———
———
———
———
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Нечто о розовых и чёрных очках, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1910
Время на прочтение: 8 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909-1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014. С. 30-35.
———————
У меня тоже есть ‘далёкий’ друг 1. Живёт он в глухой-глухой провинции. Сделался ‘сереньким попиком’, как сам в шутку называет себя, почти двадцать лет окружён людьми, с которыми нельзя ‘поговорить’, — но, всё же, до сих пор смотрит на жизнь, по его же собственному признанию, ‘сквозь розовые очки’.
Я не встречал людей более искренних, глубоких и духовно независимых, чем этот захолустный ‘серенький попик’. И потому к голосу его прислушиваюсь больше, чем к фальшивым, вылощенным фразам столичных ‘мудрецов’.
И вот, мой ‘далёкий’ друг, всегда чуткий и мягкий, шлёт мне свой ласковый упрёк за то, что я слишком мрачно смотрю на жизнь. Так сказать, ношу ‘чёрные очки’.
Пишет: ‘Мне от души вас жаль… Простите, может быть, за неуместное сочувствие…’
Словом, между ‘сереньким попиком’ в розовых очках и молодым писателем в чёрных — разгорелась ‘полемика’.
Вот мне и хочется поговорить об этих самых ‘чёрных очках’.
Да. Это правда. В известном смысле, всё мне рисуется в чёрном свете. Но я отнюдь не принадлежу к категории людей ‘причитающих’.
Я верю, что не пустые слова: ‘Чем ночь темней — тем ярче звёзды’ 2.
И не сразу я надел свои чёрные очки, не без бою уступил розовые. И надел их не для того, чтобы ‘плакать’, — а для того, чтобы безбоязненно увидеть, какая до ужаса тёмная ночь спустилась, и в ужасе этом воспитать в себе силы, хотя бы и ‘одному’, выходить против ‘всей’ жизни. И среди какой угодно всеобщей пошлости суметь создать свою ‘Америку’, свою страну красивой, прекрасной, достойной человека жизни.
Разве я сразу попал в своё одиночество?
О нет. Жизнь моя так сложилась, что я прежде ‘понаблюдал’ все слои её, от самых высших до подполья. И несмотря на свою молодость, могу сказать, что много жил.
Но всё это ‘автобиография’. Оставим это…
Жизнь мне кажется сплошной, тёмной ночью не потому, что нет хороших людей, отдельные люди есть, — но потому, что человеческие ‘отношения’, жизнь коллективная, общественная сейчас, по крайней мере, сплошной мрак 3.
Ради Бога не думайте, что вся суть в политике. Не думайте, что я имею в виду ‘движение’… Это мелочь. Пустяки. Суть же в том, что каждый человек изживает свою жизнь где-то внутри себя, ничего не проявляет наружу, ни с кем не делясь своей настоящей жизнью, а делясь лишь чем-то негодным, внешним, каким-то ‘хламом’. А потому и ‘отдельные’ эти хорошие люди тьму не освещают… Получается какое-то чудовищное, чисто механическое соединение людей. Оно сковывает по рукам и ногам всякого свободного человека, жаждущего ‘настоящего’ общения, и потому лучше уйти в одиночество, чтобы набраться сил, чем продолжать участвовать в этом ‘механическом’ соединении.
Я знаю, что отдельные ‘факты’ — не доказательства. И если в споре выяснять, кто прав: носящий розовые или чёрные очки, прибегать к ‘личному’ опыту — получится не спор, а ‘обмен’ личными наблюдениями. Мы должны обратиться к таким явлениям, которые свидетельствуют о внутреннем состоянии нашей современной жизни.
Открываю газету и читаю:
‘Газета ‘Dzien’ приводит следующую статистику: в настоящее время в Варшаве числится 30 000 тайных проституток: 70% холостых мужчин больны венерическими болезнями’.
Варшава — не Содом или Гоморра. Каждый город — в немного большей или в немного меньшой степени — такая же Варшава.
Вот вы и вдумайтесь в это явление. Каково должно быть моральное и духовное состояние людей, если на город, имеющий тысяч сто-полтораста взрослого мужского населения 4, приходится 30 000 тайных проституток. Какие мужья, отцы, люди — будут все те холостые мужчины, 70% которых больны венерическими болезнями?
Попробуйте на этот факт посмотреть через розовые очки.
Поверьте, розовый цвет их станет чёрным, как пропасть.
Ведь это уже не ‘исключение’, не ‘отдельный факт’. Это сплошное, повальное, ужасающее моральное разложение общества.
Удовлетворять разврат свой при помощи проституции можно только при условии окончательного уподобления женщины какому-то даже не животному, а неодушевлённому предмету. Это не ‘сладострастие’, а полнейшее очерствение человеческой души, полнейшая потеря ею своего человеческого достоинства. Человек ‘развращённый’ может исправиться, но человек-труп может ‘воскреснуть’ только как редкое исключение.
Если вы серьёзно вдумаетесь, какая душа у всех тех мужчин, которые составляют эти 70%, каково сердце у тех, кто пользуется услугами этих 30 000 женщин, какими погаными глазами смотрят они на людей, на природу, на мир, какой смрад носят они в себе, — вы согласитесь, что жизнь наша пришла к какому-то грозному обрыву и вот-вот полетит в открывшуюся пропасть.
А вот другое явление.
Разложение нашей литературы.
Это тоже факт. И тоже не ‘единичный’.
Русская литература — это наша гордость, наша слава, наше утешение. Посмотрите, во что она выродилась. За эти дни в ‘Новой Руси’ достаточно ясно и объективно был освещён только что разыгравшийся скандал между К. Чуковским и ‘Современным миром’. Вот его итог: литературная среда загнила 5.
Скажете, ‘преувеличение’?
Возьмите газету и читайте о самом ‘чистом’, что оставалось в литературе, о Литературном фонде.
В доме писателей ‘жил с самого его основания, т. е. с 1904 года, старый труженик литературы Н. Н. Доманский 6, доверчиво пошедший на зов отдохнуть и провести остаток дней среди добрых и хороших людей привычного ему писательского круга. Туго работала уже уставшая рука, потеряли уже бодрость утомлённые нервы, но он всё-таки работал на любимом старом поприще и из последних средств платил за свою комнату 12 р. в месяц. Шли годы, а с ними заработки всё хуже и хуже. И стало старику невмоготу платить аккуратно. Частенько за ним числились недоимки, которые он потом, из нахлынувшего гонорара, погашал и верил, что заплатит всё. Вдруг… получает он от мирового судьи повестку о выселении из дома и уплате стольких-то рублей. Администрация предъявила иск и вышвыривает старика на мороз. Это было как раз в лютое холодное время. Разбитый, удручённый старик собирает свой жалкий скарб, переезжает в угол к товарищу’.
Доманский через некоторое время умер от удара.
Но это не всё.
Из писательского дома ‘выселены’: Н. С. Шейковский, задолжавший 24 р., И. М. Булацель (драматург), не уплативший 44 р. Вышвырнули старика И. И. Потканова, старого переводчика Я. Л. Паппера. В доме ‘писателей’ умер от голода старик Н. А. Попов.
Всё это происходит в ‘доме’ Литературного фонда.
Я не говорю уже о ‘литературных нравах’, о бесконечных интригах, сплетнях, зависти, всяческой грязи, — разложение и упадок, очевидные для всякого.
Эту скорбную летопись ‘доказательств’ можно было бы продолжить и дальше. Можно было бы дать характеристику ‘адвокатских нравов’, ‘артистов’, ‘художников’ и пр., и пр., и пр.
Госпожа Пошлость ворвалась всюду и своими опоганенными руками душит нашу жизнь.
Даже молодёжь наша, студенчество, в котором всегда концентрировалось особое, радостное какое-то стремление к ‘жертвам’, в котором столько было благородства и чистого негодования ко всякой мерзости, — почитайте, какими бездушными, жалкими, трафаретными ‘обличениями’ ответило оно в значительной своей части на неслыханное оскорбление, брошенное Пуришкевичем и поддержанное большинством Думы 7.
Но и сказанного слишком довольно.
Укажите мне хоть одно яркое, живое общественное явление последнего времени, и я первый разобью свои чёрные очки.
Его нет. Оно предчувствуется, это правда. Но пусть это может давать веру в лучшее будущее и всё же не может дать права сквозь розовые очки смотреть на настоящее.
Вера в лучшее будущее питается верой в интеллигенцию и в народ.
Несмотря на свои чёрные очки, я верю и в то и в другое.
Интеллигенция есть. Кризис её — выдумка. Но эта интеллигенция прижата к стене шумной толпой хулиганов, вырвавшихся откуда-то на арену жизни.
Пусть её только 30%, но это живая сила, которая, соединившись с живыми народными силами, — спасёт нашу страну.
Народ же, грубый, тёмный, невежественный, часто пьяный, часто развращённый городом, — всё же, в целом, по-прежнему великий русский народ 8.
И здесь тоже есть ‘факты’.
Это: его напряжённое искание Бога.
В то время, когда ‘культурные’ люди упиваются пьяным угаром, самолюбием, тщеславием, борются из-за наживы и почётного места на ‘пиру жизни’, по деревням, в душных избах, люди труда и нужды думают свою глубокую думу: как жить по-Божьи 9.
И только тогда рассеется ночь, загорится настоящий день, упадут чёрные очки и всё осветится победным светом, когда честная, чистая русская интеллигенция, отброшенная куда-то в сторону, соединится с великим русским народом.
Только не жалейте меня, мой ‘далёкий друг’. Плохо не носить очки чёрные, плохо иметь бессильное сердце и холодную кровь. Но этого упрёка вы мне не сделаете.
‘Серенький попик’ носит розовые очки, потому что с детства рос в деревне и всё время жил с простым, чистым русским народом.
Не всем достаётся такое счастье.
Если бы ‘серенький попик’ воспитывался как ‘барчонок’, который всё может ‘купить’, а потом бы читал лекции, выступал в учёных обществах, спорил бы на заседаниях с ‘умными людьми’, имел бы несчастье иметь ‘литературные’ знакомства и ежедневно прочитывать почти все газеты, — стал бы он таким же одиноким человеком, как и его столичный ‘далёкий друг’.
Я знаю, что вся суть в народе. Но вы-то знаете ли, как ужасно трудно подойти к нему? Подойти душой, искренно, а не разыгрывая лишь пустую комедию опрощенства.
Нельзя вопрос о слиянии с народом сводить к вопросу о том, как носить брюки: в сапоги или навыпуск.
У меня сейчас, по крайней мере, нет сил подойти к народу окончательно и душой, и всеми своими стремлениями.
А потому я до срока буду и носить чёрные очки, и пребывать в своём ‘одиночестве’…
1 Краснов Сергий Иосифович (1867—1933), протоиерей — родился в Саратовской губ. в семье священника, окончил курс Саратовской духовной семинарии по второму разряду, рукоположён во диакона в с. Сосновку Саратовской епархии 22 ноября 1887 г., рукоположён во священника в Знаменский храм с. Черкасское той же епархии 30 августа 1888 г., награждён набедренником 20 марта 1895 г., с 6 декабря 1888 г. по 15 февраля 1905 г. состоял законоучителем при Черкасском двухклассном министерском училище, с 8 марта 1901 г. по 15 февраля 1905 г. состоял заведующим и законоучителем Камышевской церковной школы грамоты, с 1898 г. по 1905 г. состоял уполномоченным от местного окружного духовенства по Вольскому училищу и съезда Саратовского епархиального духовенства, 30 июня 1901 г. награждён скуфьёю, 16 февраля 1905 г. определён по прошению сверхштатным священником к Успенской соборной церкви в г. Царицын, 28 сентября 1905 г. утверждён штатным священником при Николаевской церкви хутора Ново-Никольского той же епархии, с 16 февраля 1905 г. состоял заведующим и законоучителем при церковно-приходской школе хутора Ново-Никольского, заведующим церковной школой грамоты хутора Купоросного и законоучителем при земско-общественной школе хутора Ново-Никольского, с 14 июня 1907 г. по 10 сентября 1912 г. состоял помощником благочинного 3-го округа Царицынского у., 10 сентября 1912 г. определён на первое штатное место священника храма Воздвижения Креста Господня посада Туапсе Сухумской епархии, с 1 октября 1912 г. состоял заведующим местной одноклассной церковно-приходской школой и законоучителем Туапсинского четырёхклассного министерского училища и Варваринского училища плодоводства, виноградарства и виноделия, с 18 февраля 1913 г. состоял помощником благочинного 3-го Черноморского округа, с 25 октября 1913 г. состоял духовником этого благочиннического округа, 6 мая 1913 г. награждён камилавкою, с 17 августа 1913 г. по 1 июня 1914 г. состоял благочинным Иверско-Алексеевской женской общины, 6 мая 1915 г. награждён наперсным крестом, имеет три медали: в память царствования императора Александра III, в память 25-летия существования церковных школ и в память 300-летия царствования дома Романовых, в память последнего события имеет и юбилейный знак. Обвенчан с Екатериной Владимировной Поповой (18.05.1870—19.08.1953), преподавательница рукоделия в 1-й женской гимназии Царицына, дети: Александр (23.08.1888—1919), Мария (14.11.1889), Надежда (24.06.1894—23.05.1976), Вера (23.09.1897—31.08.1984), Елена (03.01.1899—01.12.1986), Евгения (19.11.1892—11.10.1986), жена Свенцицкого с 1917 г. (РГИА. Ф. 796. Оп. 437. Д. 1836. Л. 1-8, ГАРФ. Ф. 3696. Оп. 1. Д. 15. Л. 42). Отличался смелостью, твёрдостью принципов и веры: во время эпидемии причащал в холерном бараке умирающих, выйдя с крестом против разъярённой толпы, остановил самосуд над конокрадами, осенью, разгорячённый после службы, сопровождал похороны прихожанина, простудился на кладбище и преставился через два дня, сразу после соборования, похоронен в приделе храма.
2 Майков А. ‘Не говори…’ (1882).
3 Спустя век мы находимся в таком же сплошном мраке.
4 В Варшаве тогда проживало более 750 тыс. человек, следовательно, оценка числа взрослого мужского населения преуменьшена.
5 В журнале ‘Современный мир’ было упомянуто ‘не слишком чистоплотное остроумие К. И. Чуковского, переделывающего свои фельетоны для разных изданий’, в ответ он указал, что редакция обманула читателей, обещав и не напечатав произведения известных авторов. Дело чуть не дошло до дуэли. За журнал вступился А. И. Куприн: ‘…такой поступок я нахожу гадостью, да притом ещё мелочной’ (Новая Русь. 1910. 28 марта. 85. С. 4), ‘Чуковский — сволочь, говно, одесский грязный жид’ (письмо от 24 марта 1910). Литературный суд чести заседал с 27 марта по 1 мая 1910 г. и вынес порицание обеим сторонам.
6 Статья ‘К ответу’ о журналисте Николае Николаевиче Доманском (1860—1910) была напечатана 15 марта 1910 г. в газете ‘Новые люди’. Свенцицкий обратился к Литературному фонду с требованием ответить на предъявленное обвинение (Новая Русь. 1910. 16 марта. 73. С. 4).
7 В. М. Пуришкевич на заседании III Государственной думы обвинил левых студентов в финансовых махинациях, был привлечён к судебной ответственности и 29 ноября 1909 г. оправдан Петербургским окружным судом, в марте 1910 г. публично оскорбил слушательницу Петербургского университета. Студенты юридического факультета Московского университета в знак протеста приняли резолюцию, состоявшую из социал-демократических штампов, а студенты Московского технического училища посчитали ‘ниже своего достоинства реагировать на поступок’.
8 Оптимизм Свенцицкого не разделяли патриоты разного толка: ‘Народ наш пьян, лжив, нечестен… Через какие-нибудь полвека, не более, он из народа ‘богоносца’ станет мало-помалу, и сам того не замечая, ‘народом-богоборцем» (Леонтьев К. Восток, Россия и Славянство. М., 1996. С. 684), ‘Народ русский… потерял прежнюю душу, прежние чувства’ (Л. Тихомиров), ‘Я ужасно плачу о русских, ибо думаю, что погибает само племя’ (В. Розанов), ‘Если дело пойдёт так и дальше — то ещё через век слово ‘русский’ как бы не пришлось вычёркивать из словарей’ (Солженицын А. ‘Русский вопрос’ к концу ХХ века. М., 1995. С. 74-75, 108).
9 ‘…В каждом вздохе могучей русской народной груди слышались сильнее других тоны и звуки религиозные, искание правды Божией и её воплощения в русской жизни’ (Феодор (Поздеевский), сщмч. Служба Богу и России. М., 2002. С. 207).