Наставление сыну моему, Герцогу Пармскому и Пиаченскому, данное из Эльбского заточения, Наполеон, Год: 1814 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Наставленіе сыну моему, Герцогу Пармскому и Піаченскому, данное изъ Эльбскаго заточенія.

Сообщенный переводъ.

(Изъ Бонапартовой переписки (*).)
(*) См. No Встника,

Еще ты не существовалъ, сынъ мой! какъ слпое щастіе, часто падающее на пни и кочки, но рдко, весьма рдко на людей бросило благосклонный взор свой на меня въ Корсик, гд фамилій отца моего возникнуть не могла при всхъ усиліяхъ изъ грязи подлости {Теперь узнали, что ддъ Наполеона былъ мясникомъ. Сіе, кажется, не принесло бы ему никакого безчестія, естьли бы, будучи возвышенъ къ величію, коимъ не умлъ пользоваться, украсилъ его своими добродтелями, естьли бы доставилъ Франціи благоденствіе, а Европ миръ. Мы съ уваженіемъ воспоминаемъ Минина. Ктожъ онъ былъ? Званіемъ мясникъ, а длами? Спаситель Москвы.— И Наполеонъ заслужилъ бы у современниковъ удивленіе, а отъ потомства признательность, бывъ мясника внукомъ, естьли бы былъ Царемъ по сердцу Божію. Переводч.}. Однако ддъ твой, занимавшій должность Секретаря въ город Аякчіо, мст моего рожденія, былъ другомъ славнаго Паоло извстнаго по своей любви къ Отечеству. Въ тотъ самой годъ, въ которой досталась во владніе Франціи Корсика, я произошелъ въ свт. Правителемъ тогда сего острова былъ Графъ Марбефъ, коего угодно было участію избрать орудіемъ первыхъ его милостей въ юности моей, покровительствовавшаго мн посл до самой своей кончины, на сихъ первыхъ знакахъ своего ко мн благоволенія щастіе не остановилось, оно предначертало съиграть со мною странную роль, чтобы удивить міръ и моимъ скоропостижнымъ возвышеніемъ и мгновеннымъ моимъ паденіемъ,

Въ Бріеннскомъ военномъ училищ я почерпнулъ первыя начала искусства убирать людей на пол чести. Мн не трудно было понять ихъ скоро, имя природныя способности, но отъ нихъ-то можетъ быть поселился во мн первой зародышъ желанія прославить себя нкогда подобно Тюреню и Евгенію, или лучше сказать, желанія проливать кровь для того только, чтобы имть удовольствіе повсюду слыть героемъ. Первые опыты мои въ семъ знаніи увидлъ Тулонъ, когда, бывъ еще Поручикомъ, я удивилъ Диктатора Барраса устроеніемъ одной батареи, спасшей городъ отъ сильной осады Англичанъ. Отъ сего перваго щастливаго шага произошло все будущее мое поприще, на коемъ посл того длалъ я необыкновенные скачки. Вошедъ въ знаніе у лучшихъ республиканцовъ, мн не трудно было пронырствомъ и хитростьми устроить себ путь къ почестямъ, коихъ нетерпливо желала моя душа, недовольная посл всмъ, чмъ только обладать можно смертному.

Мн не трудно было вкрасться во вс тайныя сходьбища, откуда происходили опредленія смерти, и тутъ-то я узналъ, что тогда, какъ повседневно падали жертвы отъ республиканской скиры, мн всегда удавалось торжествовать втайн надъ злоумышленіями санкюлотовъ. И такъ съ врностію попечительнаго дядьки щастіе сопровождало меня во время убійственнаго во Франціи междоусобія, и спасло меня въ сіи дни ужаса отъ рукъ палачей Роберспіера, Марата и Кутона.

Ты узнаешь отъ твоей матери, братьевъ моихъ, товарищей военныхъ моихъ подвиговъ и даже отъ всего тебя окружающаго, съ какимъ попечительнымъ около меня стараніемъ щастіе сопровождало меня на поприщ моихъ подвиговъ. Какъ служило мн въ Египетскомъ поход, въ коемъ юный еще сдлался я побдителемъ Малтійскихъ рыцарей, овладвъ ихъ островомъ не силою оружія, но златомъ и хитростію. Покорилъ Сирію, хотя на время, на высочайшей изъ всхъ пирамид начерталъ мое имя, какъ побдителя, и внушилъ въ Египтянъ страхъ и краткое къ себ уваженіе. Какъ спасло оттуда возвращавшагося: безъ флота и воиновъ отъ Аргусовой бдительности Англичанъ, положившихъ твердо погубить меня. Какъ, наконецъ, сохранило меня отъ убійственныхъ мечей въ пятисотномъ Совт, гд я помощію предпріимчиваго Сіеса и брата моего осифа положилъ первыя основанія верховной власти во Франціи, власти хотя гражданской, но въ особ моей самодержавной.

До сей важной эпохи моей жизни властолюбіе, еще младенчествовавшее во мн, не совсмъ созрло — я одинъ управлять желалъ, а два данные мн младшіе помощника были нкоторымъ мн препятствіемъ въ тайныхъ замыслахъ моихъ. Приспло наконецъ то время, какъ властолюбіе мое согласно съ щастіемъ сдлало послдній исполинскій шагъ — когда заслугами моими, оказанными Франціи, блеснулъ я предъ Европою въ Консульской тог, коею облачится надлежало и потомкамъ моимъ, когда Диктаторскій жезлъ Силлы обняла крпкая моя мышца, когда я начал уже быть первымъ въ гражданскомъ сословіи: тогда щастіе шепнуло честолюбивому моему сердцу, искать вящшаго величія въ Царской корон. Но какъ ее получишь? Я не былъ природный Французъ, Бурбоны не отреклись отъ своего престола, Франція и слышать не хотла о самодержавной власти, еще на революціонной площади дымилась кровь Лудовика, пораженнаго ненавистію ко всмъ въ мір Царямъ.

Все было мн препятствіемъ, но чего не могутъ сдлать хитрость и щастіе?.. И нын даже сердце мое содрогается, вспомнивъ вс сіи коварные происки, вс сіи безсовстныя интриги, употребленныя мною для совершенія сей послдней воли щастія. Но какія бы он ни были, желаніе честолюбія моего и въ семъ исполнилось, исполнилось даже боле, нежели самое честолюбіе мое думать могло, Франція ненавидла Королей, но льстя ея самолюбію, я вздумалъ прельстишь ее пышнымъ именемъ Имперіи, да и для собственнаго моего честолюбія мало было быть Королемъ: я не хотлъ сравниться съ первымъ капетомъ — я желалъ уподобиться великому Карлу — и такъ Императорская корона оснила мою главу. Увидвъ въ ней щастіе любимца своего, какъ будто нсколько утомленное сло у подножія моего престола. Тогда я позабылъ о благодтельствовавшей мн десниц, и возгордись, къ себ одному отнесъ вс сіи исполинскіе успхи.—

Но ты еще и тогда не существовалъ, сынъ мой! какъ отецъ твой, избалованный сими игрушками, возслъ на новосозданномъ имъ престол, основанномъ на подросткахъ древняго, коего не могъ сохранить внчанный страдалецъ добрый Лудовикъ, отъ коего и я принужденъ былъ посл отказаться. Но о семъ посл.— Не довольствуясь одною сею короною, которой можетъ быть позавидовали бы древніе Цари, возложилъ я еще и желзную на себя Лонгобардовъ діадиму, положивъ твердо въ сердц моемъ воскресить изъ разсяннаго пепла сіе Королевство, погибшее отъ недальновидности слабыхъ потомковъ безсмертнаго Карла. Громкою на ней надписью я хотлъ устрашить современныхъ мн Царей, не хотя себя въ семъ уврить, что не тому горе, кто къ ней прикоснется {Не на желзной Карла Великаго корон, но на установленномъ имъ орден желзной короны сдлалъ Наполеонъ сію шутовскую надпись — Dio me l’а dato, quai chi latocchera — въ обихъ ложь. Провидніе нимало, кажется, не занималось его возвышеніемъ, да и комужъ нын горе, что Италія возвращена прежнимъ своимъ владльцамъ? Можетъ ли наказать Промысл Союзныхъ Монарховъ за сердечное и Ему пріятное желаніе, освободишь человчество отъ его мучителя? Какоежъ доброе дло останется безъ награды, когда защита общія пользы осталась бы безъ Его вниманія? Лучше бы сдлалъ Наполеон, естьли бы далъ сію надпись: Fortuna, me, l’a data, quai а me, fuo favorito!— Не исполнилось ли сіе?— Переводчикъ.}, но тотъ погибнетъ, кто оросилъ ее кровію миліоновъ, закланныхъ имъ для сохраненія ея.

Окруженному симъ сугубымъ блескомъ величія чегожъ еще не доставало властолюбивому отцу твоему? Императоръ-Король, покровитель, или лучше сказать самодержецъ Германіи — посредник Швейцаріи — законодатель Франціи.— Творецъ Царей и владтель всея почти Европы — онъ пожелалъ продлить вками свою династію, продлишь ее посреди древнйшихъ и славнйшихъ въ Европ престоловъ.

Тогда, руководствуемый адскою моею политикою, думая утвердить самовластіе мое во Франціи и во всей Европ новымъ брачнымъ союзомъ, я разорвалъ первый, коему по уму и достоинствамъ Жозефины можетъ быть я былъ обязанъ моимъ возвышеніемъ, принудилъ развестись ее со мною, оставить меня неблагодарнаго къ ней съ тмъ, чтобы не силою любви, но под страшными громами брани изторгнуть насильно изъ объятій Австрійскаго Императора юную добродтельную дщерь его. Въ семъ поступк политики заключалась сугубая дальновидная хитрость моя. Ежели бы я окончилъ жизнь мою на престол, династія моя продлилась бы вками, ибо сильный Монархъ, каковъ есть Австрійскій Императоръ, защищалъ бы ее въ потомкахъ моихъ, и союзъ родства со всми почти Европейскими Государями былъ бы для нихъ надежнйшимъ щитомъ {Можетъ быть не всмъ извстенъ сей стихъ, заключающій въ себ нкоторое врное предреченіе: Bella gerant alii, tu felix Austria nube. Читая лтописи, во всхъ почти опасныхъ для Австріи случаяхъ сіе предреченіе совершилось. Отдавая на французскій престол дочерей, Австрійскій Дом всегда отклонялъ величайшія отъ себя нещастія. Супружество даже Наполеона есть тому доказательствомъ, ибо на тончайшей ниточк висла судьба ея отъ неистовства сего бшенаго завоевателя. Ратуя въ послдній раз противъ Австріи, он изключилъ изъ списка Европейскихъ Государей царствующаго нын Франца II го. Женитьбою съ дщерію его укротилась нсколько алчба сего новаго Тамерлана, и онъ не простиралъ уже взоровъ своихъ на достояніе тестя своего, коего ни страшился, ни уважалъ. Да и посл паденія его не вознаграждена ли будетъ Австрія тмъ, что пожертвовала для Франціи симъ безцннымъ сокровищемъ, возвращеннымъ судьбою первому его владльцу?… Перевод.}. Ежели же бы что и случилось — къ крайнему моему нещастію я низверженъ былъ съ престола моего — то и тогда судьба наслдника моего была бы обезпечена, ибо кому бы ни удалось меня покорить, тотъ всегда долженъ былъ уважить супругу мою, пожертвовавшую собою для спасенія своего родителя, а тмъ самымъ и сыну его опредлить соотвтственное сану и пород его достояніе.

Но кто бы могъ ожидать сего, чтобы затянное честолюбіемъ совершилось по вол ли судьбы промысла, или по обыкновенному закону природы? Тогда я думалъ, что въ семъ насильномъ брачномъ союз щастіе мн благопріятствовало. Имъ-то, сколько для меня блистательнымъ, столько же и для меня щастливымъ, я сдлался родственникомъ всхъ почти внчанныхъ Глав въ Европ, и она, кажется, позабыла о подломъ происхожденіт моемъ, взирая только на супругу мою, коея высокій род и добродтели облагородствовали везд досель ничего не значущую фамилію мою, изъ сего-то союза, основаннаго на политик и утвержденнаго страхомъ и силою властолюбія, ты произошелъ, сынъ мой {Не врю, чтобы Наполеонъ любилъ своего сына, какъ нжный отецъ, когда сомнвался даже человкъ ли онъ, или самоходная машина. Однажды, видя его играющаго на паркет, спросилъ онъ у предстоявшаго предъ нимъ Прелата: ‘Епископъ! врите вы, что въ семъ существ’ указуя на своего сына, ‘есть душа?’ Не извстенъ намъ отвтъ Епископа, оставшагося врно въ большомъ затрудненіи, но такой безумной допросъ открываетъ вс свойства души Наполеона. Можно ли посл того удивляться, что сіе изчадіе щастія, сей извергъ, безъ всякой вры и совсти, почиталъ человчество ничмъ, когда собственнаго даже сына, непочиталъ мыслящимъ существомъ? Переводчикъ.}.

И такъ, ты въ то время существовать началъ, когда отецъ твой, осненный короною почти перваго въ Европ Царя-законодателя, побдителя и завоевателя, увидлъ тебя со слезами радости въ своихъ объятіяхъ, единую надежду своего престола и милаго ему преемника славы моей и величія. Образованная симъ Франція, такъ мн по крайней мр казалось, поднесла теб, какъ моему наслднику, пальмовую втвь, въ знак союза любви къ теб,своей же ко мн покорности, а Европа принесла теб дары, въ залогъ уваженія къ престолу моему. При всей дикости, хладныхъ моихъ чувствъ, при всей угрюмости моего характера, ни что сравниться не могло съ сердечнымъ тогда восторгомъ моимъ, увидвъ, что правнукъ Корсиканмкаго матроса возсядетъ нкогда на престол Великихъ Генрика, Людовика и Карломана, и наставленный мною въ многотрудномъ искусств царствованія {Богъ сохранилъ отъ сего и невинное сіе безмолвное твореніе и человчество. Какія бы онъ далъ сыну своему благія наставленія, дыша весь безсовстіемъ и кипя злобою и презрніемъ къ человчеству? Зналъ ли онъ самъ истинныя правила царствованія мудраго, кроткаго и ко благу народовъ?— Поселилъ ли бы онъ въ немъ любовь къ нимъ, сего врнаго поручителя обоюднаго щастія и благоденствія? вкоренилъ ли бы онъ въ немъ страхъ Божій, коимъ сильные земли огражденные защищаютъ отъ всего подданныхъ своихъ? Не былъ ли бы это питомецъ Махіавелія, коего самъ вс исполнилъ заповди въ краткое время своего царствованія?— Переводчикъ.}, совершитъ со славою начатое мною… Но не такъ начертанъ промыселъ Всевышняго, щастіе пріуговляло громовый свой ударъ намъ обоимъ, мн, какъ виновнику всхъ золъ, совершеннымъ меня униженіемъ и безславіемъ, теб же, какъ во всемъ невинному, лишеніемъ, что не было твоимъ, и опредленіемъ того чмъ ты во всю жизнь твою одолженъ не мн, но добродтельной матери твоей. Ударъ совершился, но я, бывъ пресыщенъ славою моею и величіемъ, или никогда его не ожидалъ, или не воображалъ себ столь ужаснаго, какой въ самомъ дл послдовалъ.

Внемли сынъ мой, и ужаснись: Ты родился въ блск заимствованномъ отъ меня, но дабы возвеличишь его собственною твоею славою, я возложилъ на тебя, бывшаго еще въ колыбели, самодержавнйшую корону Цезарей, присвоенную Престолу Церкви ея Первосвященниками, думая сдлать тебя Августомъ въ мір, когда довольно для тебя было бы быть вторымъ Наполеономъ во Франціи и единымъ преемникомъ моего величія. Тако ты шествовалъ въ младенчеств къ будущей твоей слав, и казалось, что сынъ исполина — такъ его лесть и боязни называли или превзойдетъ ею своего отца, или предастъ ее потомкамъ своимъ.—

Но, ахъ! еще и четырехъ не протекло годовъ отъ твоего рожденія, какъ наконецъ щастіе, утомившись покорствовать рабски моему своенравно, отвратило отъ меня со гнвомъ лице свое, и возвысивъ меня столь скоропостижно къ земному величію, низвергло меня въ грязь природныя моея подлости! увы! куда двалась моя слава, величіе, престолъ, владычество, короны? куда скрылись мои побды, завоеванія, раболпство Франціи и покорность ко мн Европы? Отъ чего столь скоропостижно изчезъ весь блеск моего величія? отъ чего утихъ навсегда Громъ моея побды?

Сынъ мой, возтрепещи, и пади во прахъ предъ могуществомъ вседющаго Промысла, покорствуй въ глубокомъ безмолвіи всесильной вол Его!— Возвышенія всхъ исполинскихъ длъ моихъ и поставляй орудіемъ слпое щастіе. Нтъ, Богъ не мшался, будучи всеблагій, въ мучительное мое правленіе, ни въ кровопролитныя мои брани, мгновеннаго же паденія, постыднаго нын плна и позорнаго моего безславія ктожъ, какъ не я самъ, виновникъ?— Въ величіи моемъ я не признавалъ надъ собою десницы, Всевышняго, Коимъ Цари царствуютъ и сильные земли господствуютъ, самонадяніе мое превзошло вс мои силы, высокомріе равнялось моему неистовству, честолюбіе сходствовало съ гордостію ангела тьмы: вотъ! его дянія, украшенныя мною пышнымъ именемъ славы, коея основаніемъ я поставилъ личную мою пользу я всеобщую гибель народовъ, вотъ изображеніе черныхъ свойств души твоего отца! Но приготовься услышать еще ужаснйшее!

Съ первыхъ дней моего владычествованія во Франціи я началъ неистовствовать во всей Европ.— Возшествіе мое на престолъ я обагрилъ неповинною кровію Пишегрю, Жоржа и мнимыхъ всхъ сообщниковъ выдуманнаго мною ихъ противъ меня заговора, послалъ на заточеніе добродтельнаго Моро, достойнаго лучшей участи, предалъ поносной смерти, насильственно похитивъ изъ лона дружбы д’Анганскаго Принца, опаснйшаго врага моему властолюбію по его. уму и добродтелямъ* Я опрокинулъ древніе въ Европ престолы, вс существовавшія изкони правленія, весь порядокъ мира и тишины, заключилъ въ монастырь Этрурскаго Короля и мать его, для того только, чтобы за похищенныя мною ихъ владнія не платить имъ положенной суммы, я даже коснулся къ Престолу церкви, наложивъ оковы на сановитаго Старца, тмъ только виновнаго предо мною, что онъ владлъ опредленнымъ мною теб достояніемъ, не отдльнымъ отъ Римской украшавшей тебя короны. Вотъ какое ненадежное хотлъ я теб оставитъ наслдіе!

Но сего еще мало.

Я нарушалъ, по моей вол вс священные съ Царями договоры, принудивъ Испанскаго отдать мн свой престолъ, и овладвъ всею Германіею, под предлогомъ моего надъ нею покровительства, обнажилъ ее изъ всхъ ея сокровищъ, изрыгая всю всюду смерть, гд, хотя малйшее находилъ сопротивленіе моей алчности и это людно. Я остановилъ, во всей Европ торговлю, скрежеща зубами на Англію, царицу морей, спасшую бодрую Испанію, отъ ига моего самовластія. Я помстилъ на всхъ почти Европейскихъ престолахъ недальновидныхъ {Изъ сего числа справедливость велитъ изключить двухъ: Людовика, бывшаго Королемъ Голландскимъ, кротостію своею и благоразуміемъ заслужившаго, любовь у своего народа, и достойнаго лучшей участія: и Люціана, почти предвидвшаго скорую политическую кончину брата своего, никогда не соглашавшагося на замыслы Наполеона, и собравшаго — входить не должно какимъ образамъ несмтныя сокровища, дабы содержать ими въ Рим отставныхъ братьевъ своихъ…. Перевод.} братьевъ, моихъ, рабовъ моей воли, окруживъ престолъ мой созданными мною Герцогами, Дюками, Маршалами, Графами, слпо мн раболпствовавшими, въ тайныхъ мною неистовствахъ обременившихъ лютую совсть мою. Я довелъ Францію до самоужаснйшаго состоянія моими непомрными налогами, уничтоженіемъ земледлія ея, рукодлій и торговли, обнаживъ ее изъ красы храбрыхъ ея юношей, не пощадивъ и старости, влача и ее на ратное поле, лишь бы многочисленностію моихъ легіоновъ удивить и устрашить Европу. Ежегодно я жертвовалъ миліонами, ежечасно тысячами, ежемсячно полками храбрыхъ воевъ, не для того, чтобы отразить натискъ враговъ моихъ, кои никогда не думали на меня нападать, но чтобы имть удовольствіе проливать кровь неповинную, орошая ею опустошенныя мною, повсюду поля.

Я наконецъ, не уважая достоинства перваго въ свт Монарха и нарушивъ священный договоръ съ могущественною Россіею, напалъ на нее разбойнически съ многочисленными ордами, возмечтавъ — естьли бы мн вздумалось ее покоришь — сдлаться владыкою вселенныя. На семъ кончилось поприще моего, блеска и величія. Повсюду поражаемый въ Россіи, преслдуемый до самыхъ стнъ Парижа, наконецъ совершенно побжденный, я палъ подъ тяжестію моея гордости, покоренный, я отрекся отъ своихъ престоловъ, съ лукавствомъ увряя Европу, что ихъ добровольно отдаю вручившему мн ихъ народу, желая будто человчеству мира, а Франціи благоденствія, въ самомъ же дл терзаясь внутренно, что лишился не моего собственнаго. Но чтожъ я въ удлъ получилъ? Общую ненависть, злословіе, презрніе, уничиженіе и безславіе, кои въ теб никогда не прикоснутся, но въ которыхъ однако ты долженъ, находить для себя полезное наставленіе, нося всегда въ душ своей примръ сей истинныя превратности щастія и моего смиренія въ самомъ высочайшемъ изступленіи моея гордости.

Наставленіе сыну моему, Герцогу Пармскому и Піаченцскому, данное изъ Эльбскаго заточенія.

(Окончаніе статьи, напечатанной въ 22 книжк, стр. 132)

Вотъ, сынъ мой! живое начертаніе кистію совсти и истины, изображеніе отца твоего, нкогда великаго и могущественнаго въ мір, нын же безсильнаго, презрннаго и безславнаго въ подломъ заточеніи. Въ такомъ нын положеніи владыка Франціи, предъ моимъ все трепетало. Вотъ разительный примръ въ лиц собственнаго твоего отца,примръ суеты сего міра, примръ Божія правосудія надъ высокомрными, Ему единому, Господу силъ и славы, возмечтавшими уподобиться во власти! Читая всемірныя лтописи, ты въ нихъ подобнаго сему не сыщешь примра. Ты тамъ увидишь щастливыхъ любимцевъ щастія по большей части постоянныхъ въ своемъ щастіи и возвышеніи рдко кто сопровождаемъ былъ на эшафотъ, или въ темниц кончилъ жизнь какъ злодй. Я же лишенъ только того, что не было моимъ, чмъ я не умлъ пользоваться въ щастіи моемъ, и отъ, чего добровольно самъ отрекся, узнавъ наконецъ, что я всмъ вредной человк {Какогожъ другаго наказанія могъ ожидать Наполеонъ въ вк просвщенія и кротости, отъ такого Монарха, Который весь дыша человколюбіемъ, хотлъ — и доказалъ міру, что Онъ не варварами управляетъ — какъ утверждалъ Наполеонъ — но людьми, руководствуемыми любовію къ человчеству? Да, и какая была бы для Европы польза, естьли бы онъ, какъ грабитель, убійца, злодй и возмутитель общаго спокойствія, кончилъ на эшафот ненавистную жизнь, свою? Постыдно было бы для Парижа, естьли бы на сей самой площади, гд за благо народа пролилъ страдальческую кровь кроткій Людовикъ, смшалась съ нею кровь честолюбца и неистоваго убійцы миліоновъ. Довольно для злодя наказанія, когда у него вс отняты средства вредить обществу. Онъ наказанъ по мудрому Римскому закону 2 Per quod quis peccat, per idem et puniatur.— Наполеонъ властію своею причинялъ всмъ зло, онъ долженъ быть наказанъ отнятіемъ ея, и Европа осталась спокойна, человчество уже страдать не будетъ Ничто, и самая даже смерть, его не можетъ вознаградить тхъ убытковъ, кои онъ причинилъ народамъ, ни возвратить жизни десяти миліонамъ, пожраннымъ честолюбіемъ его. Примръ его паденія достаточенъ наставить народы и злыхъ Царей Отнятіемъ у него жизни разв онъ хотлъ заставить кроткихъ своихъ Побдителей подражать ему въ лютости? Нтъ,АЛЕКСАНДРОВУ сердцу дорого стоитъ самый бднйшій оратай.— Онъ только благотвореніями и щедротами мстить уметъ. Прощая великодушно разорителю Москвы, благотворя ему за зло, причиненное великому Его народу, Онъ показалъ будущимъ родамъ, что въ одномъ только человколюбіи Исходитъ славу и величіе. О сколь ничтожны, сколь млки предъ такимъ Монархомъ вс побдители! Чмъ меньше великій нкогда Наполеонъ, тмъ больше истинно великъ АЛЕКСАНДРЪ! Переводч.}.

Сынъ мой! еще въ колыбели ты былъ уже самъ по себ Царемъ, былъ сыномъ Царскимъ. Младенецъ же? ты ничто по отцу. Ты можетъ быть лишишься и имени моего, которое въ лтописяхъ міра безславіе и общая ко мн ненависть самыми чернйшими начертятъ красками. Ты подобенъ сыну гордаго Папы Александра VI, желавшему быть Цезаремъ и умершему ничмъ. Однако ты Герцог, сего довольно нын для честолюбія моего. Ты же не долженъ его имть, ежели не желаешь лишишься и того, чмъ за добродтели матери твоей наградило тебя Провидніе. Я въ заточеніи моемъ симъ утшаюсь, что ты въ Княжеской мантіи продлишь родъ мой.— Видно, Царская порфира не кстати была бы для тебя, сына властолюбца, не умвшаго ею дорожить… Будь и симъ доволенъ… Промыслъ устроиваетъ все въ пользу человка. Я нын сіе испыталъ — рабъ страстей моихъ въ корон — я нын отъ нихъ свободенъ въ цпяхъ….

Невинное и отъ меня единаго ненастное твореніе! чего ты могъ ожидать отъ отца, не умвшаго цнить благодяніи щастія? отъ неистоваго, высокомрнаго отца, не искусившагося прежде въ школ добродтели, чтобы навсегда царствовать человколюбиво? отъ отца не знавшаго границъ своему властолюбію, и водрузившаго жезл самовластія тамъ гд даже кроткіе Цари жестоко народомъ наказываемы были… {Нкто изъ просвщенныхъ наблюдателей сказалъ, что и въ царствованіе Наполеона революція французская продолжается, и никогда не окончится. Отврати, Боже! сіе предсказаніе! Какимъ опять бдствіямъ пріуготовляется щастливый нын Домъ Бурбоновъ, достойный царствовать надъ постояннйшимъ народомъ?— Не уже ли адъ вторично породить когда нибудь властолюбца, подобнаго Корсиканцу? Не уже ли Франція, а чрезъ нее и человчество, вчно страдать будетъ? О гнусные Вольтеры, Руссо, Дидероты, д’Аламберты! се плоды вашей философіи!— Прах вашъ уже истллъ, — о когда бы память ваша изчезла отъ лица земли!— Переводчикъ.}? отъ отца человконенавидца, лютаго душею и сердцемъ, и себя только одного любившаго? отъ отца, презрвшаго даже будущее твое щастіе, лишь бы собственное возвысить превыше всея возможности возвышенія?—

Сынъ мой! ты остаешься нын съ твоею матерью, чувствительною, умною, добродтельною матерью, остаешься съ нею тогда, какъ отецъ твой, самъ виновникъ своего нещастія, влачилъ въ семъ заточеніи подлыя оковы своего безславія, тогда, какъ первая картина превратности здсь всего представится теб въ собственномъ моемъ лиц, тогда, какъ у подножія престола Бурбоновъ ты Меня увидишь обнаженнаго изо всего, чмъ я несправедливо гордился, похитивъ оный, чмъ прельщался въ паденіи моемъ, и чего цнишь не умлъ, рожденный въ подлости, воспитанный щастіемъ и возвышенный слпымъ случаемъ, низверженный же и попранный рукою самаго Промысла.—

Когда лта твои откроютъ способности твоего разсудка, когда добродтельная мать твоя дастъ теб первый урок вры и нравственностію, тогда ты въ первой разъ спросишь ее объ отц твоемъ. Но что же объ немъ отъ ней услышишь? Я предупрежду ее описаніемъ теб характера его. Онъ заключалъ въ себ странную смсь всхъ пороковъ, и немногихъ добродтелей, притворной ласковости и природнаго неистовства, кратковременнаго постоянства и всегдашней опрометчивости, нкотораго ума и недальновидности, храбрости и внутренняго страха, смсь мгновеннаго величія и природной во всемъ низкости.

Остановись, сынъ мой! на семъ врномъ изображеніи, позабудь вовсе о кратковременномъ величіи отца, но запечатлй въ душ твоей въ пожизненное себ наставленіе позорное его паденіе, оно охранитъ тебя отъ высокомрныхъ замысловъ, погубившихъ меня, и отъ неограниченнаго властолюбія, почти всегда оканчивающагося безславіемъ, и ежели злая природа поселила и въ теб зародышь гнуснаго честолюбія, то изкорени его въ юныхъ еще лтахъ твоихъ, дабы ты могъ провождать спокойно жизнь съ любовію въ теб людей, съ миромъ совсти твоей и съ лестнымъ наименованіемъ честнаго человка.

Чти и сохраняй свято заповди Религіи, безъ нее нтъ величія для Царей и благоденствія для народовъ. Изслдуй, сколько можно, вс науки, он будутъ всегда наставникомъ и путеводителемъ въ щастіи, утшителемъ и врнымъ другомъ въ злополучіи твоемъ. Предпочитай всему смиреніе, вся великость отъ него только зависитъ. Гнушайся лестію. Окружающіе тебя трубить будутъ, что ты внукъ Царей — сынъ Царя, внемли лучше гласу совсти, что ты великъ не породою, но добродтелями. Возлюби, паче всего человчество: безъ сей любви, въ какомъ бы ты ни находился состояніи, никогда благополучнымъ не будешь. Можетъ быть Цари составляютъ первое звено въ сей цпи мыслящихъ существъ, но что они безъ народа?

Ты, по вол Промысла, наслдишь по матери твоей достояніе, довольно для тебя пространное, будешь имть подданныхъ, цни и люби ихъ какъ людей, какъ дтей твоихъ. Несохраненіе мною сего величайшаго правила погубило меня. Я почиталъ себя всмъ, а подвластные мн народы ни чмъ. Они остались и всегда пребудутъ, по мр длъ своихъ, великими и славными, а я?.. Ты самъ нын видишь.

Владнія твои окружены слабыми и мощными владльцами. Съ первыми соедини силу твою противъ нападенія сильнйшаго, послднихъ уважай, и въ благородномъ предъ ними смиреніи помни свое достоинство… Но никогда имъ не гордись, да вс уважаютъ въ теб великость души, а не возвышенность сана твоего: он тогда благородной, когда ты украсишь его твоими благими длами. И я былъ Царемъ, и думалъ, что ворона и порфира меня украшали, отъ студныхъ длъ моихъ он на мн почернли. И не на Царскомъ престол можно быть великимъ…

Молю тебя, сынъ мой! позабудь объ отц твоемъ, увнчанномъ нкогда славою и величіемъ! Но помни объ немъ непрестанно, изгнанномъ отъ сообщества людей и обремененномъ оковами, помни объ немъ, какъ сынъ, но не злословя его…

Писано на остров Эльб въ первое лто моего безславія весною.

Бонапарте.

Перевелъ З…й.

‘Встникъ Европы’, No 22, 24, 1814

Читайте также: