Бирс Амброз.
Бирс Амброз.
Неизвестный.
Неизвестный.
The Stranger (1909).
Неизвестный, Бирс Амброз, Год: 1909
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Из сборника ‘Могут ли быть такие вещи?‘ (Can Such Things Be?: Tales of Horror and the Supernatural, 1893).
OCR Купин А. В.
Источник: Бирс А. Страж мертвеца / Сост., предисл., общ. ред. Р. В. Грищенкова. — СПб.: Кристалл, 2000. — 560 с. — (Б-ка мировой литературы. Малая серия). С. 513 — 522
Он появился из мрака, полуосвещенный угасающим костром, и присел на камень.
— Вы не первые в этих местах, — бесстрастно заметил он.
Никто не возражал: неизвестный не принадлежал к нашему отряду и оказался в пустыне явно раньше нас. Несомненно и то, что где-то рядом находились его компаньоны. В одиночку в эти края не попадешь. За ту неделю, что мы провели в пустыне, из живого мы встречали только гремучих змей и рогатых лягушек. Аризона не спешила открывать свои тайны. Неизвестный явно не мог в одиночку разгадывать их. Без оружия, продуктов, вьючных животных и, разумеется, без компаньонов он не мог пуститься в столь опасное предприятие. Скорее всего друзья незнакомца были такими же любителями приключений, как и мы: его слова частично подтверждали это.
Увидя в нем конкурента, кое-кто из моих людей потянулся к оружию. Такая мера, если учесть время и место, не была вовсе беспочвенной. Но неизвестный не обратил на угрожающее движение ни малейшего внимания и продолжал тем же бесцветным ровным голосом:
— Тридцать лет назад Рамон Галлегас, Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Берри Дэвис, все из Тусена [Тусен — город в штате Аризона, США. Действие рассказа происходит на юго-западе Аризоны, на границе с Мексикой — Прим. перев.], перешли горы Санта-Каталина и двинулись дальше на запад. По пути мы намыли немного золотишка и пробирались к реке Хиле в Биг-Бенде, чтобы передохнуть и оставить малую толику его в поселке. У нас было хорошее снаряжение, но не было проводника, — только мы четверо: Рамон Галлегас, Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Берри Дэвис.
Он повторял имена медленно и раздельно, будто желал запечатлеть их навечно в памяти пристально глядевших на него слушателей. Наши опасения по поводу его приятелей, скрывавшихся за черной стеной окружающей нас тьмы, постепенно рассеивались: в поведении самозванного историка ничто особенно не указывало на враждебность, скорее, он походил на безобидного лунатика. Мы уже были не новички в здешних краях и знали, что замкнутая жизнь многих обитателей равнин часто способствовала появлению некоторых странностей в их характере и поведении, иногда граничивших с повреждением рассудка. Человек подобен дереву: окруженное друзьями-деревьями, оно тянется ввысь сообразно своим родовым и индивидуальным особенностям, напротив, одиноко стоящее дерево беззащитно перед слепой игрой природных стихий, ломающих и деформирующих его. Все эти мысли проносились у меня в голове. Я смотрел на незнакомца из-под низко надвинутой шляпы, защищавшей глаза от пламени костра, и думал: ‘Парень чокнутый, вне всяких сомнений, но что он делает здесь, в сердце пустыни?’
Собираясь изложить эту историю, я, естественно, пытался припомнить и описать внешность незнакомца. К сожалению, из моей затеи ничего не вышло. Странно, но среди нас впоследствии не нашлось даже двух человек, у которых совпали бы воспоминания об облике нашего гостя. А когда я пытался сформулировать собственные впечатления, они как бы ускользали от меня. Любой человек может что-то рассказать: элементарная способность к словесному изложению уже заложена в представителях человеческого рода. Настоящий же описательный талант даруется свыше.
В абсолютной тишине незнакомец продолжал: — Тогда эти места мало походили на нынешние. Земли между Хилой и заливом [залив — имеется в виду Калифорнийский залив — Прим. перев.] были еще дикими. Местами здесь водилась дичь, и у немногочисленных источников росло достаточно травы, чтобы наши лошади не голодали. Мы верили в удачу, избегали индейцев и надеялись быстро достичь цели. Но через неделю планы экспедиции изменились — нас уже волновало не золото, а вопрос, как сберечь собственную жизнь Мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться назад, и тяготы, ожидавшие нас впереди, уж никак не могли сравниться с перенесенными ранее испытаниями. Словом, мы продвигались вперед, главным образом ночью, чтобы не столкнуться с индейцами и избежать нестерпимой жары, а днем тщательно скрывались. Бременами, опустошив все запасы мяса и фляги с водой, мы целыми днями оставались без еды и питья. Подземный источник или озерцо на дне высохшего речного русла восстанавливали наши силы и волю ровно настолько, чтобы подстрелить кого-то из хищников, забредших на водопой. Иногда это был медведь, а то и антилопа, койот, пума — что Бог пошлет. В пищу шло все.
Однажды утром, когда мы огибали скалистую гряду в поисках удобного прохода, нас атаковала банда апачей [апачи — одно из североамериканских индейских племен — Прим. перев.], которые загнали нас в узкое ущелье совсем неподалеку отсюда. Зная, что на каждого из нас четверых у них приходится по десять воинов, индейцы отбросили свои обычные трусливые уловки и галопом ринулись на нас, вопя и стреляя на ходу. Сопротивляться было бессмысленно. Мы погнали измученных лошадей в ущелье, пока тропинка не стала совсем узкой, потом спешились и, бросив все снаряжение, кинулись в заросли одного из склонов ущелья. Мы оставили у себя только ружья — мы четверо: Рамон Галлегас, Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Берри Дэвис.
— Все те же лица, — прозвучал голос одного из наших записных остряков. Он был родом с Востока, и правила приличного поведения в обществе были ему незнакомы. Недовольный жест капитана утихомирил его, и незнакомец продолжил свой рассказ:
— Туземцы также спешились и перекрыли проход в ущелье, отрезав нам, таким образом, путь к отступлению и прижав нас к обрыву. В довершение несчастий заросли кустарника оказались не слишком велики — стоило нам появиться на открытом месте, как на нас обрушился огонь десятка стволов. Но апачи в спешке стреляли плохо, и по Воле Божией никто из нас не пострадал. В двадцати ярдах выше по склону начинались скалы, и в одной из них, прямо перед собой, мы обнаружили узкую дыру. Забравшись туда, мы очутились в пещере размером с обычную комнату. Некоторое время мы могли чувствовать себя в безопасности: даже в одиночку, имея достаточный запас патронов, здесь можно было выдержать осаду апачей всего мира.
Но против голода и жажды мы были беззащитны. У нас еще хватало мужества, но все надежды уже испарились.
Ни одного индейца мы потом уже не видели, но по дыму и отблеску костров в ущелье догадывались, что они день и ночь с взведенными ружьями караулят нас за кустами. Пытаясь выбраться, ни один из нас не сделал бы и трех шагов на открытом пространстве. Мы держались три дня, по очереди сменяя друг друга на наблюдательном посту, пока каши страдания стали невыносимыми. И тогда, на утро четвертого дня, Рамон Галлегас сказал:
— Сеньоры, я не очень хорошо верить Милостивый Бог и чем Его ублажить… Я жить без религии и не узнать ее от вас. Пардон, сеньоры, если я сделать вам шок, но по мне игра с апачами зайти слишком далеко.
Он опустился на каменный пол пещеры и приставил кольт к виску.
— Матерь Божия, — сказал он, — прими душу Рамона Галлегаса.
Так мы остались втроем — Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Берри Дэвис.
Я был главным, и мне пришлось говорить:
— Он был мужественным человеком. Он знал? когда и как умереть. Чертовски глупо свихнуться от жажды и быть подстреленным апачами, а то и заживо лишиться скальпа — все это отдает плохим вкусом. Предлагаю присоединиться к Рамону Галлегасу.
— Согласен, — сказал Уильям Шоу.
— Согласен, — подтвердил Джордж У. Кент.
Я сложил руки на груди Рамона Галлегаса и накрыл его лицо платком. Тогда Уильям Шоу сказал:
— Я был бы не против побыть в таком виде хотя бы недолгое время.
Джордж У. Кент высказал аналогичное пожелание.
— Так и случится, — заметил я. — Краснорожие дьяволы будут выжидать, по крайней мере, неделю. Уильям Шоу и Джордж У. Кент, подойдите сюда и опуститесь на колени. — Я встал перед ними.
— Всемогущий Бог и Отец Наш, — начал я.
— Всемогущий Бог и Отец Наш, — повторил Уильям Шоу.
— Всемогущий Бог и Отец Наш, — повторил Джордж У. Кент.
— Прости нам грехи наши, — сказал я.
— Прости нам грехи наши, — отозвались они.
— И прими души наши.
— И прими души наши.
— Аминь!
— Аминь!
Я уложил их тела рядом с телом Рамона Галлегаса и накрыл лица платками.
В этот момент с противоположной от меня стороны костра послышался легкий шум. Один из нашей компании вскочил на ноги с кольтом в руке.
— А ты! — заорал он. — Ты посмел сбежать? Остаться в живых? Трусливый пес, я отправлю тебя вслед за ними, будь я проклят!
Но капитан с быстротой пантеры метнулся к нему, перехватив его руку:
— Спокойно, Сэм Янци, спокойно!
Мы все вскочили на ноги, за исключением незнакомца, оставшегося по-прежнему недвижимым и бесстрастным. Кто-то схватил Янци за другую руку.
— Капитан, — сказал я, — здесь что-то не так. Парень или псих, или он лжет — откровенно и неприкрыто лжет, и Янци нет никакой нужды его убивать. Если он входил в тот отряд, их должно было быть пятеро, один из которых, по-видимому он сам, не назван.
— Да, — отозвался капитан, отпустив Сэма Янци, который уселся на свое место, — в этом деле есть что-то… необычное. Несколько лет назад у входа в пещеру были найдены четыре трупа белых людей, оскальпированных и изуродованных до неузнаваемости. Там их и похоронили. Я видел могилы, а завтра и вы их увидите.
Незнакомец поднялся, выпрямившись в свете угасающего костра, о котором мы и забыли, с затаенным дыханием слушая рассказ.
— Нас было четверо, — сказал он, — Рамон Галлегас, Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Берри Дэвис.
И огласив в очередной раз траурный список, он шагнул в темноту. Больше мы его не видели.
В этот момент к костру с ружьем с руках подбежал один из парней, стоявший на карауле. Он был чем-то встревожен.
— Капитан! — воскликнул он. — Уже полчаса трое каких-то людей торчат там, на холме, — и он показал рукой в направлении, куда ушел незнакомец. — Я ясно видел их при свете луны. Хотя они без ружей, я, на всякий случай, держал их на прицеле. Но они не двигались. Проклятье, они действуют мне на нервы!
— Возвращайся на пост и оставайся до их следующего появления, — распорядился капитан, — а остальные — спать, или я вас всех ткну носом в костер!
Часовой, чертыхаясь, отправился на пост. Когда мы стали укладываться, неугомонный Янци спросил:
— Простите, капитан, но, тысяча чертей, кто эти трое, по вашему мнению?
— Рамон Галлегас, Уильям Шоу и Джордж У. Кент.
— А как же быть с Берри Дэвисом? Жаль, что я его не пристрелил.
— Совершенно необязательно. Более мертвым его уже не сделаешь. Иди спать.