НАША ПРИСЛУГА, ПОЖАРЫ И ДЕРЕВЕНСКАЯ ШКОЛА
НАША ПРИСЛУГА, ПОЖАРЫ И ДЕРЕВЕНСКАЯ ШКОЛА
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Наша прислуга, пожары и деревенская школа, Розанов Василий Васильевич, Год: 1912
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
Паша (кухарка) визжала из кухни: между тем она никогда и не плачет. И ‘некогда’, и не в натуре. Что такое?
Сгорела деревня ‘Боровичи’, Новгородской губернии. Вся, кроме тринадцати дворов ‘по ту сторону ветра’, и сгорел новый дом, построенный старым родителям этой Пашей, — девицей лошадиной силы, неустанной в работе, веселой, скопидомной, вечно ожидающей жениха, но никак не могущей его дождаться. В большом углу у нее ‘семейная икона’, т. е. со святыми имен всех членов семьи: сама заказывала, сама выдумала, сверх дома, каждые три месяца пошлет что-нибудь денег в деревню, и имеет ‘на книжке’ уже тысячи. Полная русская гражданка.
— Ты что, Паша?
— Ой — барин, ой-ой-ой… Изба сгорела. Теперь все вновь строить. Кто же будет, как не я. Они старые, а брат (уже рабочий) пьет.
Назавтра все ухудшилось. Сгорела девочка трех лет, племянница, дочь этого пьющего брата. Вчерашнего горя уже нет, Паша воет:
— Пропади он, дом… Девочка сгорела.
Прошли дни. Думали, не подтвердится: подтвердилось. И ужасные подробности: девочка (трех лет!) еле бегала за бабушкой, крича: ‘Ой, бабка, боюсь! Горько мне и темно. И Катьке горько’…
Это дым ел глаза. ‘Катька’ — кукла. Девочка не расставалась ‘с радостью’ своей, игрушкой, одушевила ее в своем воображении и жаловалась, что от дыма не только она задыхается, но и кукла.
А бабка, — старая и умная, — тащила какие-то узлы. Видя, что она узлы тащит, девочка выбежала из ‘горькой’ (от дыму) хаты, но на улице — смятение: она вбежала в соседнюю избу, спряталась под лавку и там, несчастная, и сгорела, потому что соседняя изба загорелась сейчас же, чего не мог сообразить трехлетний ребенок.
— Боюсь, брат убьет мамку: имущество спасли, а девочку не спасли!! — выла теперь заботливая Паша.
Не прошло недели, как слышу печальный разговор по телефону только что месяц нанявшейся учительницы. Спрашиваю, отчего такой тон и тревога. Отвечает:
— Вообразите, сгорела моя племянница. Мачеха, очень ее любившая, — лежит в больнице после родов. Отец по делам уехал за границу. Девочка шести лет, но очень большого роста, и вообще совсем развитая, спала в первом этаже. И сгорела.
Через день ужасные подробности: все из дома вынесено, кроме девочки. Бонна вынесла свои платья, во втором этаже (другие девочки) спасли собачонку. Не спасли только племянницу. Крики ее слышали, ужасные крики: но не знали, из которой комнаты они несутся, т. е. куда броситься спасать. Девочка так любила отца, что, бывало, раза три выйдет с бонною на станцию, говоря: ‘Лучше я три раза выйду, — а за то напьюсь чаю с папочкой’.
Страшно сдержанная гувернантка говорила:
— Неужели она думала, что ей ее сгоревшие платья не вознаградит отец? Она должна была только порученную ей девочку спасать. Бонна во всем виновата…
Она немка. В русской семье, хотя с немецкою фамилией.
Если у служащих в одной семье сгорают два ребенка: то хотя это и ‘случайное стечение ужасов’, тем не менее поражает величина процента. ‘Сколько же детей сгорает? Так много, что больше нельзя’.
Возня с имуществом прежде, чем спасти человека. Тут нет простого правила, общеизвестного, распространенно-известного: что всякий раз, когда сгорает имущество служащего в доме человека, оно вознаграждается тем лицом, в услужении которого оно находится, своим временным ‘хозяином’. Будь такое правило известно, никто из ‘служащих’ и не возился бы со своим имуществом, думая только о людях, о детях. Не дожидаясь общего закона, который ‘когда-то еще пройдет’, нельзя не посоветовать каждому нанимателю при приеме каждой новой прислуги заключать письменное с нею условие, в котором: 1) объявляется стоимость его имущества, притом без преувеличения, т. е. по проверке наличным осмотром, и 2) эта стоимость выплачивается домохозяином, в случае, если при пожаре вещи не вынесутся. Но общий закон все-таки необходим, именно ввиду укрепления его в памяти всех, ввиду его распространения. А то лет десять назад при пожаре в Лесном сгорел тоже ребенок: когда его нянька вытаскивала свой мешок!! Читали в газетах, все были поражены: и мне, к ужасу, пришлось в толпе простонародья услышать суждение бабы:
— Нет, миленький, — каждому свое дорого!
Кто же знает: каждая тряпка тут ‘копилась’, к каждой вещи привязано столько психологии этого накопления и усилий накопить, сколько этой психологии вовсе не прикреплено к новому ребенку, прислуге почти неведомому. В момент испуга, когда ‘все горит’, несчастное (и преступное в данном случае) воображение и озаряется только этой застарелой психикой: ‘Вот накоплено столько-то, а вот того и этого еще недостает’. Это в своем роде ide fixe бедности, которая и губит детей ‘барских’.
Дитя — чужое.
Имущество — свое.
Нужно ‘застраховать’ имущество, вот этою непременною хозяйскою выплатою, чтобы эта пугливая ide fixe погасла.
НВ. 1912. 28 мая. No 13005.