Неистовый Орланд, Основский Нил Андреевич, Год: 1855

Время на прочтение: 14 минут(ы)

РАЗСКАЗЫ
Н. ОСНОВСКАГО.

МОСКВА.
Въ Типографіи Каткова и Ко.
1857

НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНДЪ.

ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ ОХОТНИКА.

Лто и осень 18** года довелось мн прожить въ одной изъ губерній средней полосы Россіи.
Я гостилъ у одного помщика, который, даже въ нашъ положительный и меркантильный вкъ, сохранялъ право называться вполн русскимъ хлбосоломъ, и домъ его истинно былъ всегда открытъ для званныхъ и незванныхъ.
Превосходныя охотничьи мста, выписка всевозможныхъ книгъ, журналовъ и газетъ, вкусные столь и вино, превосходный садъ, раскинутый на пятидесяти десятинахъ, ежедневный пріздъ гостей-сосдей, людей большею частью добрыхъ и умныхъ, образованный, радушный и къ тому же страстный охотникъ-хозяинъ, — все это взятое вмст сдлало то, что я почти не замтить какъ прошли или, выражаясь поэтически, канули въ вчность пять мсяцевъ. Былъ праздникъ. Гостей понахало довольно.
Вечеромъ общество вышло на балконъ. Половина сада, противоположная западу, была освщена краснымъ свтомъ отъ заходящаго солнца. Воробьи, слетвшіеся на ближайшія клумбы на ночлегъ, ужасно шумли. Вечеръ былъ тихъ и тепелъ.
— Скажите, пожалуйста, началъ одинъ изъ гостей: — отчего у насъ на Руси очень мало встрчается охотничьихъ статей?
— Должно быть оттого, отозвался кто-то изъ толпы: — что мало литераторовъ охотниковъ.
— Вотъ Французы, другое дло, подхватилъ третій: — убьютъ какого-нибудь хорька, или крота, и сейчасъ готова статья въ охотничьемъ журнал на десяти страницахъ.
— За то они иногда и пишутъ такія нелпости, что порядочному охотнику трудно врить, замтилъ четвертый.
— ‘Свжо преданіе, а врится съ трудомъ’, проговорилъ вновь пріхавшій господинъ.
Это былъ человкъ лтъ подъ сорокъ, очень красивой наружности, съ небольшими черными глазками и тщательно завитыми усами, которые онъ безпрерывно покручивалъ своими тонкими пальцами. Одтъ онъ былъ въ очень узкій черный фракъ, надвавшійся, вроятно, при важныхъ оказіяхъ, и потому еще почти новый. Отличительными частями одежды новопрізжаго были жилетъ и фуражка. Первая блестящаго серебристаго цвта изъ благо глазета, а вторая изъ краснаго сукна, носимая, должно-быть, въ знакъ памяти по военной служб, для приданія боле военнаго вида наружности носившаго и для напоминовенія проходящимъ мимо бородкамъ, чтобъ он не забывали снимать свои поярковыя шляпы.
Прерванный на минуту разговоръ возобновился и незамтно перешелъ къ медвжьей охот.
— Это должно-быть страшная и опасная охота, сказалъ одинъ изъ присутствующихъ на балкон.
— Какая тутъ опасность, отвчалъ молодой человкъ, причесанный la Листъ, и вслдствіе этой прически сдлавшійся большимъ любителемъ музыки:— какая опасность, когда на одного звря идетъ десять человкъ охотниковъ съ двухъ-ствольными ружьями, да человкъ двсти кричанъ съ топорами, вилами и другими дреколіями! Вотъ у насъ въ губерніи иная рчь — тамъ охотникъ идетъ въ одиночку и съ однимъ можемъ.
— Позвольте, прервалъ другой изъ общества, человкъ среднихъ лтъ, чрезвычайно смуглый и большой охотникъ до возраженій:— изъ словъ вашихъ замтно, что вамъ не хорошо извстна медвжья охота. Вы, во первыхъ, говорите, что десять человкъ охотниковъ: этого почти никогда не бываетъ, а если и случается, то довольно рдко, обыкновенно, на эти охоты здятъ трое, четверо, да и т разстанавливаются, смотря, разумется, по мстности, другъ отъ друга шаговъ на семьдесятъ, восемьдесятъ, сто, а иногда и боле, слдовательно, опасность та же, еслибъ вы стояли и одни. Ежели вашъ выстрлъ неудаченъ и если медвдь вздумаетъ на васъ броситься, то врядъ ли товарищъ успетъ подоспть къ вамъ на помощь. Ему надо пробжать восемьдесять или боле шаговъ по глубокому снгу, а это довольно трудно, медвдь же бгаетъ чрезвычайно быстро, не затрудняясь на пути никакими препятствіями, кром выстрла, да и стрляютъ по зврю обыкновенно не дале двадцати или двадцати-пяти шаговъ, почему и самое разстояніе между имъ и вами будетъ гораздо мене, нежели до вашего товарища. Во вторыхъ, вы сказали, двсти кричанъ: кричане берутся единственно для того, чтобъ окружить мстность на которой лежитъ зврь, чтобы не допустить его уйдти. Что же касается до помощи, то она здсь еще мене иметъ значенія, будь облавщиковъ хоть двсти, хоть пятьсотъ человкъ, потому что они разставляются на такое разстояніе отъ стрлковъ, чтобъ даже пуля, въ случа промаха, до нихъ не долетла, слдовательно, кричанамъ еще затруднительне явиться къ вамъ на выручку. Въ третьихъ, вы утверждаете, что у васъ въ губерніи охотникъ съ однимъ ножемъ идетъ на единоборство съ медвдемъ, но это едва ли врно и я не могу съ этимъ согласиться.
— Почему же? спросилъ диллетантъ, нсколько обиженнымъ голосомъ, и тряхнувъ своими шелковистыми, длинными и черными какъ смоль волосами.— Ежели вы не довряете моимъ словамъ, то объ этомъ есть много печатаннаго, есть много авторитетовъ, подтверждающихъ мой разсказъ, авторитетовъ, которымъ можно поврить.
— Обо всемъ этомъ я очень хорошо знаю, много читалъ и еще боле слышалъ, началъ опять охотникъ до споровъ:— но все-таки, несмотря на мое уваженіе къ вамъ, авторитетамъ и печатному, я не могу съ этимъ согласиться.
— Да почему же?
— А вотъ почему: начнемъ, во первыхъ, съ того, что вамъ, вроятно, никогда не удавалось быть свидтелемъ подобной охоты, авторитетамъ, я думаю, тоже, потому что какой-нибудь вологодскій или олонецкій лсъ, простирающійся нердко на нсколько сотъ верстъ, не циркъ, не арена, а русскій мужичокъ-промышленникъ не римскій гладіаторъ, вступающій въ единоборство съ звремъ для потхи публики, а все, что печатается, печатается со словъ разскащиковъ, которые, какъ всмъ извстно, нердко охотники и до краснаго словца.
Во вторыхъ, какая необходимость промышленнику, добирающемуся единственно до шкуры медвдя, идти на него съ однимъ ножемъ и рисковать своей собственной, тогда какъ въ наше время, въ любомъ захолусть, въ каждой почти деревнишк, даже тамъ, гд нтъ охотниковъ, вы найдете ружье? Охота съ однимъ ножемъ еще могла имть примненіе, когда не было извстію употребленіе огнестрльнаго оружія, т. е. во времена Владиміра или Святослава, да и тогда все-таки были бердыши, рогатины и другія средства понадежне и подлинне ножа.
Въ третьихъ, вникните, какъ вообще разсказываютъ про подобныя охоты, и вы найдете пропасть неврностей противъ дйствительности. Охотникъ, говорятъ, идетъ съ однимъ обоюдуострымъ ножемъ, обмотавъ предварительно лвую руку сыромятнымъ ремнемъ и взявъ въ нее желзную распорку. Подходитъ къ логову медвдя, старается его разсердить, подымаетъ на дыбы, и въ то время, когда раздраженный зврь, съ разверстой пастью бросается на охотника, онъ всовываетъ медвдю лвую руку въ пасть и ставитъ въ ней распорку, а правою рукой вонзаетъ ножъ въ животъ косматому чудовищу и распарываетъ его до грудныхъ полостей. На все это можно возразить однимъ довольно сильнымъ опроверженіемъ: медвдь страшный трусъ, и въ драку съ человкомъ не пойдетъ, а постарается отъ него дать тягу, спасая свою шкуру, до которой только лишь и добирается охотникъ. Дале, еслибъ, положимъ, зврь и ршился вступить въ бой, то сколько должно быть еще условій для удачной охоты: надо, чтобъ медвдь непремнно поднялся на дыбы, что онъ длаетъ довольно рдко, нужно, чтобъ разинулъ пасть, въ которую охотнику необходимо поставить распорку и притомъ стоймя, и наконецъ, чтобъ зврь умеръ мгновенно, какъ пораженный громомъ, въ противномъ случа онъ и при послднемъ издыханіи успетъ своротить черепъ своему противнику. Я видалъ примры, какъ медвдь перешибалъ въ одно мгновеніе толстые крестцы меделянскихъ собакъ, былъ такъ же свидтелемъ, когда онъ, смертельно раненный подъ сердце, на вылетъ, жеребьемъ въ 16 золотниковъ, въ послднія дв или три секунды своего существованія имлъ еще столько силы, что выворотилъ изъ мерзлой земли довольно порядочное еловое деревцо.
Удалые залпъ и отвага въ крови русскаго человка: урвать да ухать, въ одно ухо влзть въ другое вылзть — вотъ его любимыя поговорки, и потому найдется много молодцовъ, которые пойдутъ на медвдя не только съ однимъ ножемъ, а просто съ голыми руками, но русскій человкъ также и смышленъ, знаетъ, что изо ста медвдей, можетъ быть, одинъ, и то не наврное, пойдетъ на драку, а девяносто девять уйдутъ, и потому охотникъ не будетъ рисковать шкурой звря изъ одного молодечества, на которое некому будетъ даже и полюбоваться. Я знаю очень много охотниковъ дльныхъ, серьзныхъ, убившихъ на своемъ вку по нскольку десятковъ медвдей, и вс они единогласно говорятъ, что медвдь бжитъ отъ человка. Исключенія чрезвычайно рдки.
— А все-таки охота на медвдя опасна и страшна, сказалъ кто-то изъ слушателей, выслушавъ доказательство противнаго.
— Не могу сказать утвердительно, началъ хозяинъ, молчавшій во время спора: — опасна эта охота или нтъ, но знаю, что не страшна, самый разительный тому примръ покойный Василій едорычъ, храбрость котораго извстна вамъ всмъ. Онъ бгивалъ отъ одной ружейной ложи, какъ отъ чумы, но во время охоты, на которой я убилъ медвдя, забылся дотого и пришелъ въ такой азартъ, что, по просьб моего егеря, началъ вытаскивать изъ заряженнаго его ружья шомполъ, который второпяхъ былъ такъ плотно загнать въ стволъ, что одному человку вытащить его было невозможно. Василью едорычу сдлалось дурно уже посл, когда ему сказали, какой онъ подвергался опасности, вытаскивая шомполъ изъ дула заряженнаго ружья.
— Сдлайте одолженіе, почтеннйшій Н. В., доставьте намъ удовольствіе, разскажите о вашей охот.
— Очень радъ, отвчалъ снисходительный хозяинъ: — хотя для многихъ изъ васъ это будетъ старая погудка и не на новый, а на тотъ же ладъ.
‘Это было въ ноябр. Погода стояла тихая и даже теплая, несмотря на мелкій снгъ, который едва-едва покрывалъ землю. Вечеромъ, не помню именно котораго числа, приходитъ ко мн полсовщикъ и объявляетъ, что, обходя лсъ, наткнулся на медвжій слдъ. Ну, знаете, въ то время кровь была во мн еще пожиже, расхаживала по венамъ и артеріямъ побыстре, то и не удивительно, что сердце запрыгало и въ вискахъ застучало. Позвать, говорю, сюда ловчаго! Стая въ то время была у меня превосходная, охотники молодцы, лошади лихія, ловчій знатокъ своего дла, однимъ словомъ все было сформировано на самую щегольскую ногу.
‘Явился ловчій. Ему отданъ былъ приказъ, чтобы чуть свтъ вс дозжачіе и псари были на коняхъ, а ружейникамъ, которыхъ набралось съ десятокъ, велно было зарядить ружья пулями.
‘Не стану описывать, какъ провелъ я ночь наканун охоты, какъ метался съ одного края кровати на другой, какіе видлъ сны, съ какимъ нетерпніемъ прислушивался къ бою часовъ, и думалъ не ошибся ли въ счет, не больше ли пробило, какъ медленно и какъ долго тянулось время: охотнику все это понятно.
‘Когда на другой день утромъ компанія добралась до лсу, и когда полсовщикъ указалъ намъ на слдъ, то вс мы остановились для совщанія, какъ начать охоту.
‘Ршено было, чтобъ одну часть стрлковъ разставить по проск, а другихъ по дорог, которая шла черезъ лсъ. Двое же самыхъ отчаянныхъ дозжачихъ были посланы въ объздъ къ рчк, протекавшей въ конц лса, на тотъ случай, что если зврь вздумаетъ переправиться черезъ нее вплавь, сбить его назадъ. Эта послдняя предосторожность оказалась не лишнею. Дйствительно медвдь покушался два раза переплыть рчку, и оба раза былъ отбиваемъ, одинъ разъ даже бросился на лошадь одного изъ дозжачихъ, но тотъ усплъ отдлаться палашемъ.
‘Я же самъ съ гончими и остальными охотниками похалъ прямо по слду.
‘Прошедши съ охотой нсколько десятинъ, мы наткнулись на мсто, гд медвдь отдыхалъ и пошелъ дале. Подавшись еще нсколько десятковъ саженъ, нахали на второе логово. Видно было, что зврь искалъ мсто для зимней своей квартиры, но не находилъ удобнаго.
‘Слдъ былъ совершенно свжій, — по-нашему, по охотничьи, печатный. Я веллъ напустить гончихъ.
‘Лишь только стая была брошена, какъ и закипла, какъ говорится, варомъ.
‘Мн очень понятно, какъ пріятно убить медвдя на облав или на берлог, но тамъ охота, а слдовательно и удовольствіе слишкомъ кратковременны, особенно въ послднемъ случа: подошелъ къ логову, поднялъ медвдя, хлопъ — и конецъ. Тутъ же было совсмъ другое дло. Охота продолжалась не минуту, а около двухъ часовъ.
‘Представьте себ тихій осенній день, тихій дотого, что уцлвшіе на деревьяхъ кое-гд листочки не шевелились, ревъ лихой стаи изъ шестидесяти собакъ съ превосходнйшими голосами, крикъ и порсканье дозжачихъ, рявканье звря, изрдка выстрлъ, который отдавался прямо въ сердце и въ слдъ за нимъ опять гоньба, еще съ большимъ ожесточеніемъ, и воскресшая надежда, что зврь не убитъ, и въ добавокъ ко всему этому безпрестанное ожиданіе, что вотъ, вотъ онъ выскочитъ на тебя, и вы поймете всю прелесть подобной охоты. Надо быть не охотникомъ или каменнымъ и имть вмсто сердца кусокъ льду въ груди, чтобъ не придти въ восторгъ и по забыться въ подобныя минуты. Разумется, что объ опасности тутъ нтъ и помышленія.
‘Наконецъ, посл самой жаркой двухъчасовой гоньбы стая начала близиться ко мн, я ясно сталъ слышать охрипшіе голоса дозжачихъ: улю-лю, улю-лю, улю-лю, и гончія вынесли ко мн загнаннаго звря, съ пною у рта, какъ говорится, на щипцахъ. Сердце мое забилось такъ сильно, при вид давно желаннаго гостя, что съ другимъ, боле короткошеимъ, на моемъ мст, сдлался бы непремнно ударъ.
‘— Я соскочилъ съ лошади и, подбжавъ къ медвдю, выстрлилъ въ него въ упоръ.’
Разскащикъ умолкъ, а вс какъ будто еще слушали.
— Въ самомъ дл это была чудная охота! раздался чей-то голосъ изъ толпы.
— И какъ нельзя боле доказывающая, что она не страшна, подхватилъ спорщикъ.— А что медвдь трусъ, и, слдовательно, эта охота не такъ опасна, какъ вообще объ ней говорятъ и пишутъ, позвольте мн представить случай, которому я былъ личнымъ свидтелемъ.
‘Не дале какъ въ прошломъ году, одному моему хорошему знакомому и охотнику дали знать изъ Новгородской губерніи, Валдайскаго узда, что обложенъ медвдь, и если есть желающіе охотиться, то чтобъ скоре прізжали. На другой день мы, втроемъ, отправились по желзной дорог. Вечеромъ прибыли на Бологовскую станцію, а на слдующее утро были уже въ деревн, гд насъ ожидала охота.
‘Мстность, на которой лежалъ медвдь, представляла довольно длинную гряду крупнаго сосняка, соединяющаго своими оконечностями два большіе, сплошные лса.
‘Гряда эта или полоса имла въ длину около трехъ четвертей версты, въ ширину же поболе 150 саженъ.
‘Къ намъ присоединился еще одинъ стрлокъ и мы, вчетверомъ, заняли самое узкое мсто, примыкающее къ одному изъ упомянутыхъ лсовъ, изъ котораго медвдь и вышелъ. Остальныя же три стороны были охвачены цпью кричанъ, изъ которыхъ было человкъ десять взрослыхъ, а остальные (до пятидесяти) состояли изъ дтей обоего пола, отъ восьми до пятнадцати лтъ включительно, съ сковородами, лукошками, заслонками и тому подобной музыкой.
‘День былъ ясный и тихій, но морозъ давалъ знать о себ таки порядкомъ.
‘Кричане шумли и стучали уже около часа, а зврь не показывался.
‘Мы продрогли и ршились послать въ кругъ человка три или четыре изъ облавщиковъ, думая, не наткнется ли кто изъ нихъ на берлогу.
‘Предположеніе наше сбылось. Дйствительно одинъ изъ посланныхъ, вошедши въ середину облавы, набрелъ на берлогу и отъ ударовъ въ заслонку изъ-подъ самыхъ его ногъ выскочила медвдица и пошла прямо на меня, но взогнавшій ее, желая насъ порадовать тмъ, что медвдь найденъ и что въ берлог находится четыре медвжонка, сдлалъ неосторожность: побжалъ также къ намъ. Зврь, вроятно замтивъ бгущаго человка, по одному съ нимъ направленію, не пошелъ на стрлковъ, а поворотилъ назадъ и началъ ходить въ кругу.
‘Мы, разумется, по неопытности, а также частію отъ того, что страшно прозябли, посовтовавшись, ршились снять цпь кричанъ, оставаясь въ томъ убжденіи, что медвдица воротится къ дтямъ, и намъ на другой или на третій день удастся убить ее на берлог, по вышло не такъ: какъ скоро облавщики сошли съ мстъ своихъ, медвдица вышла вонъ изъ кругу и къ дтямъ не возвращалась. На другое утро мы принуждены были взять медвжатъ, которые, оставаясь доле безъ пищи и на холоду, могли бы, разумется, околть.
‘Мы прожили еще три дня, каждое утро повряли окладъ, но вхожаго слда не было, и мы воротились въ Москву съ одними малолтными.
‘Спрашиваю васъ, много ли найдется животныхъ, которыя бросятъ своихъ крошечныхъ дтей умирать безъ пищи или отъ холода?
‘Мн случалось не одинъ разъ видть, какъ мелкія пташки съ ожесточеніемъ защищали свои гнзда и своихъ птенцовъ отъ врага вдесятеро ихъ сильнйшаго.
— Все это очень хорошо, заговорилъ кто-то изъ слушателей: — а все-таки, медвжья охота…
— А фазановъ кавказскихъ стрляли когда нибудь? неожиданно спросилъ одинъ мелкопомстный дворянинъ, имющій обыкновеніе издавать голосъ не прежде, какъ посл употребленія пяти или шести рюмокъ желудочной.
— Нтъ, не стрлялъ, отвчалъ довольно высокій, худощавый господинъ съ выразительной физіономіей, отличный стрлокъ и страстный любитель георгинъ и камелій, знавшій наизусть Вангутовскій каталогъ растеній, — а что?
— Такъ ничего, хотлъ бы посмотрть, какъ вы будете ихъ стрлять.
— Очень просто: приложусь, возьму птицу на цль и убью.
— Вотъ то-то что нтъ, пропуделяете.
— А какъ же по вашему? спросилъ съ улыбкой ботаникъ.
— А вотъ какъ: взлетлъ фазанъ, вы и цльтесь, и цльтесь, и цльтесь, и какъ скоро взяли промежь крыльевъ, спускайте скорй курокъ, и фазанъ убитъ.
Вс расхохотались, а любитель желудочной обидлся и пошелъ въ буфетъ. Воротившись, онъ опять обратился къ цвтоводу:
— А я опять насчетъ стрльбы фазановъ. Извольте взять вотъ чубукъ. Чубуку на этотъ разъ суждено было исправлять должность ружья.
Худощавый господинъ взялъ чубукъ.
— Приложитесь!
Стрлокъ приложился.
— Ну, теперь сейчасъ — подымется фазанъ, а вы цльтесь, и, какъ скоро возьмете промежь крыльевъ, то стрляйте.
Тутъ любитель ероеича издалъ губами странный звукъ, похожій, по сто мннію, на взлетъ фазана и кричалъ:
— Цльтесь же, взяли ли на цль, какъ я васъ училъ?
— Взялъ, отвчалъ приложившійся охотникъ.
— Стрляйте!
— Ну, выстрлилъ.
— Поздравляю васъ: убили, а иначе пропуделяли бы.
Вс опять расхохотались.
— Человкъ! закричалъ любитель георгинъ, подай намъ водки, мы съ Викуломъ Софронычсмъ выпьемъ, въ честь убитаго кавказскаго фазана.
— Подавай ужь всмъ, прибавилъ хозяинъ, — время ужинать, господа! второй часъ.
‘Въ аул на своихъ порогахъ,
Черкесы праздные сидятъ.
Сыны Кавказа говорятъ
О бранныхъ, гибельныхъ тревогахъ,’
продекламировалъ въ заключеніе красавецъ, не выпускавшій изъ рукъ во весь вечеръ красной фуражки.
— Что это за оригиналъ, говорящій стихами? спросилъ я у моего сосда.
— Здшній помщикъ, Григорій Александрычъ Петруневичъ. Хотите, я разскажу вамъ его біографію? Мы прозвали его Неистовымъ Орландомъ.
— Сдлайте одолженіе, мн ли, охотнику до чужихъ біографій, отказываться отъ такого предложенія?
Съ балкона вс ушли въ столовую, и я остался вдвоемъ съ разскащикомъ.
‘Григорій Александровичъ воспитывался дома у старухи матери, на семнадцатомъ году былъ опредленъ въ гусарскій полкъ, а на восемнадцатомъ, не получивъ еще и чина корнета, женился.
‘Въ полку онъ былъ нетерпимъ, потому что имлъ характеръ чрезвычайно сварливый и задорный. Григорій Александровичъ, хотя въ душ и не былъ человкомъ храбрымъ, но старался всячески доказывать противное, и потому безпрестанно ссорилъ своихъ товарищей, сплетничая одному на другаго. Однако, къ несчастію Григорія Александровича, общество офицеровъ, съ которыми онъ служилъ, состояло изъ людей порядочныхъ, которые наконецъ его поняли, и онъ, вскор посл женидьбы, поставленъ былъ въ необходимость оставить полкъ, получа при отставк чинъ корнета.
‘Жена этого героя была урожденная княжна изъ очень древняго татарскаго роду, приходившаго нкогда раззорять Русскую землю.
‘Когда она вышла замужъ, то была уже въ томъ возраст, когда двицы начинаютъ страдать флюсомъ, говорить о блаженств безбрачной жизни, со слезами на глазахъ ласкать чужихъ дтей, носить темныхъ цвтовъ платья, и прочее.
‘Она принадлежала, когда еще была молода, къ тмъ, по словамъ одного моего знакомаго, благовоспитаннымъ и дальновиднымъ двицамъ, которыя передъ холостыми людьми, обладающими тысячью душами, присдаютъ, имющимъ пятьсотъ кланяются, двухъ-сотъ-душнымъ бросаютъ ласковый взглядъ, а мимо остальныхъ, то-есть боле малодушныхъ, проходятъ, вздернувъ носикъ, безъ присданій, поклоновъ и ласковыхъ взглядовъ.
‘Когда же княжн минулъ роковой и, какъ извстно, очень долголтній тридцатый годъ, то тактика была измнена, княжна стала присдать и кланяться даже и пятидесяти душнымъ, но дло не клеилось, и ей бы наврное пришлось остаться двой, еслибъ въ то время не подвернулся нашъ гусарскій юнкеръ.
‘Вскружить мальчику голову было не трудно, и дло, къ общему удовольствію, уладилось довольно скоро. Об стороны остались довольны: юнкеръ былъ въ восторг, что женатъ на княжн, княжна, въ свою очередь, была въ восхищеніи, что посл столькихъ лтъ тяжкаго ожиданія ей послала судьба въ мужья такого красивенькаго и ловкаго мальчика.
‘Говоря о жен, Григорій Александровичъ всегда съ гордостью выражался такъ: ‘Жена моя, урожденная княжна Монгольская, была вчера во Французскомъ спектакл, а я…’ и т. д.
‘Бывшая княжна не называла своего мужа иначе, какъ красавцемъ, душкой, милочкой.
‘Новобрачные перехали въ Москву, и здсь татарская эксъ-княжна занялась во первыхъ устройствомъ дома на англійскій ладъ. Двое дворовыхъ мальчиковъ, привезенные изъ деревни, были гладко острижены и одты въ полуфрачки съ металлическими пуговицами и въ штиблеты, а вмсто именъ: Егоръ и Евдокимъ, именъ, полученныхъ ими при крещеніи, стали называться Джоржемъ и Джемсомъ. Горничная же Фіона была переименована въ Фанни.
‘— Джоржъ! говорила, напримръ, княжна томнымъ голосомъ, — поди, скажи Джемсу, чтобъ онъ веллъ Фанни принести мн бархатную мантилью.
‘— Евдошка, кричалъ Джоржъ, войдя въ переднюю, — поди скажи Фандюшк, чтобъ несла къ барын мантилью.
‘Впрочемъ англоманія этимъ только и ограничивалась. Во всемъ остальномъ княжна была княжна: просыпалась въ полдень, вставала въ часъ, садилась за туалетъ, за которымъ просиживала тоже около часа, перемняя ежедневно прическу своихъ нкогда роскошныхъ волосъ и, разряженная въ пухъ, являлась въ гостиную, въ которой не рдко по цлымъ недлямъ не встрчала никого кром Джоржа и Джемса.
‘Во вторыхъ, занялась образованіемъ своего мужа, читая ему безпрерывно правила свтскаго приличія и разговаривая съ нимъ на Французскомъ язык, который Григорію Александрычу не давался какъ кладъ, но Григорій Александрычъ независимо отъ этого и самъ предался наукамъ и сталъ въ свободныя минуты посщать университетскія аудиторіи. Разумется, что образованіе это шло наизнанку, т.-е. не зная, напримръ, при какой рк стоитъ Тамбовъ, молодой ученый занялся политическою экономіей и перечитывалъ Сисмонди, Мальтуса и другихъ, началъ изучать эстетику Гегеля, не умя разставить знаковъ препинанія, и т. п. Вс эти верхушки знаній страшно перепутались въ голов Григорія Александрыча и произвели въ ней (простите за выраженіе) такой винегретъ, что къ нему чрезвычайно какъ шелъ стихъ изъ Хемницеровой басни ‘Метафизикъ’:
‘Бывало глупые его не понимали,
А нынче разумть и умные не стали.’
Но исключительно Петруневичъ пристрастился къ поэзіи и самъ началъ писать стихи, особенно при торжественныхъ случаяхъ, на рожденіе, напримръ, своей жены, урожденной Монгольской, на смерть мимишки, любимой собачки, на посвъ конопли и такъ дале.
‘Григорій Александрычъ не только писалъ стихи, но даже въ самыхъ обыкновенныхъ разговорахъ пересыпалъ ими рчь, такъ, разсказывая о счастіи деревенской жизни и о неудобствахъ городской, онъ прибавлялъ:
‘Тамъ люди вчно за оградой,
Не дышатъ утренней прохладой.’
Или:
‘Старинный звукъ меня обрадовалъ: и вновь
Пою мои мечты, природу и любовь,
И дружбу врную, и милые предметы,
Плнявшіе меня въ младенческія лты.’
‘Говоря о какомъ нибудь степномъ участк земли, доставшемся ему при спеціальномъ размежеваніи, и, желая дать понятіе о его величин, онъ начиналъ:
‘Широко ты степь пораскинулась,
Къ морю Черному понадвинулась.’
‘Ежели подходилъ къ играющимъ въ карты, то говорилъ:
‘Такъ въ ненастные дни
Собирались они
Часто.
Гнули, Богъ ихъ прости,
Отъ пятидесяти
На сто.’
‘Когда же Григорій Александрычъ говорилъ прозой, то выражался самымъ высокимъ слогомъ, блаженной памяти, реторикъ. Желая разсказать о травл лисицы, онъ говорилъ: лисица профилью открылась мн на горизонт и, раскинувши трубу {Трубой зовется лисій хвостъ (охотничье выраженіе).}, поразила мой взоръ. Тамерланъ и Зюлійка воззрились, а я, давши шпоры моему лихому карабахскому коню, понесся быстре втра.
‘Во время разсказа Григорій Александрычъ обыкновенно становился фертомъ, съ улыбкой посматривая на слушателей своими безпокойными глазами. Правую ногу выставлялъ впередъ, а грудь и голову откидывалъ назадъ, и, нюхая безпрестанно табакъ, пощелкивалъ пальцами, отряхивая съ нихъ дкую пыль, разъдающую носовые органы. Или расхаживалъ по комнат огромными, мрными шагами. Ноги его въ это время, по замчанію одного провинціальнаго остряка, походили на конторскія ножницы, когда ими кроятъ пакеты.
‘Посл нсколькихъ лтъ, проведенныхъ Петруневичами въ Москв, семейство ихъ увеличилось, а доходы сократились, и Григорій Александрычъ, посовтовавшись предварительно съ своею супругой, ршился перехать на жительство въ деревню, гд и предался занятіямъ по сельскому хозяйству. Хотя, мимоходомъ сказать, ни онъ, ни жена его вовсе по части экономіи не походили на того Нмца, который, получивъ въ наслдство при берегахъ Балтійскаго моря клочокъ каменистой земли, которая ничего не производила, а въ мор у его береговъ ловилась только рыба камбала, изобрлъ средство вырабатывать изъ послдней отличной доброты сукно.
‘Ученый помщикъ выписывалъ книги и игралъ въ карты, образованная супруга выписывала десятки паръ башмаковъ, мантильи и платья. Неизвстно, къ чему бы повела подобная экономія, еслибъ новопрізжіе помщики похозяйначали еще лтъ пять, но случилась катастрофа, которая нердко останавливаетъ человческую дятельность въ самомъ разгар, то-есть, просто-на-просто — урожденная княжна Монгольская умерла, оставивши посл себя троихъ или четверыхъ дтей и неутшнаго мужа.
‘Одинъ любитель всхъ процессій вообще, а похоронныхъ въ особенности, разсказывалъ, что когда онъ пріхалъ къ Петруневичу, чтобъ утшить и разсять его, то засталъ хозяина, сочиняющаго на смерть жены эпитафію, которая начиналась такъ:
Увы! мой ангелъ въ небесахъ.
Онъ цвлъ какъ розанъ въ жизни этой,
Я на груди его согртый
Блаженствовалъ. Теперь же — ахъ!
‘Послднія два слова не правились поэту, а другая рима не давалась. Написать разв ‘теперь въ слезахъ?’ бормоталъ онъ: ну, хорошо, да дальше-то что же? И Григорій Александрычъ началъ съ досады на непокорную риму грызть перо, а потомъ воскликнулъ:
‘Жизнь! что ты?— садъ заглохшій
Подъ дикими безплодными травами.’
‘Покойница лежала одтая въ новенькое, обшитое дорогими кружевами платье, присланное наканун изъ Петербурга. Она и въ гробу какъ будто не измнила себ. Въ головахъ усопшей стоялъ дьячекъ и читалъ самымъ монотоннымъ голосомъ псалтырь, канарейка, повшенная подъ окномъ, весело посвистывала и по временамъ разсыпалась трелями, въ углу стояла старушка съ сморщеннымъ личикомъ, повсивъ голову. Она тихонько плакала и молилась. Это была кормилица покойницы. Легкія отрывистыя облака неслись по голубому небу. Со двора вяло запахомъ недавно скошенной травы. Джоржъ и Джемсъ подмигивали другъ другу, длали гримасы и щипались, а хорошенькая горничная Фанни шила себ траурное платье, которое подарилъ ей неутшный вдовецъ.
‘Любитель процессій остался недоволенъ рыбой на поминкахъ, и клялся, что впередъ ни за что на свт въ домъ Петруневича на похороны не подетъ.’
‘Біографъ кончилъ.
‘Въ послдній разъ я встртилъ поэта на гороховомъ пол.
Въ одной рук держалъ онъ записную книжку, а въ другой карандашъ.
— Куда вы? спросилъ меня Петруневичъ.
— На охоту, на дупелей, а вы что здсь подлываете?
— По хозяйству, нельзя же, знаете, вдь:
‘Хозяйскій глазъ повсюду нуженъ.’
‘Когда я обозрваю мстность моихъ владній, то ношу съ собою книжку, въ которую и вписываю вс впечатлнія, а также открытія и изысканія по части сельскаго хозяйства. Да кстати, зазжайте-ка на минуту ко мн, я сейчасъ явлюсь, мы выпьемъ по стаканчику китайскаго нектара, и я вамъ прочту одно мсто изъ Гете, которое меня ужасно поразило, что за глубокая мысль, что за…
— Покорно благодарю, отвчалъ я, перервавъ потокъ восторженныхъ словъ поэта, — съ удовольствіемъ бы, но мн некогда, товарищи дожидаются.
Отъхавъ нсколько шаговъ, я обернулся, агрономъ стоялъ на горох съ поднятыми къ верху руками, что-то громко декламировалъ, лягавая собака съ лаемъ бгала по полю и гоняла воробьевъ, которые, по словамъ поэта, парили надъ его головой.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека