М.Е. Салтыков—Щедрин
М.Е. Салтыков—Щедрин
Нерон. Трагедия Н. П. Жандра
Нерон. Трагедия Н. П. Жандра
OCR, Spellcheck — Александр Македонский, май 2009 г.
НЕРОН.
Трагедия в пяти действиях Н. П. Жандра.
С.-Петербург. 1870
ПРИМЕЧАНИЯ
Нерон. Трагедия Н. П. Жандра, Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович, Год: 1870
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Собрание сочинений в двадцати томах
М., ‘Художественная литература’, 1970
Том девятый. Критика и публицистика (1868—1883)
Примечания Д. И. Золотницкого, Н. Ю. Зограф, В. Я. Лакшина, Р. Я. Левита, П. С. Рейфмана, С. А. Макашина, Л. М. Розенблюм, К. И. Тюнькина
При появлении трагедии г. Жандра на подмостках Мариинского театра наши газетные рецензенты отнеслись к ней довольно неблагосклонно, а большие журналы даже ни одним словом не упомянули об этом произведении, как будто оно вовсе не появлялось. По нашему мнению, такое отношение критики к ‘Нерону’ не вполне справедливо. Кажется, оно происходит оттого, что критика наша подходит к г. Жандру с меркою Шекспира, тогда как в этом случае совершенно достаточно мерки покойного Кукольника. Между Шекспиром и Кукольником есть довольно большой провал, наполнение которого от г. Жандра совершенно не зависит, но как продолжатель Кукольника, он исполнил свое дело весьма добросовестно и даже пошел несколько далее, ибо совокупил в своей трагедии шесть предумышленных убийств (Британник, Агриппина, Октавия, Сенека, Бурр, Поппея), одно самоубийство (сам Нерон) и один пожар, чего Кукольник ни разу сделать не решился.
По нашему мнению, самая мысль представить Нерона, при начале своего поприща, добрым и либеральным заслуживает величайшей похвалы. Это черта, общая всем хищникам не только в Риме, но и в лесах Южной Америки и пустынях Африки. Тигр, облюбовавший свою добычу и заранее уверенный в том, что она ни в каком случае не ускользнет от него, никогда, однако ж, не набрасывается сразу, но всегда как будто либеральничает или, говоря другими словами, старается внушить к себе доверие. Что побуждает хищников поступать таким образом — это доселе тайна, в которую не успели проникнуть даже знаменитейшие исследователи природы, но можно догадываться, что это происходит оттого, что вообще в природе не существует живого организма, который был бы сплошь грубо-жесток, жесток до конца. Самый злой хищник — и тот инстинктивно как бы ищет оправдания своему хищничеству и вполне успокоивается лишь тогда, когда либеральными действиями доводит свою жертву до готовности, то есть до такого состояния, когда она приходит к сознанию, что единственное для нее средство разминуться со стоящею перед ней особою формой либерализма — это быть ею проглоченною. Так Нерон и поступал: сперва либеральничал, потом глотал, убивал, жег, травил зверьми, разбойничал и не только не понимал, что он глотает, убивает и разбойничает, но даже, по-видимому, был убежден, что либеральничает по-прежнему. Повторяем, эта черта подмечена г. Жандром очень верно, и за это одно трагедия его заслуживает полного сочувствия.
Правда, конечно, что все остальное выполнено автором довольно слабо, что герои его действуют несколько легкомысленно, что они слишком злоупотребляют своим правом говорить в сторону и через это ставят зрителя в довольно фальшивое положение: верить или не верить словам действующего лица, которое столько раз уже, сказавши фразу, тут же сряду обращалось к зрителю и говорило в сторону: не верь! это я нарочно! Правда также, что Шекспир, например, никогда не сосредоточил бы шести драм (тут каждое убийство настолько сложно, что может и даже должно быть предметом отдельной драмы) в пределах пяти действий, потому что такое обилие драматических коллизий в данном случае препятствует надлежащему их развитию, а в конце концов образует не трагедию, а кашу, но и за всем тем мы упорствуем в своей мысли, что критика была слишком придирчива к г. Жандру и недостаточно приняла во внимание, что мерка, которою ей предстояло мерить, отнюдь не Шекспир, а только Кукольник.
Мы вполне уверены, что если бы поступок г. Жандра, состоящий в сочинении им трагедии под названием ‘Нерон’, был признан подлежащим ведению общих судов и если б почтенный автор сделал нам честь возложить на нас защиту своего дела, то оно, конечно, имело бы для него исход гораздо более благоприятный. Рецензенты поставили вопрос совершенно ошибочно и сбивчиво, они формулировали его так: ‘виновен ли г. Жандр в том, что он, желая затмить славу Шекспира, сочинил трагедию в пяти действиях под названием ‘Нерон’, которую поставил на сцене в бенефис г. Нильского?’ — и отвечали: да, виновен. Их положение было уже потому затруднительно, что тут явно смешаны два совершенно разные обстоятельства: с одной стороны, г. Жандр действительно виновен, ибо действительно сочинил трагедию, называемую ‘Нерон’, но, с другой стороны, зачем тут припутан Шекспир? Ввиду этих затруднений следовало просто-напросто отвечать: ‘Нет, не виновен’, хотя бы даже в этом ответе и была значительная доля несообразности, но все-таки пусть лучше десять виновных останутся ненаказанными, нежели один невинный понесет наказание незаслуженное. Обыкновенный суд, наверное, понял бы это и предложил бы присяжным заседателям не один, а три вопроса: 1) виновен ли г. Жандр в том, что, сочинив трагедию в пяти действиях под названием ‘Нерон’, представил оную, при содействии артиста императорских театров г. Нильского (это обстоятельство предполагается выяснившимся в продолжение судебных прений), на сцене Мариинского театра? 2) виновен ли он в том, что имел при этом поползновение затмить английского драматурга Шекспира? 3) если во втором преступлении невиновен, то не действовал ли в настоящем случае обвиняемый под влиянием российского драматурга Кукольника? Присяжные, с своей стороны, не удаляясь даже в комнату совещаний, объявили бы: на первый вопрос — да, виновен, но по обстоятельствам дела заслуживает снисхождения, на второй — нет, невиновен, на третий — да, под влиянием и по подстрекательству российского драматурга Кукольника. По выслушании этого вердикта, судьи, тоже не удаляясь в комнату совещаний, поставили бы следующий приговор:
Имея в виду:
Что г. Жандр присяжными заседателями признан виновным в сочинении трагедии в пяти действиях под названием ‘Нерон’ и в постановке ее, при содействии артиста императорских театров Нильского, на сцене Мариинского театра, причем допущены для виновного смягчающие его вину обстоятельства.
Что вопрос о прикосновенности к сему делу Шекспира устранен присяжными заседателями безусловно.
Что хотя вопрос о подстрекательстве со стороны российского драматурга Кукольника присяжными заседателями разрешен утвердительно, но, с одной стороны, вышеописанного Кукольника, за сделанными розысками, нигде на жительстве не оказалось, а с другой стороны, он, Кукольник, обвинительным актом, утвержденным судебною палатой, даже суду не предан, —
Постановили:
1) Предоставить г. Жандру представлять сочиненную им трагедию в пяти действиях под названием ‘Нерон’ на всех театрах Российской империи, с тем, однако же, чтобы окольные люди не были понуждаемы к смотрению ее.
2) Обстоятельства: об английском драматурге Шекспире, за устранением его присяжными заседателями, и о российском драматурге Кукольнике, за неразысканием его на жительстве и за непреданием суду, оставить без рассмотрения.
3) Обстоятельство о пособничестве артиста императорских театров г. Нильского, как не бывшее в виду судебной палаты, а обнаружившееся лишь во время судебных прений, передать прокурорскому надзору для возбуждения против г. Нильского преследования.
Таков был бы суд правый, скорый и милостивый. И защита, разумеется, не протестовала бы против него, хотя кассационных поводов тут найдется тьма-тьмущая.
ОЗ, 1870, N 7, отд. ‘Новые книги’, стр. 46—49 (вып. в свет — 6 июля). Без подписи. Авторство установлено С. С. Борщевским на основании анализа текста — Неизвестные страницы, стр. 543—545.
Автор трагедии ‘Нерон’ Н. П. Жандр — ‘генерал, занимавший должность директора в какой-то канцелярии’ [А. А. Нильский. Закулисная хроника, изд. 2-е, СПб. 1900, стр. 155]. Выступал он и как литератор, в частности, переводил из Байрона.
Трагедия Жандра была поставлена на Александрийской (а не Мариинской, как пишет Салтыков) сцене в сезон 1869/70 г. за счет казны ‘по протекции одной знатной барыни, покровительствовавшей автору’ [А. И. Вольф. Хроника петербургских театров с конца 1855 до начала 1881 года, СПб. 1884, стр. 42]. Бельэтаж был закуплен Жандром для его светских знакомых Спектакль шел в бенефис А. А. Нильского, который ‘получил незначительную роль благородного раба, угнетаемого своим господином’ (Плавта). Роль Нерона исполнял Самойлов. ‘Пьеса не имела никакого успеха и после пятого представления была снята с репертуара на вечные времена’ [А. А. Нильский. Закулисная хроника, стр. 158].
Спектакль был встречен отрицательными отзывами театральных обозревателей. Так, например, А. С. Суворин писал в фельетоне ‘Недельные очерки и картинки. Послание к Нерону’: ‘На днях один писатель, гражданин высокого чина, именем Жандр, изобразил тебя в трагедии, которая дана была на одном из самых больших наших театров <,…>, Хорошо, что ни на минуту нельзя было забыть, что передо мною актеры, — иначе я составил бы о тебе еще более жалкое понятие, чем то, которое имею теперь. Принадлежа к высшему кругу, гражданин Жандр наполнил театр благоуханием своих знакомых и друзей <,…>, всюду благодатный сон носился, навевая грезы аристократам и демократам от созерцания твоих деяний, представленных упомянутым гражданином в такой грубой нелитературной форме, что ты, Цезарь, мог бы счесть себя в сравнении с ним великим поэтом’ и т. д. [‘С.-Петербургские ведомости’, 1869, N 344 от 14/26 декабря, псевд. ‘Незнакомец’].
Все эти обстоятельства и имеет в виду Салтыков в своей иронической рецензии.