Неистовый Орланд, Ариосто Лудовико, Год: 1516 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 72 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

0x01 graphic

НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНДЪ.

0x01 graphic

НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНДЪ

Л. АРІОСТА.

Переводъ Раича.,

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Съ портретомъ Аріоста.

МОСКВА,
Въ Типогр. Лазар. Инст. Вост. Языковъ.
1832.

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва, Августа 24 дня, 1831 года.

Ценсоръ Сергй Аксаковъ.

ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.

Представляю читающей публик Неистоваго Олрланда, Поэму Л. Аріоста.

Безсмертное, неподражаемое, великое твореніе Феррарскаго Омира оцнено вкалш и народами, переводчику ничего не остается сказать въ похвалу ему. Божественный Аріостъ, какъ называютъ его просвщенные народы, весь въ своей поэм.

Въ Неистовомъ Орландъ читатели, кром великолпной картинной галлереи, если смю такъ выразиться, найдутъ цлую библіотеку повстей то трогательныхъ, то забавныхъ и вообще занимательныхъ. Каждая, или почти каждая пснь, сама по себ разнообразная, фаптасмагорическая, составляетъ нчто цлое, отдльное, вотъ почему переводчикъ ршился издавать Аріоста по частямъ, въ вид Альманаха. Каждый годъ будетъ выходитъ по одной, иногда по дв, части.

По окончаніи Аріоста намренъ я одинъ, или съ двумя-тремя литераторами — перевестъ, разумется, въ стихахъ, и другихъ первокласныхъ Италіанскихъ писателей и такимъ образомъ представитъ Русской публик Италіанскую стихотворную библіотеку. Если не обманетъ меня первое предпріятіе,— я отважусь и на другое,— составлю, съ помощію другихъ литераторовъ, Италіанскую прозаическую библіотеку въ Русскомъ перевод: короче сказать, я ршаюсь всю жизнь посвятитъ на ознакомленіе моихъ соотечественниковъ съ Италіанскою литературою, si- . . .

Numina laeva sinunt auditque vocatm Apollo.

ПСНЬ ПЕРВАЯ.

Бгство Ангелики изъ Христіанскаго стана. Единоборство Феррага, съ Ринальдомъ. Погоня ихъ за Ангеликой. Явленіе Аргаліевой тни. Ангелика въ лсу. Радость Сакрипатпа, нашедшаго ее. Поединокъ Сакрипапта. Встреча Ангелики съ Ринальдомъ.

Въ честь рыцарей, любви и дамъ

И смлыхъ предпріятій.

Какъ съ Аграмантомъ По морямъ

Приплыли Мавровъ рати

И, въ слдъ царя своей земли,

Въ живомъ порыв мщенья,

Въ предлы Франціи вошли

Съ мечемъ опустошенья.

Хвалился Аграмантъ, что онъ,

Возставъ на Карломана,

При плеск развитыхъ знаменъ,

Отмстить за смерть Траяна,

И объ Орланд будетъ рчь,

О чёмъ до насъ молчали,—

Какъ онъ, питомецъ бурныхъ счь,

Влюбился и съ печали

Неистовъ сталъ, ума лишась

Отъ двы свтлоокой,

Рчь будетъ, если я отъ глазъ

Красавицы жестокой

Не обезумю и самъ,

Какъ мой герой несчастный,—

Тогда конецъ моимъ стихамъ,

И трудъ мой — трудъ напрасныя.

Великодушный Ипполитъ,

Ираклово рожденье,

Италіи надежный щитъ,

Дней нашихъ украшенье,

За столько милостей твоихъ,

За вс благотворенья,

Прими плоды трудовъ моихъ

Съ улыбкой снисхожденья!

Я все мое теб даю.

За все плачу — стихами,

Взгляни, Монархъ, на дань мою

Привтными очами!

Среди героевъ древнихъ дней,

Достойныхъ хвалъ поэта,

Ты встртишь въ повсти моей

Рожера — чудо свта,—

Рожера, предка твоего,

Героя въ пол чести.

О! ты услышишь про него

Отрадны сердцу всти,

Когда въ безпечной тишин,

И съ думою высокой

На время разлучась, ко мн

Преклонишь слухъ и око.

Орландъ, уже давнымъ давно

Въ Ангелику влюблённый,

Для ней и ею не въ одно

Сраженье увлечённый,

Въ странахъ Востока съ славой длъ

Оставивъ тьмы трофеевъ,

На Западъ съ нею прилетлъ —

Къ подошвамъ Пиренеевъ,

Гд Карломанъ уже стоялъ,

Шатры раскинувъ бранны,

Куда дружины онъ созвалъ

На бой, давно желанный,

Чтобъ Аграманта наказать

И дерзкаго Марнла,

Одинъ безчисленную ратъ

Привелъ съ собой отъ Нила,

Другой Испанію на бой

Вооружилъ кровавой,

Чтобъ Францію стереть войной

Съ лица земли со славой.

И, какъ нарочно, той порой

Къ единоврной рати

Является Орландъ — герой

И кстати и не кстати.

Здсь съ милой онъ былъ разлучёнъ…

Какъ слпы мы бываемъ!

Та самая, которой онъ,

Любовію ласкаемъ,

Въ чужихъ странахъ, во всхъ воинахъ

Надежной былъ защитой,—

Среди друзей въ родныхъ странахъ —

Похищена открыто,

Орландъ ее не защищалъ:

Бояся распри шумной,

Ее похитить приказалъ

Самъ Карлъ благоразумной.

Орландъ съ Рональдомъ, идя въ бой

Противъ сыновъ проклятья,

Поссорились между собой:

Двоюродные братья

Питали оба въ сердц страсть

Къ Ангелик прекрасной,—

И Карлъ, провидвшій напасть

Въ размолвк сей несчастной

Двухъ лучшихъ рыцарей, веллъ —

И Герцогомъ Баварскимъ

Она взята, никто не смлъ

Не внять велньямъ царскимъ.

Красавицу тому изъ двухъ

Въ награду общали,

Кто бол на войн услугъ

Окажетъ лезвьемъ стали,

Кто бол Сарацинъ побьётъ

Руки могучей силой.

Но Врныхъ обманулъ расчотъ,

Имъ счастье измнило,

Они бжали, Герцогъ въ плнъ

Съ толпой другихъ попался,

И пустъ среди сихъ перемнъ

Шатеръ его остался»

Одна однехонька въ шатр

Оставшись опустломъ,

Ангелика въ сдло скорй

И, трепеща всемъ тломъ

При мысли грустной, что позоръ

Ждалъ Врныхъ въ день сей горькій,

Помчалася во весь опоръ

Чрезъ долы и пригорки.

И вотъ она ужь подъ лскомъ,

Вдали оставивъ счу,

И видитъ,— рыцарь къ ней пшкомъ

Бжитъ, спшитъ на встрчу.

При немъ и мечь, при немъ и щитъ,

На немъ шеломъ и латы,

Одъ черезъ лсъ быстрй бжитъ,

Чёмъ селянинъ, объятый

И страхомъ и надеждой вдругъ

На игрищахъ кипящихъ.

Не такъ пастушка черезъ лугъ

Бжитъ отъ змй шипящихъ,

Какъ быстро бросилась назадъ

Царевна, что есть силы,

Когда на ней горящій взглядъ

Остановилъ немилый.

То былъ отважный Паладинъ,

Владтель Моншальбана,

Могучаго Амона сынъ,

Надежда Врныхъ стана,

Онъ выпустилъ изъ рукъ своихъ

Баярда въ жаркой сч.

Рональдъ взглянулъ и въ тотъ же мигъ.

Узналъ въ ней издалече

Ту прелесть-дву, рай очей,

По коей онъ несчастной,

Не досыпаючи ночей,

Страдалъ, вздыхая страстно

Ангелика во весь опоръ

Сквозь темный боръ скакала

Отъ страха помутился взоръ,

И бдная не знала,

Какой ей лучше путь избрать —

Просторной или тсной.

Она едва могла держать

Узду въ рук прелестной,

И конь по вол, самъ собой,

Сквозь чащу пробивался

Съ своею всадницей младой,—

И вотъ къ рк примчался,

У той рки стоялъ Феррагъ,

Въ поту весь, запыленный,

При шумныхъ битвы знаменахъ

Усталый, изнуренный,

Онъ душу отвести пришолъ

При сладкомъ водномъ шум,

И здсь, не ждавши новыхъ золъ,

Остановился въ дум:

Онъ жажду утолитъ хотлъ,

Склоняся надъ ркою,

Но шлёмъ съ главы его слетлъ

И скрылся подъ водою.

Царевна въ страх на бгу

Кричала, что есть мочи,

Феррагъ, стоявшій на брегу,

Взглянувъ ей быстро въ очи,

Узналъ, какъ ни. была она,

Въ сей часъ недоумнья,

Томна, разстроена, блдна

Отъ ужасовъ смятенья,

И какъ ни долго не слыхалъ

Объ ней ни полуслова,

Но лишь взглянулъ и вдругъ узналъ

Ангелику въ ней снова’

Услужливый, а можетъ быть,

И самъ равно влюблённой,

Онъ радъ былъ помощь предложить

Царевн огорчённой,

И не заботясь, что шеломъ

Главы не прикрываетъ,

Онъ на соперника съ мечемъ

Отважно наступаетъ.

Ринальдъ, феррага не боясь,

Сталъ твердою ногою:

Онъ съ нимъ уже не въ первый разъ

Встрчается средь бою.

И закиплъ жестокій бой,

Звуча, стуча, булаты

То заблистаютъ надъ главой,

То вдругъ ударятъ въ латы,

Какъ бъ наковальню тяжкій млатъ,

Разбить его готовой.

Межь тмъ какъ рыцари разятъ

Другъ друга съ силой новой,

Царевна рыси придаетъ

Коню, какъ можно, бол,

И легкій конь ее несетъ

То лсомъ, то чрезъ поле.

А между тмъ конца войны,

Зажженной буйнымъ чувствомъ,

Все нтъ еще,— бойцы равны

И силой и искусствомъ,

Никто еще не одержалъ

Побды въ вихр счи,

И первый руку опускалъ,

И первый мирно рчи

Къ Феррагу буйному склонилъ

Амоновъ сынъ несчастной,

Въ немъ былъ живе Страсти пылъ

Къ Ангелик прекрасной.

‘Какая польза, молвилъ онъ,

Отъ этаго намъ бою?

Не одинакій ли уронъ

Намъ отъ него съ тобою?

Положимъ,— чудо красоты

Тебя обворожило,—

Но что же выиграешь ты,

Сдержавъ меня здсь силой?

Положимъ,— въ плнъ отдамся я,

Иль мертвъ паду на сч,—

Ангелика всё не твоя,

Она теперь далече.

‘He лучшель, если ты, какъ я,

Царевну любишь страстно,

Пустишься по слдамъ ея,

Чемъ медлишь здсь напрасно?

Сначала мры вс возьмемъ,

Чтобъ ей не дашь умчаться,

А тамъ уже ршимъ мечемъ.

Кому ей доставаться,

Иначе изъ чего намъ бой

Съ тобой вести кровавый?

Я въ немъ не вижу никакой

Ни выгоды, ни славы’.

И не задумался Феррагъ,

Онъ принялъ предложенье.

И вотъ мечи уже въ ножнахъ,

Отсрочено сраженье,

Вражда забыта, миръ насталъ

Межь прежними врагами,

Феррагъ, бросая водъ Кристалъ

Съ зелеными брегами,

Какъ рыцарь вжливый, пшкомъ

Ринальда не оставилъ,

Далъ мсто другу за сдломъ

И къ цли путь направилъ

Вотъ добродушія примръ

Въ чудесный вкъ героевъ!

Два витязя различныхъ връ,

Соперники средъ боевъ.

Соперники въ любви — сей часъ

Другъ друга поражали,

Всей яростью вооружась,

Сей часъ — друзьями стали

И безъ опаски понеслись

Чрезъ боръ, чрезъ долъ пологій,

Они неслись, пока сошлись

Предъ ними дв дороги.

Которою скакать бойцамъ

За всадницей прекрасной?

Слды копытъ и здсь и тамъ

Обозначались ясно,

И наугадъ Антоновъ сынъ

Побрёлъ пшкомъ одною,

А добродушный Сарацинъ

Отправился другою.

Феррагь въ лсу и тамъ и сямъ

Блуждалъ, плуталъ, крушился,

И снова очутился, тамъ,

Откуда въ путь пустился.

Къ рк при халъ онъ опять.

Гд шлемъ загрузъ глубоко,

И, не надлся сыскать

Красавицы жестокой,

Ршился, соскочивъ съ сдла,

Достать свой шлемъ чудесной,

На дно рки съ его чела

Упавшій неумстно.

Но шлемъ на дн, среди песковъ,

Далеко скрыла влага,

Онъ долгихъ требовалъ трудовъ

Отъ сильныхъ рукъ Феррага.

Онъ сукъ большой срубилъ мечемъ

И острогалъ огромной —

Огромной шестъ, и тмъ шестомъ,

Съ досадою нескромной,

Ощупалъ вс мста въ рк,

И чтоже? все напрасно!

И шестъ уже усталъ въ рук,

На этотъ разъ, несчастной.

Онъ проклиналъ свои труды

Безплодные, но поздно!

Стоитъ, и вотъ изъ-подъ-воды

Выходитъ рыцарь грозной.

Онъ весь въ доспхахъ — весь кругомъ,

Одно чело открыто,

Съ одной рук его шеломъ,

Струями водъ омытой,

Тотъ самый, что Феррагь искалъ

Такъ долго и безплодно.

‘Клятвопреступникъ! онъ сказалъ

Съ усмшкою холодной,

Теб, я вижу, тяжело

Съ шеломомъ симъ разстаться,

Онъ мой, и имъ твое чело

Не будетъ украшаться.

‘Я братъ Ангелики… Да! онъ

Стоитъ передъ тобою!

Припомни, какъ я былъ сражёнъ

Въ бою твоей рукою!

Ты клялся бросить въ сей потокъ

Мои доспхи бранны

И этотъ шлемъ… но если рокъ

Мн отдалъ шлемъ желанный..»

За чмъ же ты потупилъ взоръ,

Ко мн не взглянешь снова?

А! а! тебя смутилъ укоръ

За нарушенье слова.

‘Достань себ другой шеломъ,

Но только не позорно,

Достань его себ мечемъ

Среди борьбы упорной,

Такимъ Орландъ, такимъ герой

Ринальдъ владетъ нын,

‘І’отъ на Альмонт, а другой

Былъ прежде на Мамбрин.

Достань одинъ изъ нихъ въ войн,

Въ борьб тебя достойной,

А этотъ, обреченный мн,

Ма и оставь спокойно.’

Феррагь, при вид мертвеца,

Дрожитъ, всталъ дыбомъ волосъ j

Потъ градомъ съ блднаго лица,

Невольно замеръ голосъ

Въ полураскрывшихся устахъ,

Кровь въ жилахъ остывала,

Когда Аргалій, въ сихъ мстахъ

Погибшій отъ кинжала,

Изъ-подъ-воды нежданно всталъ,

Какъ будто оживъ снова,

И укорять убійцу сталъ

За нарушенье слова.

Феррагъ молчалъ, Феррагъ не смлъ

Прибгнуть къ оправданью,

Онъ поневол онмлъ,

Внимая нареканью

И, недовольный самъ собой,

Ланфузою поклялся,—

Когда бы и какой бы бой

Ему не представлялся,

Главы не прикрывать, пока

Средь боеваго грома

Не полонитъ его рука

Орландова шелома,

И эту клятву онъ сдержалъ

Гораздо лучше прежней.

Оставивъ берегъ, онъ блуждалъ

День за день безнадежнй —

Томясь мучительной тоской,

Онъ Паладина ищетъ

И, сладкій позабывъ покой,

За нимъ повсюду рыщетъ.

Съ Ринальдомъ, взявшимъ путь другой,

Другое приключенье

Случилось тою же порой

И въ тожь почти мгновенье.

Ринальдо идетъ и — видитъ вдругъ —

Баярдъ его ртивой

Предъ нимъ во весь несется духъ,

Взввая гордой гривой.

‘Остановись мой добрый коль!…’

Но зова конь не слышитъ,

Онъ все бжитъ, въ очахъ огонь

И искрится и пышетъ,

Ринальдо, досадуя, за нимъ

Несется въ путь безвстной…

Оставимъ ихъ и поспшимъ

Къ Ангелик прелестной.

Она бжитъ сквозь лсъ густой,

Непроходимой, темной,

Шелохнется- ли листъ младой

На топол нескромно,

Шепнетъ ли втка съ втеркомъ

На клён иль на бук,—

Царевна въ сторону съ конёмъ,

Дрожа при каждомъ звук,

Мелькнетъ ли тнь среди долинъ

Иль на гор высокой,—

И думаетъ, что Паладинъ

Постылый недалёко.

Такъ лань младая, подсмотрвъ,

Какъ тигръ въ тни прохладной

Давно знакомыхъ ей деревъ

Терзаетъ безпощадно

Ея трепещущую мать

И сердце выдаетъ,

Сквозь лсъ пускается бжать

И отдыху не знаетъ,

Дотронетсяль она въ бгу

До втки,— и, полмертвой

Мерещется, что ей врагу

Обречено бытъ жертвой.

Проходитъ день, проходитъ ночь,

И сутокъ съ половиной

Ужъ нтъ, и вотъ царева дочь

Стоитъ предъ луговиной,

Подъ тнью рощицы густой,

Струимой втерками.

Здсь ручейковъ потокъ живой,

Сверкавшій межъ брегами,

Перебираясь по пескамъ,

Журчалъ журчаньемъ нжнымъ,

И перлы росъ по муравамъ

Разбрызгивалъ прибрежнымъ*

Ангелика, окончивъ путь

При зно неотрадной,

Расположилась отдохнуть

Въ тни деревъ прохладной.

Она устала, врагъ далёкъ,

Онъ не смутитъ покою,—

И на лужайку съ стремя скокъ

Чуть слышною стопою.

Разузданъ конь, свободный, онъ

Блуждаетъ у потока,

Потокъ травою опушонъ

Приманчивой для ока.

Вблизи кустарникъ алыхъ розъ,

Переплетясь втвями,

Въ тни дубовъ высокихъ росъ

Надъ свтлыми струями,

Раскинувшися, какъ шатеръ

Прохладной и душистой,

Онъ оснялъ живой коверъ

Изъ муравы пушистой,

Туда,— въ убжище прохладъ —

Подъ занавсъ втвистый,—

Не проникалъ ни смертныхъ взглядъ,

Ни солнца лучъ огнистый.

И какъ отрадно отдохнуть

Пришельцу въ этой сни,

Прилечь небрежно и уснуть

На лон сладкой лни!..

Красавица подъ склонъ втвей

Пришла, легла, уснула.

Не долго поспалося ей,

Проснувшися отъ гула

Вблизи топочущихъ копытъ,

Она тихонько встала,

Глядитъ и — рыцарь ужь стоитъ

У воднаго кристала.

Она не знала, врагъ иль другъ

Предъ нею показался,

То страхомъ, то надеждой духъ

Смущенной волновался,

И притаивъ дыханье, ждетъ

Она, что будетъ дал.

Онъ слзъ съ коня и слъ у водъ —

При свтломъ ихъ кристал

И, на руку склонясь главой,

Такъ въ думу погрузился,

Какъ будто въ камень гробовой

Мгновенно превратился.

Съ часъ мста, Государь, онъ быть

Объятъ тоской глубокой,

Надумавшись, онъ повторилъ

Упрекъ судьб жестокой

Такъ жалобно, что, размягчась,

И камень бы распался,

И самый тигръ на этотъ разъ

Съ жестокостью бъ разстался.*

Онъ такъ вздыхалъ, и такъ рыдалъ,

Что грудь казалась Этной,

А слезы — льющейся со скалъ

Ркою искрометной.

‘О, долголь, мысль,— онъ началъ рчь

Печальную съ собою,—

О, долго ли теб и жечь

И леднитъ тоскою

Мою растерзанную грудь?..

Я опоздалъ несчастный!

Другой, открывъ къ ней прежде путь,

Сорвалъ цвтокъ прекрасный…

А чтоже въ дань любви моей?

Два слова, два-гири взгляда!

И только?.. и — страдать по ней —

Одна моя отрада! …

‘Младая два — роза-цвтъ:

Пока въ саду любимомъ

Она цвтетъ, безъ бурь и бдъ,

На стебельк родимомъ,

Пока ни стало, ни пастухъ

Коснуться къ ней не сметъ,—

И небо и земля ей другъ,

И всё ее лелетъ,

И у четы она младой,

Любовію счастливой,

Красуется то надъ главой,

То на груди стыдливой,

‘Но лишь счастливая рука,

И нжа и лаская,

Ее съ роднаго стебелька

Сорветъ и — радость Мая —

Теряетъ все, что небеса

И землю въ ней плняло:

Младая двица-краса,

Откинувъ покрывало,

И тайной прелестью своей

Для милаго предмета

Пожертвовавъ въ пылу страстей,

Теряетъ всё для свта …

‘Теряетъ всё — но не для всхъ,

Боготворимый ею

Блаженствуетъ въ раю утхъ,

Гордясь судьбой своею….

Другой блаженствуетъ, а я!’..

Я осужденъ томиться…

Но неужель любовь моя

Ничмъ не наградится?….

Она мила душ моей,—

И я не перестану

Любить ее, и я объ ней

Мечтать до гроба стану.’

Вы спросите, кто рыцарь сей,

Горючими ручьями

Точившій слезы изъ очей

Надъ свтлыми струями?

То царь Черкесскій — Сакрипанъ,

Онъ бросилъ край родимый

И много, много видлъ странъ,

Любовію гонимый…

И онъ Ангелику любилъ!

У воднаго Кристала

По ней онъ, бдный, слезы лилъ.—

Она его узнала.

Его съ Восточныхъ береговъ —

Отъ колыбели свта —

Звала, вела, влекла любовь

Въ слдъ милаго предмета,

Онъ въ Индію прямой стезёй,—

И съ скорбію душевной

Провдалъ, что Орландъ-герой

На Запад съ царевной,—

На Западъ бросился, и шутъ

Услышалъ всть плачевну,

Что Карлъ Великій принялъ трудъ

Секвестровать Царевну.

Онъ въ стан про побгъ узналъ

Ангелики прекрасной,

И тамъ и сямъ ее искалъ —

Искалъ, и все напрасно,

Безсчастный не напалъ на слдъ

Бглянки свтлоокой.

Она вина царевыхъ бдъ

И горести жестокой,

Ей посвящая каждый вздохъ,

Онъ выражался въ млньи

Такъ жалобно, что солнце могъ

Остановишь въ теченьи.

Межъ тмъ какъ онъ страдалъ, рыдалъ

Надъ влажными брегами,

И слезы жаркія сливалъ

Съ прохладными струями,

И много, много говорилъ,

Что знать для насъ нелестно,

Его услышать рокъ судилъ

Ангелик прелестной, —

И съ нимъ въ одинъ сбылося часъ,

Въ одно мгновенье ока,

Чегобъ иные, вкъ томясь,

Не выждали отъ рока.

Царевна, притаивши духъ,

Подъ тнью древъ густою,

Внимательный склонила сдухъ

Къ влюбленному герою.

Уже не въ первый разъ онъ ей

Твердилъ про нжный пламень,

Онажъ къ нему хладна, хладнй,

Безчувственнй, чёмъ камень,

Гордясь красой, она его,

Какъ многихъ, презирала,

За тмъ что ровно никого

По мысли не сыскала.

Но можно ей въ проводники

На время взять Героя,

Изнывшаго по ней съ тоски,

Одинъ упрямецъ, стоя

Въ вод по горло, не зоветъ

На помощь первыхъ встрчныхъ,—

Два раза случай не придетъ

На скорбный зовъ безпечныхъ.

И отъ когожь, отъ чьихъ ей силъ

Защиты ждать надежной?

Черкесскій Царь ее любилъ

Любовью самой нжной.

И вотъ какъ цнится любовь!..

Одна, въ краю далекомъ,

Блуждая въ мгл густыхъ лсовъ,

Въ отчаяньи жестокомъ,

Она его — въ проводники

Себ предназначала,

Но облегчишь его тоски

Совсмъ не помышляла,

Она хотла лишь польстить

Слпой его надежд,

Потомъ несчастнаго забыть

И презирать какъ прежде.

И вотъ она изъ-за втвей,

Румянцемъ пламня,

Какъ Цинтія, или милй,—

Какъ прелесть-Діонея,

Плеснувъ нежданно, говоритъ

Влюбленному герою:

‘Привтствую тебя, мой щитъ!

Да будетъ миръ съ тобою!

Самъ Богъ тебя послалъ ко мн

Въ сей край полупустынной,

Ты будешь въ дальней сторон

Защитникомъ невинной.’

Нтъ! Ни одна изъ матерей,

Извдавшихъ кручину,

Съ такою радостью — очей

Не обращала къ сыну,

О коемъ плакала она,

Какъ о погибшемъ въ битв

И ночи долгія безъ сна

Промлла на молитв,—

Съ какою радостью Черкесъ,

Томившійся тоскою,

Ангелику — красу небесъ —

Увидлъ предъ собою.

Любовью пламенной горя,

Онъ къ ней, къ своей прекрасной,

Она къ нему, она Царя

Прижала къ груди страстно

И, обнимаясь съ нимъ, душой

Несется распаленной

Въ не позабытый край родной —

Къ отчизн отдаленной:

Воображеніе зажогъ

Надежды лучъ крылатый,

Вотъ наконецъ она чертогъ

Увидитъ свой богатой.

И отдаетъ ему отчотъ

Во всемъ, что было съ нею

Съ тхъ поръ, какъ ею въ дни заботъ

Онъ посланъ къ Набатею —

Къ царю отважныхъ Сериканъ

Просить о вспоможеньи,

И какъ Орландъ средь разныхъ странъ

И не въ одномъ сражена

Спасалъ ее отъ разныхъ бдъ,

И что она всё — два

И такъ чиста, какъ вышла въ свтъ

Изъ матерняго чрева.

Конечно, можетъ быть, оно

И справедливо было,

Да только что-то мудрено….

Но какъ не врить милой?

И Царь поврилъ, онъ не разъ

Бывалъ обманутъ въ жизни,

Любовь скрываетъ то отъ насъ,

Что ясно видитъ ближній,

А что не видимо ему,—

Она для насъ вскрываетъ,

Въ Несчастья врится всему,

Чего душа желаетъ.

‘Судьба блаженствомъ насъ даритъ

Разъ-два, а рдко бол,.—

Черкесъ съ собою говоритъ,—

И если было въ вол

Орланда — случай пропустить,

И случаи столь завидной,—

Онъ долженъ самъ себя винить,

Онъ простъ, ему и стыдно,

Но я — не онъ, зачмъ терять,

Что послано судьбою?

Чтобъ посл плакать и страдать

И въ гробъ сойти съ тоскою!

‘Сорву же свженькій цвтокъ

Полуразцвтшей розы,

Пока еще онъ не поблёкъ!

Я знаю, будутъ слезы,—

Что мн до нихъ? я знаю свтъ,

Я знаю полъ прекрасной:

Онъ слёзы льетъ, конца имъ нтъ,

Посмотришь,— всё напрасно’,

И самъ же радъ, и рай утхъ

Находитъ въ нг сладкой…

Что долго ждать? здсь нтъ помхъ,

Приступимъ, время кратко!’

И былъ ужь онъ вооружёнъ

На приступъ столь отрадной…

Вдругъ слухъ Черкесовъ поражёнъ…—

За рощицей прохладной

Послышался ужасный шумъ,

И рыцарь по невол

Скрпясь, спшитъ безъ дальнихъ думъ

На боевое поле,

Онъ, шлемъ набросивъ на чело^

Къ коню,— и въ тоже время

Схватилъ копье и скокъ въ сдло

Съ серебренаго стремя.

Вотъ скачетъ рыцарь на кон

Въ одежд блоснжной,

Раскинувшейся по брон

Роскошно и небрежно,

Осанка гордая, шеломъ

Перомъ украшенъ блымъ.

Черкесскій царь, вздохнувъ танкомъ

Предъ паладиномъ смлымъ,

Нарушившимъ его покой,

Прервавшимъ наслажденья,

Кругомъ бросаетъ взоръ живой

Досады и презрнья.

И гордый мужествомъ — онъ въ бой

Врага зоветъ кровавой,

И врагъ, взлелянный войной,

Давно знакомый съ славой,

Радъ отъ души принять Царя

На новомъ пол боя

И, нетерпніемъ горя,

Ждешь пылкаго героя.

И вотъ,— копье наперевсъ,—

Грозя имъ издалеча,

Какъ буря налетлъ Черкесъ,

И закипла сча.

Ни лев со львомъ, ни быкъ съ быкомъ

Не бьются такъ жестоко,

Какъ бились рыцари вдвоемъ:

При дв свтлоокой:

Трещатъ чеканные щиты

Отъ скачущихъ ударовъ,

И стонутъ долы, высоты

И ребра крутояровъ,

И груди крпкія бойцовъ

Едвалибъ устояли,

Когда бъ не — диво тхъ вковъ —

Не латы ихъ спасали.

И кони въ злоб лобъ со лбомъ

Сражались какъ бараны,

И первый — оземь подъ Царемъ,

И отжилъ вкъ свой бранный,

А онъ всегда надежной слылъ

Для всадника опорой,

Палъ и другой, но вдругъ вскочилъ,

Очнувшися подъ шпорой,

Но конь Черкесовъ ужь не всталъ,

Жизнь съ втромъ отлетла,

И онъ на всадник лежалъ

Всей тяжестію тла.

Невдомый герой въ сдл

Почти не пошатнулся,

Врага увидвъ на земл,

Онъ только улыбнулся,

Довольный тмъ, что одержалъ

Надъ рыцаремъ побду,

Впередъ стремглавъ онъ поскакалъ,

И не видать ужъ слду,

И прежде чёмъ усплъ Черкесъ

Оправиться отъ бою,

Онъ роковой оставилъ лсъ

Далёко за собою.

Оратай, какъ гроза пройдетъ,

Неслышно грома бол,

Вставъ, оглушенный, обведетъ

Печальнымъ взоромъ поле,

Погибшихъ отъ грозы воловъ

И, что плняло зрнье,

Безъ темныхъ кудрей ель — холмовъ

Сосднихъ украшенье:

Такъ предъ Ангеликой младой,

Свидтельницей боя,

Всталъ Царь, убійственной тоской

Стснилась грудь героя,

Онъ тяжело вздыхалъ, стоналъ,

Не отъ того, чтобъ ноги

Иль руки, падая, сломалъ,—

Онъ вышелъ изъ тревоги

Какъ встрёпаный, но, рокъ виня,

Не могъ снести онъ срама

О стыдъ! его изъ-подъ коня

Вытаскивала дама!…

Когдабъ она ему тотчасъ

Не возвратила рчи,—

Онъ вкъ бы нмъ былъ, возвратясь

Изъ неудачной счи.

‘Не сокрушайся, Государь!

Царевна говорила,

Не ты, но лошадь, эта тварь

На битв измнила,

Еебъ на кормъ, да на покой

А не на бой кровавый.

О чемъ грустить? соперникъ твой

Не взялъ внца у славы,—

По моему — онъ потерялъ

И славу и побду,

Онъ первый съ бою ускакалъ,

И не видать ужъ слду.’

Такъ въ часъ невзгоды говоря,

Царевна утшаетъ

Разогорченнаго Царя.

Вотъ, видятъ, вызжаетъ

На рыжак, съ сумой, съ рожкомъ

Гонецъ изъ темной дали,

Онъ, поравнявшися съ Царёмъ,

Спросилъ:’ не проскакалъ ли

Симъ лсомъ рыцарь на кон,

Въ одежд блоснжной,

Раскинувшейся по брон

Роскошно и небрежно?’

— Да! отвчалъ ему Черкесъ,

Не боле минуты,

Какъ проскакалъ чрезъ этотъ лсъ

Мой врагъ на битв лютый.

Мнбъ знать хотлось, кто таковъ,

Съ кмъ мрился я сшибкой.—

‘Я отвчать теб готовъ,

Сказалъ гонецъ съ улыбкой,

Но выслушай меня, герой,

Безъ скорби и безъ гнва:

Могучій побдитель твой —

Прелестнйшая два.

‘Ты хочешь имя знать ея?

И этаго не скрою:

Отъ Брадаманты, отъ копья

Ея ты палъ средь бою,

И слава прежнихъ длъ твоихъ

Погибла подъ луною!’

Гонецъ сказалъ, и въ тотъ же мигъ

Пустился вдаль стрлою.

Черкесъ въ смущеніи стоитъ,

Не вымолвитъ ни слова,

И по челу разлился стыдъ

Живымъ румянцемъ снова.

И долго, долго думалъ онъ

Съ собою о позор,

О томъ, что женщиной сраженъ

Въ воинственномъ онъ спор,

И, думу думою гоня,

На свтъ глядть стыдится,

И на чужаго онъ коня

Молчкомъ съ стыдомъ садится,

И неучтиво за собой

Царевну помщаетъ,

А нгу съ нею до другой

Минуты отлагаетъ.

Еще не проскакалъ Черкесъ

Двухъ миль съ своей прекрасной,

Какъ вдругъ вкругъ нихъ потрясся лсъ,

Раздался трескъ ужасной,

Еще минуты не прошло,

И вотъ предъ ихъ очами

Огромный конь, на немъ сдло

Съ златыми стременами,

Онъ то чрезъ кустъ, то чрезъ ручей

Широкій перепрянетъ,—

На дубъ наскачетъ,— дубъ съ корней,

Лишь гулъ вдали отгрянетъ.

‘Когда густая тнь втвей

И мгла не омрачила

Моихъ встревоженныхъ очей,—

Царевна говорила,—

Такъ это конь знакомый мн,

Баярдъ несется лсомъ…

Онъ, онъ въ глухой сей сторон,

Подъ темнымъ древъ навсомъ.

Какъ кстати! нечего смотрть,

Пора намъ размститься,

Двумъ на одномъ кон сидть

Неловко, не годится.’

И Сакрипанъ, со стремя прыгъ.

Летитъ къ Баярду прямо

И — за узду,— но въ тотъ же мигъ

Ринальдовъ конь упрямой.

Какъ молнія, оборотясь,

Копытами отвтилъ,

Но не попалъ на этотъ разъ,

Куда-было намтилъ,

Атобъ Черкесу ужь не жить:

Извдывая силу,

Баярдъ копытомъ могъ разбить

Стальную гору съ пылу.

Потомъ, какъ человкъ, умёнъ

И ласковъ, предъ Царевной

Склонясь, остановился онъ:

Такъ, посл многодневной

Разлуки, песъ вертитъ хвостомъ,

Хозяина встрчая.

Баярдъ не позабылъ о томъ,

Какъ два молодая

Въ Альбрак много разъ сама

Изъ рукъ его кормила,

Когда Ринальда безъ ума —

Безъ памяти любила.

Царевна лвою рукой

За повода, а правой

По грив гладитъ золотой

И груди величавой.—

Разумный конь предъ ней стоитъ

Смирнёхонько,— ягнёнкомъ,

Царь, сноровивъ, къ нему спшитъ,

И вотъ онъ въ стрем звонкомъ.

Ангелика свое взяла

И лучше помстилась,— *

Она теперь изъ-за сдла

Въ сдло переселилась.

Похали, Царевна глядь

И — не сберется съ силой,—

Она блдна: за ней опять

Бжитъ Ринальдъ постылой*

Ангелика ему мила,

Онъ въ ней души не видитъ,

Она, какъ голубь сокола,

Ринальда ненавидитъ,—

А было время, что она

Въ Ринальда молодова

Была смертельно влюблена,—

Теперь къ нему сурова

Въ Арденахъ два ключа журчатъ

Въ сосдств межъ собою,

Въ одномъ любви кипучій ядъ

Съ прохладной слитъ водою,

А тотъ, кто жаждою томясь,

Напьется изъ другова,

Разлюбитъ свой кумиръ тотчасъ

И не полюбитъ снова.

Ринальдъ испилъ воды въ одномъ,

И отъ любви сгараетъ,

Ангелика пила въ другомъ,

И хладъ къ нему питаетъ.

И эти-то струи виной,

Что нашей героин,

Примтившей за дальней мглой

Ринальда на долин,

Горой налегъ на сердце страхъ,

Взоръ ясный померкаетъ,

И Сакрипана, вся въ слезахъ,

Царевна заклинаетъ,

Чтобъ онъ немилаго недалъ

Увидть ей навстрч,

Чтобъ онъ не ждалъ, чтобъ онъ бжалъ.

Отъ рыцаря далече,

‘Какъ! Сакрипанъ промолвилъ ей,

Ты робко взоры мещешь?

Ты подъ защитою моей —

И — предъ врагомъ трепещешь!

Какъ! ты забыла про воину

Жестокую въ Альбрак,

Про ночь, какъ я, тебя одну

Спасая въ смутномъ мрак,

Теб щитомъ надежнымъ быль

Одинъ отъ Агрикапа,

Отъ всхъ вооруженныхъ силъ

Встревоженнаго стана!’

Но замеръ гласъ въ ея устахъ,

Взоръ меркнетъ, гаснутъ силы,

Ужь близко — въ нсколькихъ шагахъ —

Ринальдъ, для ней постылый.

Конь узнанъ,— и царю грозитъ

Ринальдъ, предавшись гнву,

Узналъ и ангельскій онъ видъ,

Узналъ онъ прелесть-дву….

Но что у рыцарей потомъ

Вдвоемъ — въ борьб суровой

Происходило,— разовьемъ,

Раскроемъ въ псни новой.

ПСНЪ ВТОРАЯ.

Сраженіе Ринальда съ Сакрипаномъ. Гонецъ изъ Ада разнимаетъ ихъ. Ринальдъ отправляется за Ангеликою въ Парижъ, откуда Карлъ посылаетъ его въ Англію. Буря на мор. Брадаманта и Пинабель. Сраженіе Рожера и Градасса съ волшебникомъ. Паденіе Брадаманты въ грот.

Зачмъ, жестокая любовь,

Наперекоръ желаньямъ,

Ты мучишь насъ, волнуя кровь,

Безжалостна къ страданьямъ?

Съ чего разрывомъ двухъ сердецъ

Теб плняться мило?…

Я жду — вотъ бдъ моихъ конецъ 3

И итожь? ни тутъ-то было!

Меня полюбятъ,— я бгу

Немилаго предмета,

Я полюблю и — не могу

Отъ милой ждать отвта.

Теперь Ангелика мила

Ринальду-паладину,

И это ты произвела

Въ печальную годину,

А было время, что она

Любила Паладина.

Но измнились времена

И — странная судьбина!—

Онъ страстенъ къ ней, онъ въ ней одной

Свое блаженство видитъ,

Она его, своей чредой,

Смертельно ненавидитъ.

‘Съ коня, разбойникъ, сей же часъ,

Пока меча не выну!—

Кричитъ Ринальдъ, сердясь, грозясь,

Надменно Сарацину, —

Онъ мой! я даромъ никому

Не дамъ себя обидть,

И эту даму отыму, ..

И не досадноль видть,

И не позорно ли терпть,

Чтобъ дамою прелестной

И рдкимъ симъ конемъ владть

Осмлился безчестной?’

— Ты лжешь! не я разбойникъ, нтъ!

Но, если слухи врны,

Разбойникъ ты, сказалъ въ отвтъ

Черкесъ высокомрный….

Зачмъ безвременно огню

Досады предаваться?

Пусть бои ршитъ, кому коню

И Дам доставаться.

Въ одномъ согласенъ я съ тобой,

Что точно Дама эта

Блистаетъ ангельской красой

На удивленье свта.—

Какъ иногда два пса, къ воин,

Къ грызн готовясь рьяной,

Рычатъ, шерсть дыбомъ на спин,

Глаза какъ уголь рдяной,

И вотъ схватились въ мигъ одинъ —

И злости нтъ предла,

Грызутся псы, и шерсть со спинъ

Клоками полетла:

Такъ два героя, межь собой

Начавши брань словами,

Берутся за булатъ, и бой

Окончили мечами.

Одинъ пшкомъ, другой верхомъ,

Что прибыли Черкесу,

Что онъ верхомъ, а врагъ пшкомъ?

Онъ не взялъ перевсу:

Не хуже бы его конемъ

Малютка могъ управить.

Заноровившись, на своемъ

Баярдъ хотлъ поставишь,

И Царь съ нимъ сладишь не умлъ,

Какъ умная скотина,

Баярдъ на битв не хотлъ

Обидть господина.

Черкесъ Баярда подстрекнетъ,—

Баярдъ назадъ отпрянетъ,

Сдокъ узду къ груди прижметъ,—

Конь биться, рваться станетъ,

То вверхъ взовьется онъ подъ нимъ,

То голову наклонитъ,

То вдругъ копытомъ огневымъ

Лягнетъ — и долъ застонетъ.

Изъ силы выбился сдокъ

И, улучивши время,

Схватился за луку и — скокъ

Съ трепещущаго стремя.

И оба рыцаря пшкомъ,

И оба — чудо брани —

Сошлись, глаза горятъ огнёмъ.

Подъяты грозны длани,

Мечи, послушные бойцамъ,

То вверхъ взлетятъ, сверкая,

То внизъ падутъ, и тамъ и сямъ

Въ доспхи ударяя.

Едваль такъ тяжкій млатъ звучалъ,

Стучалъ на наковальн,

Когда Зевесу громъ ковалъ

Вулканъ въ пещер дальней.

И каждый шагъ, и каждый взмахъ,

И каждое движенье —

Все чудо въ молодыхъ бойцахъ,

Все навыкъ и умнье:

Они то выпрямятъ, то вновь

Понизятъ станъ высокой,

То выглянутъ изъ-за щитовъ,

То спрячутся далёко,

То нанесутъ, то отразятъ

Ударъ меча жестокій,

То шагъ впередъ, то шагъ назадъ,

То кругъ завьютъ широкій.

И вотъ всей силою руки,

Въ минуту перевса!

Ринальдъ ударилъ — и въ куски

Распался щитъ Черкеса,

Тотъ щитъ изъ крпкой кости былъ

Съ пластиною изъ стали,—

Но взмахъ Фусберты раздробилъ

Его, какъ пластъ хрустали,—

И дрогнулъ изумленный лсъ,

И гулъ вдали раздался.

Въ плечо пораненный Черкесъ,

Пригнувшись, зашатался.

Въ бд увидвши Царя,

Царевна отъ боязни

Блднетъ, на бойцевъ смотря,

Какъ осужденный къ казни,

И думаетъ: чего ей ждать

Въ несчастную годину?

Того ль, чтобъ ей добычей стать

Ринальду-паладину,

Тому Рина льду, что постылъ

Ей былъ, какъ врагъ ужасной,

И, на бду, ее любилъ

Любовью самой страстной?

Коня назадъ — она бжитъ.

Несется, что есть мочи

И часто, обратясь, глядитъ

И вопрошаетъ очи,

Не мчится ли за нею въ летъ

Ринальдъ, окончивъ счу.

Недолго хала, и вотъ

Пустынникъ ей навстрчу

Съ сдою, длинной бородой,

Смиренный и степенной,

Со взоромъ кротости святой,

Съ осанкою почтенной.

Онъ халъ на осл шажкомъ,

Молитва, постъ и лты,

Казалось, заглушили въ нёмъ

Лукаваго навты,

Но только что отецъ святой,

Изжившій вкъ свой честно,

Въ долин встртился глухой

Съ Ангеликой прелестной,—

И плоть, убитая постомъ,

Проснулась, разыгралась,

И въ сердц, прежде ледяномъ,

Кровъ, вспыхнувъ, взволновалась.

Чтобь про Ринальда не слыхать

Ангелика желала

Скорй изъ Франціи бжать,—

И чернеца пытала,

Какой дорогой ей врнй

До пристани добраться.

Любившій въ юности своей

Волшебствомъ заниматься,

Чернецъ Царевну уврялъ,

Что нечего заран

Крушиться ей, и шарить сталъ

Межъ тмъ въ своемъ карман,

И вынувъ книгу, прочиталъ

Изъ ней съ полстороницы,

Вдругъ духъ въ лиц гонца предсталъ

Предь взорами двицы.

Чернецъ даетъ ему приказъ —

Исполнить повелнье,

И духъ, сокрывшися отъ глазъ,

Посплъ въ одно мгновенье

Къ бойцамъ, гд межъ деревъ густыхъ

Держалъ ихъ бой кровавой,

А не прохлада, ставъ межъ нихъ,

Такъ говорилъ лукавой:

‘Изъ — за чего вы, Господа,

Ведете бой кровавый?

Я много вижу въ немъ вреда,

А выгоды и славы —

Нисколько, пусть одинъ изъ васъ

Погибнетъ въ бурной сч,—

Что пользы? Графъ Орландъ въ сей часъ

Съ Ангеликой далече.

Онъ за красавицу, какъ вы,

Не дрался, не вступался,

Не подвергалъ мечу главы,

И съ ней — въ Парижъ умчался.

‘Я встртилъ ихъ въ лсной тни,

Отсюда съ полу-мили,

И ясно слышалъ, какъ они

Смялися, шутили,

Что вы здсь бой между собой

Ведете безполезной.

Примите мой совтъ благой

Спшите за любезной,

Пока еще она отъ васъ

Хоть нсколько поближе,

Не то,— прости отрада глазъ,

Какъ будетъ Графъ въ Париж!’

Когда бъ вы знали, какъ бойцы

Сей встью огорчились!…

Какіе же они глупцы,

И какъ же осрамились!

Счастливйшій соперникъ ихъ

Надъ ними насмхался!…

Тушъ съ устъ Ринальда огневыхъ

Глубокій вздохъ сорвался,

Онъ, проклиная своего

Соперника, клянется,

Что Сердце вырветъ у него,

Какъ только съ нимъ сойдется,

Ринальдъ къ коню, конь радъ пути,

Ринальдъ въ сдло стрлою

И, даже не сказавъ: просши!

Не только что съ собою

Не взявъ Черкесскаго Царя,

Пустился быстрымъ скокомъ.

Радушьемъ пламеннымъ горя,

Конъ встртится съ потокомъ,—

И перепрянетъ чрезъ потокъ,

Увидитъ ровъ широкой

И, не задумавшися, скокъ —

И ровъ за нимъ далёко.

Но странно, можетъ быть, для васъ,

Что въ роковое время

Баярдъ къ хозяину тотчасъ

Пришелъ, подставилъ стремя,

А прежде не давалъ ему

Схватишь уздечки браной?…

Причтемъ Баярдову уму

Поступокъ этотъ странной:

Онъ зналъ, кого Ринальдъ любилъ,

И вслдъ царевны милой

Его водилъ и колесилъ,

Покамстъ нужно было.

Баярдъ не проглядлъ, когда

Ушла она изъ ставки,

Онъ самъ свободенъ былъ тогда, —

Ринальдъ средь общей давки

Спрыгнулъ съ сдла и въ бой вступилъ

Съ отважнымъ изъ героевъ,

Баярдъ отъ ней не отходилъ,

Онъ вышелъ вонъ изъ строевъ

И все за ней,— и не хотлъ

Ангелики оставить,

Чтобъ наконецъ ее въ удлъ

Хозяину доставить.

За ней его ршившись весть,—

А слдъ ея онъ вдалъ,

Онъ въ лсъ завелъ его, но ссть

Въ сдло Ринальду не далъ,

Чтобъ съ настоящаго пути

Не сбился витязь бранный,

Такъ дважды удалось найти

Ему предметъ желанный,

Но безуспшно, тамъ Феррагъ,

А здсь — его надежд

Черкесъ перечилъ — страшный врагъ.

Какъ слышали вы прежде.

Когда же съ ложной встью духъ

Межъ рыцарей явился,

Той встью и Баярдовъ слухъ

Невольно обольстился,

И — предъ Ринальдомъ конь предсталъ,

Его покорный вол.

Ринальдъ въ сдло, и поскакалъ

Въ Парижъ чрезъ лсъ, чрезъ поле.

Въ немъ кровь клокочетъ, бьется грудь,—

Онъ пышетъ страстью нжной —

И медленъ конь по немъ, хоть будь

Онъ втеръ скоробжной.

Онъ гналъ коня и день и ночь,

Леля скорбь душевну,

Что бы въ бою извдать мочь

Съ Орландомъ за Царевну,

Такъ твердо Рыцаря гонецъ

Волшебниковъ уврилъ!

Но вотъ пути его конецъ.

Ужъ онъ глазами мрилъ

То мсто, гд былъ Врныхъ станъ

И гд въ борьб геройской

Разбитъ жестоко Карломанъ,

И вновь готовилъ войско.

Онъ съ часу на часъ ожидалъ

Съ заботой и досадой,

Чтобы къ Парижу не предсталъ

Траяновъ сынъ съ осадой,

И, торопясь, войска сбиралъ,

Приготовлялъ снаряды,

Рылъ рвы вкругъ стнъ и поправлялъ

Бойницы и ограды,

И думалъ въ Англію послать,

Ктобъ былъ посмышлене,

Чтобъ новую тамъ рать собрать

И стать въ бою смле.

Разбитый разъ — въ послдній разъ

Хотлъ отвдать доли,

Надумался и въ тотъ же часъ

Ринальда, прошивъ воли.

Послалъ въ Британію, въ тотъ край,

Что Англіею нын

Зовутъ, и рыцарь невзначай

Предался всей кручин,

Не отъ того, что быль не миль

Ему сей. островъ дикій,

Но отъ того, что такъ спшилъ

Посольствомъ Карлъ Великій.

Онъ къ сердцу въ первый разъ принялъ

Такой указъ ужасной:

Его властитель отвлекалъ

Отъ поисковъ Прекрасной.

Но длать нечего: съ Царёмъ

Нельзя же споришь было,

И къ морю онъ своимъ путёмъ

Отправился уныло,

Чрезъ нсколько часовъ къ Каде

Присталъ благополучно,

И слъ на первомъ корабл

Съ тоскою неразлучно.

Горя желаніемъ — назадъ

Скоре возвратиться,

Наперекоръ матросамъ радъ

Былъ въ море онъ пустишься,—

И дерзко вврился волнамъ

При всхъ угрозахъ бури.

Взвылъ втеръ по морскимъ зыбямъ,

Темнетъ свтъ лазури,

И буря всё грознй, грознй

Вставала, бушевала,

И волны въ ярости своей

До Марса воздымала.

Матросы, въ страх торопясь,

Бгутъ на верхній ярусъ,

Кричатъ, шумятъ и въ тотъ же часъ

Свиваютъ главный парусъ,

Они спшатъ скорй назадъ —

Къ оставленному брегу,

Но втры воютъ и грозятъ

Бдою ихъ побгу,

Они вертятъ, крутямъ, клубятъ

Корабль надъ бездной мутной

И близкой гибелью страшатъ

Несчастныхъ поминутно.

To вдругъ ударятъ надъ кормой.

То засвистять надъ райной.

И стонъ надъ бездною морской

И вой необычайной.

Нависла надъ пловцами брань

Стихій въ часъ испытаній…

Но я заткалъ большую ткань

И длинны ниши ткани.

Пусть съ моремъ борется герой,

Пора намъ съ нимъ проститься

И къ Брадамант молодой

На время возвратиться.

Предупреждаю,— рчь у насъ

Идетъ о героин,

Что одержала верхъ, сразясь

Съ Черкесомъ въ луговин.

Сестра Ринальдова — она

Отъ Герцога Амона

И Беактрисы рождена

Въ наслдіи Клермона,

Незнавшая въ бою преградъ,

Равняясь силой съ братомъ,

Дивила Францію стократъ

Губительнымъ булатомъ.

Прекрасный рыцарь полюбилъ

Недавно Брадаманту,

Который по морямъ приплылъ

На помощь къ Аграманту,

Отецъ его Рожеръ, а мать

Была — дочь Аголанта.

Моглаль ему не отвчать

Любовью Брадаманта?

О, нтъ! не это льва родясь,

Она его любила,

Нтъ нужды, что одинъ лишь разъ

Съ нимъ, видясь, говорила.

Онъ звался, какъ его отецъ, —

Его-то героиня

Искала изъ конца, въ конецъ.

Встрчалась ли пустыня,

Иль городъ — все равно для ней,—

Нтъ страха дв бранной,

Она одна стократъ сильнй,

Чемъ цлой полкъ охранной.

Черкеса побдивъ въ бою,

Она чрезъ лсъ промчалась,

Потомъ чрезъ гору и — къ ручью

Прозрачному примчалась.

Онъ по лужайк протекалъ,

Подъ склономъ древъ прохладнымъ,

И, тихоструйный — онъ журчалъ

Журчаніемъ отраднымъ,

И путника на брегъ манилъ

Въ объятія покоя,

На лво — холмъ ему служилъ

Защитою отъ зноя.

Красавица, смотря кругомъ,

На мигъ остановила

Прелестный взоръ надъ тмъ холмомъ

И — рыцаря открыла.

Одинъ, подъ тнію густой,

Въ безмолвіи глубокомъ,

Весь занятый своей мечтой,

Сидлъ онъ надъ потокомъ,

Не вдалек и шлемъ и щитъ

На дерев повшенъ,

И конь привязанный стоитъ,

Самъ рыцарь безутшенъ,

Онъ не подыметъ вверхъ чела,

Взоръ слезы омрачали,

И на чел лежала мгла

Убійственной печали.

Изъ любопытства,— а оно

Природою самою

Всмъ дтямъ Еввы внушено

И не даетъ покою,—

Клермонка рыцаря тотчасъ

Спросила о причин

Его тоски, онъ, не смутясь,

Открылся Героин:

И сладость вжливыхъ рчей

И взоръ съ осанкой милой

И величавый станъ — всё въ ней

Его обворожило.

‘Ахъ, Государь мой! онъ сказалъ,

И шелъ съ отрядомъ рати,

Я къ Карлу въ ставки поспшалъ

Для важныхъ предпріятій,

Туда, гд ожидаетъ онъ

На бурный бой Марсила.

Я съ милой былъ судьбой сведёнъ,—

Она меня любила,

Она везд была при мн!…

У Роны оцненной

Слетлъ къ намъ рыцарь на кон

Крылатомъ — воруженной,

‘Разбойникъ этотъ — смертный онъ,

Иль духъ, рожденный адомъ —

Красавицу со всхъ сторонъ

Окинулъ жаднымъ взглядомъ

И, хищнымъ ястребомъ спустясъ,

Схватилъ ее мгновенно,

Взвился и — улетлъ изъ глазъ

Съ добычею безцнной,

Едва замтилъ я, какъ онъ

Надъ нею опускался,

И слышу, — крикъ ея и стонъ

Ужъ въ вышин раздался.

‘Такъ лтней мн видать порой

Случалося нердко,

Какъ хитро вился лунь сдой

Кругами надъ насдкой

И — уносилъ циплятъ, и мать

Клохтала безполезно.

Куда бжать и какъ сыскать

Мн хищника съ любезной?

Печальный — долго я межь скалъ

Искалъ къ нему дорога,

Скакалъ, скакалъ, и — конь усталъ

И чуть таскаетъ ноги.

‘Лишенный въ мір всхъ отпрадъ

Съ потерей сердцу милой,

Я распустилъ весь свой отрядъ,—

Не до него мн было,—

И безъ сопутниковъ, одинъ,

Сндаемый тоскою,

Среди пустынь, среди стремнинъ

Побрелъ глухой тропою,

Влекомъ любовію своей,

Куда,— какъ я унылой

Воображалъ,— умчалъ злодй

Ее — цвтокъ мой милой.

‘Блуждая тамъ и сямъ шесть дней

Съ утра до темной ночи

Межь скалъ и рытвинъ, гд путей

Не повстрчаютъ очи,

Гд не видать людскихъ слдовъ,

Не только что дороги,

Въ долин, посл всхъ трудовъ,

Я сталъ, кругомъ берлоги,

А надъ долиной той утесъ

Крутой, съ прямымъ отвсомъ,

И замокъ — чудо изъ чудесъ —

Построенъ надъ утесомъ

‘Шелъ въ стройку замка не кирпичъ

И не Паросскій камень,

Вдали — чего нельзя постичь —

Онъ, свтится какъ пламень,

Вблизи посмотришь,— онъ пышнй

И ярче льетъ сіянье:

Я посл свдалъ отъ людей,

Что онъ — духовъ созданье,

Что въ вчномъ адскомъ онъ огн

Отлитъ изъ чистой стали,

Что духи эту сталь въ волн

Стигійской закаляли.

‘Отвсюду такъ свтла стна,

Что не замтятъ очи

Ни ржавчины въ ней, ни пятна.

Волшебникъ дни и ночи

Неутомимо тамъ и сямъ

Въ окрестностяхъ летаетъ,

И всхъ, кто милъ его очамъ,

Въ свой замокъ увлекаетъ,

И плнникамъ возврата нтъ,

Не взять назадъ ихъ силой….

Тамъ и моей души предметъ,

И не видать мн милой!

‘Тамъ, тамъ сокровище мое!

Хоть выплачь я зеницы,

Всё мн не возвратятъ ее!…

Такъ, если у лисицы

Орелъ дтёныша умчитъ

Въ гнздо на темя древа,

Она обходитъ, обглядитъ

То древо справа, слва,

Что пользы? хищникъ не отдастъ

Дтёныша лисиц’.:

Тожь и со мной,— я не гораздъ

Летать подобно шпиц.

‘Еще у замка я сидлъ,—

Вотъ съ карликомъ явились

Два рыцаря, я поглядлъ,—

Надежды оживились

И — умерли во мн тотчасъ,

Таковъ мой рокъ жестокой!…

Одинъ былъ — сильный Царь Градассъ,

Изъ Серики далёкой,

Другой — Рожеръ, — еще въ пор

Полуразвитой жизни,

Чтимъ въ Африк онъ при Двор

Какъ твердый щитъ отчизны.

‘Герои, карликъ говорилъ,

Путёмъ примчались труднымъ

Извдать съ чародемъ силъ —

Съ владльцемъ замка чуднымъ’

Что, воруженный, на кон

Крылатомъ здитъ въ счи.’

‘Ахъ, сжальесь, помогайте мн!

Мои къ нимъ были рчи,

Молю васъ,— милую мою —

Мой рай мн возвратите,

Когда, какъ врю я, въ бою

Злодя побдите!’

‘Тутъ откровенно разсказалъ

Я рыцарямъ про горе,

Разсказъ я часто прерывалъ

Слезами въ мутномъ взор.

И тотъ и тоть растроганъ былъ

И къ замку устремился.

Я одаль сталъ и Богу силъ

За рыцарей молился,

Да ниспошлетъ побду имъ.

У замка есть площадка,

Но такъ мала, что и двоимъ

Тамъ не споручна схватка.

‘И тотъ и тотъ начать хотлъ

Завидное сраженье,

Но — судъ ли жребія веллъ

Иль къ сану уваженье —

Рожеръ бой первый уступилъ

Царю великодушно.

Градассь взялъ рогъ и затрубилъ,

И въ высот воздушной

Раздался страшный гулъ, и вотъ

Волшебникъ на крылатомъ

Кон явился изъ воротъ

Съ сверкающимъ булатомъ,

‘Журавль, сбирался въ походъ,

Сначала черезъ поле

Бжитъ, потомъ, какъ заберётъ

Подъ крылья втру бол,

Все выше, вышё отъ земли

Оставленной несется

И, затерявшися вдали,

Подъ облака взовьется:

Такъ точно чародй легко

Полетъ свой начинаетъ

И — залетлъ, какъ высоко

Орелъ не залетаетъ.

‘Вотъ онъ, сдержавъ коня въ лету,

Бухъ внизъ свинцомъ тяжелымъ.

Такъ соколъ, взоромъ высоту

Окинувши веселымъ,

Завидитъ птицу и въ неё

Ударитъ что есть силы.

Занесши страшное копье, j

Волшебникъ легкокрылый

Градасса поражаетъ въ тылъ

Такъ быстро, такъ нежданно,

Что прежде боль онъ ощутилъ,

Чёмъ бой примтилъ странной.

Градассъ въ отпоръ, Градассъ руки

Своей щадишь не хочетъ,

Копье волшебника — въ куски

И, раздробясь, грохочетъ,

Несяся, эхо черезъ долъ,

Чрезъ боръ, чрезъ крутояры.

Что пользы? волхвъ въ эиръ ушолъ,

Ему ничто удары.

Градассовъ конь,— краса коней

И силою и статью,—

Измученный на битв сей,

Не радъ былъ предпріятью.

‘Летучій воинъ до звзды

Взвился, поворотился,

Напрягъ ослабшія бразды

И на землю спустился

И брякъ въ Рожера, и Рожеръ,

Къ Царю склонившій око,

Не принялъ для отпора мръ

И пораженъ жестоко,

И прежде чёмъ къ врагу лицомъ

Герой оборотился,

Лукавый врагъ съ своимъ конёмъ

Въ бездонномъ неб скрылся,

И снова внизъ, и вновь крыломъ

Разскъ онъ атмосферу,

И вновь то схватится съ Царёмъ,

То бросится къ Рожеру,

То въ грудь, то въ тылъ ударятъ ихъ,

Они къ нему съ отпоромъ,—

Онъ прочь отъ нихъ и въ неб въ мигъ

Изчезнетъ метеоромъ,

Иль воздухъ начинаетъ вить

И развивать кругами,

И силы нтъ его слдишь

Мечами и очами.

‘Съ летучимъ у стоячихъ бои

До той поры продлился,

Пока на землю мракъ ночной

Своей чредой спустился-

Всё это — врь или не врь —

Точнёхонько такъ было,

Какъ я пересказалъ теперь

Теб, могучій силой,

Другому бъ я и намекать

Не сталъ про это диво,—

Другой бы ложью могъ назвать

Разсказъ мои справедливой.

‘Волшебникъ щитъ въ рук держалъ

Подъ шолковою тканью,

Не знаю, для чего не снялъ

Ее онъ передъ бранью,

Открытый щитъ производилъ

Чудесное явленье:

Взглянувшій на него — безъ силъ,

Безъ чувствъ, въ одно мгновенье

На землю падалъ мертвецомъ,

И волхвъ по эмпирею

Въ свои замокъ улеталъ потомъ

Съ добычею своею’

‘Щитъ блещетъ точно какъ рубинъ,

И свта нтъ свтля.

Градассъ и юный Паладинъ

Упали ницъ, блдня,—

Безстрашныхъ взоры не снесли

Чудеснаго сіянья,

И я безъ чувствъ, отъ нихъ вдали,

Палъ жертвой обаянья….

Но вотъ встаю, гляжу кругомъ

И, никого не видя,

Иду назадъ своимъ путёмъ

И горько плачу, идя.

‘Я думалъ,— врно чародй

Унесъ съ собой несчастныхъ,

Какъ и предметъ любви моей

И поисковъ напрасныхъ…

Увы! надежды бол нтъ

Увидться мн съ нею!

А мн по ней и Божіи свтъ

Былъ милъ красой своею.

Суди же, Государь, моглаль

Чья скорбь съ моей сравниться?

Представь, какъ тяжело, какъ жаль

Съ любезной разлучиться!’ —

Умолкъ и — въ слёзы Паладинъ.

Ктожь онъ? конецъ сей тайн!—

Графъ Пинабель, Ансельмовъ сынъ

Изъ Альтарипы въ Майн,

Рожденный въ Майн — Пинабель

Не могъ быть исключеньемъ

Въ роду, а Маянцы не всль

Издревле преступленьемъ

Омрачены, заклеймены?

Но Пинабель преступной

Былъ, на позоръ своей страны,

Бездльникъ самой крупной.

Сначала слушала его

Красавица спокойно,

Не измняя своего

‘Лица съ осанкой стройной,

Онъ о Ролмер молвилъ ей,—

Въ ней сердце заиграло,

Къ концу разсказа ей грустнй

По миломъ друг стало,

И Птнабеля много разъ

Она, скрывъ слезы, снова

Просила начинать разсказъ

Про Витязя младова.

‘Спокойся, Рыцарь’ наконецъ

Она проговорила,

Быть можетъ, въ сей-же день, конецъ

Моя положитъ сила

Твоимъ бдамъ, и радость вновь

Къ теб проглянетъ краше.

Идемъ, куда зоветъ любовь

И гд блаженство наше!

Надюсь,— если рокъ со мной

Не во вражд жестокой —

Не тщетенъ будетъ подвигъ мой,—

Что замокъ мн высокой?’

—Ты хочешь, Рыцарь отвчалъ,

Чтобъ путь тяжелый снова

Я черезъ горы протопталъ, —

Я о себ ни слова,

Мн бол нечего терять,—

Зачмъ изъ доброй воли

Теб опасностей искать

И злополучной доли?

Смотри, чтобъ посл не пнилъ

Ты на меня напрасно,

Я все сказалъ и предсказалъ’

Теб конецъ несчастной.—

Умолкъ и на коня, — и въ путь

Съ Ринальдовой сестрою.

Рожеръ въ бд,— что съ ней ни будь,—

Она готова къ бою,

Готова плнъ или конецъ

Принять отъ чародя.

Похали. ‘Стой, стой!’ гонецъ

Кричишь, стрлою ря.

Гонецъ сей тотъ же самый былъ,

Что извстилъ Черкеса,

Кмъ онъ, сраженный, палъ безъ силъ

Подъ темнымъ склономъ лса.

Гонецъ привезъ изъ Монпелье

Извстіе Могучей,

Что ужь давно въ Марсель ее

Ждетъ войско, туча тучей

Собравшися изъ городовъ,

Лежащихъ въ Аквамор,

Что станъ въ походъ уже готовъ

И что на общемъ сбор

Положено просишь ее —

Для пользы предпріятій

Въ распоряженье взять свое

Собравшіяся рати.

Самъ Карлъ согласье изъявилъ

На общее желанье,

Самъ онъ съ восторгомъ подтвердилъ

Народное избранье,

И чьей бы вврилъ онъ тогда

Надежнй оборон

Марсель, Тулонъ и города,

Лежащіе по Рон?

Онъ самъ видалъ и уважалъ

Ея геройство въ сч.

Вотъ всть, съ которой прискакалъ

Гонецъ къ ней издалече.

Какъ быть? на что ршиться ей?

Забытъ про повелнье,

Не слушать должности своей?

Но это — преступленье,

Послушать? сердцу тяжело,

Какъ друга бросить въ гор?

Но скоро сердце верхъ взяло

Съ тяжелымъ долгомъ въ спор,

Она ршилась поскорй

Провдать о Рожер,

Чтобъ ни было, но толькобъ ей

Быть съ нимъ по крайней мр.

И данъ гонцу отвтъ глухой,

Гонецъ назадъ мгновенно.

Она впередъ своей тропой,

И съ нею Графъ презрнной.

Коварный внутренно страдалъ,

Скорблъ, что детъ съ нею,

Теперь онъ родъ ея узналъ,

И думалось злодю,

Что ненависть ея должна

Къ нему быть чрезвычайна,

Что непроститъ ему она,

Узнавъ въ немъ Графа съ Майна.

Межь домомъ Майнскимъ и другимъ —

Клермонскимъ — споръ былъ вчной,

И сколько разъ случалось имъ

Въ бою безчеловчно

Другъ друга поражать и лить

Взаимно токи крови.

И Пинабель, чтобъ угодить

Старинной нелюбови,

Хотлъ красавицу предать

Злодйскою рукою

Иль — тайно отъ нее бжать

Удобною порою.

Онъ такъ предался симъ, мечтамъ,

И такъ въ нихъ углубился,

Что скоро, не замтивъ самъ,

Съ прямой дороги сбился

И въ темный незнакомый боръ

Вступилъ съ душой нечистой,

Тамъ гору открываетъ взоръ

Съ вершиною кремнистой..

Не разлучался съ своимъ

Сопутникомъ притворнымъ,

Сестра Ринальдова за нимъ

Съ своимъ конемъ проворнымъ.

Тушъ Графъ задумалъ убжать

И, обратясь къ Прелестной,

Сказалъ: ‘чтобъ намъ не ночевать

Въ лсу, въ глуши безвстной,

Не лучшель поискать жилья?

За этою горою

Есть пышный замокъ, помню я,

Тамъ примутъ насъ съ тобою.

Ты здсь постой, а я взберусь

На горную вершину,

Все высмотрю и возвращусь

Къ теб на луговину.’

Сказавъ, пришпорилъ онъ копя

И на гору помчался,

Но, замыслъ на сердц храня,

Лукаво озирался,

Чтобы тропинку отыскать

И убжать далёко.

Уже на верхъ онъ взъхалъ,— глядь,

И видитъ грошъ глубокой,

Гротъ слишкомъ на тридцать локтей

Отвсно углублялся,

У дна онъ створками дверей

Широкихъ запирался,

И двери т вели къ жильямъ

Покойнымъ и. обширнымъ,

И будто отъ лампады тамъ —

Подъ сводомъ грота мирнымъ —

Далеко разливалось вкругъ

Огнистое сіянье.

Межъ тмъ какъ, притаивши духъ,

Графъ устремилъ вниманье

На гротъ,— красавица, боясь

Запутаться дорогой,

И съ Графа не спуская глазъ,

Къ нему,— спустя немного.

Смустясь, и видя, что успхъ

Не отвчалъ надежд,

Онъ къ новой хитрости прибгъ

И, притворись, какъ прежде,

Сопутницу беретъ, ведётъ,

Въ намреніи чорномъ,

Туда, гд онъ увидлъ гротъ

Вверху — на тем горномъ,

И говоритъ: ‘Я, наклонясь,

При свт блдно-томномъ

Замтилъ двушку сей часъ

Вотъ-въ этомъ грот тёмномъ.

‘Осанка, поступь и уборъ

Въ ней ясно обличали

Высокій родъ, но мрачный взоръ

И стонъ глухой печали

Все говорило, что она

Несчастная въ невол.

Ужь я хотлъ, опустясь до дна,

Объ ней развдать бол,—

Какъ вдругъ, не знаю, кто такой,—

Ея тиранъ конечно —

Явился и увлекъ съ собой

Ее безчеловчно.’

И чтожь! Ринальдова сестра

Поврила злодю,

Она въ родню была добра

И, чтобъ ни сталось съ нею,

Ршилась плнной помощь дашь.

Но какъ ей въ гротъ глубокой

Сойти? Задумалась, но глядь,

И видитъ вязъ высокой,

Она срубила сукъ мечемъ

И длинный и надёжной,

И свсила его потомъ

Надъ гротомъ осторожно,

Схватившись за конецъ, другой

Повривши злодю,

Спускаться стала въ грошъ глухой,

Зіяющій подъ нею,

Графъ, крпко сукъ держа въ рукахъ,

Все глубже, глубже двигать,

Но вотъ спросилъ съ насмшкой врагъ:

‘Умешь ли ты прыгать?’

И сукъ изъ рукъ, примолвивъ ей:

‘О, еслибъ можно было

Здсь погребсти тебя со всей

Твоей роднёй постылой!’

Но не сбылось, какъ думалъ врагъ,

Красавица слетла

На дно съ опорою въ рукахъ,

Не повредивши тла:

Въ лету, коснувшись первый дна,

Сукъ пополамъ подъ нею,

Но Брадаманта спасена

На перекоръ злодю.

Паденіемъ оглушена,

Надъ каменистымъ кряжемъ

Минутъ пять-шесть лежитъ она.

Какъ въ новой псни скажемъ.

ПСНЬ ТРЕТЬЯ.

Свиданіе Брадаманты съ Мелиссою. Пророчество Мерлина. Родословная Эстовъ. Явленіе тней предъ Брадаманттою, представляющихъ ея потомковъ. Совтъ Мелиссы, какъ освободить Рожера. Волшебный замокъ. Волшебное кольцо. Встрча Брадаманты съ Брюнелемъ.

О, кто мн дастъ, въ священный часъ,

И сладостное слово

И звучный, переливный гласъ

И жаръ для псни новой!

Необычайное пою,

И жаръ необычайной

Перезываю въ пснь мою

Изъ выси неба тайной.

Пою Монарха моего

Высокое рожденье

И предковъ доблестныхъ его —

Вселенной удивленье.

Скажи мн Фебъ, свершая путъ

На колесниц свта,

Видалъ ли ты когда нибудь

Царей — владльцевъ свта,—

Чей родъ и былъ и могъ бы быть

Славнй въ войн и мир,

И жилъ, и могъ бы пережить

Такъ много люстровъ въ мір,

И, если пламень — сей пророкъ,

Во мн живущій вчно,

Не лживъ,— преплывъ временъ потокъ,

Жить будетъ безконечно?…

Но славить родъ великій сей

Героевъ, дивныхъ въ мір,

Не на моей, но на твоей

Сладкозвучащей лир,

На коей нтъ боговъ отецъ,

Титановъ побдитель…

Вручи мн, Богъ Искуствъ, рзецъ,—

И я, великихъ чтитель,

Трудовъ и силъ не пощажу,

И въ камень вковчной

Духъ жизни пламенной вложу

Рукою небезпечной.

Рзецъ, быть можетъ, въ первый разъ

Рук моей измнитъ,

Но искушусь — и свтъ, дивясь,

Труды мои оцнитъ…

Ко обратимся, между тмъ,

Къ тому, кого не можетъ

Спасти броня и щитъ и шлемъ,

Чье сердце совсть гложетъ,

О Граф рчь у насъ идешь,

О Маянц безчестномъ.

Онъ полагалъ, что смерть найдетъ

Клермонка въ грот тсномъ.

Низринувъ Брадаманту въ гротъ

Предательской рукою,

Смущенный — онъ назадъ идетъ

Дрожащею стопою.

Туда, гд конь его стоитъ,

Сгарая нетерпньемъ,

Презрвши честь, забывши стыдъ,

Покрытый преступленьемъ,

Онъ новымъ тою же порой

Злодйствомъ омрачился:

Онъ Брадамантина съ собой

Коня увесть ршился.

Оставимъ Графа, что, другимъ

Рывъ яму, самъ же въ ям

Погибъ съ безславіемъ своимъ,

И обратимся къ Дам,

Которой смерть и гробъ въ одно

Готовились мгновенье.

На жесткое упавши дно,

Она въ самозабвенье

Пришла, но вотъ встаетъ, идётъ

И — видитъ предъ собою

Дверныя створки,— это входъ

Къ обширному покою.

Вошла, глядитъ по сторонамъ,—

И показалось дв,

Что тотъ покой былъ — Божій храмъ

Подъ сводомъ вправ, влв

Колонъ гранитныхъ рядъ стоишь

Архитектуры дивной,

Межь нихъ алтарь, надъ нимъ горишь

Въ лампад безпрерывно

Огонь, отрадный для очей,

По зданью разливая

Сіянье тихое лучей

Отъ края и до края.

Святынею окружена

И сладкимъ умиленьемъ

Исполнясь, къ алтарю она

Съ колнопреклоненьемъ

Припала и мольбу творитъ,

Мысль къ небу устремилась.

Ботъ дверь противъ нее скрыпитъ,—

Скрыпитъ и отворилась,

И женщина изъ двери той

Выходитъ пожилая,

Съ простоволосой головой,

Безъ пояса, босая.

‘Знай, Брадаманта, рчь она

Склонила къ Героин,

Ты Силой Вышней призвана

Въ сію обитель нын,

Я предузнала твой приходь,

Мн гласъ Мерлина тайной

Предрекъ, что вступишь ты въ сей гротъ

Стезёй необычайной.

Я здсь ждала тебя давно,—

Часъ билъ, и я открою,

Что для тебя обречено

Въ грядущемъ подъ луною.

‘Сей гротъ устроила рука

Мерлина чародя

Въ давно минувшія вка,

Здсь, страстью пламеня,

Какъ, можетъ быть, теб самой

Давно уже извстно,

Онъ Дамой Озера младой —

Любовницей прелестной —

Обманутый, въ гробницу лёгъ

Изъ угожденья милой,

И разлучиться ужь не могъ

Съ гробницею унылой.

‘Онъ тломъ мертвъ, но духомъ живъ,

И живъ дотол будетъ,

Докол Ангельскій призывъ

На судъ насъ не пробудитъ.

Гд праведника — наградитъ

А гршника — накажетъ,

И гласъ въ немъ живъ, онъ говоритъ,

Онъ все изъ гроба скажешь

Тому, кмъ будетъ вопрошенъ,

Онъ знаетъ все, что было

И что сокрыто въ мгл временъ,—

Онъ дивенъ дивной силой.

‘Я издали сюда пришла,

Меня въ краю далёкомъ

Заставили мои дла

Держать совтъ съ Пророкомъ,

Онъ все открылъ мн, все вполн,

О чемъ я вопрошала,

Но я тебя наедин

Здсь съ мсяцъ ожидала,

Мерлинъ, великій сей пророкъ,

Мн не одно событье

Разоблачивъ, потомъ предрекъ

Твое въ сей день прибытье.’

Сестра Риналъдова, дивясь,

Въ безмолвіи стояла

И, не спуская съ Феи глазъ,

Съ собою размышляла,

Во сплъ она иль наяву

Отрадны слышишь рчи.

И, скромно преклонивъ главу,

Спросила два счи,

‘За что мн эта благодать

И судъ о мн высокій?

Какъ! обо мн предвозвщать

Благоволятъ пророки!’

Но слышанное сладко ей —

Воинственной двиц,

И съ спутницей идетъ своей

Къ таинственной гробниц,

Туда, гд съ плотью заключёнъ

Мерлиновъ духъ пророчій.

То былъ ковчегъ, изъ камня онъ

Изсченъ, свтлый, очи

Онъ ослплялъ, обворожалъ

Сіяньемъ незаёмнымъ,

Онъ свтъ какъ пламя разливалъ

По сводамъ грота тёмнымъ.

По свойствуль мраморовъ какихъ,

Какъ факелы сіянье

Ліющихъ въ искрахъ огневыхъ,

Съ тоголь, что заклинанье

Совершено при блеск звздъ

Порой благопріятной

Въ свтилищ подземныхъ мстъ,—

Что бол вроятно,—

Повсюду яркій свтъ сіялъ

И чудныя картины

Въ роскошномъ зданьи освщалъ

И рядъ кумировъ длинный.

Красавица, смирясь душой,

Въ завтную обитель

Вступила трепетной стопой,

И — бренной плоти житель —

Мерлиновъ духъ — святой завтъ

Изрекъ ей громогласно:

‘О, да исполнится обтъ

Души твоея прекрасной! *

Теб удлъ сужденъ благой,

И будетъ плодъ,рожденный

Тобой, Италіи красой

И славою вселенной*

‘Тобою древней Трои кровь

Сольется въ два потока

И возраститъ покой, любовь

И счастье, волей рока,

Для всхъ земель изъ рода въ родъ,

Отъ края и до края,

Отъ Тага до ЭвФратскихъ водъ,

Отъ Нила до Дуная,

Отъ крови рыцарской твоей

Рядъ выдетъ безконечной

Маркизовъ, Герцоговъ, Царей,

Достойныхъ славы вчной.

‘А сколько воевъ и вождей!…

И всё — твой потомки!

Отвагой, мудростью своей

Вс будутъ въ мір громки,

Они Италію везд

Побдами прославятъ,

Въ дни мира правду на суд

Безмездную поставятъ,

При Нумахъ, Августахъ своихъ

Италія воспрянетъ,

И вкъ златой, вкъ дней былыхъ,

Опять для ней настанетъ.

‘Благословеніе небесъ

Почіетъ надъ тобою,

Он зиждители чудесъ,

Ихъ вышнею судьбою

Отвка ты обручена

Рожеру молодому.

Мужайся, будь тверда, врна

Намренью благому,

Наступитъ часъ, и близокъ онъ,

И врагъ, тобой сраженный.

Падетъ — и будетъ возвращёнъ

Теб Рожеръ безцнный.’

Мерлинъ сказалъ и смолкъ, чтобъ дать

Волшебниц свободу

Предъ Брадамантой показать

Великую породу —

Ея потомковъ длинный рядъ

Съ блестящими длами.

И духи передъ ней кипятъ,

Слетвшися роями —

Изъ ада иль съ эирныхъ странъ,—

Сказать вамъ не умю,

У всхъ различный видъ и станъ,

Вс съ поступью своею.

Тутъ, Брадамату взявъ съ собой,

Она въ часовню входитъ

И въ обведенный кругъ большой

Воинственницу вводитъ,

А что бы не была страшна

Духовъ кипящихъ сила,

Пятиугольникомъ она

Красавицу накрыла,

И заповдавъ ей хранить

Глубокое молчаніе,

По книг начала творить

Съ духами совщанье.

И рой тней нахлынулъ вдругъ

Въ часовню туча тучей,

И рвется въ обведенный кругъ

Къ волшебниц могучей.

Но кругъ, какъ рвомъ или стной

Высокой обнесенной,

Прескъ имъ путь, и стихъ ихъ рой)

И вкругъ черты священной

Тройной окончивъ оборотъ,

Он, потупивъ очи,

Въ таинственный вступаютъ гротъ.

Гд гробъ стоялъ пророчій,

И рчь волшебница вела

Съ Ринальдовой сестрою:

‘Когдабъ названья и дла

Вскрывать передъ любою

Тхъ лицъ, что, не родясь, въ тняхъ.

Таинственною силой,

Предстали здсь — въ твоихъ очахъ,—

Мнбъ ночи мало было.

Порядка времени держась,

Завтною порою

Объ избранныхъ однихъ разсказъ

На ту передъ тобою.

‘Вотъ первый, какъ онъ схожъ съ тобой

Осанкою прелестной

И всемъ! Рожеровъ сынъ и твой,—

Въ Италіи чудесной

Онъ рода твоего главой

Величественной будетъ.

Предвижу я — его на бой

И честь и месть пробудитъ,

И — горе Поатье и вамъ,

Предатели Рожера!

Исполнится, въ урокъ вкамъ,

Надъ вами казни мра.

‘Онъ, разгромивъ Ломбардскій тропъ,

Дидьера развнчаетъ,

Въ возмездье Эстъ и Кадаонъ

Героя ожидаетъ.

За нимъ идетъ Убертъ, твои внукъ,

Непобдимый въ сч,

Онъ честь Гесперіи, и звукъ

Побдъ его далече

Откликнется и огласитъ

Вс, вс предлы свта,

Не разъ онъ Церковь защититъ

Отъ вражьяго навта.

‘А вотъ Албертъ, младой герой

За храмомъ храмъ украситъ

Добычею въ войнахъ взятой,

А сынъ обезопаситъ

Въ Милан власть свою — Гугонъ

Распуститъ знамя съ змемъ.

Вотъ и Ассонъ, по брат онъ —

Судьбой своей лелемъ —

Владть Инсумбрами начнетъ.

Вотъ Албертаццо умной,

Имъ съ сыномъ Беранжеръ падетъ

Съ престола съ славой шумной.

‘Съ его-то дочерью Оттонъ

Великій обручится.

Съ нимъ объ руку другой Гугонъ….

Какъ сердце веселится,

Когда глядишь на славный родъ —

На чудное потомство!

На гордыхъ Римлянъ онъ пойдетъ,

Накажетъ вроломство,

Оттона Третьяго у нихъ

Съ Намстникомъ Петровымъ

Исторгнетъ и враговъ своихъ

Стыдомъ покроетъ новымъ.

‘Вотъ Фолькъ,— онъ брату отдаешь

Въ Италіи имнье

И графское стяжать идетъ

Въ Германіи владнье,

Тамъ ждетъ его Саксонскій Домъ,

Онъ, съ родиной разлуку

Благословивъ, съ златымъ кольцомъ

Отдастъ прелестной руку,

Красой плнёнъ, радъ будетъ онъ

Столь сладостному плну.

Имъ славный родъ возтановлёнъ

По женскому колну.

‘Смотри — идетъ Ассонъ Второй,

Любитель нги страстной

А не войны, онъ предъ тобой

Съ четой сыновъ прекрасной,

Бертольдъ надъ Генрихомъ Вторымъ

Кровавую побду

Одержитъ мужествомъ своимъ

И не оставитъ слду

Германскихъ войскъ,— онъ объ шишакъ

И латы мечь иступитъ —

Другой же Албертаццо въ бракъ

Съ Матильдой славной вступитъ.

‘Герой — онъ стоитъ чести сей,

За дочерью безцнной

До пол-Италти своей

Дастъ Генрихъ Первый въ вно,

А вотъ Бертольдовъ сынъ младой.

Залогъ любови страстной, ~

Вотъ милой твой Ринальдъ — герой…

Во дни войны несчастной

Въ годину горестей и мукъ,

Прошедши вс искусы,

Исторгнетъ Церковь онъ изъ рукъ

Тирана Барбаруссы.

‘Вотъ и еще одинъ Ассонъ,

Ассонъ, Маркизъ Анконской,

Владть. Вероной будетъ онъ

И всей страной Веронской,

Я долго, долго бы теб

Всего не разсказала,

Когдабъ, дивясь твоей судьб,

Считать героевъ стала,

Которые, войной стократъ

Возставъ за Христіанство,

Святую Церковь защитятъ

И поразятъ тиранство,

‘И Фолькъ и Обицъ здсь вдвоёмъ

И новые Ассоны,

Два Генриха здсь — сынъ съ отцомъ,

А вотъ еще Гугоны,

Вотъ Гвельфъ — Сполетскій Герцогъ,— онъ

Низложитъ Умбровъ въ брани,

Вотъ Пятый предъ тобой Ассонъ,—

Его-то мощны длани

Кровавы раны изцлятъ

Италіи несчастной,

Имъ будетъ Эзелинъ и смятъ

И стертъ въ борьб ужасной.

Безчеловчный Эзелинъ,

Отъ демона рожденный

И — демона достойный сынъ —

Въ злодйств закаленный,

Тираня Авзонійскій край,

Прольёшь такъ много крови,

Что Марій, Неронъ, Силла, Кай

Для насъ примръ любови

И кротости въ сравненьи съ нимъ. —

Ассовъ же, въ бой кровавой

Вступивъ съ Фридерикомъ Вторымъ,

Увнчанъ будетъ славой.

‘Ассоновъ скипетръ золотой

Прострется для отрады

Надъ той прелестною страной,

Гд, на брегахъ прохлады,

На грустной лир Цинтій плъ

Погибель Фаэтона,

Гд Цидна блый пухъ обслъ

Въ дни жалобнаго стона,

И слезы жаркія, ліясь

У Геліадь струями,

На берегъ падали изъ глазъ

Густыми янтарями.

‘Забуду ли сказать теб

О томъ Альдобрандин,

Что Папу защититъ въ борьб

При роковой годин,

Какъ съ Гибеллинами Оттонъ

Предъ скорбный Римъ предстанетъ?..

На Умбровъ и ниценшовъ онъ

Войною грозной грянетъ,

И буйныхъ вражьихъ полчищъ тьму

Разсетъ и низложитъ,

Не будетъ золота,— ему

Флоренція поможетъ.

‘И, подивися! ей въ залогъ

Въ заёмъ взятаго злата

Альдобрандинъ, во дни тревогъ,

Отдастъ роднаго брата,

Полки Германцевъ разгромитъ,

Возставитъ Церковь съ честью,

Целонскихъ Графовъ поразитъ

Заслуженною местью

И, бранной дланію своей

Намстнику Петрову

Служа весь вкъ, въ разцвт дней

Окончитъ жизнь сурову.

‘Смежая взоръ, Альдобрандинъ

Владнія Пизавра

И земли между Апеннинъ

И моремъ до Изавра

Съ Анконой брату своему

Ассону предоставитъ,

И съ ними доблести ему

Въ наслдіе оставитъ,

Которыя стократъ цннй

Сіяющаго злата,

Ихъ не похитишь у людей,

Какъ злато, безъ возврата

‘Вотъ предъ тобой Ринальдъ младой….

О! чтобъ съ героемъ было,

Когдабъ завистливой судьбой

И раннею могилой

Не перескся путъ къ честямъ

Великому въ немъ роду?….

Народъ, скорбя о немъ, слезамъ

Дастъ полную свободу.

Вотъ Обицъ за Ринальдомъ вслдъ,

Герой, счастливый долей,

Возсядетъ въ раннемъ цвт лтъ

На ддовскомъ престол,

‘Модену съ Реджіо къ своимъ

Владніямъ прибавитъ,

И будетъ такъ въ народахъ чтимъ

И такъ себя прославитъ,

Что вс ршатся надъ собой

Избрать его главою.

Вотъ сынъ его — Ассонъ Шестой

Съ хоругвію святою,

Вожатый Крестоносцевъ, онъ —

Ассонъ, Герцогъ Адрійской,—

Въ дни счастья будетъ обручёнъ

Съ Принцессой Сицилійской.

‘Тамъ видишь Государей строй

Увтливой и важный:

То Обицъ, Николай-герой,

Альдобрандинъ отважный

И Албертъ съ кротостью въ очахъ

Плнительною, сладкой…

Не расточался въ рчахъ

Въ бесд нашей краткой,

Я не скажу, какъ дастся имъ

Въ войнахъ себя прославить’

Фаэнцу съ Адріеи къ своимъ

Владніямъ прибавить,

И землю, зависть всхъ земель,

Что назвала Эллада

По роз — розы колыбель,

И градъ межъ устьевъ Пада

И межъ озеръ, гд рыбъ стада

Несмтныя стадятся, —

Тотъ градъ, гд жители всегда

Опасностей боятся

И любятъ ихъ,— ждутъ бурь морскихъ.

Заран торжествуя,

Аргенту, Люго и другихъ

Градовъ не назову, я.

‘Всмотрись, тамъ Николай идетъ,

Еще онъ въ дтств будетъ,

А преданный ему народъ

Ужъ отчій тронъ присудитъ,

И тщетно, возмутясь, Тидей

Противъ него возстанетъ,

Въ полураскрытомъ цвт дней

Онъ славой въ браняхъ грянетъ,

Не утомимо съ первыхъ лтъ

Вращаясь въ вихряхъ боевъ,

Онъ самъ въ себ взлелетъ цвтъ

Безтрепетныхъ Героевъ.

‘Не разъ проснется заговоръ

Въ мятущемся народ,

Но Николай простретъ свой взоръ

И — буйственной свобод

Положитъ гибельный конецъ

И успокоитъ царство,

Въ войнахъ герой, въ судахъ мудрецъ —

Подавитъ онъ коварство,

Къ Оттону мечь свой обратитъ —

Къ мучителю отчизны —

И въ день одинъ его лишитъ

Владній и отчизны.

‘Такъ родъ твой будетъ все рости,

Цвсти и возвышаться,

И правя, съ праваго пути

Вовкъ не совращаться,

Не оскорбленный самъ, другихъ

Онъ оскорблять не будетъ,—

И Богъ, въ возмездье длъ благихъ,

Ему дотол судить

Владычествовать подъ луной

И счастьемъ наслаждаться,

Докол небеса съ землёй

Въ хаосъ не превратятся,

‘Взгляни сюда, здсь Ліонель,

Здсь Борзо — Герцогъ первой,

Веселіе своихъ земель,

Взлелянный Минервой,

Въ темницу Марса заключивъ,

Сковавъ Обид длани,

Онъ будетъ, мирно вкъ изживъ,

Славнй Героевъ брани,

Вс дни свои онъ посвятитъ

На то, чтобъ въ немъ народы

Искали и — сыскали щитъ

Блаженства и свободы.

‘А тамъ Ираклъ въ толп другихъ

Съ ногой пол-обозженной,’—

И зыбокъ шагъ его и тихъ,

Такъ въ Будріо, стсненной.

Бгущихъ онъ остановилъ

И одержалъ побду.

Съ какимъ укоромъ взоръ склонилъ

Онъ къ своему сосду!

Неблагодарный поднялъ мечь

Въ возмездье на Героя!…

Великъ онъ и въ годину счь,

Великъ и въ дни покоя!

‘Нтъ! не забудетъ ввкъ народъ

Калабрскій и Луканскій,

Какъ въ поединк, въ дни невзгодъ.

Король имъ Каталанскій

Поверженъ будетъ со стыдомъ

И съ славою простится!

Не разъ на пол боевомъ

Онъ лавромъ оснится

И, знаменитый межь вождей,

Везд восторжествуешь,

Онъ власть надъ отнятой землей

Оружьемъ завоюетъ.

‘Къ нему народъ въ глуби сердецъ

Признательность взлелетъ,

Не потому, что — благъ творецъ —

Осушитъ онъ, засешь,

Оплодоноситъ лоно блатъ,

Подернутое иломъ,

Не потому, что рай отрадъ

Насадитъ въ град миломъ,

Сооружитъ за храмомъ храмъ,

Палату за палатой,

Тамъ разведетъ сады, а тамъ

Театръ создастъ богатой,

‘Не потому, что града — Левъ

Крылатый не коснется,

Не потому, что Галловъ гнвъ

Въ Феррар не прольется,—

По всей Италіи они

Пройдутъ съ опустошеньемъ,

Но не спознаются въ т дни

Феррарцы съ злоключеньемъ,—

И всё не то, за что народъ,

Лелемый судьбою,

Взлелевъ въ сердц, разовьетъ

Признательность къ Герою:

‘Великодушный Ипполитъ

Съ Альфонсомъ справедливымъ

Вотъ благо! вотъ-что подаритъ

Онъ поданнымъ счастливымъ!

Они грядущимъ племенамъ

Напомнятъ Тиндаридовъ,

Что, чередуйся, къ тнямъ

Сходили въ мракъ Лидовъ.

Альфонсъ и Ипполитъ не разъ,

Любя другъ друга нжно,

Спасутъ другъ друга въ грозный часъ

Отъ смерти неизбжной.

‘Ихъ дружба будетъ для гражданъ

Надежною защитой,

Надежнй, чемъ когдабъ Вулканъ

Двойной стной, отлитой

Изъ чистой стали, окружилъ

Феррарскіе предлы,

Въ Альфонс Богъ соединилъ

Съ добротой разумъ зрлый,—

И скажутъ въ будущихъ вкахъ,

Что, благостью своею

Живя у подданныхъ въ сердцахъ,

Онъ съ неба свелъ Астрею.

‘Для царственнаго мудреца

Во дни кровавой брани

Потребно мужество отца,

Его могучи длани:

Тамъ, грозной силой ополчась,

Венеція нагрянетъ,

Здсь мать… нтъ! мачиха, озлясь,

Противъ него возстанетъ,—

А если мать, такъ эта матъ —

Что Прогна, что Медея,

Не материбъ къ нему питать

Въ душ вражду злодя’

‘Въ ночи ли, днемъ ли,— всякой разъ,

Оставивъ стны града

И предъ врагами появясь,

Онъ съ горстію отряда

Ихъ наголову разобьётъ

На суш и на мор.

Слпой Романіи народъ

Тожь испытаетъ горе:

Союзникъ прежній и сосдъ —

Съ Альфонсомъ въ брань онъ вступишь,

И объ него — въ внц побдъ —

Альфонсъ свой мечь иступитъ.

‘И Папской рати — и полкамъ

Испаніи наёмной —

Лечь грудами и тамъ и сямъ

Въ долин смерти тёмной,

Онъ Бастію назадъ возметъ,

Гд крпости блюститель

Отъ ихъ злодйскихъ рукъ падетъ,—

И раздраженный мститель

Воздастъ всеобщей смертью имъ

За дерзость и безчестье,

И некому ужъ будетъ въ Римъ

Принесть объ нихъ извстье.

‘За брань въ Романіи — и честь

И слава не ему ли?

Тамъ испытаютъ правыхъ месть

Испанія и Юлій,

Тамъ Францію онъ оснитъ

Внцемъ безсмертной славы,

Въ равнин битвы пробжитъ

Глубокой токъ кровавый,

И побдитель въ битв сей

Не соберется съ силой,

Чтобъ холмы труповъ и костей

Предать земл унылой.

‘Вотъ въ пурпур намъ предстоитъ,

Въ покров темно-аломъ,

Благотворитель Ипполитъ,

Что будетъ Кардиналомъ,

Его — великаго душой —

Во всхъ предлахъ міра

Почтитъ, превознесетъ хвалой

И лира и не лира,

Въ разросшейся для Музъ, тни,

І’д лсъ шумитъ лавровой,

При немъ, какъ въ Августовы дни,

Маронъ возникнетъ новой.

‘Онъ скраситъ весь свой родъ собой:

Такъ солнце — царь природы —

Великолпною красой

Лазоревые своды

Свтлитъ полне, чмъ луна

И звзды золотыя.

Всмотрись, душа его мрачна,

Онъ въ бой въ дни роковые

Выходитъ съ горстью войскъ, но вотъ

Взоръ снова прояснился —

Онъ съ плнными судами съ водъ

Смущенныхъ возвратился*

‘Вотъ Сигизмунды — двое ихъ,

Вотъ пятеро любимыхъ

Альфонсовыхъ дтей младыхъ,

Въ бою непобдимыхъ,

Имъ къ слав горы и моря

Не переложатъ слда,

Вотъ зять Французскаго царя,

Носящій имя дда,

А это — видишь — Ипполитъ’,

Онъ, въ счастливое время,

Какъ дядя, славой озаритъ

Великихъ Эстовъ племя.

‘За нимъ Францискъ, какъ свжій цвтъ,

Съ четой Альфонсовъ юной….

Но еслибъ я дала обтъ

Твой родъ — красу подлунной —

Весь показать передъ тобой

Съ дяньями и славой,—

Не разъ бы мракъ сошелъ ночной,

Не разъ бы величаво

Прошла по свтлымъ небесамъ

Денница молодая.

Пора мн дать покой тнямъ,

Устала я, читая,’

Тутъ книгу трепетной рукой

Волшебница закрыла,

Толпа тней своей чредой

Въ Мерлиновъ іробъ вступила.

И Брадамант череда

Поговорить настала,

И, скрывщи вздохъ, она тогда

Мелиссу вопрошала:

‘Кто эти двое были тамъ,

Что между Ипполитомъ

И межь Альфонсомъ въ слдъ тнямъ

Въ смущеньи шли открытомъ?

‘Они вздыхали, шагъ былъ тихъ,

Во взор мракъ печали,

И братья, кажется, отъ нихъ,

Красня, отступали, а

Тяжелый выслушавъ вопросъ,

Мелисса всё блдня,

Блднй, и ~ льются токи слёзъ,

И восклицаетъ Фея:

‘Куда, несчастные! куда,

Въ какіе васъ навты

Влекутъ незнающихъ стыда

Развратниковъ совты?

‘И въ нихъ, о стыдъ! твоя въ нихъ кровь,

Великій родъ Иракла!…

Прости ихъ! у тебя любовь

Къ несчастнымъ не изсякла,

Забывши правду въ первый разъ,

На милость преклонися!….’

Тутъ стихнувъ и понизивъ гласъ,

Примолвила Мелисса:

‘Довольно! я объ нихъ молчу,

Зачмъ смущать мн радость?

Я горечи не захочу

Въ Эдемскую влить сладость.’

‘Заутро, только что Востокъ

Освтлится зарёю,

Мы поспшимъ, куда увлёкъ

Рожера волхвъ съ собою,

Въ тотъ замокъ, гд твой другъ живётъ

Подъ властію чужою.

Со мной туда ты безъ заботъ

Пройдешь прямой стезёю,

Мы прежде черезъ лсъ густой

Съ тобою устремимся,

Дойдемъ до пристани морской

И надолго простимся.’

Аметова младая дочь,

Оставтися въ пещер,

Въ бесд провела всю ночь

Съ Мерлиномъ о Рожер,

Онъ убждалъ ее — скорй

Освободить Героя.

Блеснулъ свтъ утреннихъ лучей

И, чуждая покоя,

Таинственной оставивъ гротъ,

Съ таинственной вожатой —

Съ Мелиссой — въ дальній путь идётъ,

Летитъ стопой крылатой.

Коротколи, долголь шли он,

Но только очутились

Въ непроходимой сторон,

И цлой день пробились,

Перебираясь то горой,

То чрезъ потокъ нагорной.

Встрчался ли имъ дуть порой

И торной и просторной,—

И странницы о чемъ нибудь

Пріятномъ разсуждали,

И, разговаривая, путъ

Далекой сокращали.

Всего же чаще говоришь

О томъ имъ доводилось,

Какъ Рыцаря освободишь,

Кмъ сердце двы билось.

‘Послушай! Фея говоритъ,—

И рчь ея отрадой

Сестру Ринальдову живитъ,—

Будь Марсомъ, будь Палладой,

Будь Карлова съ тобою рать

И войско Аграманта,—

Но всё теб не устоять

Въ борьб противъ Атланта.

‘Не потому лишь на войн

Сопернику онъ страшенъ.

Что вылетаетъ на кон

Крылатомъ изъ-за башенъ,

Что замокъ свой обнесъ кругомъ

Стальной стной высокой, —

Нтъ! страшенъ онъ своимъ щитомъ,

Тотъ щитъ блеститъ далеко

И, вскрытый, нестерпимъ для глазъ,

Кто на него ни взглянетъ,

Падетъ на землю, чувствъ лишась,

И долго ужь не встанетъ.

‘He думаешь ли ты глаза

Зажмуришь, идя къ бою?

Что пользы? не пройдетъ гроза

Безбдно надъ тобою:

Зажмурившись, не можешь ты

Вести съ Атлантомъ брани.

Чтобъ избжать и слпоты

И всхъ очарованій,

Другое покажу теб —

Надежнйшее — средство,

Оно въ ршительной борьб

Съ волхвомъ отклонишь бдство.

‘Царь Аграмантъ Брюнелю далъ

Кольцо, что у Индійской

Царевны этотъ воръ укралъ,

Брюнель отсюда близко.

На палецъ стоитъ лишь надть

Сей талисманъ чудесной,

И — можешь чары одолть,

Но, будь теб извстно,

Хитрецъ Брюнель такъ въ воровств

Издавна искусился,

Какъ волхвъ летучій въ колдовств

Навыкъ и умудрился.

‘Брюнель, прослывшій хитрецомъ,

Какъ я сказала прежде,

Въ далекій край своимъ царёмъ

Отправленъ въ той надежд,

Чтобы съ таинственнымъ кольцомъ

Проникнуть къ чародю

И предъ царемъ предстать потомъ

Съ добычею своею —

Съ Рожеромъ,— какъ онъ съ похвальбой

Клялся царю въ совт,

Которому Рожеръ младой

Милй всего на свт.

‘Хочу, чтобъ другъ безцнный твой

Свободой золотою

Обязанъ былъ теб одной-

И вотъ что я открою,

Мы скоро къ морю подойдемъ,

И ты, простясь со мною,

Вдоль берега своимъ путемъ

Ступай, Господь съ тобою!

Два дни теб одной итти

При холодк и зно,

На третій встртишься въ пути

Съ Брюнелемъ на посто.

‘Теб узнать не мудрено

Отъявленнаго плута:

Лицо въ морщинахъ и темно,

Весь ростъ — четыре фута,

Глаза на выкат, онъ косъ,

Носъ сплюснутъ, бровь густая,

Плечистъ, курчавъ, черноволосъ

И борода большая,

А ходитъ онъ,— вдь наконецъ

Должно жь быть все извстно,—

Въ одежд — точно какъ гонецъ —

Коротенькой и тсной.

‘Онъ станетъ говорить съ тобой

Про замокъ чародя,—

Ты слушай и сама открой

Брюнелю, не красня,

Что силой мриться съ волхвомъ

И рада и готова,

Но будь скромна, о роковомъ

Кольц ни. полуслова.

Поврь мн, милая, Брюнель —

Лукавецъ доброхотной —

Тебя на избранную цль

Самъ наведетъ охотно.

‘Когда онъ вступитъ въ путь съ тобой,

Отстань немного, идя,

И — голову съ него долой,

Притонъ волхва завидя,

Про жалость вовсе позабудь,

Иначе — трудъ мой тщетенъ.

Какъ можно осторожнй будь,

Смотри, чтобъ не замтенъ

Былъ замыслъ твой, не то — въ лицо

Теб онъ зорко взглянетъ,

Положитъ въ ротъ себ кольцо

И невидимкой станетъ.’

Такъ говоря промежъ собой

Дв путницы дорогой,

Дошли до пристани морской,

Поплакали немного

И надолго простились тамъ,

Гд кончитъ бгъ Гарона.

Предавшись сладостнымъ мечтамъ

О миломъ, дочь Амона

Идетъ, все къ цли торопясь,

При холодк и зно,

И ровно въ третій день сошлась

Съ Брюнелемъ на посто.

По описанію тотчасъ

Она его узнала,

И много, много, притворись,

Вопросовъ предлагала,

Зачмъ, откуда и куда

Онъ шелъ и какъ далёко.

Онъ отвчалъ, но, какъ всегда,

Всё лгалъ, я лгалъ жестоко*

Она тожь въ правду ничего

Ему не говорила,

Родъ, имя, вру отъ него

И полъ искусно скрыла.

Она вела съ нимъ разговоръ,

Держа глаза на страж,

Затмъ что онъ былъ воръ, и воръ

Чрезчуръ искусный въ краж,—

Чтобъ онъ ее не обокралъ,

Она поодаль стала….

Но вдругъ поднялся шумъ и гвалъ,

У оконъ чернь кричала….

Позвольте посл досказать,

Откуда вся тревога:

Усталь я, время помолчать

И отдохнуть не много.

ПСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Крылатый конь. Брюшлъ, проводникъ Брадаманты. Анжеликино кольцо. Волшебный щитъ. Очарованный замокъ. Бой волшебника съ Брадамантой. Освобожденіе Рожера. Воздушное путешествіе Рипальдъ въ Шотландіи. Бесда его съ монахами о женщинахъ.

Лукавство — признакъ злыхъ сердецъ —

Достойно порицанья,

Но иногда оно — внецъ

Для насъ благодянья,

Спасая насъ порой отъ бдъ,

Порой отъ смерти самой…

Когда бы поступалъ весь свтъ

Чистосердечно, прямо!…

А то — ты думаешь, что другъ

Тебя ласкаетъ врной,

Посмотришь,— это адскій духъ,

Предатель лицемрной.

Когда и друга поискать

Да поискать на свт,

И испытать да испытать

И видть въ полномъ свт,

Каковъ онъ, можно ли открытъ

Ему сердечны тайны,

Такъ Брадаманту ли винишь?

Съ ней воръ необычайный,

Безсовстный хитрецъ и лжецъ,

Какихъ на свт мало,

Какимъ Мелисса, наконецъ,

Брюнеля описала.

Она вела съ нимъ разговоръ,

Держа глаза на страж,

И хорошо,— при ней былъ воръ

Чрезчуръ искусный въ краж,

Какъ прежде я уже сказалъ.

Вдругъ поднялась тревога,

На улиц и крикъ и гвалъ.

‘Скажите, ради Бога,

Что тамъ такое?’ говоритъ

Красавица младая,

И въ тотъ же мигъ на шумъ бжитъ,

Отвтъ предупреждая.

Хозяинъ, дти и жена

Со всей огромной дворней,

Кто, помстяся у окна,

Кто вонъ, какъ могъ проворнй,

Вс вверхъ глядятъ, какъ бы слдятъ

Комету иль затмнье,

И Брадаманта, бросивъ взглядъ,

Чудесное явленье,

Смутясь, открыла: въ вышин,

Почти подъ облаками,

Несется рыцарь — на кон

Съ широкими крылами,

И крылья т со всхъ сторонъ,

Какъ радуга, сіяли,

А рыцарь самъ вооружёнъ

Въ доспхъ изъ чистой стали.

Онъ къ западу полетъ склонилъ

И скрылся за горами.

‘Вотъ онъ, хозяинъ говорилъ

Предъ шумными толпами,

Вотъ тотъ волшебникъ, что всегда

Летаетъ сей страною,

Порою дал, иногда

Близёхонько къ постою.

‘To долетаетъ онъ до звздъ,

То вьется надъ землёю,

И всхъ красавицъ здшнихъ мстъ

Уноситъ вдаль съ собою,

Вотъ почему, денной норой

Явяся къ намъ, прохожій

Не видитъ вовсе ни одной

Здсь двушки пригожей:

Бояся встртишься съ во іхвомъ

И стать его добычей,

Он съ двора не ходятъ днёмъ,—

Таковъ у насъ обычай.

‘На Пиринеяхъ, силой чаръ,

Изъ чистой слитый стали,

Есть замокъ, онъ горишь какъ жаръ,

И въ свт не видали

Такаго чуда никогда

И не увидятъ врно.

Тамъ чародй живетъ, туда

Съ отвагой безпримрной

Ходили Рыцари гурьбой,

Да тамъ и оставались,

Знать брались въ плнъ, вступая въ бой,

Иль смерти предавались.’

Прислушавшися къ симъ словамъ,

Красавица младая

Отраднымъ предалась мечтамъ,

Заран помышляя,

Волшебнымъ овладвъ кольцомъ,

Взять съ замкомъ чародя,

И вслухъ промолвила потомъ,

Отъ радости красня:

‘Когда бъ, хозяинъ, ты послалъ

Проводника со мною

Къ волхву до Пиринейскихъ скалъ!

Какъ жажду я съ нимъ бою!’

—Ты требуешь проводника?

За нимъ не станетъ дло,

Прервалъ Брюнель, и вотъ рука!

А въ путь съ тобою смло,

Онъ у меня на чертеж,

Есть нчто и другое…—

И про кольцо почти уже

Сказалъ ей роковое,

Но смолкъ.’ Я радъ итти съ тобой!’

Красавица сказала,

И между тмъ кольцо мечтой

Заране ласкала,

И, на другое рчь склоня,

Съ Брюнелемъ говорила.

Она немедленно коня

Въ гостинниц купила,

Въ которомъ нужда ей была

Для битвъ и для дороги.

И вотъ, едва лишь ночь прошла,

Безъ шума, безъ тревоги

Она отправилась въ походъ.

Путь шолъ долиной тсной,

Вожатой халъ то впередъ,

То позади Прелестной.

Съ холма на холмъ, изъ лса въ лсь

Они переступали

И, Божьихъ зрители чудесъ,

На Пиринеяхъ стали,

Откуда видишь въ свтлый часъ

Испанію далеко

И Францію,— отраду глазъ —

И океанъ широкой

Въ безбрежной западной дали

И на полудни море.

Оттуда внизъ они сошли,

Извдавъ трудъ и горе.

Внизу долина, а на той

Долин углубленной

Утесъ крутой, вверху стальной

Оградой обнесенной,

Крутой утесъ едва небесъ

Главой не досягаетъ,

И недоступенъ сей утесъ

Тому, то не летаетъ.

‘Вотъ-гд въ плну, Брюнель сказалъ,

И Рыцари и Дамы,

Которыхъ силой чаръ забралъ

Къ себ Атлантъ упрямый.’

И тотъ утесъ со всхъ сторонъ,

Какъ будто по отвсу,

Обсченъ вгладь и вгладь сведёнъ,

Ни лстницы къ утесу

И ни уступа не видать

И никакого слду,

И можно лишь на немъ витать

Орлу — небесъ сосду’

Настало время совершить

Свой замыслъ дв грустной,

Пора ей спутника лишить

Кольца и жизни гнусной.

Но мечь побдный обагрить

Въ крови не благородной,—

Но безоружнаго убить —

Для ней неблагородно.

Кольцо ей нужно,— овладть

И безъ того имъ можно,

И — въ первый разъ попался въ сть

Бездльникъ осторожной,

Ола схватила хитреца

И, что всего несноснй,

Лишила силою кольца

И привязала къ сосн.

Онъ проситъ, молитъ, слезы льётъ,—

Она не преклонилась,

И все идетъ впередъ,— и вотъ

Пришла, остановилась.

Предъ нею замокъ роковой,

Она, чтобъ чародя

Скорй изъ замка вызвать въ бой,

Въ рогъ трубитъ не робя,

И, отразившись объ утесъ,

Отъ рога гулъ несется

Чрезъ долъ, чрезъ горы, черезъ лсъ,

И въ замк отдается.

И не замедлилъ чароди,

Послышавъ вызовъ къ бою,

Онъ разскаетъ эмпирей,

И горнею стезёю,

Заран радуясь войн,

Въ доспх небогатомъ

Несется на своемъ кон,

На бгун крылатомъ.

И чтоже? Брадамант онъ,—

Столь страшный всмъ, не страшенъ,—

Онъ былъ почти неворужеаъ,

Явяся изъ-за башенъ.

Онъ только щитъ въ рук держалъ

Подъ шелковымъ покровомъ

Да книгу, и ее читалъ,

И тутъ-то въ блеск новомъ

Чудесъ являлся длинный рядъ:

То, чудилось, средь бою

Онъ грозно заносилъ булатъ

Надъ вражьей головою,

То булавою, то копьемъ

Махалъ, разилъ жестоко,

Межь тмъ какъ онъ сидлъ тишкомъ

Отъ поля битвъ далёко.

Ho конь не сверхъ-естественъ,— онъ

Отъ кобылицы съ грифомъ

Зачатъ, рожденъ и воздоёнъ,

И названъ Гиппогрифомъ.

По переду онъ схожъ съ отцомъ

Когтистымъ и крылатымъ,

Но заду — это мать, съ хребтомъ

Крутымъ, съ хвостомъ косматымъ,

Сей родъ ужъ рдокъ, и теперь

Остался позабытымъ,

Живетъ же эта птица-зврь

За моремъ Ледовитымъ.

Оттуда волхвъ его досталъ

Волшебства силой чудной,

И цлой мсяцъ объзжалъ,

Окончивъ подвигъ трудной,

Онъ приучилъ его къ узд,—

И Гиппогрифъ послушной

Летаетъ, рыщетъ съ нимъ везд

По высот воздушной.

Лишь Гиппогрифъ, одинъ лишь онъ

Не чародйной силой

Атлантовой произведёнъ,

Какъ все другое было.

Другое все — игра одна

Волшебнаго искуства,

Непостижимая — она

Обманывала чувства.

Но дочь Амонова кольцомъ

Разрушила вс чары,

И сетъ, между тмъ, мечемъ

По воздуху удары,*

И конь уже усталъ подъ ней,

За чародемъ ря,

Она въ отпоръ быстрй, живй,

Какъ завщала Фея.

Но вотъ, остановивъ коня,

На землю прыгъ проворно,

Волхва и тша и маня

Усталостью притворной.

Ршившись положишь конецъ

Таинственнымъ ударамъ,

Атлантъ лукавый наконецъ

Прибгъ къ послднимъ чарамъ?

Онъ щитъ открылъ,— онъ полагалъ.

Что свтъ его чудесной

Сразилъ врага, что дерскій палъ

Съ отвагой неумстной’

Онъ могъ бы, выходя на рать,

Свой щитъ вскрывать сначала.

Чёмъ долго рыцарей держать,

Но старца утшала

Ихъ суетливость, удаль, нравъ

И вспыльчивость смшная.

Такъ часто кошка, мышь поймавъ,

И тшась и играя,

Бдняжку въ лапахъ жметъ, а тамъ,

Какъ ей играть наскучитъ,

Она изъ лапъ ее — къ зубамъ,

Да тутъ же и замучитъ.

Бывало прежде роль мышей

Вс витязи играли,

А Волхвъ — роль кошки, прошлыхъ дней

Потхи миновали,

Какъ Брадаманта въ бой съ кольцомъ

Таинственнымъ предстала.

Она лукаво за волхвомъ

Лукавымъ наблюдала,

Едва покровъ съ щита слетлъ,—

Она закрыла очи

И пала, будто тяготлъ

На нихъ мракъ долгой ночи’

Не то, чтобъ щитъ ей могъ вредить,

Огнисты искры ся,—

Нтъ! ей хотлося сманить

На землю чародя,

И эта хитрость удалась,

Сбылись ея надежды:

Она лишь только улеглась

И опустила вжды,

Какъ, очертя широкій кругъ,

И радостью объятый,

На землю опустился вдругъ

Атлантовъ конъ крылатый.

Атлантъ съ коня, покрытый щитъ

Оставивъ надъ лукою,

Атлантъ къ красавиц спшитъ

Дрожащею стопою,—

Она, какъ волкъ козлёнка, ждешь

Украдкой лиходя.

Онъ подошелъ,— она встаетъ

И — сжала чародя.

Несчастный книгу позабылъ

На этотъ разъ далече,

А ею-то онъ и творилъ

Вс чудеса на сч.

Заблаговременно слпой

Предавшися надежд,

Онъ цпь было-принесъ съ собой,

Какъ важивалось прежде,—

Онъ прежде цпи налагалъ

На плнниковъ несчастныхъ,—

Теперь самъ плнникомъ онъ сталъ

Въ часы надеждъ напрасныхъ.

Я не дивлюсь, что онъ отъ ней

Не сталъ обороняться,—

Не старику подъ вечеръ дней

Съ Могучею сражаться.

И голову уже она

Отнесть ему хотла,—

Но вдругъ рука опущена —

И месть охолодла,

Постыдной мести не могла

Предаться Брадаманта.

Всмотрвшися въ черты чела

Печальнаго Атланта,

Она смутилася, онъ сдъ,

Морщинамъ нтъ и счоту,

Ему подъ семьдесятъ ужъ лтъ,

Онъ жить терялъ охоту.

‘Убей меня, скорй убей!

Волшебникъ, негодуя

И задыхаясь, молвилъ ей,

Чужой ужъ вкъ живу я.’

Но два ратная совсемъ

О томъ не помышляла

И, любопытствуя, межъ тмъ

Подробно знать желала,

Зачмъ построилъ замокъ онъ

Въ стран пустынной, дальной.

Зачмъ людей беретъ въ полонъ

Въ окрестности печальной.

‘Знай, отвчалъ ей чародй,

Залившися слезами,

Что я построилъ замокъ сей

Межъ дикими скалами

Не изъ желанья зла другимъ,

Не изъ корысти гнусной,—

Нтъ! знаньемъ я открылъ моимъ

Конецъ Героя грустной…

Онъ мой питомецъ… Онъ законъ

Оставитъ Магометовъ

И — на погибель обречёнъ

Отъ вражескихъ навтовъ…

‘Нтъ лучше юноши на всей

Подсолнечной планет,

Рожеръ — прелестный рыцарь сей —

Рожеръ мн все на свт,

Его отъ колыбельныхъ дней

Лелялъ я, какъ сына.

Желанье пылкое честей

И грозная судьбина

Его за Аграмантомъ въ слдъ

Во Францію умчали,

Его хочу спасти отъ бдъ,

Увесть изъ чуждой дали.

‘Въ семъ мст замокъ для того

Построилъ я прекрасной,

Что бы любимца своего

Укрыть въ немъ безопасно,

Я завладлъ имъ, какъ тобой

Мн завладть желалось,—

А посл уводить съ собой

Мн въ замокъ удавалось

Прелестныхъ рыцарей и дамъ,

Чтобъ юному герою

Ни разу не сгрустнулось тамъ

Съ веселою толпою.

‘У нихъ одной свобода нтъ —

Уйти имъ не позволю —

А прочихъ благъ, которыхъ свтъ

Такъ жаждетъ,— вволю,

Чего ни захотятъ, все есть:

Наряды, пляски, пнье,

Въ пирахъ есть что попить, пость,

Все нжитъ слухъ и зрнье.

Я начиналъ уже плоды

Сбирать моей заботы,

Но ты пришелъ,— и въ прахъ труды,

И въ прахъ мои расчёты!

‘Черты прекраснаго лица

Есть знакъ души прекрасной,

Какъ у тебя, и за птенца

Молю я не напрасно.

Возьми мой щитъ, передъ тобой

И этотъ конь воздушной,

Возьми двухъ-трехъ друзей съ собой,

Герой великодушной,

Возьми ихъ всхъ до одного,

Все забери съ собою,—

Но не Рожера моего —

Его оставь со мною.

‘Ho если силой у меня

Рожера взять ршишься,—

Молю и плача и стеня,

Пока не возвратишься

Во Францію,— освободишь

Мой духъ отъ плоти хилой.’

—Рожера-то и возвратишь

Хочу свобод милой,

Она въ отвтъ, мольбы твои —

Все вздоръ, плачь, сколько хочешь..

А конъ и щитъ и такъ мои,

Ты о пустомъ хлопочешь.

—Они мои по праву счь,

Ты въ нихъ не властенъ бол,

Странна мн о размн рчь,—

Ты самъ теперь въ невол.’

Ты говоришь: теб твоей

Наукою открыто,

Что близокъ къ гибели своей

Рожеръ мой знаменитой, -~

Ты предузналъ чужой конецъ,

А что теб грозило,

Не предузналъ?… Ты лжецъ я лжецъ,

Какихъ не много было.

—Не умоляй о смерти, нтъ!

Напрасное моленье!…

Когдажъ покинуть хочешь свтъ,

И жизнь теб — мученье,—

Самъ, мужествомъ вооружась,

Сбрось грустной жизни бремя.

Пока не наступилъ твой часъ,

Зачмъ терять намъ время?

Скоре плнниковъ спасёмъ

Отъ пышной ихъ темницы.— *

Сказала и впередъ съ волхвомъ,

Опутаннымъ въ плницы.

Атлантъ въ своихъ цпяхъ за ней

Идетъ, и Брадамата

Ни на мгновеніе очей

Не хочетъ свестъ съ Атланта,

Какъ онъ тогда ни присмирлъ

Отъ тягостной печали.

Идутъ, вотъ ихъ пути предлъ,

Вотъ подъ утесомъ стали,

Какъ бы нежданно очутясь

Предъ тсною калиткой,

Утесомъ лстница вилась

И къ замку шла улиткой.

Атлантъ съ порога камень снялъ,—

Весь въ племенахъ, въ символахъ,

Подъ нимъ Фіаловъ рядъ стоялъ,

Надъ ними дымъ, какъ пологъ,

Вислъ, едва струясь, и въ нихъ

Таился пламень алой.

Атлантъ ихъ въ дребезги — и въ мигъ

Все степью дикой стало:

Сокрылся отъ очей утесъ,

Нтъ бол грозныхъ башенъ,

И замокъ блещущій изчезъ,

Что былъ для многихъ страшенъ.

И чародй изъ-подъ цпей

Въ тожь время ускользаетъ:

Такъ часто муха изъ стей

Арахны улетаетъ.

Изчезло все, подобно снамъ,

И вотъ предъ двой бранной

Толпы и рыцарей и дамъ

Надъ чистою поляной,

И вс свободны, но не всхъ

Свобода обольщала,—

Она обманчивыхъ утхъ

Невольниковъ лишала.

Тамъ Сакрипанъ, тамъ и Градассъ

И два примрныхъ друга —

Празильдъ съ Ирольдомъ,— ихъ въ свой часъ

Взаимная услуга

Сроднивши, за Ринальдомъ въ слдъ

Съ Восточныхъ странъ призвала,

Тамъ два — двъ прелестныхъ цвтъ —

Рожера отыскала.

Рожеръ взглянулъ, Рожеръ узналъ

Пришелицу младую…

Какъ таялъ онъ, какъ расточалъ

Признательность живую!

Онъ ею жилъ, ее любя

Всего на свт бол

И бол самаго себя,

Съ тхъ поръ, какъ въ ратномъ пол

Она предъ нимъ, вскрывъ злато власъ,

Поражена жестоко,

Но гд и кмъ,— О томъ разсказъ

Завелъ бы насъ далёко.

Съ тхъ самыхъ поръ они везд

Другъ друга всё искали

И дни и ночи, но нигд

Другъ друга не встрчали

Рожеръ единственнымъ себя

Счастливцемъ почитаетъ,

Онъ вн себя, она любя,

Его освобождаетъ.

И дружно вс глухимъ путёмъ

Идутъ, спшатъ къ долин,

Гд верхъ одержанъ надъ волхвомъ

Отважной героиней.

Какъ прежде, тамъ и конь стоятъ,

Какъ прежде, надъ лукою

И чудный щитъ лежитъ, покрытъ

Шелковой пеленою.

Красавица къ коню,— конь ждетъ,

Но только что дождется,

И мигомъ крылья распахнетъ,

Взмахнетъ и — вверхъ взовьется

И — спустится въ виду у ней

На крутизн нагорной,

Она за нимъ и — въ эмпирей

Онъ вновь уйдетъ проворно.

Такъ точно по сухимъ пескамъ

Ворона водитъ, манитъ

Собаку по своимъ слдамъ

И всякой разъ обманетъ.

Рожеръ, Черкескій царь, Градассъ

И вс, что съ ними были,

Разсыпалися въ тотъ же часъ,

И вс коня ловили,—

Летучій конь то по горамъ,

То по доламъ ихъ водитъ,

Они къ нему,— Онъ здсь и тамъ,

Измучивъ ихъ, проводитъ,

Рожеру только одному

Отдаться онъ ршился,

Онъ самъ приблизился къ нему,

Взглянулъ, остановился.

И это былъ Атлантовъ ковъ,

Онъ принялъ эту мру,

Пятая нжную любовь

Въ душ своей къ Рожеру,

Онъ своему коню веллъ,

Давъ ссть въ сдло герою,

Умчаться въ дальній съ нимъ предлъ

Воздушною стезёю.

Схвативъ коня, Рожеръ вести

Хотлъ его съ собою,

Но конь ни съ мста, онъ итти

Не думалъ въ слдъ герою.

Рожеръ съ Фронтина своего,—

Фронтиномъ называли

Ретиваго коня его~

И шпоры зазвучали

Подъ Гиппогрифомъ, и сдокъ

На немъ ужъ помстился.

Крылатый конъ сначала въ скокъ

А тамъ и въ лётъ пустился,

И въ воздухъ глубоко ушолъ,

И глубже, чёмъ спущенный

Съ руки соколышка соколъ,

Отъ путъ освобожденный.

Красавица, взоръ вверхъ, глядитъ,

Глядитъ и — обомлла,

На сердц черный страхъ лежитъ,

Кровь стыла, холодла,

И, полумертвая, она

Къ сырой земл припала.

Все, что въ былыя времена

Несчастная слыхала

О Ганимед молодомъ,

На небо унесенномъ,

Отпечатллося потомъ

Въ ум ея смущенномъ,—

И долго милаго слдитъ

Влюбленными очами….

Но вотъ отъ взора онъ сокрытъ

Туманными зыбями,—

И мыслью по его слдамъ

Въ предлъ безвстной дали

Летитъ, свободу давъ слезамъ

Отчаянной печали,

И льется ни ркой рка,

И рвется и рыдаетъ…

Рожера нтъ, безъ сдока

Фронтинъ его блуждаетъ.

Она беретъ его съ собой,

Чтобъ не отдать другому,

А возвратить своей порой

Рожеру дорогому,

Котораго когда нибудь

Опять увидть льстится.

Крылатый конь, свершая путь

Воздушный, быстро мчится,

Подъ рыцаремъ вершины горъ

Погрязли въ мгл глубокой,

Уже лсовъ, долинъ, озёръ

Не различаетъ ока.

Въ эирной очутясь дали,

Въ которой чуть примтной

Виднлся точкою съ земли,

Онъ къ западу завтной

Направилъ путь, несясь вперёдъ,

Какъ втеркомъ попутнымъ

Корабль несется въ лон водъ —

По хлябямъ моря мутнымъ…

Пусть онъ браздитъ въ своемъ пути

Воздушную пучину,—

Давно намъ время перейти

Къ Ринальду-Паладину.

Сердитый втръ не утихалъ

И, споря съ парусами,

Два дни корабль несчастный гналъ

Межъ пнными валами,

То къ западу склонивъ полётъ,

То къ полуночи мрачной.

Но вотъ Риналъдъ изъ лона водъ

Идетъ на берегъ злачной,

Гд Каледонскій древній лсъ,

Простершійся далёко,

Тьмы бранныхъ видывалъ чудесь

Въ тни своей глубокой.

Видалъ подъ тнью онъ своей

И витязей Британскихъ

И витязей изъ-за морей —

Французскихъ и Германскихъ.

Счастливъ, кто въ сердц твердомъ слилъ

Безстрашіе и силу!

Другой тамъ — робкій — находилъ

Не славу, а могилу….

Прославились изъ рода въ родъ,

Проникнувъ въ лсъ дремучій,

Тристанъ, Галассъ и Ланцелотъ,

Артуръ, Гальванъ могучій,

И столько Рыцарей Стола,

Извстныхъ въ цломъ свт,

Которыхъ ратныя дла

Сіяютъ въ полномъ свт.

Ринальдъ беретъ копье и щитъ

И течь изъ слали чистой,

Беретъ Баярда и спшитъ

Сойти на берегъ мшистой,

А кормчему даетъ приказъ

Не медля отправляться,

И, съ кораблемъ остановясь,

Въ Бервик дожидаться.

Безъ щитоносца, безъ людей

Вступивши въ лсъ дремучій,

Опасныхъ ищешь въ немъ путей

Амоновъ сынъ могучій,

И въ первый день младой Герой,

Идя путемъ-дорогой,

Заходишь въ монастырь мужской —

Въ обитель жизни строгой.

Большая часть доходовъ тамъ

Шла на пріемъ почётной

Блуждавшихъ Рыцарей и Дамъ

Съ отвагой беззаботной.

Пришельца Братья и Аббатъ

Роскошно угостили,

На пиршеств среди прохладъ

О многомъ говорили.

‘Скажите мн, развеселясь,

Спросилъ Ринальдъ у Братіи,

Какъ Рыцари, сюда стремясь

Для важныхъ предпріятій,

Въ вкахъ заслуживаютъ честь,

И чмъ тріумфъ великой

Герою можно приобрсть

Въ дубров этой дикой?’

‘Послушай! Братія въ отвтъ,

Трудовъ и приключеній

Здсь много встртишь,— пользы нтъ,

Они, какъ ваши тни.

Темны, ихъ свту не видать,

Имъ здшній лсъ могилой.

Другагобъ мста поискать

Теб, могучій силой,

Гдбъ подвигъ наградился твой

Немеркнущею славой,

Иначе для чего и въ бой

Вступать теб кровавой?

‘Ты хочешь опытъ показать

Отважности чудесной,—

Такъ чтожь? лишь стоитъ пожелать,

А случай есть прелестной,

Такого случая, поврь,

Еще и не бывало:

Дочь нашего царя теперь

Подъ страшною опалой,

Баронъ Лурканій погубитъ

Ршился прелесть-дву,

Теб бы, Рыцарь, защитить

Ее и — честь цареву.

‘Баронъ передъ Царемъ обнёсъ

Ее при всемъ совт,

Что будто видть довелось

Ему при лунномъ свт,

Какъ съ ней любовникъ, на балконъ

Взобравшись, обнимался.

У насъ же, Рыцарь, есть законъ,

Какъ въ мсяцъ не сыскался,

—А онъ въ исход — ктобъ позоръ

Съ ней смылъ въ борьб упорной

Съ донощикомъ, такъ на костёръ

Взведутъ ее позорной.

‘Законъ нашъ говоритъ: Жена,

Какогобъ состоянья

И роду ни была она,

По сил показанья

Повинна смерти, если въ связь

Вступаетъ беззаконно.

Ей гибель,— разв въ грозный часъ

Въ защиту обнесённой

Предстанетъ Рыцарь и мечемъ

Въ бою докажетъ ясно,

Что злополучная врагомъ

Обнесена напрасно.

‘Отецъ Женевры — такъ у насъ

Зовутъ красу-царевну —

По милой дочери крушась

И кроя скорьбь душевну,

И въ городахъ и въ городкахъ

Пустилъ въ народъ извстье:

Ктобъ ни пришелъ съ мечемъ въ рукахъ

Омыть его безчестье,—

Будь только родомъ знаменитъ.

Будь рыцаремъ избраннымъ,—

Тому онъ дочь свою вручитъ

Съ приличнымъ ей приданымъ.

‘Но если въ мсяцъ не придетъ,

Ктобъ могъ ее избавишь,—

Костёръ позоръ ее созжетъ,

Ей должно міръ оставить.

Вотъ подвигъ! онъ стократъ славнй,

Чемъ по лсу скитаться

И славы не въ виду людей

Безмолвной добиваться.

Вотъ подвигъ! онъ теб сулитъ

И честь и дочь цареву,

Какихъ едваль земля родитъ —

Прелестнйшую дву!….

‘И только ли? тебя за трудъ,

За подвигъ сей великій

Богатыя помстья ждутъ

Съ любовію Владыки.

Къ томужь, Герой, обязанъ ты

И рыцарскою честью

Итти въ защиту красоты

Съ неумолимой местью

За ту, которую народъ

Съ сердечной простотою,

Съ слезами на глазахъ, зоветъ

Невинностью святою’…

—Какъ! Рыцарь говоритъ въ отвтъ,

Какъ! двушк прекрасной

Разстаться съ жизнью въ цвт лтъ

За то, что любитъ страстно,

Что милаго, забывъ про сонъ,

Ждетъ въ нжныя объятья?…

Будь проклятъ, кто сей далъ законъ!

И на того проклятья,

Кому онъ былъ и будетъ святъ!…

Казнить бы непреклонныхъ,

А не красавицъ, что дарятъ

Отрадою влюблённыхъ.

—Мн мало нужды до того,

Женевра принимала

Иль нтъ любимца своего…

А если принимала,—

Не сталъ бы я ее винить,

Лишь былобь это тайной.

Но полно! радъ я совершить

Сей трудъ необычайной!

Скоре мн проводника!

Лечу,— я чуждъ боязни,

Богъ дастъ,— спасетъ моя рука

Красавицу отъ казни.

— Не зная дла, защищать

Невинности не стану,

Зачмъ другихъ мн подвергать

Невинному обману?

Но утверждаю, что вина

Не стоитъ обличенья,

Что тотъ былъ золъ иль глупъ сполна,

Кто далъ вамъ учрежденья,

Что надобно ихъ отмнишь

И, облегчая бремя,

Законъ умнй постановить,

Въ расчотъ принявши время.

— Когда два пола въ цвт дней,

Въ счастливое мгновенье,

Почувствуютъ въ душ своей

Взаимное влеченье

И жаждутъ плавать въ моръ нгъ,

Въ раздольи наслажденій,—

Пусть нжутся!… и что за грхъ?

За что на женщинъ пни?

И почему имъ не любить

Двухъ-трехъ и даже бол,

Когда мужчинамъ запретить

Тогожь никто не въ вол.

— И впрямь — для женщинъ сей законъ

Жестокъ безчеловчно…

Богъ дастъ,— я докажу, что онъ

Ужь слишкомъ долговчно

Существовалъ и былъ терпимъ

Въ Шотландіи несчастной.—

Ринальдъ умолкъ, все было съ нимъ

Собраніе согласно,

Вс говорили: ‘люди встарь

Чрезчуръ жестоки были,

Какъ зло терпть? Какъ умный царь

Не приложилъ усилій?…’

На утро, только что востокъ

Денницей озлатился,

Ринальдо въ доспхахъ въ стремя скокъ

И въ дальній путь пустился,

Съ нимъ монастырской проводникъ,—

Они вдвоемъ летли

Чрезъ лсъ, лсъ былъ угрюмъ и дикъ,—

Повсюду мрачны ели

И ясеней и сосенъ рядъ

И дубы зеленли.

Два путника спшатъ, летятъ,

Не уставая, къ цли.

Желая сократить свой путь,

Они съ дороги битой

Ршились въ сторону свернуть

И хать стёжкой скрытой.

Вдругъ слухъ ихъ стономъ поражёнъ,

Раздавшимся далёко,

И путники летятъ на стонъ

Сквозь чащу въ долъ широкой, —

Тамъ два убійцы, между нихъ

Красавица младая,—

Она мила и въ этотъ мигъ,—

Мила, какъ роза Мая,

Но вся въ слезахъ, въ такихъ слезахъ,

Какія рдко видны.

Разбойники, съ ложемъ въ рукахъ,

Готовы цвтъ завидный

И красоты и жизни ссчь

И кровью обагриться,

Она къ нимъ — жалобную рчь,

И молитъ умилиться.

Ринальдъ спшитъ, пришелъ, взглянулъ

И — съ помощью къ молящей.

Онъ закричалъ, и грозный гулъ,

Дробясь, грохочетъ въ чащ*

Оставивъ добычу, бжать

Разбойники пустились,

И скоро ихъ ужь не видать,

Они за доломъ скрылись,

И, незаботяся объ нихъ,

Ринальдъ скорй къ прекрасной,

Онъ хочетъ знать, за что постигъ

Ее удлъ несчастной.

Но торопясь, къ проводнику

Спасенную сажаетъ,

Заноситъ руку на луку

И путь свой продолжаетъ.

Дорогой приглядвшись къ ней,

Ринальдо увидлъ ясно

Въ лиц и близну лилей

И отцвтъ розъ прекрасной,

И много прелестей открылъ

Въ пріемахъ, въ разговор.

‘За что тебя, онъ вновь спросилъ,

Было постигло горе?’

Она, поникнувъ головой

И растревоживъ, совсть,

Такъ начала…. Но до другой

Поры отложимъ повсть.

ПСНЬ ПЯТАЯ.

Приключенія Далинды, Повстъ — Аріодантъ и Женевра, Бой Ринальда съ Альбанскимъ Герцогомъ Полинесомъ. Смерть Полинеса. Невинность Женевры. Рыцарь въ черныхъ доспхахъ. Тайна.

Все земнородное живетъ

Въ ладу или въ разлад,

Но полъ на полъ не возстаете

Не думаетъ о яд:

Медвдь съ медвдицей въ лсахъ

Блуждаетъ безопасно,

Левъ мирно съ львицей спитъ въ степяхъ

Подъ кровомъ ночи ясной,

Волкъ уживается съ своей

Сердит ою волчицей,

Быкъ ладитъ до послднихъ дней

Съ рогатою телицей.

Но что бываетъ у людей?…

Какъ-бы рукой Мегеры

Зажженъ у нихъ огонь страстей,

И нтъ страстямъ ихъ мры:

Съ женами у мужей разладь,

Раздоры и упрёки,

И ложе брачное кропятъ

Горючихъ слёзъ потоки.

Но тольколь? нтъ! бываютъ дни,

Когда на лож брачномъ

Потоки крови льютъ они

Въ ожесточеньи мрачномъ.

Мн кажется, что тотъ гнвитъ

И Бога и природу,

Кто пола нжнаго не чтитъ,

Кто, давъ рукамъ свободу,

Немилосердый бой ведетъ

Съ крававицей младою,

Но тотъ, кто ядъ ей подаетъ,

Иль, варварской рукою.

Заносить ножъ на грудь ея,

Или силокъ на шею,

Тотъ — адскій духъ, иначе я

Назвать его не смю.

И какъ назвать, и чмъ почесть

Разбойниковъ жестокихъ,

Что дву вздумали известь

Въ глуши долинъ глубокихъ,

Въ непроходимой тьм лсной,

Забывъ и стыдъ и совсть?

Предоставляю ей самой

Развить подробно повсть.

Она разстроена была,—

Спокоившись не много,

Передъ Ринальдомъ начала

Такъ говорить дорогой:

‘Я разскажу теб сквозь слезъ

О страшныхъ злодяньяхъ,

Какихъ Микены и Аргосъ

И ивы въ истязаньяхъ

И вс жестокіе края

Не совершали въ мтр.

И солнце, всюду свтъ лія,

У насъ въ густомъ эир

Его не хочетъ расточать

Во все теченье года,

Не хочетъ нжить и ласкать

Жестокаго народа.

‘Гнать недруга не есть порокъ,—

Такъ въ мір было вчно,

Но тотъ, какъ извергъ тьмы жестокъ,

Кто ножъ безчеловчно

Вонзаетъ въ грудь, что имъ всегда

И билась и дышала….

Но я, какъ минула бда,

Все разскажу сначала,

Всю истину я обнажу,

За что злоди эти

Въ сей часъ вели меня къ ножу,

Раскинувъ хитро сти.

‘Еще дитятей я была,

Какъ ко Двору въ служенье

Меня царевна приняла,

И честь и уваженье

И царской дочери любовь —

Все, все я тамъ снискала,

И мнбъ лишь жить, когдабъ любовь

Меня не обуяла.

Изъ царедворцевъ всхъ милй,

Миле всхъ въ подлунной

Казался для моихъ очей

Альбанской Герцогъ юной.

‘Повидимому онъ и самъ

Въ меня влюбился страстно…

Понятна рчь другаго намъ,

Лицо мы видимъ ясно,—

Но можноль сердце разгадать

И видть все въ немъ злое?

Я… я дерзнула принимать

Любовника въ поко!…

Да и въ какомъ поко? тамъ,

Гд съ юною царевной

По цлымъ сиживалъ часамъ

Родитель ежедневно.

‘Тамъ драгоцнности она

Отборныя хранила,

Тамъ ночи въ мирномъ лон сна

Нердко проводила.

Съ наружной стороны примкнутъ

Балконъ къ тому покою,

На немъ отрадныхъ я минутъ

Ждала своей чредою,

Съ него свитую изъ вервей

И лстницу спускала,

И Герцога во тьм ночей

Въ объятья принимала.

‘И часто, часто повторять

Случалося намъ то же,

Царевна какъ-то всё мнять

Свое побила ложе:

То лтній зной ей спать мшалъ,

То хладъ сырой осенній.

Никто никакъ не замчалъ

Любовныхъ посщеній,

Покой нашъ прямо выходилъ

Къ развалинамъ забытымъ,

И мимо насъ не проходилъ,

Никто путёмъ небитымъ.

‘Шли мсяцы, межъ тмъ какъ мы,

Незнавшіе печали,

Подъ кровомъ благотворной тьмы

Въ восторгахъ утопали,

Во мн день это дня любовь

Сильне разгаралась,

Я ни изъ знаковъ, ни изъ словъ

Его не догадалась,—

А догадаться бы могла —

Что онъ меня не любитъ,

Что въ немъ душа коварна, зла,

Что онъ меня погубитъ’

‘Однажды, въ думу погружёнъ,

Передо мной несчастной

Коварный высказалъ, что онъ

Влюбленъ въ Женевру страстно.

Давноли къ ней зажглась въ немъ страсть,

Не знаю, не открою,

Но посуди, какую власть

Взялъ Герцогъ надо мною!

Онъ, не красня, мн въ своей

Любви къ другой открылся,

И помощи моей злодй

Просить не постыдился’!

‘Онъ говорилъ, что не питалъ

Къ Женевр страсти нжной,

Но мнимой страстью прикрывалъ

Свой умыселъ надежной,

Что, пристрастивъ ее къ себ,

Въ бракъ съ ней вступить намренъ,

Что снизойдетъ къ его мольб

Самъ царь, въ чемъ онъ увренъ:

Другой не смлъ бы при Двор

Надеждой льститься сею,

Но онъ,— онъ первый по цар

Породою своею.

‘Онъ уврялъ, что если мы ой

Своей достигнетъ цли,

И будетъ царскою роднёй,

О чемъ отъ колыбели

Мечталъ, мечту въ душ храня

Съ заботой безпокойной,

То не забудетъ ввкъ меня

И наградитъ достойно,

И клялся, что забывъ жену,

Презрвъ весь подъ прекрасной,

Меня всегда, меня одну

Любить онъ будетъ страстно.

‘Я имъ и для него жила,

Остившисъ любовью,—

И не умла, не могла

Прибгнуть къ прекословью,

Чего бы въ жертву я принесть

Ему не захотла?…

При первомъ случа завесть

Объ немъ я рчь успла,

Какъ предъ соперницей моей

Его я выхваляла!

Какъ страсть настойчиво я въ ней

Къ нему воспламеняла!

‘Свидтель Богъ, что я объ немъ

Отъ всей души радла,

Но предъ царевною ни въ чемъ,

Къ несчастью, не успла,

И не могла,— другой предметъ

Увлекъ ея вниманье,

Имъ, имъ однимъ ей красенъ свтъ,

О немъ ея мечтанье.

У насъ былъ рыцарь молодой,

Привтливой, прекрасной,—

И онъ-то овладлъ душой

Моей царевны страстной.

‘Онъ изъ Италіи пришолъ

На Сверъ съ младшимъ братомъ,

И скоро славу приобрлъ

Завидную булатомъ,

Онъ всхъ Шотландцевъ помрачилъ

На свтломъ пол боя.

Нашъ царь отъ сердца полюбилъ

Безстрашнаго героя

И, какъ любимцу своему —

Какъ избранному другу,

Далъ множество земель ему ‘

За врную услугу.

‘Аріодантъ — такъ звался сей

Герой непобдимый —

Царемъ, какъ лучшій изъ вождей,

И чтимый и любимый,

Еще милй царевн былъ

По нжности взаимной.

О, какъ Женевру онъ любилъ!…

Нтъ! ни Везувій дымной,

Ни Этна въ глубин своей,

Ни Троя въ дни печали

Живе, пагубнй, сильнй

Огней не пораждали.

‘О, сколько разъ царевну я

Молила, убждала!

И все напрасно,— страсть ея

Мольбамъ не уступала.

О Герцог моемъ она

И слышать не хотла,

Всегда любви своей врна,

Досадою кипла,

И всякой разъ въ ея очахъ

Презрнье выражалось,

Когда о Герцог въ рчахъ

Мн намекать случалось*

‘He разъ онъ слышалъ мой совтъ

Безплодный трудъ оставить.

Когда надежды бол нтъ

‘Любить себя заставишь,

И я, какъ ни была скромна,

Предъ нимъ открыла ясно,

Что дочь царева влюблена

Въ Аріоданта страстно,

Такъ страстно, что и рки водъ

И Океанъ безбрежной

Ни полу-искры не зальётъ

Въ пожар страсти нжной.

‘Альбанскій Герцогъ — Полинесъ —

Изъ тайны сей плачевной

Узналъ, что трудъ его изчезъ,

Что презрнъ онъ царевной,—

Въ глазахъ ея другой милй!…

И, гордости послушной,

Перенести обиды сей

Не могъ онъ равнодушно.

Погасла прежняя любовь,

И, ненависти сила,

Надменнымъ овладвъ, всю кровь

Въ немъ желчью напоила.

‘И онъ, ожесточась душой,

Ршился въ ту же пору

Между влюбленною четой

Навкъ посять ссору,

Навкъ враждой союзъ сердецъ

Расторгнуть ихъ заставить

И, царскій помрачивъ внецъ,

Царевну обезславишь.

Никто еще не замышлялъ

Хитрй, гнусне, кова,

Злодй отъ всхъ его скрывалъ

И мн объ немъ — ни слова,

‘Чтобъ довершишь начатый трудъ,

Сказалъ онъ мн уныло:

‘Далинда!— такъ меня зовутъ —

Далинда, другъ мой милой!

Ты знаешь,— древо пять-шесть разъ

Руби подъ корень самой,—

Оно, въ отростки раздробясь,

Ростешь себ упрямо:

Такъ и съ любовію моей,

Презрнный, безнадежной —

Я съ каждымъ днемъ сильнй, сильнй

Пылаю страстью нжной,

‘Ужъ мн ее не утолить

Существенностью сладкой!

О, дай, дай мн себя польстить

Таинственной загадкой

И — распаленное — вполн

Насытить вображенье!…

Не откажи, Далинда, мн,—

Въ завтное мгновенье,—

Когда Женевра будетъ спать,—

Во всемъ ея убор,

При лунномъ свт — мн предстать

Съ отрадою во взор.

‘И локоны завей, разбей

И убери такъ точно,

Какъ завиты они у ней,

И, въ часъ явясь полночной,

Съ балкона лстницу спусти,

Какъ важивалось прежде,

А я не премину притти

Въ плнительной надежд,

Что, обнимаючи тебя,

Я обойму царевну:

Такъ, обманувши самъ себя,

Я скорбь смягчу душевну.’

‘Такъ говорилъ онъ мн, и я,

Собою не владя,

За истину, въ часъ забытья,

Почла обманъ злодя.

Я съ лстницею на балконъ,

Въ царевниномъ убор,

Иду, стою и жду,— и онъ —

Злодй — какъ-тушъ на горе!

Пока не совершилось зло,

Я ничего не знала,

Мн и на мысли не пришло

Одуматься сначала.

Передъ размолвкой роковой

За милую царевну

Аріодантъ и Герцогъ мой

Свели пріязнь душевну.

‘Я удивляюсь, говорилъ

Однажды Герцогъ другу,

За что такъ мало ты цнилъ

Всегда мою. услугу,

Тогда какъ я тебя люблю

И уважаю вчно,

И тайны вс съ тобой длю

Съ невинностью безпечной’

‘Ты врно знаешь, что у насъ

Съ Женеврою прекрасной

Давно ужь существуетъ связь,

И понимаешь ясно,

Что я давно хочу отца

Просить о брак съ нею,

За чмъ теб длить сердца?

Ей небывать твоею!

Клянуся Богомъ, еслибъ я

Въ твоемъ былъ положеньи,—

Не сталъ бы виться вкругъ нея

Въ несчастномъ ослпленьи.’

—И я теб, другой въ отвтъ,

Дивлюся чрезвычайно,

Я прежде этотъ милый цвтъ

Лелялъ думой тайной,

Я прежде полюбилъ, чемъ ты

Замченъ былъ Прекрасной.

Ты вдаешь, что нтъ четы

На свт бол страстной,

Единственный ея обтъ —

Супругой быть моею,

Ты знаешь,— въ чемъ сомннья нтъ

Что не любимъ ты ею.

—Ты самъ несправедливъ ко мн,

Самъ дружеству невренъ,—

И я же у тебя въ вин!…

Я, впрочемъ, не намренъ

Теб мшать, лишь овладй,

Какъ я, ея душою….

Скажи мн, почему бы ей

Не быть моей женою?

Ты счастливъ милостью царя,—

Я тожъ,— мы равны долей,

Но я, судьб благодаря,

Любимъ царевной бол.—

‘Вотъ-какъ ты, Герцогъ возразилъ,

Любовью ослпился!

Ты думаешь, что ты ей милъ,—

Я тмъ же льщусь и льстился…

Но кто изъ насъ съ тобой правй,

На опыт покажемъ:,

Какъ что у насъ бывало съ ней,

Другъ другу перескажемъ.

Смотри, Аріодантъ, не скрыть

Ни тайны другъ отъ друга,

И кто успетъ побдить,

Тому она супруга.’

Я радъ, я клятву датъ готовъ,

Что вчно не открою

За тайну ввренныхъ мн словъ

Наедин тобою,

Ты въ томъ же, Герцогъ, побожись,

Чтобъ тайнъ моихъ не знали.—

Условится, поклялись

И Крестъ поцловали.

Давъ слово — тайны сохранить

Во глубин душевной,

Аріодантъ сталь говоришь

Про связь свою съ царевной.

Онъ безъ утайки все открылъ,

Что у него съ ней было,

Сказалъ, что онъ одинъ ей милъ,

Что клятва есть отъ милой

И на словахъ и на письм:

‘Твоею буду вчно!’

Что онъ у ней и на ум

И въ глубин сердечной,

Что если запретитъ отецъ

Ему съ ней обручиться,—

Она ни съ кмъ ужъ подъ внецъ

Идти не согласится,

‘Что, столько знаменитыхъ длъ

Свершивъ въ войн кровавой,

Увковчить онъ усплъ

Царя и царство славой,

Что Государь его труды

Всегда цнилъ и цнитъ

И, проложившему слды

Къ величью, не измнитъ,

И съ дочерью его своей —

Съ Женеврой — сочетаетъ,

Что, наконецъ, онъ — милый ей —

Её своей считаетъ.

‘Вотъ, въ заключенье отъ сказалъ,

Вотъ наши отношенья!

Кто счастливй меня? кто зналъ

Невиннй наслажденья?…

Другаго я и не ищу,—

Нтъ, нтъ! избави Боже,

Пока ее не заключу

Въ объятья въ брачномъ лож!

Да и надежда бы тщетна

Была на все другое,

Я знаю, какъ она скромна,—

Я за нее въ поко.’

‘Аріодантъ пересказалъ

Всю чувствъ сердечныхъ повсть,

Открылъ, чмъ онъ себя ласкалъ

И что внушала совсть.

Тутъ Герцогъ, думавшій давно

Его поссоришь, съ милой,

‘Нтъ, нтъ! сказалъ, мн суждено

Совсемъ другое было,

Я счастливй тебя стократъ,

И самъ ты скажешь то же,

Узнавъ про тьму моихъ отрадъ —

Одна другой дороже.

‘Поврь,— ты ею не любимъ,

Она тебя проводитъ,

И часто, какъ вдвоемъ сидимъ,

Рчь о теб заводитъ

И надъ любовію твоей

Смется, что есть силы. ‘

Со мной у ней идетъ ладнй,

У насъ… послушай милый,

Не буду ничего таишь,

Затмъ что далъ присягу,—

А лучшебъ остальное скрыть

И дале ни шагу.

‘Я въ мсяцъ по пяти ночей,

По десяти и бол

Въ объятьяхъ провожу у ней

И нжуся на вол…

Суди же, кто изъ насъ двоихъ

Счастливй,— я ли, ты ли?…

Тебя въ святой восторговъ часъ

Словами лишь кормили….

Не ты,— я милъ ея очамъ,

Мой верхъ! я торжествую!

Оставь ее за мной, а самъ

Сыщи себ другую.’

—Нтъ, нтъ! не врю! возразилъ

Аріодантъ съ досадой,

Ты эту сказку сочинилъ,

Чтобъ съ ней — съ моей отрадой —

Меня разсорить клеветой

Презрнною, безстыдной.

Поддержишь ли ты отзывъ свой

Объ ней чрезчуръ обидной?

Безжалостный врагъ клеветы

И правды обожатель,

Л докажу мечемъ, что ты

Не лжецъ лишь, но предатель.—

‘Смшно бы, Герцогъ отвчалъ,

Смшно бы, право, было

Принять убійственный металлъ

И воруженной силой

Доказывать, что я могу

Открыть на дл ясно.’

Внимая тайному врагу,

Аріодантъ несчастной

Оцпенлъ, оледнлъ,

И врнобъ умеръ съ горя,

Когдабъ во всемъ поврить смлъ,

Съ клеветникомъ не споря.

‘И съ мертвой блдностью ланитъ,

И скрежеща зубами,—

‘Даю обтъ, онъ говоритъ

Дрожащими устами,

Даю обтъ — отстать отъ ней —

Отъ щедрой предъ тобою

И отъ скупой передъ моей

Любовью огневою,—

Когда, въ полночной тишин

Ввряясь съ ней отрадамъ,

Завидный жребій свой вполн

Моимъ покажешь взглядамъ.’

—Радъ! молвилъ Полинесъ, дай срокъ,—

Я все теб открою.—

Разстались. День — другой протёкъ,—

И я своей чредою

Назначила въ извстный часъ

Любовнику свиданье,

А онъ, исполнить торопясь

Коварное желанье,

Далъ знать сопернику, чтобъ тотъ

На грустный смотръ явился,

Какъ только срочный часъ придётъ,—

И межъ развалинъ скрылся,

‘И предъ балкономъ указалъ

Ему пріютъ онъ тайной.

Аріодантъ подозрвалъ

Тутъ ковъ необычайной:

Не замышлялъ ли врагъ завлечь

Его туда нарочно

И въ грудь вонзить коварный мечъ

Порою полуночной,

А. не предательство ему

Открытъ Женевры милой,

Плнившейся другимъ,— чему

Поврить трудно было.

‘Аріодантъ на вражій зовъ

Притти не побоялся,

Но не одинъ,— всё тайный ковь

Несчастному мечтался.

Есть у него любимый братъ

По имени Лурканій,

Со славою стократъ булатъ

Вращавшій въ бурной брани,

Лурканій чудо — не герой

На битвахъ и на вч,—

Одинъ десятерыхъ собой

Онъ замнялъ на сч.

‘Его-то онъ съ собою взялъ

Во всемъ вооруженьи,

Но тайнъ ему не открывалъ

Въ несчастномъ положеньи,—

И межь развалинъ помстивъ

Въ извстномъ отдаленьи:

‘Когда услышишь мой призывъ,

Проговорилъ въ смущеньи,

Явись ко мн, но слушай, братъ,

Не приходи безъ зова,

Такъ я хочу, законъ мой святъ

И вопреки ни слова!’

—Не бойся, отвчаетъ тотъ,

Все сдлаю, что можно.—

Аріодантъ идетъ вперёдъ

И — скрылся осторожно

Въ глуши подъ кровомъ тишины,

Насупротивъ балкона.

Съ другой выходишь стороны

Врагъ чести, врагъ закона

Коварный Полинесь, и знакъ

Мн подаетъ условной.

Я не предвидла никакъ

Въ семь дл злобы кровной.

‘Я выступаю на балконъ

Въ одежд блоснжной

И въ золот со всхъ сторонъ,

На голову небрежно

Накинувъ токъ въ букетахъ розъ.

Стоящихъ діадимой,—

Плнительный уборъ волосъ,

Царевной лишь носимой.

Я выступаю на балконъ,

И можно видть было

Меня въ лицо со всхъ сторонъ

Въ полуночи унылой.

‘Лурканій между тмъ, боясь,

Чтобъ съ братомъ не случилось

Какой нибудь бды въ сей часъ,—

А можетъ быть, родилось

И любопытство у него

И мысли возмутило,—

Тишкомъ, не молвивъ ничего,

Какъ бы влекомый силой,

Перебирался въ потьмахъ,

Шелъ, шелъ,— остановился

И тайно, въ десяти шагахъ

Отъ брата помстился.

‘Не зная вовсе ни о чёмъ,

Въ царевниной одежд

Я вышла на балконъ тайкомъ,

Какъ говорила прежде,

Гд часто Полинеса я

Въ ночной тиши встрчала.

Луна, дрожащій свтъ лія,

Уборъ мой осребряла.

У насъ, скажу теб, герой,

Съ Женеврою есть сходство,

Чуть разнятся между собой

И станъ нашъ и дородство.

‘Сокрывшися въ глухой дали,

Въ полуночномъ туман,

Не быть на счётъ мои не могли

Насчастные въ обман, —

И Герцогъ наконецъ достигъ

Меты своей презрнной!

Но что почувствовалъ въ сей мигъ

Аріодантъ смущенной?

Предатель чести — Полинесъ

На лстницу ногою

И — на балконъ мгновенно взлзъ,

И — былъ уже со мною.

‘Я бросилась и обвилась

Вокругъ него руками,

И въ щоки и въ уста впилась

Горячими устами,

Какъ наживалось у меня

При каждомъ посщеньи.

Злодй, себ не измни,

Въ притворномъ восхищеньи

Ни поцлуевъ не щадитъ

Ни ласки сладострастной’

Аріодантъ вдали стоитъ

И — все, все видишь ясно.

‘Сраженный горестью, тогдажь

Онъ умереть ршился,

Поставилъ на эфесъ палашъ

И къ острею склонился.

Лурканій, вчно нжный братъ,

Безславья зритель грустной.

Былъ удивленіемъ объятъ,

Смотря, какъ Герцогъ гнусной,—

Котораго онъ не узналъ,—

Въ объятья принятъ мною,

И къ безнадежному предсталъ

Съ простертою рукою.

‘Замедли онъ — сей нжный братъ —

Одною лишь минутой,

Иль будь подале,— булатъ

Свершилъ бы подвигъ лютой.

‘Прочь, прочь убійственный металлъ

Отъ груди сей ревнивой!

Лурканій брату закричалъ,

Приближась торопливо.

Какъ! изъ-за женщины умрётъ

Мой другъ, мой братъ могучій!…

Пусть всхъ ихъ втеръ разнесётъ

Какъ облака зыбучи!

‘Побереги остатокъ дней

Для лучшихъ длъ — для славы!

Она преступница,— для ней

Готовь конецъ кровавый!

Она была теб мила

До виднной измны,

Чреда любви твоей прошла,—

Забудь предметъ презрнный,

И мечь, пресчь готовый дни

Твои въ ночи сей темной,

Для обличенья сохрани

Женевры вроломной.’

‘Увидвъ брата предъ собой,

Любовникъ безутшной

Отсрочилъ замыслъ роковой,

Предпринятый поспшно,

Отсрочилъ до поры другой,—

Несчастнымъ жизнь — страданье.

Онъ всталъ съ растерзанной душой

И шелъ, храня молчанье,

При нжномъ брат утаивъ

И скорбь души убитой

И бурный ярости порывъ

Съ кипящей кровью слитой.

‘Влекомъ отчаяньемъ слпымъ,

Онъ, не сказавъ ни слова

Ни брату ни друзьямъ своимъ,

По утру изъ-подъ крова

Пустился въ путь, причину братъ

Да Герцогъ только знали,—

А вс другіе наугадъ

Судили, толковали,

Везд объ немъ былъ разговоръ

Живой но не весёлый,

Объ немъ тужилъ, грустилъ и Дворъ

И города и сёлы.

‘Прошло дней восемь, наконецъ

Какой-то путникъ входитъ

Съ ужасной встью во Дворецъ

И прямо рчь заводитъ

Передъ царевной молодой,

И говоритъ Прекрасной,

Что въ бездн потонулъ морской

Аріодантъ несчастной,

Что онъ въ широкіе валы

Бушующаго моря

Самъ бросился съ крутой скалы,

Не переживши горя.

‘Надумавшійся замыслъ свой

Свершить необычайной,

— Такъ путникъ продолжалъ — со мной

Онъ встртился случайно.

‘Ступай за мной’ онъ говорилъ,

И посл предъ царевной

Скажи, по ней мн свтъ немилъ,

Скажи, что рокъ мн гнвной

Судилъ въ ночи, въ несчастный часъ,

Ужъ слишкомъ много видть…

Когдабъ я слпъ былъ въ этотъ разъ,

Менябъ такъ не обидть.’

‘На Капо-Бассо въ этотъ мигъ

Съ несчастнымъ мы стояли,

Все высказавъ, онъ въ море прыгъ,—

И волны заплескали

И надъ утопшимъ развились

Покровомъ погребальнымъ…

И я къ теб, оставивъ мысъ,

Съ извстіемъ печальнымъ.’

Женевра, выслушавши всть

Съ тоскою безотрадной,

Не можетъ духа перевесть,

И градомъ потъ съ ней хладной.

‘Чего не длала она,

Чего не говорила,

Какъ въ спальн осталась одна

И двери затворила!

То платье рвала, не щадя,

То кудри золотыя,

Аріодантовы твердя

Слова заповдныя:

Съ того ему сталъ свтъ немилъ,

Что рокъ жестокій, строгой

Ему несчастному судилъ

Увидть слишкомъ много!

‘И скоро всюду горькій слухъ

О томъ распространился,

Упалъ у царедворцевъ духъ,

И царь самъ прослезился,

А сколько было слезъ у Дамъ

И у питомцевъ брани!..

Но ихъ всхъ бол въ дань скорбямъ

Несчастный лилъ Лурканій!

Онъ такъ былъ огорченъ, что самъ

Задумывалъ булатомъ

Прервать нить жизни и къ тнямъ

Сойти во слдъ за братомъ.

‘И размышляя самъ съ собой,

Что братъ его безцнной

Женеврой разлученъ съ землёй,

Убитъ ея измной,

Въ отчаяньи ршился ей

Воздать жестокой местью.

Въ безумной слпот своей

Не дорожилъ онъ честью,

Не побоялся потерять

Любовь къ себ цареву

И въ царств ненавистнымъ стать,

Обидвъ прелесть-дву.

‘И говорилъ передъ царёмъ,

Когда народъ, въ палат

Собравшійся, киплъ кругомъ:

‘Рчь у меня о брат,—

Узнай, онъ дочерью твоей

Обиженъ былъ жестоко,

И разлучился съ ношей дней,

Блуждая одиноко.

Онъ видлъ самъ ея позоръ,—

Женевра стыдъ забыла,—

И жизнь злосчастному съ тхъ поръ

Была уже постыла.

‘Мой братъ влюбленъ въ царевну былъ,

Я этаго не скрою,

‘Но, скромный, онъ ее любилъ

Любовію святою,

И скромно ждалъ ея руки

Въ награду за услуги.

И чтожь? онъ обонялъ цвтки

Въ отрадные досуги,—

Другой — всемъ древомъ овладлъ

И плодъ похитилъ сладкой,

Къ которому мой братъ не смлъ

Коснуться и украдкой.’

‘Тутъ разсказалъ подробно онъ,

Какъ, въ часъ полночи тёмной,

Женевра вышла, на балконъ

И приняла не скромно

Любовника,— а кто онъ былъ,

Развдать не возможно,

Переодвшись приходилъ

Любовникъ осторожной.

‘И справедливость этихъ словъ,

Сказалъ потомъ Лурканій,

Я подтвердить всегда готовъ

Въ рукахъ съ оружьемъ брани.’

‘Какъ бдный царь былъ огорченъ

Нежданнымъ симъ извстьемъ,

И потому, что очерненъ

Дочернинымъ безчестьемъ —

Чего не могъ провидть онъ

Въ царевн непритворной,—

И потому, что принужденъ

Казнить ее позорно,

Когда какой нибудь герой

Не ополчится къ брани

И не докажетъ, кончивъ бой,

Что клеветалъ Лурканій!

‘Теб извстно, Государь,

Лурканій тутъ прибавилъ,

Какъ въ сей стран велося встарь,—

Не измнять намъ правилъ,

Извстно,— женщина должна

Погибнуть безъ возврата,

Когда она обличена

Истцомъ въ длахъ разврата,

И въ цлой мсяцъ не найдетъ

Защитника въ геро,

Который честь ея спасетъ

Съ истцомъ въ кровавомъ бо.’

‘И царь, считавшій клеветой.

Дочернино безчестье,

Отправилъ тою же порой

По областямъ извстье.

Что въ бракъ тому онъ дочь сулитъ,

Кто честь ея оправитъ.

И чтожь? никто къ ней не спшитъ,

Всмъ ужасъ сердце давитъ,

Вс другъ на друга поглядятъ

И — дале отъ брани,

И грустно про себя твердятъ:

Непобдимъ Лурканій!

‘Случися на бду ея —

Моей царевны бдной,—

Что, бросивъ родины края,

Пустился въ путь побдной

Любимый братъ ея Зербинъ,

И рыщетъ по чужбин.

Когда бы онъ — краса дружинъ —

Былъ здсь при сей годин,

Когда бы онъ провдать могъ,

Что дется съ сестрою,—

Онъ врнобъ ей въ бд помогъ,

Не убоявшись бою.

‘Межь тмъ царь далъ себ обтъ,

Судъ битвы упреждая,

Узнать, виновна или нтъ

Царевна молодая,

Не кроетсяль въ семь мрак длъ

Чужихъ интригъ позорныхъ,—

И многихъ задержать веллъ

Двицъ и Дамъ придворныхъ.

Вина царевнина стыда —

Я думала, быть худу

Со мной и съ Герцогомъ, когда

Задержана я буду.

‘И въ полночь тайно изъ дворца

Я къ Герцогу бжала,

И съ томной блдностью лица

Ему пересказала,

Какой конецъ намъ угрожалъ,

Когда бы я не скрылась.

Онъ, похваливъ меня, сказалъ,

Чтобъ бдъ я не страшилась,

И отпустивъ со мной двоихъ

Проводниковъ, отправилъ

Въ одну изъ крпостей своихъ…

Злодй мн ковы ставилъ.

‘Теперь ты видишь, Государь,

Какъ я его любила,

Какія жертвы на алтарь

Любови приносила,

Ты видишь, долженъ ли онъ былъ

Мн отвчать любовью?

И чтожь? онъ въ мысляхъ положилъ

Моей упиться кровью!

Ты видишь, можно ли, любя

Любовью негасимой,

Ласкать надеждою себя —

Взаимно быть любимой?

‘Неблагодарный извергъ сей

Въ невзгоду усумнился

Въ любви и врности моей…

Конечно, онъ страшился,

Чтобъ не открыла я въ свой часъ

Его крамолы темной.

Злодй, искусно притворясь,

Меня отправилъ скромно

Въ свой замокъ, гд бы въ тишин.

Я скрылась безопасной,

А между тмъ конецъ онъ мн

Приготовлялъ ужасной.

‘Онъ далъ проводникамъ приказъ.

Какъ вступимъ въ чащу лса,

Убить меня… и въ этотъ часъ,

По зврству Полинеса,

Мнбъ, безъ тебя, уже не жить,

Не нжить взора свтомъ.

Нотъ-каково любви служить

И жить на свт атомъ!’

Такъ продолжала свой разсказъ

Далинда молодая,

То перелсками несясь,

То полемъ прозжая.

Какъ радъ былъ пламенный герой,

Готовившійся къ сч

За честь царевны молодой,—

Какъ радъ съ Далиндой встрч!

И если прежде онъ желалъ

За бдную вступиться,—

Теперь горлъ, теперь пылалъ

За честь ея сразиться,

Теперь защитникъ красоты

Отъ спутницы подробно

Узналъ весь замыслъ клеветы,

Вс козни мести злобной,

И въ Сан-Андрусъ во весь опоръ

Съ сопутницею мчится,

Гд грустный царь и грустный Дворъ

Отчаяньемъ томится,

Гд поединкомъ долженъ былъ

Надъ двою несчастной

Ршиться судъ. Ринальдь спшилъ

Разрушишь ковъ ужасной.

Вблизи отъ городскихъ воротъ

Онъ и щитоносца встртилъ,

Про все распрашивалъ, и вотъ

Какъ тотъ ему отвтилъ:

‘Оставивъ родины края,

Могучій грозной силой

Для защищенія ея —

Царевны нашей милой —

Какой-то Рыцарь прискакалъ

Въ доспх небываломъ,

Никто его здсь не узналъ.

Онъ вчно подъ забраломъ,

Сей тайны даже стременной

Никакъ не разгадаетъ,

И при распросамъ онъ съ божбой:

‘Не знаю!’ отвчаешь.’

Вотъ путники ужъ у воротъ,

Далинда оробла,

Смшалась и никакъ вперёдъ

Пускаться не хотла,

Но согласилася потомъ,

Поврившись Герою.

Вороша заперты кругомъ,

Увидвъ предъ собою

Привратника, Ринальдь спросилъ,

За чмъ ихъ затворили,

‘За тмъ, привратникъ говорилъ,

Что вс при битв были,

Которая у пришлеца

Съ Лурканіемъ зажглася

Вдвоемъ — у дальняго конца,—

Она ужь началася,

Въ лугу довольной ширины

Сраженье происходитъ.’

И ворота отворены,

И Рыцарь въ городъ входитъ.

Весь городъ пустъ, вс, на бою,—

Туда Ринальдъ направилъ

Коня, а спутницу свою

Въ гостинниц оставилъ.

Сказавъ, чтобъ тамъ его ждала,

Пока онъ возвратится.

Окончивъ важныя дла,

Самъ вихремъ къ лугу мчится,

Гд два безтрепетныхъ бойца

Другъ друга поражаютъ,

И что ударъ, то ихъ сердца

Неистовй пылаютъ:

Одинъ на гибель красоты

Разжогь свой гнвъ кровавой,

Другой за жертву клеветы

Сражается со славой.

Шесть пшихъ рыцарей кругомъ,—

На нихъ уборъ богатый,

Блистаютъ златомъ и сребромъ

И шлемы ихъ и латы,

И Коннетабль — и Полинесь

На жеребц красивомъ

Летаетъ тамъ, гд копій лсъ,

Въ восторг суетливомъ.

Надежда сладкая сбылась,

Женевр нтъ спасенья!

Онъ видлъ — гибель ужь вилась

Надъ бдной жертвой мщенья.

Ринальдъ прорзался въ народъ,—

Баярдъ его ртивой,

Какъ буря, сквозь толпы вперёдъ

Летитъ нетерпливо —

И проложилъ широкій слдъ

Владльцу Монт-Альбана.

Вс видятъ въ немъ героевъ цвтъ’.

Красу и радость стана.

Уже Ринальдь передъ царемъ,

И вс его обстали,

И мысль и взоры всхъ на немъ,

И вс ему внимали.

‘Вели, Монархъ, сказалъ Герои,

Вели пресчь сраженье!

Падетъ ли тотъ или другой —

Безвинно ихъ паденье:

Одинъ себ вообразилъ,

Что въ бой за правду идетъ,— ‘

И онъ не правъ, онъ погршилъ,

И самъ того не видитъ,

Что брата старшаго въ морской

Пучин погрузило,

То брату младшему на бой

Оружіе вручило,

‘Другой, невдая крамолъ,

И вашихъ длъ не зная,

Спасти красавицу пришолъ,

Для ней онъ, въ бой вступая,

Какъ благородный человкъ,

Готовъ погибнуть съ честью,.

Но я съ спасеньемъ ей притекъ

И съ гибельною местью

Тому, кто смлъ ее чернить

Безстыдной клеветою.

Вели сраженье прекратить,—

Я всё теб открою.’

И сладостная рчь и видъ

Героя величавый —

И все царю прервать велитъ

Невольно бой кровавый.

Вс смолкли, тишина кругомъ,—

И рыцарь благородной

Передъ царемъ, передъ Дворомъ,

Передъ толпой народной

Съ начала до конца раскрылъ,

Пересказалъ подробно,

Какъ Полинесъ царевн мстилъ,

Какъ строилъ ковъ ей злобной,

И сказанное доказать

Оружьемъ вызывался.

Велли Полинеса звать,—

Предатель показался,

Онъ трепеталъ, но возражалъ

Безсовстно Герою.

‘Въ бои! бой ршитъ, Ринальдо сказалъ,

Кто правъ изъ насъ съ тобою!’

И тотъ и тотъ вооруженъ,

Готово поле брани,

Нажаты ноги у стременъ

И сжаты копья въ длани.

Какой восторгъ объялъ сердца

Монарха и народа!

Вс ждутъ съ веселіемъ лица,—

Вотъ, вотъ пройдётъ невзгода,

Вотъ самъ Господь воззритъ съ небесъ

Къ царевн обнесённой!

Вс знали, кто былъ Полинесъ

Коварной, непреклонной…

И кто бы не былъ убжденъ,

Что этотъ замыслъ темной

Имъ и затенъ и ведёнъ

Противъ Женевры скромной?

Дрожащій, блдный — онъ стоитъ,

Глядитъ и ждетъ сраженья.

Вотъ въ третій разъ труба трубитъ,—

Онъ, въ ужас смятенья,

Копье назадъ, — Ринальдъ, пустясь

Стрлой врагу навстрчу,

Намтилъ въ грудь, чтобы заразъ

Съ злодемъ кончитъ счу.

Обтъ души его рука

Свершила не робя,

Копье до самаго древка

Вонзилось въ грудь злодя.

Онъ на шесть отлетлъ локтей,

Могучимъ сбитый съ стремя,

Ринальдъ къ нему, Ринальдъ скорй

Шеломъ срываетъ съ темя,

Обезоруженный злодй,

Смирясь, пощады проситъ

И въ преступленьяхъ прежнихъ дней

Раскаянье приноситъ.

Еще во всей своея пор

Прощаясь съ жизнью красной,

Онъ открываетъ при цар

Весь замысл свой ужасной’

Едва окончить онъ усплъ

И — съ жизнію простился.

Монархъ душою просвтллъ,

Разцвлъ, переродился,

Невинность дочери открывъ,

На гибель обреченной.

Онъ такъ былъ радъ и такъ счастливъ,

Какъ бы, внца лишенной,

Опять, по вол горнихъ Силъ,

Внчался имъ на царство.

О, какъ Ринальда онъ честилъ,

Открывшаго коварство!

Честимый Рыцарь снялъ шеломъ,—

И царь въ восторг таетъ:

Знакомаго героя въ нёмъ

Нежданно онъ встрчаешь,—

И очи къ небесамъ возвелъ

Съ слезами умиленья….

А что же Рыцарь, что пришелъ,

Въ дни общаго смятенья,

Омыть младой царевны стыдъ

Рукою воруженной?…

Все замчая, онъ стоитъ,

Въ раздумье погруженной.

Царь проситъ, молитъ пришлеца

Открыть, кто онъ, откол,

Хоть показать черты лица,

Поднять шеломъ — не бол —

И мзду достойную принять

За подвигъ благородной.

Упрошенный ршился снять

Забрало всенародно,—

И чтожь открылося для глазъ?

Вс видятъ предъ собою…

Когда не скученъ мой разсказъ,— *

Все посл вамъ открою.

ПРИМЧАНІЯ.

Неистовый Орландъ.— Orlando Furioso — есть продолженіе Влюбленнаго Орланда — Orlando Innamorato — Маттея Боярда, вотъ почему переводчикъ Аріоста почелъ нужнымъ приложить къ своему переводу нкоторыя ссылки на Влюбленнаго Орланда и присовокупить насколько необходимыхъ примчаній, не обходимыхъ, говорю я, потому что излишнія примчанія могли бы, безъ большой пользы, увеличитъ книгу.

Переводчикъ предполагалъ присовокупить къ первой части Орланда жизнь Аріоста и полный разборъ его Поэмы, но ршился напечатать то и другое въ отдльной книжк по отпечатаніи всей Поэмы.

ПСНЬ ПЕРВАЯ.

Стансъ 1.

Въ честь Рыцарей, любви и Дамъ

И смлыхъ предпріятій,

Какъ съ Аграмантомъ по морямъ

Приплыли Мавровъ рати….

Аграмантъ, по вымыслу Боярда,— по вымыслу,— ибо война Аграманта съ Карломъ не есть событіе историческое,— Аграмантъ сынъ Маврскаго — Африканскаго — царя Траяна, никогда не существовавшаго. Въ честь Рыцарей и пр. эллипсисъ для избжанія слова: пою, которое въ Русскомъ язык не однознаменателно съ Италіанскимъ canto.

Стансъ 2.

И объ Орланд будетъ рчь…

Орландъ, племянникъ, по сестр, Карла Великаго, влюбившійся въ Ангелику, призжавшую будто бы съ братомъ своимъ Аргаліемъ ко Двору Французскому.

Diro d’Orlando in un’medesmo tratto…

И объ Орланд будетъ рчь…

Поэтическое canto въ 1-мъ станс и прозаическое diro во 2-мъ станс, ясно показываютъ, что такое Неистовый Орландъ, это Поэма — Романъ, сліяніе Поэзіи съ прозою, идеальнаго съ существеннымъ, но сліяніе очаровательное, въ высочайшей степени, художественное.

Стансъ 5.

Великодушный Ипполитъ!

Ираклово рожденье.

Ипполитъ, сынъ Иракла Эста — Ercolea prole — втораго Феррарскаго Герцога.

Стансъ 11.

Онъ черезъ лсъ быстрй бжитъ,

Чемъ селянинъ….

На игрищахъ кипящихъ…

Въ подлинник,

Е pi leggier correa per la foresta

Ch’ al pallio rosso il villan…

Въ Италіи между поселянами на игрищахъ было обыкновеніе бгать въ запуски, побдитель получалъ въ награду кусакъ краснаго сукна — pallio rosso.

Ст. 29.

Стих. 7—8. Аргаліы, братъ Англелики, Катайской царевны, въ Индіи, носившій очарованный доспхъ, былъ, подобно Ахиллесу, неуязвляемъ — invulnerabilis, одно только мсто на всемъ его тл доступно было ранамъ, и въ это-то мсто поразилъ его предатель Феррагь, Боярдъ.

Ст. 30. Стих. 6. Ланфузою поклажа.

Ланфуза — мать Феррага.

Ст. 40. Ст. 1. 2.

Съ часъ мста, Государь, онъ былъ

Объятъ тоской глубокой.

Pensoso pi d’un’ ora, a capo basso,

Stette, Signore…

Аріостъ обращается, въ этомъ станс, къ Ипполиту, или, можетъ быть, къ Альфонсу. Надобно знать, что Аріостъ всю Поэму свою читалъ, по пснямъ, при Феррарскомъ Двор, гд каждый, или почти каждый, вечеръ собиралось лучшее, по тогдашнему понятію, т. е. образованнйшее общество — любители Изящнаго. Въ XVI вк отъ Придворнаго требовалось, чтобы онъ посвященъ былъ въ таинства Изящнаго. Обь этомъ Бальтазаръ Кастильоне написалъ полной превосходный трактатъ въ трехъ частяхъ, подъ названіемъ: Il Cortegiano — Придворный, вотъ причина неимоврныхъ успховъ въ Изящныхъ Искуствахъ Италіанцовъ въ XVI вк. Ad exemplum regis componxtur lotus mundus. Золотое время!… когда оно возвратится на землю? На этотъ вопросъ можно отвчать, когда очистится на земл нравственная атмосфера, когда нравственный магнитизмъ не будетъ перевшивать нравственнаго электричества. Въ вещественному мір электричество и магнитизмъ составляютъ дв противуположности, въ мір духовномъ есть свои противуположные полюсы, это — гуманитетъ и эгоизмъ, гд преобладаетъ первый, тамъ народы благоденствуютъ, гд преобладаетъ послдній, тамъ народы бдствуютъ — короче, тамъ свирпствуетъ нравственная холера.

Ст. 43. Стих. 7-12.

Младая двица-краса…

Въ подлинник:

La vereine che l’fior, di ehe pi zelo

Che de’ begli occhi e della vita aver de’,

Lascia alerui corre…

Здсь какъ и въ нкоторыхъ другихъ мстахъ, переводчикъ близостію пожертвовалъ нравственной Граціи.

Ст. 78.

Въ Арденахъ два ключа журчатъ…

Эти два ключа, можетъ быть, взяты изъ древнйшаго преданія о двухъ источникахъ въ Беотіи. Подобный источникъ встрчается въ Дантовомъ Чистилищъ. Пснь 28. Терц. 4І.

ПСНЬ ВТОРАЯ.

Стансъ 1.

Зачмъ, жестокая любовь.

Наперекоръ желаньямъ...

У Аріоста вс псни оканчиваются какъ сказки въ Тысяча одной ночи, а начинаются какимъ нибудь введеніемъ нравственнымъ, патетическимъ, примнительнымъ и пр. Эти отступленія, повидимому, останавливающія ходъ Поэмы, но не мене того тсно связанныя съ дйствіемъ, составляютъ у Аріоста дидактическую часть Поэмы и, должно сказать, вс он прелестны.

Ст. 29. Стих. 11. 12.

И волны въ ярости своей

До марса воздымали.

Марсъ-Cabbia-коробъ на мачт, слово техническое морское.

Ст. 52. Стих. о. 6.

Отецъ его Рожеръ, а мать

Была — дочь Аголанта…

Имя Аголантавой дочери было Галачіелла. Аголантъ убитъ Ринальдомь. Боярдъ.

ПСНЬ ТРЕТЬЯ.

Ст. 10. Стих. 1. 2.

Мерлинъ, Англійскій волшебникъ, родившійся отъ адскаго духа, жившій при Вортижер и двухъ его преемникахъ. Преданіе говоритъ, что Мерлинь влюбленъ былъ въ Дыму Озера — la Donna uei lago.— Однажды онъ показалъ своей любовниц гробницу, сдланную имъ для себя и для нее, ему и по смерти не хотлось разлучаться съ любезною, неосторожный, онъ открылъ ей заклинаніе, въ силу котораго гробница должна была навкъ закрыться сама собою. Любовница, уговоривши его прилечь въ гробницу, произнесла роковое заклинаніе, и гробница затворилась, но духъ Мерлиновъ продолжалъ говорить и давать отвты всмъ, приходившимъ спрашивать его о будущемъ.

Ст. 17.

Тобою древней Трои кровь

Сольется въ два потока…

Боярдъ производитъ родъ Эстовъ отъ Астіанакса, Гекторова сына.— Вл. Орл. II. III. Преданіе о происхожденіи Франковъ и Саксовъ отъ Троянцевъ было общимъ на Свер, вроятно, потому что Фригія почитается, по крайней мр, почиталась, разсадникомъ южныхъ Европейскихъ народовъ, въ каждомъ Государств были свои Ази, т. е. Герои, Геніи, подобные Кабирамъ. Вотъ почему преданія относительно Трои различны и, не смотря однако же на то, вс он сосредоточиваются въ одномъ: т. е. она почитается колыбелью родоначальниковъ многихъ Государствъ. Должно замтить, что преданія или миы среднихъ вковъ, ознакомившись, сблизившись съ миами древняго міра, смшались, слились съ ними, то же, вроятно, было и съ миами, такъ называемаго, древняго міра, они своей чредою слились съ миами міра древнйшаго. Въ Поэзіи, принимая ее въ обширнйшемъ значеніи, мняется только форма, а идея, сущность, въ слдствіе организаціи ума и его законовъ, никогда не измняется. Многіе говорили, разсуждали, спорили о Классицизм и Романтизм, но никто еще не доказалъ удовлетворительно, въ чемъ состоитъ различіе между тмъ и другимъ. Да и для чего это различіе? А если оно нужно, то не лучше ли раздлитъ Поэзію по кругамъ, по цикламъ, сообразно съ ходомъ ума человческаго. Такимъ образомъ первый кругъ составила бы Поэзія древнйшаго міра,— Поэзія Индійская, второй — древняго міра,— Поэзія Греческая и Римская, какъ продолженіе Греческой, третій — Поэзія Ново-Европейская. Сіи круги, образуясь и, такъ сказать, вытекая одинъ изъ другаго, составляютъ взаимныя звенья и, слдовательно, никогда совершенно не разсоединяются. Такое раздленіе, по нашему мннію, тмъ врне и опредлительне, что каждый кругъ отличается особеннымъ характеромъ: въ Поэзіи Индійской дйствіе по большой части переносится съ земли на небо, въ Поэзіи Греческой оно происходитъ между небомъ и землею, въ Поэзіи Ново-Европейской почти всегда на земл и въ самомъ человк.

Ст. 24.—54.

Родословная Эстовъ у Аріоста боле поэтическая, нежели историческая, онъ хотлъ въ поэм своей прославить благотворителей своихъ, благотворителей Изящнаго, просвщеннйшихъ Эстовъ, и прославилъ, его Поэма есть великолпнйшій памятникъ, воздвигнутый дому Эстовъ!

Ст. 25. стих. 3—4.

Въ возмездье Эстъ и Калаонъ

Героя ожидаетъ.

Эстъ и Калаонъ — владнія въ Паду.

Ст. 26. стих. 5—6.

Гугонъ

Распуститъ знамя съ змемъ.

Змй — гербъ Миланскихъ владтелей — Висконти.

Ст. 52. стих. 2—12.

Вотъ Пятый предъ тобой Ассонъ,

Его-то мощны длани

Кровавы раны изцлитъ,

Италіи несчастной,

Имъ будетъ Эзелипъ и смятъ

И стертъ въ борьб ужасной

Эзелинъ, происходившій изъ Германіи, но родившійся въ Маркизств Тревизанскомъ, такъ былъ жестокъ, что современники отъ сердца врили, будто бы онъ родился отъ Демона?

Ezellino immanissimo tiranno

Che fia creduto figlio del Demonio…

Овладвши Вероною, Падуею и многими другими Италіанекими городами, онъ управлялъ ими какъ самый жесточайшій тиранъ. Папы Григорій IX, Иннокентій IV и Александръ IV вынуждены были проповдывать противъ него Крестовые походы. Посл многихъ войнъ разбитый Крестоносцами, подъ предводительствомъ Ассона, и жестоко раненый ратникомъ, у котораго онъ прежде изувчилъ въ ужаснйшихъ пыткахъ брата, тиранъ взятъ въ плнъ и съ отчаянья умеръ въ 1259 году, на шестьдесятъ шестомъ году своей жизни. Въ продолженіе тридцати четырехъ лтъ своей тираніи онъ замучилъ боле одиннадцати тысячъ человкъ разнаго состоянія.

Ст. 54. стих. 11—12.

Ассоновъ скипетръ золотой….

Здсь Аріостъ разуметъ Феррару, простирающуюся по берегамъ рки По, гд погибъ Фаэтонъ, сынъ Аполлоновъ. Тамъ долго плакали Фаэтоновы сестры и превратились въ дерева, изъ которыхъ, въ вид слезъ, капали янтаря. Циднъ, Царь Лигурійскій, ддъ Фаэтона, онъ посдлъ отъ горести и наконецъ превратился въ лебедя — cignus.

Ст. 41. стих. 1. 5.

И землю — зависть всхъ земель,

Что назвала Эллада

По роз — розы колыбель.

Это Ровиго, по Латын — Rhodium, съ Греческаго .

Стих. 7.

Тотъ градъ…

Комаккіо, городъ въ Феррар, въ которомъ живутъ, по большей части, рыбаки, они во время морской бури, съ опасностію жизни, загоняютъ изъ моря рыбу на Комакскія долины и ловятъ естамъ для продажи,

С. 46. стих. 7.—8.

Съ какимъ укоромъ взоръ склонилъ

Онъ къ своему сосду!

Намекъ на Венецію и на войны, веденныя послднею съ Феррарою.

Ст. 49. стих. 1.—2.

Не потому, что Града — Левъ

Крылатый не коснется…

Крылатый Левъ — Aligero Leon — гербъ Венеціи.

Ст. 52. стих. 7.— 8.

Здсь мать…

Здсь разумется Римъ — Roma, или Юліи II, жесточайшій врагъ феррарскаго Герцога Альфонса.

Ст. 56. стих. 11—12.

При немъ, какъ въ Августовы дни,

Маронъ возникнетъ новой.

Маронъ — Marone Andrea — былъ при Двор Ипполлипіа извстный Поэтъ — импровизаторъ. Какъ затйливо и, въ то же время, какъ скромно, Аріостъ умлъ, въ этихъ стихахъ, сдлать примненіе къ самому себ!

Ст. 60. стих. 9.

Кто эти двое…?

Намекъ на Ферранта и Юлія — братьевъ Альфонса и Ипполита. Они вступили въ заговоръ противъ перваго и хотли лишитъ его Герцогства Феррарскаго. Заговоръ, веденный посредствомъ одного Французскаго музыканта, открытъ, несчастные уже приговорены были къ смерти, но Герцогъ сжалился и приговорилъ ихъ только на всегдашнее заключеніе.

ПСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Ст. 51. стих. 9.

Гд Каледонскій древній лсъ...

Каледонскій лсъ, жилище страховъ, театръ Рыцарей Круглаго Стола.

НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНДЪ.

ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.

ПСНЬ ПЕРВАЯ.

ПСНЪ ВТОРАЯ.

ПСНЬ ТРЕТЬЯ.

ПСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПСНЬ ПЯТАЯ.

ПРИМЧАНІЯ.

Читайте также: