Неистовый Орланд, Ариосто Лудовико, Год: 1516

Время на прочтение: 15 минут(ы)

0x01 graphic

НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНДЪ,
Л. АРІОСТА.

Переводъ Раича

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

МОСКВА,
въ Типогр. Лазар. Инст. Вост. Языковъ,
1835.

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва, Сентября 9 дня, 1852 года.

Цензоръ Лазаревъ.

ПСНЬ ШЕСТАЯ,

Судьба Аріоданта, Женевры и Далинды. Рожеръ на острова Альцины. Астольфъ превращенный въ миртъ. Встрча Рожера съ чудовищами.
Какъ жалокъ тотъ, кто зло творитъ,
И льститъ себя мечтою,
Что зло его не обличитъ
Въ свой часъ само собою!
Пусть все вокругъ него молчишь,—
Но втръ про тайну взвоетъ,
Земля подъ нимъ заговоритъ
И скрытое откроетъ.
Богъ терпитъ до поры, потомъ
Терпнье оставляетъ,
И гршника егожь грхомъ
Предъ свтомъ обличаетъ.
Мечталъ преступный Полинесъ,
Что, сживъ Далинду съ свта,
На смерть отправивъ въ темный лсъ
Участницу навта,
Онъ въ вчномъ мрак это всхъ
Сокроетъ злодянье,
Но поползнулъ на новый грхъ,
И — слдомъ наказанье,
Которое бы безъ того,
Быть можетъ, запоздало,
Быть можетъ, посл бы его
Преслдовать устало.
Самъ къ смерти онъ спшилъ своей,
И, вмст съ жизнью милой,
Лишился почестей, друзей,—
Всего, что сердцу льстило.
Я въ прежней псни говорилъ,
Что Рыцарь неизвстный
Снялъ шлемъ… и кто же это былъ?…
Аріодантъ прелестный!
Аріодантъ предсталъ въ сей мигъ,
Тотъ витязь знаменитой,
О коемъ столько слезъ живыхъ
Въ Шотландіи пролито:
О коемъ братъ, Женевра, Дворъ
И Царь я вс грустили,
Какъ о смежившемъ свтлый взоръ,—
Такъ вс его любили!
Но какъ же пушникъ говорилъ,
Что нтъ его на свт,
Что дни свои онъ прекратилъ
Въ роскошномъ жизни цвт?
По этому онъ лгалъ? о, нтъ!
Разскащикъ видлъ ясно,
Какъ покидалъ постылый свтъ
Аріодантъ несчастной,
Но не покинулъ, разгадаелъ…
Когда ужъ нтъ отрады,
Прелестный цвтъ надеждъ увялъ,—
Слпцы — мы смерти рады,
Зовемъ ее, она придтъ,—
Мы прочь бжимъ отъ званной,
Аріодантъ на лон водъ
Раскаялся нежданно,
Безстрашный, сильный — онъ поплылъ,
Боролся долго съ влагой,
Плылъ, плылъ и, наконецъ, доплылъ
До берега съ отвагой.
Обдумавши поступокъ свой,
И мысль — разстаться съ свтомъ —
Назвавши буйной слпотой,
Безсмысленнымъ обтомъ,
Весь мокрый — онъ идетъ, и вотъ
Къ пустыннику приходитъ.
Тамъ слезы онъ украдкой льтъ,—
Любовь съ ума не сходитъ,—
И ждетъ, скрывался въ тиши,
Что будетъ отъ Царевны,
Тяжелъ ли для ея души
Конецъ его плачевный.
И слышитъ, что она едва
Не умерла съ печали.
Объ этомъ разнеслась молва,
Про это вс узнали,
И въ цломъ царств ни о чмъ
Другомъ не говорили.
И онъ не могъ постичь умомъ,
Съ чего т слухи были.
Межъ тмъ освдомился онъ,
Что братъ его Лурканій,
Виня Царевну, передъ тронъ
Предсталъ и просишь брани.
И какъ Царевну онъ любилъ
Любовью негасимой,
Такъ къ брату гнвъ воспламенилъ
Въ груди неукротимой.
Лурканій за него ей мстилъ,—
Нтъ нужды, все жестоко.
Уходитъ время, и ужъ былъ
День битвы недалко,
А все, на горе, нтъ какъ нтъ
Защитника Прекрасной:
Лурканій взросъ среди побдъ,
Съ нимъ въ бой вступать опасно.
Къ тому же онъ извстенъ былъ
Какъ человкъ разумной
И скромной, и не сталъ бы силъ
Извдывать безумно,
Не сталъ бы утверждать того,
Чего онъ самъ не вдалъ.
Никто не шелъ противъ него,
Никто отвта не далъ.
Боровшись долго самъ съ собой,
Аріодантъ несчастной
Ршился выдти съ братомъ въ бой
И честь спасти Прекрасной.
‘Какъ! за меня ей въ гробъ сойпш!
Промолвилъ онъ уныло,
Нтъ! этого мн не снести,
Не пережить мн милой!
Безъ ней осиротю я,
Безъ ней мн свтъ — пустыня,
Она владычица моя,
Она моя Богиня!..
Виновна ли она иль нтъ
Иду на бой кровавой!
Спасти ее — вотъ мой обтъ!
Спасти, иль пасть со славой’.
‘Я за неправду въ бой иду,
И твердо это знаю,
И знаю то, что я паду,
И не о томъ страдаю….
Но прелесть-два, но она
Во гробъ сойдетъ несчастно!..
За смерть отрада мн одна:
Она увидитъ ясно,
Какъ Полинесъ ее любилъ,
Тотъ Полинесъ безчестной,
Что и меча не обнажилъ
За честь и жизнь Прелестной!
‘А я, который ею быль
Обиженъ больно, больно,
Я силъ для ней не пощадилъ
И умеръ добровольно….
И брату отомщу, и онъ-
Накажется жестоко:
Увидитъ онъ, кто имъ сражнъ,
И — стонъ издастъ глубокой!
Онъ вызвался за брата мстить,
И собственной рукою
Прерветъ у брата жизни нить
Предъ смутною толпою.’
Ршившись, онъ сыскалъ коня,
Сыскалъ доспхи бранны —
Все черное: шеломъ, броня,
И щитъ, бойцомъ избранный.
Подъ цвтъ печальный вороннъ,—
На всемъ символъ кончины,
Сыскалъ и стремяннова онъ —
Пришельца изъ чужбины,
И, такъ какъ прежде я сказалъ,
Вооружась булатомъ,
Никмъ невдомый, предсталъ
Къ единоборству съ братомъ.
Вы слышали, какъ Царь, народъ
И вс его узнали….
Какой нежданный переходъ
Къ восторгамъ отъ печали!
Царевна-радость спасена,
И ожилъ витязь милой.
‘О, какъ любима имъ она!
Не разлучить ихъ силой!
Подумалъ Царь, онъ огорчнъ,
Онъ оскорбленъ быль ею,
И — къ ней пришолъ сквозь тьмы препонъ
Съ защитою своею.’
И страсть взаимная сердецъ,
И Дворъ мольбой умильной,
И сынъ Амоновъ, наконецъ,
Своею просьбой сильной
Царя склонили, и Герой
Вступаетъ въ бракъ съ Царевной.
Его врага, своей чредой
Постигъ конецъ плачевной,
Его владнія, какъ палъ
Предъ Витяземъ онъ браннымъ,
Въ опалу шли, и Царь ихъ далъ
За дочерью приданымъ,
Ринальдъ Далинд испросилъ
Передъ царемъ прощенье.
Коварный міръ ей сталъ немилъ,
Извдавъ треволненье
И всмъ насытившись вполн,
Она прибгла къ Богу,
И въ монастырской тишин
Забыла бурь тревогу….
Но, кажется, ужъ время намъ
Къ Рожеру возвратиться,
Который быстро по зыбямъ
Эира тонкимъ мчится.
Рожеръ былъ смлъ, онъ не блднлъ,
Что бъ съ нимъ ни приключились,—
Теперь же, врно, ороблъ,
Какъ листъ, въ немъ сердце билось.
Бдняжка — онъ летлъ, летлъ,
Поднявшись высоко,
И отъ Европы отлетлъ,
Покинутой далеко.
Давно оставивъ за собой
И потерявъ изъ вида
Столпы межь моремъ и землй —
Безсмертный трудъ Алкида.
И царь пернатыхъ — и орелъ,
Юпитеровъ служитель,
Огнистыхъ Громовержца стрлъ
Недремлющій носитель,
И въ цломъ свт никакой
Жилецъ небесъ пернатый
Не ретъ въ тверди голубой,
Какъ рялъ конь крылатый,
Мн кажется, что не быстрй
И самые перуны,
Оставивъ горній эмпирей,
Слетаютъ въ міръ подлунный.
Летучій конь, пробившій путь
Въ пространств поднебесномъ,
Усталъ и вздумалъ отдохнуть
На остров прелестномъ,
Онъ опускался, плавно кругъ
За кругомъ развивая,
Такъ Аретуза, то чрезъ лугъ,
То полемъ пробгая,
Вилась, шла подъ землей, таясь
Отъ грустнаго Алфея,
И — не ушла, и съ нимъ слилась
Въ волнахъ морскихъ, блдня.
И что за край!… Рожеръ леталъ
Довольно въ эмпире,
Но ничего онъ не видалъ
Прелестне, миле,
И не увидлъ бы, хоть весь
Онъ міръ измрь въ полет,
Такихъ чудесъ, какія здсь
Увидлъ въ полномъ свт:
Тамъ съ шелковой травой лужокъ,
Тамъ холмикъ округленной,
Тамъ перлы сыплющій потокъ,
Кустами осненной,
Тамъ перелсокъ, тамъ лсокъ,
Гд пальмы, шелковицы
И померанцы, ставъ въ кружокъ,
Спускаютъ плетеницы
Обворожительныхъ цвтовъ
Изъ-за плодовъ душистыхъ,
Межъ тхъ деревъ отъ зноя кровъ
На муравахъ пушистыхъ,
И соловьи, летая щамъ,—
Подъ тнью перебжной,—
Поютъ и говорятъ сердцамъ
Нерыразимо-нжно.
Межь купами лилей и розъ,
Лелемыхъ прохладой
Отрадныхъ втерковъ и росъ,
Перебгаетъ стадо
И горностаевъ и куницъ
И зайцевъ быстроногихъ,
Тамъ взорами не счесть станицъ
Оленей златорогихъ,
Тамъ серны легкія, рзвясь,
По холмамъ скокомъ мчатся
И мнутъ муравчатый атласъ,
И ловчихъ не боятся.
Крылатый конь почти ступилъ
На землю съ выси дальной,
Рожеръ привсталъ и соскочилъ
Съ сдла на лугъ эмальной,
Но, осторожный, поводовъ
Изъ рукъ не выпускаетъ,—
Рожеръ по поднебесью вновь
Носиться не желаетъ.
Припоминая и кляня
Воздушный путь несносной,
Онъ къ мирту привязалъ коня
Межь лаврами и сосной.
И тамъ,— подъ склономъ пальмъ густыхъ
И кедровъ ароматныхъ,
Гд шепчутъ струйки водъ живыхъ,
Віясь въ брегахъ агатныхъ,—
Слагаетъ щитъ, кладетъ шеломъ
И, чувствуя истому,
Онъ обращается челомъ
То къ морю голубому,
То къ высямъ горъ, и втерки,—
Тихохонько, отрадно
Лелющіе древъ листки,~
Впиваетъ грудью жадной,
То, наклонясь у струй живыхъ,
Устами ловитъ влагу,
То погружаетъ руки въ нихъ,—
Онъ радъ имъ, радъ, какъ благу,
Котораго давно не зналъ,
Разставится съ землю.
И мудрено ли,— онъ усталъ,
Онъ сдавленъ былъ броню,
И сколько тысячъ миль подъ ней
До счастливаго края
Онъ пролетлъ чрезъ эмпирей,
Нигд не отдыхая!
Тутъ конь, подъ склонами втвей
Оставленный Героемъ,
Задумалъ снова въ эмпирей,
Онъ не скучалъ покоемъ,—
Ему бъ лишь отдохнуть,— но онъ
Чего-то испугался,
Рванулся, и со всхъ сторонъ
У мирта листъ растлался,
Опять рванулся, и опять
Все древо потряслося,
Но крпкихъ поводовъ порвать
Коню не удалося.
Отрубокъ дерева сырой,
Весь порами покрытый,
Холодной брошенный рукой
Въ огонь полу-развитый,
Слезитъ и стонетъ и трещитъ,
Пока огонь жестокій
Въ немъ сжатый воздухъ разрдитъ
И обвоздушитъ соки:
Такъ миртъ, колеблемый конемъ,
Слезя, лилъ томны звуки.
Вотъ треснула кора на немъ,
Не вытерпвши муки,
Вотъ скорбный голосъ изъ-подъ ней
Рожеръ услышалъ ясно:
‘Когда ты добръ, какъ по твоей
Наружности прекрасной
Судить могу,— не мучь меня —
Печальной жертвы гнва!
Скоре отвяжи коня
Отъ даннаго мн древа!…
И собственныхъ несчастій мн
Ужь, кажется, довольно,—
А тутъ придутъ бды отвн…
Нтъ, Рыцарь, это больно!’
При первомъ звук тайныхъ словъ
Рожеръ оборотился,
Всталъ съ мста, оглядлся вновь,—
Смутился, изумился,
И — безпокойнаго коня
Отъ мирта отршаетъ.
‘Ктобъ ни былъ ты, прости меня!
Потомъ онъ восклицаетъ,
Прости! ктобъ ни былъ ты таковъ,
Духъ смертнаго незримый,
Или безсмертный Богъ лсовъ,
На остров семъ чтимый.
‘Не зналъ я, что подъ сей корой
Есть духъ, живущій вчно,
И, по незнанью, твой покой
Смутилъ въ тиши безпечной,
Встревожилъ втви и листы
На мирт семъ прелестномъ.
Молю, повдай мн, кто ты,
Живущій въ храм тсномъ,—
Въ семъ дерев, подъ сей корой,
Для чувства недоступной?—
Не бьетъ ли здсь тебя порой
И градъ и дождикъ крупной?
‘Клянусь красавицей моей,
Красавицей, которой
Во всей подлунной нтъ милй,
Клянусь загладить скоро
Проступокъ мой передъ тобой
Словами и длами,
И ты доволенъ будетъ мной,
И миру быть межъ нами. ‘
Рожеръ, смирясь душой, сказалъ,
И боле ни слова.
Глядитъ,— и миртъ затрепеталъ
Съ корней до темя снова,
И снова показался потъ
На немъ, какъ на лсин,
Которую огонь ужь жжтъ
И близокъ къ сердцевин,
И снова миртъ заговорилъ
Смущенному Герою:
‘Открою все, скажу, кто былъ
Я прежнею порою,
И кто, отрадою маня
И приковавши къ нг,
Нежданно превратилъ меня
Въ сей миртъ на чуждомъ брег.
‘Я рыцарь былъ Астольфъ, въ войн
Меня Героемъ чтили,
Ринальдъ съ Орландомъ братья мн
Двоюродные были,
Родитель у меня Оттонъ,
Британіи властитель,
При старости Британскій тронъ
Мн завщалъ родитель.
Я ловокъ былъ, хорошъ собой,—
И страстно полъ прекрасной
Меня любилъ.. Я самъ виной
Моей судьбы несчастной.
‘Рональдъ и я, съ толпой другихъ,
Съ Востока возвращались,
Тамъ, вдалек отъ странъ родйыхъ,
Въ плну мы содержались,
Отъ коего избавилъ насъ
Орландъ, могучій силой.
Едва насталъ желанный часъ
Свободы, сердцу милой,—
И я на Западъ поспшилъ
Съ избранными друзьями.
Нашъ путь далекъ и труденъ былъ,
Мы плыли вс морями.
‘Влекомые своей судьбой
Изъ ненавистной дали,
Однажды, утренней порой,
Мы къ берегу пристали.
Прелестныя мста! везд
Лужайки изумрудны,
И гордо смотрится въ вод
Альцининъ замокъ чудный,
Сама волшебница во всей
Крас у водъ стояла,
И рыбъ, безъ уды, безъ стей,
На берегъ вызывала.
‘На зовъ ея спшилъ делфинъ,
Станицей шли манаты,
Оставивъ сонъ на дн пучинъ,
Шли лососи, и скаты,
И жирный тунъ, и камбала,
И сомъ широкоскулой,
И вырезубъ, и кефала
Съ прожорливой акулой,
И, выставивъ изъ волнъ хребты,
Неслись огромнымъ стадомъ
Левіааны и киты
И орки съ ними рядомъ.
‘У берега былъ китъ одинъ —
И длинный, и широкой,
Какаго средь морскихъ пучинъ
Не видывало око:
Въ однихъ плечахъ пять саженей,
Когда еще не бол.
Мы впали, въ слпот своей,
Въ ошибку по невол,
Недвижный, онъ намъ островкомъ
Прибрежнымъ показался,—
Такъ этотъ китъ своимъ хребтомъ
Широко разстилался!
‘Альцина, силой чаръ, съ утра
Влекла изъ океана
Тьмы рыбъ. Есть у нее сестра —
Волшебница Моргана,
Кто старшая изъ двухъ сестръ,
Не знаю, не открою.
Остановивъ на мн свой взоръ,
Она плнилась мною
И — разлучить друзей моихъ
Со мною замышляетъ,
И скоро въ замыслахъ своихъ
Коварныхъ успваетъ.
‘Она, принявъ веселый видъ,
Привтливо, учтиво
Подходитъ къ намъ, и говоритъ
Заманчиво и льстиво:
‘Угодно ль вамъ поликовать
Подъ золочной кровлей
Моихъ палатъ, иль побывать
Со мной на рыбной ловл?
Всхъ рыбъ увидите вы тамъ,
Ихъ много, нтъ имъ счту,
Какъ въ неб счту нтъ звздамъ,—
Угодно ль на охоту?
‘Или угодно слышать вамъ
Сирены гласъ пріятной,
Который миръ къ морскимъ волнамъ
Сзываетъ благодатной?
Со мною въ путь,— она бъ сей часъ,
Предавшись полной нг,
Съ волнами свой сливаетъ гласъ
Вонъ — тамъ, на дальнемъ брег.’
И — на кита, что островкомъ
Намъ прежде показался.
Я былъ всегда легокъ умомъ,
Иду,— и въ сть попался.
‘Я первый на кита взошелъ,
Ринальдъ съ Дудономъ вмст
Кивали мн, чтобъ я не шелъ,—
Но я ужъ былъ на мст.
Альцина, бросившая ихъ,
Подл меня стояла.
Китъ встрепенулся въ тотъ-же мигъ,
И влага заиграла.
Въ неосторожности своей
Я каялся, но поздно,
Я былъ далко отъ друзей,
Я плылъ по влаг грозной.
‘Ринальдь прыгъ въ воду, и за мной
Пустился плыть проворно,
Но чуть было и самъ волной
Не поглатился чорной:
Завыла буря, мракъ налгъ
На небеса и воды,
И я узнать конца не могъ
Ринальдовой невзгоды.
Альцина между тмъ меня
Ласкала, утшала.
Плывемъ, плывемъ, и нтъ ужь дня,
И ночь ужь миновала.
‘И вотъ прелестный островъ сей
Предъ нами показался,
Теперь почти что весь онъ ей
Неправдою достался,—
Наслдіемъ сестры своей
Альцина завладла.
Законную изъ дочерей
Отцовскаго удла
Лишили дв другихъ сестры,
Рожденныхъ незаконно,
Что помню и до сей поры
Я, въ древо превращнной.
‘Какъ эти дв — примръ живой
Безстыдства и разврата —
Для добродтели святой
Погибли безъ возврата:
Такъ та чиста душой, скромна,
Къ добру въ ней сердце страстно,
И ужъ давно у нихъ война
Идетъ противъ несчастной,
И боле ста крпостей
Въ войн кровопролитной
Взято коварными у ней —
У двы беззащитной.
‘Не будь залива и горы
Щитомъ ея владній,—
Не осталось бы у сестры
Гонимой ни сажени
Изъ всхъ земель, что ей отецъ
Оставилъ, умирая.
И будетъ ли бдамъ конецъ?…
Стяжанія алкая,
Альцина и Моргана съ ней —
Съ невинной Логистиллой —
Готовы до послднихъ дней
Вестъ бой съ неравной силой.
‘Он порочны, а она
Пороки ненавидитъ,—
За то и вчная война
Между сестрами идетъ…
Но слушай, что сбылось со мной,
Какъ превращенъ я въ древо:
Я былъ Альциной молодой —
Прелестнйшею двой —
Любимъ, какъ только можно быть
Любимымъ подъ луною,
И самъ не могъ не полюбить,
Не могъ владть собою.
‘Красавицъ много, но такой
Не видывали люди:
Вс чудной въ ней цвтетъ красой
Отъ темя и до груди,
Отъ груди и до легкихъ ногъ…. ‘
И всмъ я любовался
И наслаждался, сколько могъ,
И вс не насыщался….
Про все я позабылъ при ней,
Про Францію, про брани,
И не сводилъ съ нее очей
И мыслей и желаній.
‘Я также ею былъ любимъ,
И, можетъ быть, страстнй,
И всмъ любовникамъ своимъ
Откланялася Фея,—
А прежде, до меня, у ней
Ихъ много, много было! .
И слушаться моихъ рчей
Албцин было мило.
Я полнымъ властелиномъ былъ
Во всхъ ея владньяхъ,
Съ ней дни и ночи я длилъ
И плавалъ въ наслажденьяхъ.
‘Но ахъ! къ чему воспоминать
О томъ, что прежде было?
Я счастливъ былъ, теперь страдать
Судилъ мн рокъ унылой.
Въ то время, какъ мечталось мн
Въ восторг упоенья,
Что впереди меня одн
Съ ней ждали наслажденья,
Что страсть ко мн день это дня
Ее сильнй на лила,—
Коварная, презрвъ меня,
Другаго полюбила.
‘На опыт извдалъ я
Непостоянство Феи,
Любовь и нелюбовь ея —
Минутныя зати.
Два только мсяца со мной
Любовь она длила,
На третій въ тишин ночной
Другимъ меня смнила.
Изъ милости не первый я
У ней съ безславьемъ вышелъ,
Тожь было съ тысячью ея
Любовниковъ,— я слышалъ,
‘Чтобъ имъ ее не ославлять
Въ развратномъ поведеньи,
Она ршилась превращать
Всхъ ихъ въ своемъ владньи::
Инаго въ вязъ, инаго въ хмель,
Инаго въ дубъ втвистый,
Въ оливу, въ пальму, въ сосну, въ ель,
Инаго въ миртъ душистый,—
Вотъ — какъ меня, иныхъ въ зврей,
Тхъ въ токъ воды холодной,
Тхъ въ гору, тхъ въ шипучихъ змй,.
Какъ было ей угодно.
‘И ты, невдомой стезй
Пришедшій въ край сей дальной,
Ты, рыцарь, будешь самъ виной
Измны здсь печальной,
Твое прибытіе въ сей край
Кого нибудь погубитъ.
Своей волшебницу считай,
Она тебя полюбитъ,
Ты будешь царевать у ней
И плавать въ сладкой нг,
А тамъ… блуждай среди зврей,
Иль древомъ стой на брег!
‘Я радъ, что могъ предостеречь
Тебя въ стран опасной,
Теб моя не въ, пользу рчь,
Я вижу это ясно,
Но не мшаетъ знать впердъ,
Кто такова Альцина.
Насъ Богъ различно создатъ,
Не всмъ одна судьбина,
Быть можетъ, ты умнй другихъ
И, упредивши Фею,
Разстанешься въ счастливый мигъ
Безъ приключеній съ нею.’
Рожеръ растрогался судьбой
Двоюроднаго брата
Своей любовницы младой,
Что гибнулъ безъ возврата,—
Несчастный деревомъ стоялъ
Недвижимымъ при мор.
Рожеръ конечно бы желалъ
Помочь Астольфу въ гор,
Но не умлъ, онъ только могъ,
Въ живомъ пылу участья,
Съ нимъ раздлить безплодный вздохъ,
Не отвративъ несчастья.
‘Не скажешь ли, спросилъ Герой,
Помедливши немного,
Не скажешь ли ты мн, какой
Врнй пройти дорогой,—
Среди долинъ иль между скалъ,—
Къ владньямъ Логистиллы?’
‘Дорога есть, миртъ отвчалъ,—
Но не найди могилы
На ней своей,— она идтъ
Межь горъ отъ странъ лукавой
Волшебницы. Ступай впердъ,
Потомъ возьми направо.
‘Но путь не безопасенъ твои,—
Едва пройдешь немного,
И съ цлой встртишься толпой
Чудовищь ты дорогой,
Альцина ихъ съ коица въ конецъ
Разставила рядами,
Чтобъ ни одинъ не могъ пришлецъ
Пройти ея землями. ‘
Узнавъ отъ мирта обо всмъ,
Рожеръ съ нимъ распростился,
Вздохнулъ въ послдній разъ, потомъ
Въ далкій путь пустился
Онъ къ Гиппогрифу подошелъ
И, крпкою рукою
Схвативъ за повода, повелъ
Крылатаго съ собою,
Онъ не похалъ ужъ на нмъ,—
Надлся на силы,
Рожеръ отправился пшкомъ
Къ владньямъ Логистиллы,
Онъ твердый положилъ обтъ —
Отвагой воружиться,
Пробить въ земляхъ Альцины слдъ,
Но ей не покориться.
Хотлъ бы, правда, сешь въ сдло,
Но не посмлъ ршишься,
Чтобъ горше прежней не могло
Невзгоды съ нимъ случишься,
Конь былъ упрямъ и, на бду,
Съ нимъ трудно ладить было.
‘Я лучше, думалъ онъ, пройду,
Пробьюся къ цли силой.’
Еще двухъ миль онъ не прошолъ
Стопой почти неслышной,
И видитъ, глядя черезъ долъ,
Альцининъ городъ пышной.
Онъ обнесенъ, златой стной,
Почти подъ небесами
Теряющейся высотой.
Иные спорятъ съ нами,
И говорятъ, что та стна —
Алхиміи творенье.
Быть можетъ, рчь ихъ и умна
И справедливо мннье,
Не знаемъ, чей врне глазъ,—
Но вся, какъ жаръ блистая
Отъ низу до верху, по насъ.
Стна та золотая.
Увидвъ стну предъ собой,
Рожеръ не думалъ много,
Онъ не хотлъ итти прямой
Широкою дорогой,
Чтобъ ею въ городъ не войти
Къ волшебниц лукавой.
Сошедши съ битаго пути,
Онъ повернулъ направо,
Но скоро встртился съ толпой
Чудовищъ разнородной,
Он, готовыя съ нимъ въ бой,
Закрыли путь свободной.
У многихъ, гнусныхъ для очей,
Отъ шеи и по ноги,
И станъ и все какъ у людей,
А темя красятъ роги,
У тхъ, смшной мартышки видъ
Иль кошки долгоусой,
Тамъ видны, съ парою копытъ,
Центавры — волосъ русой.
Изъ молодыхъ и стариковъ
Составлены вс группы,
Тамъ молоджь — сборъ наглецовъ,
А старики вс глупы.
Кто у Центавра на спин,
Кто на осл лнивомъ,
Кто на невзнузданномъ кон,
Кто на бык бодливомъ,
Иной беркута обращалъ,
Инаго строусъ носитъ,
Тотъ ко рту рогъ, а тотъ бокалъ
Серебреный подноситъ,
Тотъ мужъ, а тотъ жена, а тотъ
Ни то и не другое,
Кто крюкъ, кто лстницу нестъ,
Кто знамя развитое.
Съ огромнымъ брюхомъ и съ лицомъ,
Разбухнувшимъ отъ жира,—
Начальствовавшій симъ полкомъ
Былъ истымъ дивомъ міра,
На черепах сидя, онъ
Едва передвигался,
Его держали съ двухъ сторонъ,—
Онъ пьянъ былъ и шатался,
Иной — текущій потъ струй
Съ лица его стираетъ,
Иной, усердствуя, полой
Прохладу навваетъ.
Одинъ изъ нихъ,— съ собачьимъ ртомъ
И шеей и ушами,
Но съ человчьимъ животомъ,
Руками и ногами,—
Вдругъ поднялъ на Рожера лай,
И въ городъ гналъ Героя.
Герой въ отвтъ ему: ‘Не лай!
Ногою твердо стоя,
А съ поля битвы ни на шагъ,
Пока мой мечъ со мною.’
Сказалъ, и грозный мечь на взмахъ
Надь дерзкой головою.
Чудовище къ нему съ копьемъ,
Рожеръ взмахъ повторяетъ,
И непріятеля мечемъ,
Тяжелымъ раздвояетъ
И, въ руки щитъ, идетъ впердъ,
Врубается въ средину,
И бьетъ и ржетъ и счтъ
Презрнную дружину.
Дружина велика, то тамъ,
То здсь она нагрянетъ,
Но всюду страхъ и смерть врагамъ,
Куда Рожеръ ни взглянетъ.
Что шагъ, то взмахъ, что мигъ, то ихъ
И коситъ онъ и губитъ,
Иныхъ до челюстей, другихъ
До самой груди рубитъ,
Шеломъ, забрало, панцмрь, щитъ,—
Вс рушитъ мечь могучій.
Побито много,— поглядитъ,—
Опять чудовищъ тучи,
Опять ему заставятъ путь,
Прострутъ на битву руки, —
Всхъ не побить ему, хоть будь
Онъ Бріарей сторукій.
Открой онъ только дивный щитъ
Атланта — чародя,
Тотъ щитъ, который взоръ слпитъ,
Волшебнымъ блескомъ рдя,
Тотъ щитъ, который у сдла
Атлантомъ былъ оставленъ,—
И вся бъ толпа предъ нимъ легла ‘
И онъ — отъ бдъ избавленъ,
Но, гордый силою своей
И благороднымъ чувствомъ’
Онъ славы не хотлъ у ней
Завоевать искуствомъ.
Что бъ ни было, но онъ скорй
Ршился бы разстаться
На битв съ жизнію своей,
Чемъ въ плнъ съ стыдомъ отдаться.
Вотъ, видитъ, изъ-за стнъ златыхъ,
Изъ юрода Альцины,—
Спшатъ дв двы молодыхъ
На бранныя долины.
Вс, вс—ихъ поступь и нарядъ —
Рожеру говорило:
Не въ хижин, но средь палатъ
Рожденіе ихъ было.
Единороги ихъ везли
Бле горнастая,
Он лишь только разцвли
И, юностью блистая,
Все помрачали красотой
Невиданной, чудесной.
Цнить не могъ ихъ взоръ земной,—
Такъ все въ чет прелестно!
Придайте тло Красот
И Граціи земное,
И вы понятье о чет
Составите прямое.
Он все дал, все впердъ,
И были у долины,
И разступился весь народъ…
Раздался строй дружины,
И Нимфы руки подаютъ
Отважному Герою.
Онъ покраснлъ и, двухъ минутъ
Не думавши съ собою,
Идетъ, смутившися душой,
Въ вороты золотыя,
Куда зовутъ его съ собой
Красавицы младыя.
Межъ рзьбой чудныхъ сихъ воротъ —
Исходовъ сихъ завтныхъ —
Горитъ и вкругъ сіянье льтъ
Рядъ камней самоцвтныхъ,
Вверху колонъ, плнявшихъ взглядъ,
Намсто капители
Алмазы цльные лежатъ,
Какихъ нигд не зрли.
Обманъ ли это былъ очей,
Иль нтъ, намъ нужды мало,
Но только ничего пышнй
На свт не бывало.
Кругомъ, и тамъ и сямъ, рзвясь,
Рой двицъ вьется красный,
И вс он — веселье глазъ,
Будь мен сладострасны,—
И были бы милй стократъ,
Невиностью блистая.
Простой, но милый нжь нарядъ — ‘
Одежда голубая,
А кудри — изъ цвтовъ внокъ
Зеленый осняетъ.
Он къ Рожеру, и кружокъ
Съ Героемъ въ рай вступаетъ.
И кто жъ иначе назовтъ
Жилище — край отрады,
Гд, кажется, рожденъ Эротъ,
Гд все плняетъ взгляды?
Тамъ вчно пляшутъ и поютъ,
Играютъ и пируютъ,
Туда заботы не зайдутъ,
Тамъ люди не тоскуютъ,
Тамъ радость не гоститъ,— живетъ,
Про бдность тамъ не слышно,
Тамъ изобиліе цвтетъ,
Какъ цвтъ Эдема пышной.
И этотъ безмятежный край,
Плнительный, прохладной,
Ласкаетъ вчно юный Май
Улыбкою отрадной.
Тамъ старости угрюмой нтъ,—
Тамъ юноши и двы
Цвтутъ роскошнымъ цвтомъ лтъ,
Тамъ слышны ихъ напвы,
Одни любовь свою поютъ
Въ тни на мшистомъ брег,
Другіе — поцлуи пьютъ
И тонутъ въ сладкой нг.
Подъ склонами деревъ густыхъ —
И тополей сребристыхъ,
И гордыхъ вязовъ вковыхъ,
И яворовъ тнистыхъ —
Эротовъ рой между втвей
Играетъ и кружится,
Иной побдою своей
Предъ братьями гордится,
Тотъ въ сердце мтится стрлой,
Тотъ сти разставляетъ,
Кто стрлы точишь, кто въ живой
Вод ихъ закаляетъ.
Рожеру подвели копя
На диво силой, складомъ,
Живаго, полнаго огня,
Блестящаго нарядомъ,
На немъ вс золото одно
Да камни дорогіе,
А конь, привыкнувшій давно —
Въ дни спасшія былые —
Къ Атлантовымъ лишь поводамъ,
Сданъ на руки другаго,
И шагомъ шолъ онъ по слдамъ
Героя молодаго.
Дв Нимфы — диво красотой,—
Что на долин бранной
Разсяли чудовищъ строй,
Нвившися нежданно,—
Рожеру, съ нгою въ очахъ,
Промолвили лукаво,
‘Герой, безтрепетный въ бояхъ!
Везд гремишь ты славой,—
Она сказала о теб
И въ сей стран далкой,—
Будь намъ щитомъ, склонись къ мольб,
Спаси насъ отъ Жестокой!
‘Мы скоро будемъ у моста,
Надъ шумною ркою,
Кругомъ кропящею мста,
Цвтущія красою,
Тотъ мостъ злодйка стережтъ,—
Ей имя Эрифила,
Кто бъ ни пришелъ туда, всхъ ждтъ
Отверстая могила.
Злодйка ростомъ — великанъ,
Когтьми — медвдь, а рядомъ
Наточенныхъ зубовъ — кабанъ,
Съ нихъ пна брызжетъ ядомъ.
‘И мало ей, что у моста
Всхъ грабитъ, убиваетъ,—
Она окрестныя мста
Украдкой обгаетъ,
И все размечетъ, разобьтъ,
Что ни явись на встрчу,
И тотъ чудовищный народъ,
Съ которымъ велъ ты счу,
Почти что весь отъ ней рожднъ,
Подобно ей, жестокой,
И ей одной подвластный, онъ
Разноситъ страхъ далко’.
‘За васъ сто разъ готовъ я въ бой,
Располагайте мною!
Сказалъ красавицамъ Герой,
Восторженный душою.
Не жажда злата этотъ мечь
Вручила мн на брани,
Нтъ! я вращаю въ бур счь
Его не для стяжаній,—
Обтъ мой — право защищать,
Благотворишь несчастнымъ,
А бол — помощь подавать
Такимъ, какъ вы, прекраснымъ, и
Он его благодарятъ
Очами и рчами,
И дутъ дал. Вотъ, глядятъ,
И мостъ передъ очами,
И Эрифила тамъ стоитъ
Въ златыхъ доспхахъ брани,
На нихъ порфиръ и хризолитъ
Блеститъ межь изваяній.
И въ бой готовъ младой герой,
Отвагой подстрекаемъ..
Но остальное до другой
Мы псни отлагаемъ.

ПСНЬ СЕДЬМАЯ.

Волшебница Альцина. Любовь ея къ Рожеру. Отчаяніе Брадаманты. Мелисса на остров Альцины. Разочарованіе-

Кто здитъ по чужимъ краямъ,
Тотъ многое увидитъ,
Чему не врилъ прежде самъ,—
И шло же посл выдетъ?
Начни разсказъ онъ,— ни въ одномъ
Ему не врятъ глаз
И, бдный, прослыветъ лжецомъ
При первомъ же разсказ:
Невжда вритъ лишь тому,
Что самъ глазами мритъ,
Какъ знать? иной и моему
Разсказу не повритъ.
Что до невждъ мн? ихъ хула
Для славы не опасность,
Но вы, которымъ такъ мила
Въ живомъ разсказ ясность,
Почтете ли вы мой разсказъ
Нескладной небылицей?…
Конечно нтъ! а я для васъ
Съ мечтою чаровницей
Леталъ въ далекія мста,
Не дорожа покоемъ….
Мы Эрифилу у моста
Оставили съ Героемъ.
Она въ доспхахъ боевыхъ
Изъ чистаго металла,
И вся въ каменьяхъ дорогихъ,
На счу выступала:
На ней рубинъ, сапфиръ и лалъ,
Смарагдъ и хризолиты.
На счу Эрифилу мчалъ
Не конь, но волкъ сердитый,
На немъ она, склонивши взоръ
Къ Рожеру, вызжала,
На Волк блещущій уборъ
Изъ цннаго металла.
Сама Апулія волковъ
Подобныхъ, не видала,—
Онъ былъ росле всхъ быковъ,
И всадница скакала
Безъ поводовъ, и нужды нтъ,—
Онъ возитъ вдьму эту
Не взнузданный. На ней колетъ
Песочнаго былъ цвту,
А остальной нарядъ, къ лицу
Подобранный, богатый,
Точь въ точь таковъ, въ какомъ къ дворцу
Являются Прелаты.
И жаба на щит видна,
Разбухшая отъ яда.
‘Вотъ Эрифила, вотъ она,
Ужасная для взгляда!’
Чета красавицъ говоритъ
Безстрашному Герою.
Чудовище, косясь, глядитъ
И, приготовясь къ бою:
‘Назадъ! кричитъ, назадъ! назадъ!’
Рожеръ въ отвтъ ни слова,
Онъ за копье, онъ встрч радъ,
И битва ужъ готова.
Чудовище къ нему летишь,
Всей силой волка шпорить,
Смущенный долъ подъ ней дрожитъ,
И гулъ далко вторитъ.
Рожеръ съ разбгу на шеломъ
У самаго забрала,
Привставъ, намтился копьмъ,
И Эрифила
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека