Нечто о дупелях, о докторе Пуфе и о псовой охоте, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1844 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах

Том двенадцатый. Книга первая. Статьи. Фельетоны. Заметки 1841—1861

СПб, ‘Наука’, 1995

НЕЧТО О ДУПЕЛЯХ, О ДОКТОРЕ ПУФЕ И О ПСОВОЙ ОХОТЕ

У всякого своя охота:
Кто метит в уток из ружья,
Кто бредит рифмами, как я,
Кто бьет хлопушкой мух нахальных,
Кто занимается вином…
Пушкин.

Всякое время года имеет свои преимущества, делающие его особенно приятным для большего или меньшего количества всех живущих и прозябающих. Вы любите весну за ее свежий, ароматический воздух (здесь говорится не о петербургской весне исключительно, но о весне вообще), за роскошные и обновленные картины воскресшей природы, за теплоту и за устерсы, которые она посылает в гостинец вашему желудку из Гавра и Фленсбурга. Другой любит лето, за то, что летом он может жить на даче, купаться и ловить раков, сбирать грибы и не пускать к себе друзей и знакомых, третий любит зиму, за то, что зимой можно слушать итальянскую оперу, кататься на коньках и, пользуясь длиннотою вечеров, гораздо больше посвящать времени преферансу, чем во все другие времена года, наконец, я люблю осень за то, что осенью можно стрелять дупелей и — что еще усладительнее — есть их. Любовь к осени, по той же причине, разделяют со мною весьма многие из петербургских жителей, в чем я имел случай удостовериться, прогуливаясь по разным рынкам, где дупел и раскупаются с неимоверною быстротою. Но в Петербурге дупели ‘жгутся’, и если в нынешнем году, благодаря хорошему ‘урожаю’ на эту вкусную дичь, они покуда не слишком дороги, то бывают годы, в которые цена за пару дупелей доходит до полутора целковых и более. Есть дупелей гораздо выгоднее в провинции, но в провинции есть их не умеют. Это меня ужасает. Я сам гораздо прежде умел убить дупеля, чем съесть его, и, зная по опыту, сколь великого и дешевого утешения в неприятностях осенней погоды лишены провинциальные жители по невежеству своих поваров, несколько раз готов был начертать подробную диссертацию о приготовлении дупелей, надеясь таким образом передать имя свое потомству, но, к сожалению, не нахожу времени для приобретения нужных для того предварительных сведений. Страшась умереть прежде, чем успею достигнуть цели своей, я наконец, после долгой борьбы с самим собою, приемлю смелость обратиться к доктору Пуфу, хотя и знаю, что ученый муж сей занят более важными вопросами своей науки и неохотно низойдет до повторения того, что он уже однажды сказал…

Почтенный и глубокоученый доктор Пуф! Мне утвердительно известно, что вкуснейшая из всей дичи — дичь, которую в обыкновенных случаях зовут ‘дупелями’, а в торжественных ‘дупельшнепами’, доныне жарится в провинциальной Руси совершенно вопреки не только нежному искусству, но и природе. Попробуй только кто-нибудь сказать в доме, по-видимому очень порядочном, что дупелей должно жарить не вынимая кишок,— ему захохочет в глаза повар, даже пожалеет внутренно о печальном положении его мозга, о кухарках нечего и говорить — они просто приходят в ужас и остроумно замечают, что в таком случае лучше уж, кстати, и не ощипывать перьев… Не только в провинции, но и в Петербурге мне лично случалось испытывать подобные результаты доброжелательной откровенности. Чтоб убедить не портить дупелей, нужен авторитет, ваш авторитету милостивый государь, скажу вам без всякой лести. Итак, господин Пуф, поспешите поправить дело, пока еще не поздно и еще не все дупели, которыми, благодаря мокрому лету, так обильна нынешняя осень, погибли жертвою непростительного невежества поваров, кухарок и отчасти — зачем не сказать всего? — их господ!

Слава богу! Как гора с плеч свалилась! по крайней мере я исполнил долг мой и могу умереть спокойно. А пока я не умер, поговорю с вами об охоте, которую избрал предметом нынешней нашей фельетонной беседы. Охота есть одно из главнейших удовольствий в России, охота ведется и в Петербурге, но жалка и бедна петербургская охота, как всё, что не составляет главного занятия человека, но есть не более как занятие побочное, которому посвящаются немногие часы, остающиеся от других, более важных занятий. А кто же в Петербурге живет и может жить одною охотою и для одной охоты?.. Самая природа петербургская бедна удобствами, нужными охотнику. Кроме дупелей и бекасов — страстных любителей болот и всяческой сырости,— других пород дичи здесь или нет вовсе, или очень мало, водятся тетерева, белые и серые куропатки, коростели, на взморье перекликаются кулики, пахнущие рыбой, большие на вид, но скорее малые, чем большие, на блюде,— свойство, делающее их похожими на тех богачей, которые во время цветущего состояния своих дел кажутся и умными, и значительными, но, будучи ощипаны, становятся пусты и незначительны. Природа петербургская так бедна и непривлекательна, что с нею даже плохо уживается заяц — этот четвероногий космополит целого мира, одинаково переносящий и жар и холод и ежеминутно готовый улепетнуть от борзых собак на край света. В окрестностях Петербурга зайцев очень мало, и если бы здесь количество псовых охотников и стрелков относилось к количеству жителей в такой же пропорции, как в некоторых внутренних русских губерниях, то псовых охотников можно было бы насчитать больше, чем зайцев. Но и псовых охотников в Петербургской губернии мало… Псовая охота есть забава помещиков, живущих во внутренних губерниях России и наследовавших страсть к псовой охоте от отцов и дедов своих вместе с величественным зданием псарного двора, гордо возвышающимся на первом плане усадьбы, кучею доезжачих, подъезжачих, борзовщиков и разной охотничьей сволочи, стаею ‘паратых вижлиц’ (быстрых гончих) и несколькими десятками или сотнями борзых. Сюда должен обращаться всякий, кто хочет познакомиться с охотою, изучить ее, насладиться ею!.. Прожив месяц между настоящими псовыми охотниками, среди беспрестанно раздающихся звуков сладкопоющего рога, музыкального ‘вара’ {Собачий термин, заключающий в себе намек на шум, происходящий при кипении котла, и означающий горячий и дружный лай тявкуш, гонящих зверя,— лай, в котором действительно есть нечто музыкальное, по крайней мере — для псового охотника (примечание Некрасова).} гончих, неистовых криков доезжачего, ободряющего собак, ‘атуканья’ и ‘гагаканья’ борзовщиков,— чувствуешь себя храбрее, воинственнее и приучаешься смотреть с настоящей точки на обширное поприще для травли. Признаюсь, время, которое посвящал я псовой охоте, проходило для меня гораздо приятнее и скорее, чем то, в которое я имею удовольствие беседовать с вами в ‘Литературной газете’, и, несмотря на ушибы, выпадавшие при довольно частых падениях с лошади на мою долю, я с благодарностию сохраню воспоминание о том времени подле драгоценнейших воспоминаний моего сердца. Впрочем, для предупреждения опухоли от ушибов, в подобных случаях берется обыкновенно несколько бутылок рома, который и исполняет, сколько я мог заметить, свое назначение очень исправно, ибо удивительно способствует героическому перенесению и даже совершенному забвению всяких ушибов. Псовая охота, между прочим, порождает еще тот баснословный, истинно волчий аппетит, о котором Петербург не имеет и понятия. Вот где источник того благословенного здоровья и той коренастой плотности, которым завидуем мы и вечно будем завидовать в провинциалах! Пустите самого тощего из всех тощих журнальных сотрудников на эту тучную отаву, которую зовут жизнью псового охотника,— через полгода вы его не узнаете. Псовый охотник ни о чем не думает, ни о чем не хочет знать, кроме своей охоты. Он гость дома и хозяин в поле. Вся заботливость его ограничивается присмотром за лошадьми и собаками, и я всегда истинно умилялся, видя, как даже многие имеющие жену и детей охотники ни о чем так много не заботились, как о благосостоянии своих собак. И это очень понятно: от собак зависит все удовольствие охотника, и они же могут быть источником самых горьких неудовольствий. Видеть, что у соседа собаки лучше содержатся и лучше скачут,— истинное мучение для псового охотника, он не пожалеет ничего, чтоб перещеголять счастливца, и вот где, а не в каких-нибудь менее важных обстоятельствах, скрываются причины, что дети богатых отцов не имеют иногда возможности завести и посредственной охоты. Псовый охотник никогда не впадает в апатию, редко (разве в те дни, когда невозможно охотиться) чувствует скуку и никогда ни о чем не сожалеет и ни на что не досадует, потому что ему все равно,— были бы зайцы. Страсть к псовой охоте переживает все страсти, пересиливает все огорчения, и я знал охотников, которые после самых тяжелых и потрясающих катастроф и потерь в жизни оставались теми же псовыми охотниками, прибавляя только каждый раз несколько новых гончих к прежней стае или удвоивая всю охоту. Этого, надеюсь, довольно для доказательства глубокости этой страсти. Охотники, устаревшие до того, что не в силах уже сидеть на лошади, также потерпевшие на охоте от лишней горячности, врожденной или случившейся по обстоятельствам, какое-нибудь увечье, ездят на охоту на беговых дрожках или даже (до места) в коляске, и никогда без сердечного трепета и умиления не мог я смотреть на восторг, оживляющий черты старца-охотника при дружном завывании гончих, криках борзовщиков и раздирающем вопле схваченного собаками зайца. Сколько во всем этом поэзии — не той пересаженной поэзии, которою веет на нас ‘лукавый Запад’, но настоящей, чисто славянской!.. Я чувствую, что слишком много сказал в похвалу псовой охоте и псовым охотникам, увлекшись личным пристрастием моим к этой забаве. Меня могут счесть отсталым человеком, приверженцем старины, что было бы для меня очень обидно. Потому считаю нужным, в заключение, несколько побранить псовую охоту. Итак, некоторые пристращались к псовой охоте до того, что забывали свои семейные обстоятельства, не радели о воспитании детей и расточали имение… Но боже мой! кто же не знает, что всякая страсть доводит иногда до излишеств? Нет, не буду бранить псовую охоту… это очень скучно… и притом это всякий сам может сделать лучше меня. Скажу лучше, в оправдание свое, что я также вместе со всеми благонамеренными людьми радуюсь, что псовые охотники с каждым годом переводятся, что огромные охоты уже все перевелись и что помещики наши поняли уже, что для их деятельности есть поприща более почетные и приличные. Скоро псовый охотник сделается типом ‘прошедшего’, и потому все касающееся до псовых охотников должно собираться с особенным тщанием. В заключение приведу вам еще небольшой куплет из водевиля, который со временем будут играть на сцене. Тут вы увидите портрет такого псового охотника, которые бывали в старину, но которые теперь едва ли водятся:

Я люблю простор и барство

И живу, как жили встарь…

(Я — обширнейшего царства

Полновластный государь.)

В независимом владенье

У меня с давнишних пор

Девять тысяч душ именья

И осьмнадцать тысяч свор.

Дом величественной формы

Прочно выстроен для псов,—

Я скупаю им для корма

Старых кляч со всех концов.

Лучшим стол даю особый,

А найлучших так люблю,

Что рядком с своей особой

И с женой своей кормлю.

Стоит ночью встрепенуться,

Затрубить,— на голос мой

Тотчас всадники проснутся,

Псы начнут веселый вой.

Вмиг усеяна дорога,

Счета нет собачьих свор,

Затрубим — и звуки рога

Потрясают дол и бор…

Дорога моя забава,

Да зато и веселит,

Об моей охоте слава

По губернии гремит!

Да зато как гаркнут ‘слушай!’

Доезжачие в бору,

И зальются вдруг тявкуши,

Словно птицы поутру,

Как кубарь, матерый заяц

Чистым лугом подерет

И ушами, как китаец,

Хлопать в ужасу начнет,—

Тут последняя копейка —

Видит бог — не дорога,

Только б Сокол¹ или Змейка²

Подхватили русака…

Я живу в отъезжем поле,

Днем травлю, а ночь кучу,

И во всей вселенной боле

Ничего знать не хочу.

Я люблю простор и барство

И живу, как жили встарь.

(Я — обширнейшего царства

Полновластный государь.)

¹Собачья кличка (примечание Некрасова).

² То же (примечание Некрасова).

Осень — самое благоприятное время для псовых охотников, и теперь, когда вы, быть может, с стесненным сердцем смотрите на опадающие листы, псовый охотник с радостным нетерпением ждет окончательной уборки хлеба с полей, чтоб начать свои подвиги…

На принадлежность этого фельетона Некрасову указал К. И. Чуковский (ПССт 1927, с. 418, 516). В фельетон с некоторыми изменениями вошли куплеты из водевиля Некрасова ‘Петербургский ростовщик’, в ту пору еще не опубликованного и не поставленного на сцене (ценз. разр. к постановке — 7 дек. 1844 г., премьера в Александрийском театре — 1 июня 1845 г.),— ср. в фельетоне куплеты ‘Я люблю простор и барство…’ с куплетами ‘Уж как я, такого парня…’ в водевиле (наст. изд., т. VI, с. 155—156). Отдельные мотивы настоящего фельетона использованы Некрасовым в стихотворении 1846 г. ‘Псовая охота’ (см. наст. изд., т. I, с. 47—54).

В собрание сочинений впервые включено: куплеты — ПССт 1927, с. 418, полностью — Некрасов Н. А. Соч. Ред. К. Чуковского. Л., 1937, с. 462-465.

Автограф не найден.

С. 133. У всякого своя охота ~ Кто занимается вином…— Цитируются отдельные строки из впервые опубликованной в 1828 г. и впоследствии исключенной Пушкиным из основного текста строфы XXXVI гл. IV ‘Евгения Онегина’ (была приведена среди редакторских примечаний в изд.: Сочинения Александра Пушкина, т. I. СПб., 1937, с. 252), у Пушкина:

У всякого своя охота,

Своя любимая забота —

Кто целит в уток из ружья,

Кто бредит рифмами как я,

Кто бьет хлопушкой мух нахальных,

Кто правит в замыслах толпой,

Кто забавляется войной,

Кто в чувствах нежится печальных,

Кто занимается вином —

И благо смешано со злом.

С. 134. …приемлю смелость обратиться к доктору Пуфу…— В ответ на это обращение доктор Пуф &lt,В. Ф. Одоевский&gt, написал статью ‘О бекасах вообще и о дупельшнепах в особенности’, которая появилась в приложении ‘Записки для хозяев’ к следующему номеру ‘Литературной газеты’ (1844, No 35).

С. 135. …кучею доезжачих ~ дружный лай тявкуш’.— См. примечания Некрасова к стихотворению ‘Псовая охота’ (наст. изд., т. I, с. 53-54).

С. 136. Отава — трава, выросшая на месте покоса.

С. 137. поэзии ~ которою веет на нас ‘лукавый Запад…’ — Пародийное выражение, употреблявшееся в 1840-х годах в кружке Белинского, иронически воспроизводящее негативное отношение к западноевропейской цивилизации у сторонников официальной народности и в славянофильской среде. Ср., напр., следующий отрывок из письма Белинского к Н. X. Кетчеру от 3 августа 1841 г.: ‘Лермонтов убит наповал — на дуэли. Оно и хорошо: был человек беспокойный и писал хоть хорошо, но безнравственно,— что ясно доказано Шевыревым и Бурачком. &lt,…&gt, Литература наша процветает, ибо явно начинает уклоняться от гибельного влияния лукавого Запада — делается до того православною, что пахнет мощами и отзывается пономарским звоном, до того самодержавною, что состоит из одних доносов, до того народною, что не выражается иначе, как по-матерну &lt,…&gt, Носятся слухи, что Погодин (вместе с Бурачком, Ф. Н. Глинкою, Шевыревым и Загоскиным) будет произведен в святители российских стран…’ (Белинский, т. XII, с. 61). Это же выражение дважды встречается в статье Белинского ‘Петербург и Москва’ при сравнении московского и петербургского простонародья: ‘Низший слой народонаселения, собственно простой народ, везде одинаков. Впрочем, петербургский простой народ несколько разнится от московского: &lt,…&gt, подгородные крестьянки Петербурга забыли уже национальную русскую пляску для французской кадрили, которую танцуют под звуки гармоники, ими самими извлекаемые: влияние лукавого Запада, рассчитанное следствие его адских козней! &lt,…&gt, То же должно сказать и о мужчинах: к такому сословию принадлежит иной служитель или мастеровой, это можно узнать только по его манерам, но не всегда по его платью. Это опять влияние того же лукавого Запада!’ (Там же, т. VIII, с. 406). Ср. также: Белинский, т. VIII, с. 320. Возможный источник этого выражения у Белинского — характерное сравнение Запада с Мефистофелем в статье С. П. Шевырева ‘Взгляд русского на современное образование Европы’: ‘И теперь, когда Запад, как Мефистофель в заключении Гетева ‘Фауста’, готовясь открыть ту огненную бездну, куда он стремится, является к нам и гремит своим ужасным ‘Komm! Komm!’ — не пойдет за ним Россия — никакого обета она не дала ему, никаким договором не связала бытия своего с его бытием…’. ‘Да, вся литературная Россия,— писал далее Шевырев,— разыгрывает теперь Геркулеса, стоящего на распутий. Запад коварно манит ее за собою, но, конечно, суждена ей провидением иная дорога’ (М, 1841, No 1, с. 288, 289). См. также рецензию Шевырева на роман М. Ю. Лермонтова ‘Герой нашего времени’, где вновь говорится о тлетворном влиянии Мефистофеля-Запада на русскую литературу. По мнению критика, Печорин — ‘ложное отражение Запада’ в сознании автора ‘Героя нашего времени’ (М, 1841, No 2, с. 537).

С. 137. Я — обширнейшего царства // Полновластный государь…— В ‘Литературной газете’ эти строки были из-за цензуры заменены точками. Восстановлены К. И. Чуковским ‘по новонайденной копии с собственноручными поправками поэта’ (ПССт 1931, с. 607). Где в настоящее время находится эта копия, неизвестно.

С. 138. Кубарь — детская игрушка наподобие волчка.

С. 138. Только б Сокол или Змейка…— Эти же собачьи клички упоминаются и в стихотворении Некрасова ‘Псовая охота’.

НЕЧТО О ДУПЕЛЯХ, О ДОКТОРЕ ПУФЕ И О ПСОВОЙ ОХОТЕ

КОММЕНТАРИИ

Читайте также: