислушивался къ русскимъ разсказамъ, ознакомился съ русскими обычаями и языкомъ, возмужалъ, и тогда только началъ читать Французскія книги. Что жь изъ этого вышло? Это извстно г. Шевыреву: Фонвизинъ дотого увлекся господствовавшимъ тогда направленіемъ противорелигіозныхъ идей, что самъ раскаявался въ этомъ въ своей ‘Исповди’. А отъ-чего? отъ-того, что тогда меньше, нежели теперь, были согласованы старинные наши обычаи и европейскія требованія, къ которымъ влекла насъ образованность высшаго общества. Фонвизинъ не одинъ этому примръ. Прочтите его ‘Исповдь, и вы увидите еще нсколько лицъ, которыя заблуждались столько же, если не больше Фонвизина. Все это отъ того, что тогда переходили изъ одной крайности въ другую, отъ чисто-русскаго домашняго быта, въ которомъ сердце молодаго человка, хотя и обогащалось запасомъ нжныхъ, семейныхъ чувствъ, но умъ не получалъ достаточнаго развитія, въ другую область, область литературы иностранной, гд господствовали превратныя убжденія и стремленія…Вотъ въ чемъ все дло, вотъ что трудно согласить въ образованіи молодаго русскаго человка… На этомъ пути, конечно, ничего не было сдлано ни въ царствованіе Елисаветы Петровны, ни въ царствованіе императрицы Екатерины II… Если этотъ вопросъ занимаетъ русскіе умы, то не дальше, какъ со времени нын благополучно царствующаго Государя Императора… Еще Карамзинъ, памятникъ славнаго царствованія императора Александра, говорилъ: ‘Все народное ничто предъ человческимъ. Главное дло быіь людьми, а не Славянами’.— Слдственно, какіяжь достоинства прежняго воспитанія? Не должно забывать, что главное дло состоитъ не въ форм, не въ оболочк, а въ сущности, не въ томъ важность, что молодой человкъ знакомился раньше съ старинными русскими обычаями, съ языкомъ, что онъ зналъ разсказы стариковъ, а въ томъ, что онъ въ душ, по чувствамъ, но убжденіямъ былъ Чисто-Русскій. Вотъ, въ чемъ все дло! А въ прежнее время?— Подъ Французскимъ кафтаномъ вы встрчали или Русскаго съ прежними понятіями, или уже подъ Французскимъ кафтаномъ не находили ничего русскаго. Поэтому мы сказали въ своей рецензіи:’ Соединеніе русскаго духа и европейской образованности — одна изъ труднйшихъ задачъ нашего воспитанія, и мы никакъ не думаемъ, чтобъ къ ршенію ея сколько-нибудь приблизились въ царствованіе императрицы Екатерины’.

Что жь изъ этого понялъ г. Шевыревъ? На какую мысль онъ обратилъ вниманіе?

‘От. Записки и здсь нашли умстнымъ противорчить автору и сказали ршительно: ‘Съ этимъ мнніемъ мы не можемъ согласиться’. И здсь увидимъ, какъ умютъ он вникать въ то, чему противорчатъ. Мнніе Князя Вяземскаго, выписанное От. Записками, касается воспитанія Фонъ-Визина, который родился въ 1744 году, слдов. воспитанъ былъ во время Елисаветы Петровны, а въ годъ вступленія Императрины Екатерины на престолъ служилъ уже въ Коллегіи. Отеч. Записки въ своемъ противорчіи Князю Вяземскому выражаются такъ: ‘Соединеніе русскаго духа и европейской образованности — одна изъ труднйшихъ задачъ нашего воспитанія, и мы никакъ не думаемъ, что бы къ ршенію ея сколько-нибудь приблизились въ царствованіе императрицы Екатерины. Напротивъ насъ хотли воспитать совершенно на европейскій образецъ…’ Да Князь Вяземскій говоритъ о воспитаніи временъ Е.шсаветинекихъ, когда воспитался и Фонъ-Визинъ, а безъимянный критикъ Отеч. Запис. возражаетъ ему временами Екатерины, о которомъ самъ Князь Вяземскій говоритъ уже другое, начиная словами: ‘Посл мы видимъ совершенно противное’, что мы привели выше и чему нисколько не противоречатъ От. Записки. Да когдажь Редакторъ ихъ позаботится о томъ, чтобы его критики читали по-крайней-мр со вниманіемъ т книги, которыя они разбираютъ?’

Да когда жь г. Шевыревъ перестанетъ смотрть на смыслъ того, что, онъ читаетъ, сквозь фальшивыя очки своей желательной теоріи?..— Гд онъ нашелъ, что князь Вяземскій говоритъ о воспитаніи исключительно временъ елисаветинскихъ? какимъ-образомъ можно заключить въ опредленные годы это воспитаніе, о которомъ онъ говоритъ? Князь Вяземскій говоритъ вообще о томъ воспитаніи, когда ребенокъ оставался боле на русскихъ рукахъ, проводилъ молодость въ домашнемъ быту, а потомъ уже въ возмужаломъ возраст знакомился съ европейскимъ образованіемъ. Разв такое воспитаніе было только въ царствованіе Елисаветы Петровны? Разв не въ этомъ заключается все наше старинное образованіе, въ которомъ не было ничего посредствующаго между исключительно-русскою жизнію ребенка и потомъ исключительно-европейскими книжными познаніями возмужалаго человка? А откуда взялъ г. Шевыревъ, что будто князь Вяземскій разуметъ уже воспитаніе временъ Екатерины, начиная съ слдующихъ словъ? ‘посл видимъ мы совершенно противное…’? Какой признакъ воспитанія временъ Екатерины полагаетъ г. Шевыревъ?.. По нашему мннію, воспитаніе будетъ одно и то же, начнемъ ли мы съ ученія въ чисто-русскомъ дух, и потомъ привьемъ къ нему чисто-европейское образованіе, или начнемъ учить наоборотъ. Пусть первые звуки, первыя понятія будутъ исключительно иностранные, по жизнь, которая есть тоже наука, и въ которую опустится молодой человкъ — чисто-русская. Воспитаніе въ этомъ случа будетъ такъ же недостаточно, какъ и въ первомъ: не будетъ средины между тмъ и другимъ, и крайности будутъ слдствіемъ такого образованія. Сверхъ того, г. Шевыревъ долженъ бы, кажется, знать, что во времена Екатерины еще не было такого воспитанія, когда съ дтства начинали учить всему иностранному. тогда первые звуки, первыя понятія, передававшіяся ребенку, совсмъ не были иностранныя… Воспитывали такъ же, какъ и при Елисавет Петровн, большею частію дома, а потомъ, когда молодой человкъ начиналъ служить, его образовывало общество, въ которое онъ попадался…

Слдственно все то, что будто-бы говоритъ князь Вяземскій о воспитаніи во времена Елисаветы и о воспитаніи въ царствованіе Екатерины II, наконецъ, рзкое отдленіе мстъ въ текст князя Вяземскаго, въ которыхъ будто-бы говорится о томъ или другомъ воспитаніи, могъ видть только г. Шевыревъ сквозь непонятныя для насъ очки своей желательной теоріи. Зато и возраженіе онъ сдлалъ достойное своего глубокаго замчанія. ‘Да князь Вяземскій говоритъ о воспитаніи временъ Елисаветинскихъ, когда воспитался и Фон-Вивинъ, а безъимянный критикъ возражаетъ ему временами Екатерины’.— Можно подумать,.что во времена Елисаветы была ршена та трудная задача народнаго воспитанія, которую забыли въ царствованіе Екатерины… Нельзя не улыбнуться, читая это замчаніе. Но, къ-сожалнію, Это истая желательная теорія г. Шевырева! Чмъ дале идемъ въ старину, тмъ боле у насъ было ршено важныхъ вопросовъ, должно полагать, что при Анн Іоанновн вопросъ о воспитаніи былъ ршенъ основательне даже, чмъ во времена Елисаветы.

Упоминая о домашнемъ воспитаніи прежняго времени, князь Вяземскій говоритъ, какъ мы Выше привели, что домосдство въ жизни родителей, приверженость къ исправленію частныхъ обязанностей и соблюденію обрядовъ русскаго православія, мене суетности, но въ семейственномъ кругу боле живаго участія въ длахъ общественныхъ… способствовали тогда къ нкоторому гражданскому воспитанію… Мы недоумвали какимъ-образомъ посреди семейнаго круга можетъ быть боле или мене участія въ длахъ общественныхъ… Лишь-только кто-нибудь принимаетъ участіе въ длахъ общественныхъ, тотъ уже этимъ самымъ дйствуетъ на другомъ поприщ, совсмъ не семейномъ. Можно быть семьяниномъ и вмст дйствовать на пользу отечества, но въ семь человкъ дйствуетъ какъ семьянинъ, на поприщ службы общественной какъ членъ общества, а не семейства… Если же кн. Вяземскій хотлъ сказать, что въ семейномъ кругу было боле разговоровъ о длахъ общественныхъ тогда мы поймемъ его. Но это будетъ уже совсмъ-другой вопросъ, который еще нужно доказать — именно, что прежнее дворянство принимало больше участія въ длахъ общественныхъ, нежели ныншнее. Но вдь извстно, какъ оно тяготилось государственною службою. Не думаемъ, чтобъ оно много и разсуждало о длахъ общественныхъ, потому-что такое явленіе обыкновенно бываетъ слдствіемъ образованія.

А г. Шевыревъ радъ нашему недоумнію, потому-что для него самого нтъ недоумній:

‘Еще по этому случаю О. З. объявили, что он не понимаютъ, какимъ образомъ посреди семейнаго круга можетъ быть боле или мене участія въ длахъ общественныхъ, т. е. другими словами, что не попинаютъ он, какимъ образомъ семейство можетъ быть въ большей или меньшей связи съ общественною жизнію.Здсь, по крайней мр, О. 3. искренни. Не поняли да и сами въ томъ сознались: это и скромно и прилично’. (‘Москв.’ Кр. стр. 12).

Понимаемъ, г. Шевыревъ, понимаемъ! Да ваши-то другія слова совсмъ не т слова, которыя сказалъ князь Вяземскій. Вы и поняли, да совсмъ не то. Какъ не знать, что семейство можетъ бытъ (не можетъ быть, а есть, всегда было и будетъ) въ самой тсной связи съ жизнію общественною и государственною, что въ семейств приготовляются граждане для государства, слуги царю и отечеству, и каковъ духъ семейства, таковъ бываетъ въ-послдствіи и слуга отечеству, вышедшій изъ этого семейства. Ваши-то ‘другія слова’ мы кое-какъ понимаемъ, да потрудитесь намъ объяснить: какъ это бываетъ въ семейномъ кругу боле или мене живаго участія въ длахъ общественныхъ? Ваше острое словцо мы поняли и возвращаемъ вамъ, а вы будьте такъ же искренни и объясните намъ слова князя Вяземскаго, которыхъ мы и теперь не понимаемъ…,

, г. Шевыревъ замчаетъ въ ‘Отеч. Запискахъ’ недобросовстность и себялюбивую раздражительность. (Москв., Крит., стр. 16).

Недобросовстность онъ находитъ въ томъ, что мы привели одно мсто изъ книги князя Вяземскаго, которое противорчитъ послдней глав, написанной авторомъ, очевидно, гораздо-позже другихъ главъ. Въ этомъ уже не мы виноваты, а самъ князь Вяземскій, который писалъ свое сочиненіе такъ долго, что его прежній образа, мыслей могъ измниться… На стр. 53 князь Вяземскій говоритъ: ‘Признаюсь, боль’шую часть такъ-называемой изящной словесности нашей отдалъ бы я ‘за нсколько томовъ записокъ, за нсколько несторскихъ лтописей, тхъ событій, нравовъ и лицъ, которыми ‘пренебрегаетъ исторія…’ а въ XII глав своего сочиненія безпрестанно упрекаетъ Богъ-знаетъ кого за то, что не читаютъ этой изящной литературы… Признаемся, эта непослдовательность, какъ мы ее и показали въ рецензіи, нисколько не можетъ служить поводомъ къ обличенію въ недобросовстности… особенно ‘Огеч. Записокъ’.

Наконецъ, г. Шевыревъ называетъ себялюбивою раздражительностью ‘От. Записокъ’ то, что он не могли похвалить разсянные по всей книг, но ничмъ-недоказанные отзывы князя Вяземскаго о литературныхъ произведеніяхъ позднйшаго періода. Такъ-какъ эти обвиненія писателей не сопровождались никакими доказательствами, то мы и назвали ихъ памфлетическими выходками, не оказавъ вовсе той раздражительности, какой отличаются эти мста въ сочиненіи самого князя Вяземскаго. Г. же Шевыревъ очень простодушно приписалъ нашъ отзывъ тому, что будто-бы ‘Отечественныя Записки’ приняли на свой счелъ намеки автора на неуваженіе иныхъ современныхъ журналовъ къ прошедшему русской литературы… Это, дйствительно, очень-простодушно, потому-что ничмъ не доказывается, точно такъ же, какъ и вс возраженія и придирки г. Шевырева… Если г. Шевыревъ удостоилъ обратить свое вниманіе на рецензію ‘От. Записокъ’, то врно онъ видлъ, какъ мало замтно въ ней раздражительности противъ сочиненія князя Вяземскаго, и какъ, напротивъ, вся она наполнена похвалами этому прекрасному труду. Пусть г. Шевыревъ посмотритъ наши отзывы о главахъ 2-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, и замтитъ, гд больше раздражительности, въ его ли замчаніяхъ на рецензію ‘Отеч. Записокъ,’ или въ самой рецензіи, онъ увидитъ, что мы съумли похвалить все, что есть прекраснаго въ сочиненіи, и отдать полную справедливость труду князя Вяземскаго, какъ теперь отдаемъ, также безъ всякой раздражительности, подобающее замчаніямъ самого г. Шевырева. Смемъ думать даже, что въ отзыв нашемъ о тхъ мстахъ сочиненія князя Вяземскаго, которыя намъ наиболе не нравились, соблюдено гораздо-больше литературнаго приличія, нежели въ замчаніяхъ г. Шевырева.

И посл всхъ этихъ вылазокъ, которыя мы вполн привели выше, читатели могутъ судить, съ чьей стороны больше неуваженія личности: со стороны ли г. Шевырева, который не оскорбляется тмъ, что подписываетъ свое имя подъ такими критическими статейками, или со стороны Отеч. Записокъ ‘въ-отношеніи къ г. Шевыреву… Вотъ что, наконецъ, говоритъ Г. Шевыревъ:

‘Отечеств. Записки всегда пользовались нашимъ народнымъ недостаткомъ въ отношеніи къ неуваженію личности — нападали на нее въ лиц нашихъ славныхъ писателей, и скрывали ее въ лиц своихъ безъимянныхъ критиковъ’. (Стр. 17).

Что пользы, г. Шевыревъ, что вы подписываете свое имя подъ такими статьями? Вдь мы не имемъ народнаго недостатка въ-отношеніи къ вашей личности, мы не нападаемъ на нее, хотя вы и хотите, чтобъ мы сдлали это, потому-что мы, по вашимъ словамъ, нападаемъ на всхъ славныхъ писателей… И безъименный критикъ не пріобртетъ себ славы, еслибъ онъ захотлъ напасть на вашу литературную личность. Бдный! онъ обманется: слава не такъ легко достается!

‘Отечественныя Записки’, No 8, 1848

НСКОЛЬКО СЛОВЪ Г-НУ ШЕВЫРЕВУ НА ЗАМЧАНІЯ ЕГО О КРИТИК ‘ОТЕЧЕСТВЕННЫХЪ ЗАПИСОКЪ’ ПО ПОВОДУ СОЧИНЕНІЯ КНЯЗЯ ВЯЗЕМСКАГО.

Читайте также: