Садовников Д. Н.
Названец.
Поэма.
(Из славянского прошлого).
Посвящается Дмитрию Ивановичу Лазареву.
1.
2.
Названец, Садовников Дмитрий Николаевич, Год: 1877
Время на прочтение: 4 минут(ы)
‘Я иду, Степан, прозваньем Малый,
Основать славянское единство,
Покорить турецкого султана,
Сократить коварное латинство!..
Кто из вас в меня поверит свято,
На врага пойдёт со мною злого,
Тот ни в чём нужды терпеть не будет —
Вкусит всё от счастья здесь земного.
Дам тем веру правую, свободу,
А за годы долгого терпенья
Раздарю нескудною рукою
Серебро и ценные каменья!
Тех же, в ком той веры не найдётся,
Посетит отчаянье и горе:
Будут те изрублены мечами,
А тела их — выброшены в море.
И оно, дробя с сердитым рёвом
Гребни волн о горные подножья,
Встанет грозно, словно кара Божья
На врагов, воздвигнутое словом’!..
Эту весть занёс чернец-пришелец
От своих собратьев черногорских
И с крестом, в широкой чёрной рясе
В городах вещал её приморских.
Он взывал: ‘Возмездия народа
Близок час… Всему на свете — мера.
Где, славяне, прежняя свобода?
Что теперь святая наша вера?
Мы в когтях у турка-кровопийцы,
Мы у немцев жалкими рабами…
Понимайтесь, смелые юнаки —
Русский царь явился между нами!
Он в живых: его в лицо я видел:
Слух о смерти пущенной был ложен —
Он недавно тайну нам поведал…
Сам султан известием встревожен!
Гнев царя падёт на маловерных!
Поднимайтесь, храбрые славяне!
Горе тем, кого врасплох застанут
Не готовым к бою басурмане’!
По следам захожего монаха
Всюду люд стекается толпами,
И слова могучего воззванья
Далеко разносятся горами,
Будят дух упавший славянина
На святое дедовское дело,
Кровь волнует, согревает злобу,
Что годами в сердце накипела.
Позади — униженная вера,
Грабежи, поруганные жёны,
Треск пожара, взмахи ятагана,
Крик детей, лишённых обороны…
Впереди — желанная свобода —
День, когда сомкнутся без изъятья
Под рукой Степана молодого
Все славяне, как родные братья…
Слаб и стар владыка черногорский,
Всюду только о названце речи,
И в цари себе его избрало
На горах собравшееся вече.
Вкруг орла могучего слетелись
Молодые, сильные орлята:
Черногорец, серб, герцеговинец
Поднялись, как три родные брата.
Поднялся с кровавой жаждой мести
Хитрый грек, воинственный албанец,
Встало всё славянское поморье,
Встали все, кого будил названец…
Вот и он, — что искра, залетевший
В этот ворох с давнего пожара, —
Впереди, с лицом полузакрытым,
Бич врагов, османов злая кара…
‘Я пришел посланником свободы,
Вас спасти от вражеского гнета!
Серп готов. Давно созрели всходы,
Впереди — кровавая работа’!..
Но туман ложится на теснины,
Повивает скал нагие кручи,
Ополчась на горные вершины:
То плывут не грозовые тучи.
А с востока хищные османы
По приказу грозного султана
Занимают горные ущелья
Под зловещий грохот барабана.
Залита соседняя долина
Их шумящим, неоглядным станом.
Счету нет коням, палаткам белым,
Светлым саблям и цветным тюрбанам.
Царь увлёк одним могучим словом
Свой народ на пришлые дружины:
Так поток — дитя снегов нагорных,
По весне срывается в долины.
На врагов кидая частым градом
С ближних скал тяжелые каменья,
Сами горы словно ополчились
Посреди кровавого смятенья,
Небо тучей темною закрылось,
В туче грозно молния зажглася,
Заметались огненные стрелы,
Грянул гром, и буря понеслася…
По рассказу песни перелетной,
Гром упал на оба вражьи стана —
На морлаков дожа Мочениго
И на турок сильного султана.
Убоявшись Божьего насланья,
Два врага бежали в беспорядке,
Побросав на поле состязанья
Груды тел, оружие, палатки…
Широко Степанова призыва
Расходились мощные раскаты:
Думали евреи в Палестине,
Поднимались дикие хорваты…
Разразилось дружное восстанье,
Как река — в своём весеннем русле,
О победах славного названца
Гусляры настраивали гусли.
Но в руках убогого гусляра
Скоро в их звенящем переборе
Отозвалось песней безутешной
На народ обрушенное горе.
Монастырь, приют людской отрады,
К небесам несёт святые главы,
А над ним сурово-величавы
Стройных гор возносятся громады.
Под лучами алого заката
Их резные, голые вершины,
Словно свечи Божьи, догорают,
Кроет тень и склоны, и долины.
День угас до нового рассвета.
Ночь убор свой разметала звездный
И царит над тёмною землёю
Светлою, неизмеримой бездной…
Не засветит солнце для Степана,
Но сверкнут огнём бывалым очи:
Он лежит в обители пустынной,
Обречён на тьму ужасной ночи.
На красы родной его природы
У него навек закрылись вежды,
Но не спят в душе его печальной
Дорогие старые надежды…
В голове царя проходят думы
Вереницей тёмных привидений,
С ним его любимец, верный Марко,
С ним душою преданный Арсений.
Все свои надежды и сомненья
Делит он с немногими друзьями,
В их сердца царя Степана речи
Западают вещими словами.
‘Я силён все той же светлой верой
В ясный день великого восхода:
Он придет с обещанной свободой
Для всего славянского народа!..
Горько мне лежать больному в келье
И, взамен народных упований,
Лишь врагу давать минуты счастья
Для его побед и ликований.
Я боюсь, что вера оскудеет, —
Наших дел святое основанье:
Без неё не двинешь эти горы,
Без неё — ничто мои воззванья!
Пыл речей со всей их страшной силой
Дополнял я личностным примером:
Случай злой дорогу перешёл мне,
И смотрите: где былая вера?..
Но я жив! Скажите им, что скоро
Поведу на новый бой кровавый,
Посмеюсь над вражьим ликованьем
И вернусь на родину со славой!
Верный конь помчит меня, слепого,
В глубь земель турецкого султана,
И опять враги на нем увидят
Своего карателя Степана!
Дело, мною славно начатое,
Я куплю своей последней кровью’!.. —
И слепец усталой головою
В забытьи склонился к изголовью…
Дышит все в обители Черницкой
Тишиной и мирною отрадой,
Человек свои хоронит страсти
За её высокою оградой,
Но душа ослепшего названца
Не лежит к монашескому миру:
Каждый день слуга любимый Станко
Для царя настраивает лиру,
Запевает песню боевую,
По струнам отзывным ударяет
И слепца игрой своей искусной
Пробуждает он и усыпляет…
Мало ль что купить на свете можно?..
Продался и грек лукавый Станко:
Кошельки с монетой золотою
У султана — верная приманка.
Под напев своей обычной песни,
Под её чарующие звуки,
Поднялись у Станко-вероломца
На царя бестрепетные руки…
Не сбылись Степановы желанья…
Пал он жертвой гнусного обмана,