НЕОБХОДИМОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ
НЕОБХОДИМОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ
ВАРИАНТЫ
ВАРИАНТЫ
НЕОБХОДИМОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ
Варианты чернового автографа (ЧА)
Варианты первой корректуры ‘Эпохи’ (К)
Варианты второй корректуры ‘Эпохи’ (НК)
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Необходимое заявление, Достоевский Федор Михайлович, Год: 1864
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в тридцати томах
Том двадцатый. Статьи и заметки. 1862—1865
Л., ‘Наука’, 1980
В июльском номере ‘Современника’ помещены две чрезвычайные статьи, направленные против ‘Эпохи’, очевидно, в отместку моей статье: ‘Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах’ (‘Эпоха’, No 5). Одна статья: ‘Торжество ерундистов’ — не подписана, стало быть, от редакции, другая: ‘Посланье обер-стрижу, господину Достоевскому’ — подписана псевдонимом: ‘Посторонний сатирик’ и снабжена следующим, весьма замечательным примечанием редакции ‘Современника’:
‘Мы решительно не одобряем ни чересчур резкого тона этого ‘послания’, ни его бесцеремонных полемических приемов, а печатаем его единственно во уважение его цели, которая действительно стоит того, чтобы для ее достижения употребить даже те неодобрительные средства, какие употребил автор послания. Ред.’
Это значит: ‘Цель оправдывает средства’ — правило старинное, всем известное и вдобавок западническое, следовательно, ни с какой стороны не противоречит направлению ‘Современника’.
Цель эта достигается в обеих статьях личными ругательствами, но совершенно уж прямыми и по преимуществу такими, каких еще не бывало в русской печати (‘плюнуть на вас’, ‘дуракова плешь’ и проч.). Лично же против меня употреблено столько сплетен, что отвечать на это мне нет уже никакой возможности, а после теории ‘неодобрительных средств’, так простодушно провозглашенной ‘Современником’, — нет и надобности. {В обеих статьях ‘Современника’ есть только одно серьезное место. Это знаменитый пункт — ‘о яблоке натуральном и яблоке нарисованном’, составляющий почти всю сущность нигилистического воззрения на искусство. ‘Современник’ выказал в своем возражении всю бедность своего зо понимания этого вопроса. А между тем вопрос слишком важный, и мы непременно намерены, в скором времени, поговорить о нем обстоятельнее — собственно ради важности вопроса.} Но все-таки я не могу не сделать, теперь же, одного заявления публике, к которому нахожу себя решительно вынужденным.
Я понимаю, что можно смеяться над болезнию какого-нибудь больного человека, то есть я этого вовсе не понимаю, но я знаю, что известного развития человек может сделать это из мщения, в припадке уж очень сильного гнева. ‘Посторонний сатирик’ (не знаю, кто он именно) уверяет в одном месте своей статьи, что знает меня лично. Он говорит: ‘Я сам лично слышал от него (то есть от меня) такие слова’… и т. д. Значит, он был знаком со мною, коли разговаривал со мной, а может, и теперь знаком. Итак, действительно, может быть, ему подробно известно, что у меня есть болезнь и что я лечусь. Знает, может, и то, как и когда получил я болезнь и т. д., одним словом, в подробности. И вот в своей статье он корит меня несколько раз тем, что я больной, а в одной выставленной им карикатурной сцене, где я изображен лично, смеется над тем, что я больной. Повторяю, вс это возможно в известном человеке и при известной степени гнева, и дивиться тут нечему. Но за что же он доктора-то моего обругал? — вот чего я решительно не могу понять и каждый день дивлюсь этому.
Вот в чем дело: ‘Посторонний сатирик’ в одном месте своей статьи (перепечатав и присвоив себе из одной моей прошлогодней, полемической статьи против г-на Щедрина несколько строк целиком, но без всякого обозначения вводным знаком заимствованного места), обращаясь ко мне прямо, лично, с такими словами: ‘Статья ваша точно доктором вам прописана по рецепту’, вдруг, ни с того ни с сего, прибавляет от себя: ‘И доктор-то ваш, видно, такая же ‘дуракова плешь» (‘Современник’, июль. Стр. 158). {Выражение: ‘дуракова плешь’ было употреблено однажды прошлого года, неизвестно для какой красы, в ‘Современнике’. Один из сотрудников наших, И. Г. Долгомостьев, написал тогда же против некоторых мнений ‘Современника’ научно-полемическую статью, нарочно назвал ее, пародируя ‘Современник’, ‘Сказание о дураковой плеши’, подписался псевдонимом: Игдев и поместил ее, прошлого же года, в нашем журнале. ‘Современник’, как я догадываюсь, приписывает эту статью мне и вот почему, при обругивании моего доктора, употребил слово ‘дуракова плешь’, а не другое какое ругательство. Но дело не в ругательном слове, а для чего ругать моего доктора?}
Что же это, наконец, такое? Скажите, чем тут виноват мой доктор? В журнальном споре нашем он никогда, ничем (вот уж ровно ничем!) не участвовал! В прежних полемических статьях между нами и ‘Современником’ о нем никогда не упоминалось (да и как могло упоминаться?). Заметьте, что тут, в этих чрезвычайно странных словах ‘Постороннего сатирика’, нет ни малейшего иносказания. Он прямо, лично, упорно обращается в своей статье ко мне и несколько раз называет меня по имени, говорит: ‘вы… вы, Федор Достоевский’, и т. д., несколько раз повторяет это. Тут именно разумеется мой доктор, тот, который меня лечит. Злость, конечно, может бывать беспредельною, но может ли она выражаться до такой степени неожиданно?
Я видал иногда и знаю, что ругающийся человек может, если уж очень зол, выругать зараз вместе с вами и кого-нибудь из ваших родственников: ‘если и теща есть, так чтоб и теще!’, как говорится у Гоголя в комедии. И потому если б ‘Посторонний сатирик’ выругал заодно со мною кого-нибудь из моих родственников или родственниц, то это было бы хоть сколько-нибудь понятно, они мне родственники, следовательно, уж тем и виноваты. Тут хоть и бесконечно малая доля какой-то логики, но вс же логики. Но доктор, доктор, о котором прежде никогда и никто не упоминал, который подвернулся потому только, что подвернулось слово ‘доктор’, — за что доктора-то? Неужели за то, что я и семейство мое пользовались иногда его советами? Какая же это наивная злость!
Во всем этом случае меня, конечно, не злость удивляет (мало ли какая бывает злость!), но именно вся эта загадочная неосновательность. Ничего не могу отгадать… Не встречался ли как-нибудь ‘Посторонний сатирик’ с моим доктором где-нибудь в гостях, и тот, как-нибудь в разговоре, чем-нибудь ему не понравился? И вот, выругивая меня теперь, ‘Посторонний сатирик’, может быть, вдруг вспомнил, что и тот тоже ему не понравился, и, чтобы не терять времени и не забыть выругаться, заодно и решился его обругать вместе со мной. Тем более, что тот меня лечит. Прекрасно-с. Но опять-таки кому не покажется, что в таком случае естественнее было бы распорядиться особой статьею, чтобы было не так отрывочно и неожиданно, или по крайней мере тут же объяснить чем-нибудь, хоть двумя-тремя словами в выноске, для связи, — что вот, дескать, есть и еще человек, который тоже мне не понравился, а я и забыл его обругать, так уж и его тут зараз… Но нет. ‘Посторонний сатирик’, изругавшись, тут же сейчас и забывает совсем моего доктора, совсем бросает его и уже более не поминает о нем ни разу, как не поминал никогда и прежде… Зачем же он ругал его! Неужели и вправду только за то, что тот меня лечит? Удивительно!
Редакция ‘Современника’ хоть и упомянула в своей заметке, внизу статьи, что не одобряет таких бесцеремонных полемических приемов, но, очевидно, она надеется, что такие именно приемы и будут ей способствовать к достижению ее цели. Неужели могут способствовать? И за что, за что, скажите, обругали они совсем постороннего человека! Ну много ль им из этого выгоды?
Стр. 125.
18 достигается / по преимуществу достигается
19 но совершенно ~ такими / но такими
20-21 Слов: (‘плюнуть на вас’, ‘дуракова плешь’ и проч.) — нет.
21 Лично же / К тому же лично
22 сплетен / клевет и сплетен
23-24 так простодушно провозглашенной / провозглашенной
25 После: заявления — начато: [нашим]
29-30 составляющий ~ на искусство. / самый важный пункт в вопросе об искусстве и в то же время в нигилистических ученьях об искусстве.
30—31 в своем возражении со этого вопроса. / а. в своем объяснении всю мелочность своего понимания этого вопроса б. в своем объяснении всю бедность и мелочность своего понимания этого вопроса.
31 А между тем скважности вопроса. / а. вопроса. А между тем [прочим] вопрос слишком важный, и мы непременно намерены не далее как в следующем номере ‘Эпохи’ поговорить о нем обстоятельнее собственно ради важности вопроса, б. вопроса, и мы непременно намерены указать ему на эту мелочность не далее как в следующем номере ‘Эпохи’. Редко ‘Современник’ высказывается в чем-нибудь положительно и серьезно, он [большею частию действует] действовал до сих пор отрицательно и с юмором и, таким образом, всегда умел показать вид, что знает и мог бы высказать гораздо больше, чем [вы предполагаете] с виду кажется. Тактика ловкая, именно тактика отрицательная. Но так умели действовать [его недавние] только одни прежние коноводы ‘Современника’, которые подчас хоть и много говорили вздору, но зато были несравненно ученее и талантливее теперешних. Если и завирались они, то завирались с талантом. [Не так умеет, видно, <нрзб.> действовать теперешняя] Характеристика же теперешней осиротелой редакции есть та, что все эти сироты врут без таланта (исключая г-на Щедрина разумеется, который в вышеупоминавшихся статьях ‘Современника’ не участвовал). Вот хоть бы и [теперь] в настоящем вопросе о ‘яблоках’: первое дело, не следовало бы высказываться положительно, но они высказались, и мы непременно им ответим. Вопрос слишком серьезный… Ред.
На полях помета Достоевского: Прошу отпечатать [с <этого>] по сделанным поправкам два других корректурных листа и доставить в редакцию поскорее. Ф. Достоевский.
Стр. 125.
8-9 весьма замечательным примечанием / примечанием
16 западническое / вполне европейское западническое
18 достигается / по преимуществу достигается
19 совершенно уж прямыми и по преимуществу такими / такими
21 Лично же / К тому же лично
22 сплетен / клевет и сплетен
23-24 так простодушно провозглашенной / провозглашенной
24 После: надобности — было: Действительно, такое наивное признание в выборе употребляемых ими средств, само собою, снимает с меня и все их наговоры. Заподозревает и правдивость их наговоров.
30 бедность / а. бедность и мелочность б. мелочность
32 в скором времени / не далее как в следующем номере ‘Эпохи’
Стр. 126.
1-2 над болезнию какого-нибудь больного человека / над моею болезнию
2 я этого вовсе не понимаю / я не понимаю
2 я знаю / знаю
4 уж очень сильного / чрезвычайно сильного
10-11 болезнь ~ одним словом, в подробности / а. болезнь, именно ‘падучая болезнь’ б. болезнь и что я лечусь. Знает, может, и то, как и когда я получил болезнь и т. д., и т. д.
15-16 гнева, и дивиться тут нечему / гнева
39 выражаться до такой степени неожиданно / а. быть до такой степени неосновательною б. быть до такой степени неожиданною
43-44 назвал ее, пародируя ‘Современник’ / назвал ее
Стр. 128.
7 уж тем / уж тем одним
10-11 потому только, что подвернулось / потому, что подвернулось только
11-12 за то / за то только
13 Какая же это наивная злость / а. Но ведь тут дело совсем о другом вопросе… И к тому же доктор — человек общественный: сегодня я лечусь у него, а завтра, при несчастии, может обратиться к нему и сам ‘Посторонний сатирик’. Доктор не родственник. Он не мой исключительно, не мой особенно, чтоб его можно было заодно со мной обругать, как родственника или родственницу… б. Но ведь тут дело совсем о другом вопросе…
14-15 удивляет (мало ли какая бывает злость!) / удивляет
19 в гостях / в гостях, на вечере
19-20 ему не понравился / не понравился
22 не терять времени и не забыть выругаться / не терять времени
23 тот / он
29-30 мне не понравился, а я и забыл его обругать, так уж и его тут зараз… / а. мне не нравится, так я уж и его тут зараз ругаю, б. мне не нравится и еще не обруган, так я уж и его тут зараз ругаю.
33-34 прежде… Зачем же он ругал его! ~ Удивительно! / а. прежде… Во всяком случае удивительно! б. прежде… За что ж он обругал его! Удивительно!
34 После: Удивительно! — было: Кто знает, может быть, это именно то самое состояние и есть, когда гневливый человек, за отсутствием врага, вдруг начинает колотить кулаками в стену. Но в стену колотить все-таки несколько [понятнее], логично, потому что стена безлична и не может [о себе напомнить, что она совсем не враг] сказать ему: ‘Я стена, а не враг твой’, и таким образом [безлична] во время остановить сердящегося, а у доктора свое лицо, свое собственное, особливое лицо, которое тут же бы, кажется, и должно было напомнить (именно своей особливостью), что вот, дескать, я совсем не тот, я сам по себе и ничем тут не виноват, ну и проч., и проч. А между тем совсем не то вышло.
38 приемы / средства
39-40 Ни за что ~ постороннего человека! / [Ну за что] И за что, за что, скажите, обругали они [моего доктора] совсем постороннего человека!
Стр. 126.
11 и т. д., одним словом, в подробности / и т. д., и т. д.
37 Фразы: Тут именно разумеется мой доктор, тот, который меня лечит — нет.
39 выражаться до такой степени неожиданно? / быть до такой степени неожиданною?
Стр. 128.
11-12 Неужели за то / Неужели за то только
13 Какая же это наивная злость! / Но ведь тут дело совсем о другом вопросе…
19 тот / он
29-30 не понравился, а я и забыл его обругать, так уж / не нравится и еще не обруган, так я уж
33-34 Зачем же он ~ Удивительно! / Зачем он обругал его! Удивительно!
Источники текста
ЧЛ — Черновой автограф начала статьи (см. наст. том, стр. 125, строка 18 — стр. 125, строка 33). 2 листа. 1864 г. Хранится: ГБЛ, ф. 93, 1. 3.5, см.: Описание, стр. 100. Публикуется впервые.
К — Корректура в гранках с авторской правкой. 2 полосы. 1864 г. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29501. ССХб. 21, см.: Описание, стр. 100. Публикуется впервые.
НК — Неправленная корректура в гранках, отпечатанная с предыдущей (К). 2 полосы. Хранится: ИРЛИ, ф. 100. No 29501. ССХб.21, см.: Описание, стр. 100. Публикуется впервые. Э — 1864, No 7, отд. IX, стр. 1—4.
Впервые напечатано: Э, 1864, No 7, отд. IX, стр. 1—4, с подписью: Федор Достоевский (ценз. разр. — 19 сентября 1864 г.).
В собрание сочинений впервые включено в издании: 1918, т. XXIII, стр. 358—362.
Печатается по тексту первой публикации.
‘Необходимое заявление’ было вызвано опубликованием в июльском номере ‘Современника’ статей ‘Торжество ерундистов’ и ‘Стрижам’, которыми М. А. Антонович ответил на памфлет Достоевского ‘Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах’. Июльская книжка ‘Современника’ вышла в свет 21 августа 1864 г. Но Достоевский к работе над ‘Необходимым заявлением’ приступил только в начале сентября. 1 сентября в записной тетради им была сделана запись: ‘Собрать завтра утром материалы для статьи: ответ ‘Совр<еменни>ку» (см. выше, стр. 179). Датами этой записи и цензурного разрешения июльского номера ‘Эпохи’ и определяется время написания статьи — первая половина сентября 1864 г.
В ‘Необходимом заявлении’ Достоевский выступил с решительным отказом продолжать полемику с ‘Современником’ на том уровне мелочной уничижительной брани, к которому она сводилась в статьях Антоновича. Статья ‘Торжество ерундистов’ появилась в ‘Современнике’ без подписи, ‘Стрижам’ — под псевдонимом ‘Посторонний сатирик’ и с подзаголовком: ‘Послание обер-стрижу, господину Достоевскому’. Антонович раскрыл инкогнито Достоевского, прямо заявив во второй статье, что памфлет ‘Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах’ ‘нацарапал сам обер-стриж, господин Достоевский Феодор’, и свое возмущение этим памфлетом выражал в личных оскорблениях, направленных в адрес его автора и других сотрудников ‘Эпохи’. Критик ‘Современника’ пытался мистифицировать Достоевского, утверждая, что ‘драматическая быль’ ‘Стрижи’ была написана не Щедриным, а им, ‘Посторонним сатириком’. По-видимому, в этих же целях Антонович предпослал статье ‘Торжество ерундистов’ заголовок, совпадающий с названием статьи Щедрина, которую завершали ‘Стрижи’, — ‘Литературные мелочи’, а статью ‘Стрижам’ начал щедринской страницей, взятой им из написанного, но не появившегося в ‘Современнике’ из-за вяутриредакционных разногласий ответа Щедрина Достоевскому (см. об этом выше, стр. 323).
Однако Достоевский, как об этом свидетельствуют его записные тетради, не поддался мистификации, хорошо ощущая различие в полемических приемах Щедрина и Антоновича (см. выше, стр. 197).
‘Необходимое заявление’ Достоевского было своего рода апелляцией к общественному мнению, которая первоначально имела более эмоциональный и откровенный характер (см. варианты, стр. 244). Писатель, очевидно, не умалял и своей собственной роли в том заострении и подчеркнутом огрублении полемических приемов, которые продемонстрировал в своих статьях Антонович. Поэтому в ‘Необходимом заявлении’ он стремился к сдержанности и лаконизму.
В августовском номере ‘Современника’, появившемся ранее выхода в свет июльской книжки ‘Эпохи’ с ‘Необходимым заявлением’ Достоевского, Антонович в ‘Вопросе, обращенном к стрижам’ пояснял свою полемическую тактику. »Современник’, — писал он здесь, — принял за правило руководствоваться в полемике известною в уголовном праве системою возмездия — око за око, зуб за зуб, то есть наказывать всякую литературную ракалию тем же оружием, которым она сама согрешает. Доказывать какой-нибудь ракалии, что ее приемы не хороши, не деликатны, — дело трудное, доказательствами ее не проймешь, а гораздо лучше каждую ракалию заставить на ее же собственной спине почувствовать прелесть ее полемических приемов, может быть и опомнится и на будущее время исправится’ (С, 1864, No 8, отд. II, стр. 340).
На ‘Необходимое заявление’ Достоевского и на помещенную в том же номере ‘Эпохи’ анонимную заметку Страхова ‘Мрак неизвестности’ (‘Заметки летописца’), также вызванную указанными выше статьями Антоновича, последний отвечал в сентябрьской книжке ‘Современника’ пятью статьями, объединенными заглавием ‘Литературные мелочи’ (см. ниже, примеч. к стр. 129). В первой из них — ‘Стрижи в западне’, сопоставляя выдержки из своих статей с цитатами из статей Достоевского против Щедрина, Антонович демонстрировал сходство полемических приемов. Свои излишества по сравнению с Достоевским Антонович объяснял и оправдывал тем, ‘что всякий долг необходимо возвращать с процентами’ (С, 1864, No 9, отд. II, стр. 97). После этой статьи Достоевский окончательно отказался вести полемику с Антоновичем (см. выше статью ‘Чтобы кончить’). Полемика ‘Современника’ с ‘Эпохой’, длившаяся вплоть до прекращения ‘Эпохи’ на февральском номере 1865 г., стала полемикой Антоновича со Страховым.
Летом и осенью 1864 г., после напечатания статьи Достоевского ‘Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах’ и ответных на нее выступлений Антоновича, в газетах и журналах появился ряд неодобрительных отзывов, квалифицировавших полемику ‘Современника’ с ‘Эпохой’ как неприличную брань.
Однако все эти отзывы касались лишь внешнего характера ведения спора, игнорировали его принципиальную основу. См.: ОЗ, 1864, No 9, стр. 508—510, ‘Современная летопись’, 1864, No 33, стр. 13—15, РИ, 1864, 8 августа, 5 и 17 сентября, 5 октября, NoNo 175, 197, 257 и 275.
Стр. 125. …’Цель оправдывает средства’ — правило старинное ~ западническое... — В ответ на это в статье ‘Стрижи в западне’ Антонович писал: ‘Действительно, примечание редакции к моему ‘Посланию’ неловко, и редакция даже не хотела печатать его, так же как и вс послание, но я напомнил ей, как теперь напоминаю всем читателям, те многочисленные, мизерные, но задорные статейки, которые некогда печатались в журнале стрижей под названием ‘Писем с Васильевского острова’, о ‘повсеместном распространении невежества в литературе’ и т. д., к этим статейкам редакция стрижей всегда прибавляла своп примечания, в которых она говорила, что хотя она и не одобряет статеек, однако печатает их для хороших целей, для ‘оживления литературы’, для ознакомления публики с оригинальными воззрениями статеек и т. д. <...> По образцу этих-то примечаний и для пародии их и составлено примечание к моему ‘Посланию’…’ (С, 1864, No 9, отд. II, стр. 86).
Стр. 125. …знаменитый пункт — ‘о яблоке натуральном и яблоке нарисованном’… — См. выше примеч. к стр. 108.
Стр. 126. Значит, он был знаком со мною, коли разговаривал со мной... — ‘… Я, — отвечал Достоевскому Антонович, — <...> не знаю ни вас, ни вашей болезни, ни вашего лечения, не имею чести быть знакомым с вами и не имел даже никогда удовольствия говорить с вами…’ (, 1864, No 9, отд. II, стр. 105).
Стр. 126. …как и когда получил я болезнь... — Писатель связывал происхождение и развитие своей болезни с годами, проведенными им на каторге, что, однако, противоречит свидетельству лечившего его врача С. Д. Яновского, который утверждал, что Достоевский ‘страдал падучею болезнью еще в Петербурге, и притом за три, а может быть, и более лет до арестования его по делу Петрашевского, а следовательно, и до ссылки в Сибирь’ (НВр, 1881, 24 февраля, No 1793, см. также: Достоевский в воспоминаниях, т. 1, стр. 153—154).
Стр. 126. Выражение ‘дуракова плешь’ ~ в ‘Современнике’. — В хронике ‘Наша общественная жизнь’ Щедрин в характерной для него манере эзоповского иносказания оценивал правительственные реформы 60-х годов, иронизируя по поводу ‘того неторопливого поступания к идеалу, которым прониклась современная русская жизнь’. Сатирик писал в связи с этим, что его читатель-‘провинциал’ ‘не всегда может объяснить себе, почему мы стремимся именно к идеалу, а не от идеала. Иногда ему кажется, что было бы гораздо легче бежать под гору, нежели взбираться, бог весть с какими усилиями, на крутизну, которая, в довершение всего, носит название ‘Дураковой плеши’. Мое дело растолковать ему, что и как. Мое дело сказать ему: любезный провинциал! если ты побежишь под гору, то уткнешься в ‘Дураково болото’, тогда как если взберешься на крутизну, то, напротив того, уткнешься в ‘Дуракову плешь’! Пойми’ (С, 1863, No 1—2, отд. II, стр. 358). Этим выводом Щедрина оскорбился И. Г. Долгомостьев, который в статье ‘Сказание о ‘Дураковой плеши» писал: »Современник’ втихомолку считал нас с вами, читатель, за совершенных пешек, а в первой книжке даже и положительно высказал, что мы с вами (то есть люди, сочувствующие и ‘по силе-мочи’ содействующие прогрессу только не по мыслям и по инициативе ‘Современника’, а вследствие внутреннего непреоборимого побуждения) не кто иные, как люди из ‘Дуракова болота лезущие на Дуракову плешь» (Вр, 1863, No 3, отд. II, стр. 99—100). В этой статье, полемически направленной против напечатанных в ‘Современнике’ (1863, No 1—2) статей А. А. Слепцова ‘Педагогические беседы’ и А. Н. Пыпина ‘Наши толки о народном воспитании’, Долгомостьев делал вывод о пребывании ‘Современника’ на ‘Дураковой плеши’. Иронизируя над упрощенным, с его точки зрения, подходом авторов ‘Современника’ к проблемам воспитания, Долгомостьев заключал свою статью: ‘Где ж нам в болоте порешить так скоро и так мудро такие пустые вопросы! Наше дело слушать и удивляться тому, что изрекут господа — с Дураковой плеши…’ (Вр, 1863, No 3, отд. II, стр. 127).
Стр. 126. В журнальном споре нашем он никогда, ничем ~ не участвовал! — Антонович, возражая Достоевскому, писал: ‘…доктор участвовал и упоминался в наших спорах’ — и в доказательство приводил слова из статьи Достоевского ‘Опять ‘Молодое перо»: ‘… статья ваша точно доктором вам прописана, по рецепту’. Принимая обращенную к Щедрину статью Достоевского на свой счет, Антонович писал по поводу процитированного: ‘… вы указанною фразою оскорбили меня и моего доктора ничуть не менее, чем я оскорбил вас и вашего доктора моею фразою’ (С, 1864, No 9, отд. II, стр. 103).
Стр. 126. Тут именно разумеется мой доктор... — На это Антонович отвечал: ‘… успокойтесь, г-н Достоевский, прекратите ваши изумления и успокойте вашего доктора, я не имел ни малейшего намерения ругать его, я вовсе не знаю его <...> он обруган не как личность, врачующая вас, а просто как слово ‘доктор’, как фраза, выдуманная вами в виде остроты над моею статьею, — собственно, обругана ваша статья, а не доктор’ (С, 1864, No 9, отд. II, стр. 105).
Стр. 128. …‘если и теща есть, так чтоб и теще!’ — Слова слесарши Пошлепкиной из комедии Гоголя ‘Ревизор’ (д. IV, явл. XI).