Зинаида Николаевна курит и говорит. В соседней комнате, за стеной, шаркают туфли Д. С. Мережковского, время от времени Мережковский появляется, подает реплику или задает вопросы.
Зинаида Николаевна говорит медленно, немного капризным, скучающим голосом.
* * *
— В моих статьях написано все, что надо и интересно знать читающей публике. Что же я могу сказать больше?
Вы спрашиваете о молодых литераторах в России? Там могут быть, конечно, талантливые самородки, но в условиях советских, при неизбежной ‘смычке’ с большевистской властью, как им, в их меру, проявиться? Мы должны помнить, что там — жернов на шее… Здесь, у нас, другой жернов, — безродность, беспочвенность…
Это тяжело, но все-таки, — свободное слово у нас есть…
Из писателей-эмигрантов — самый значительный, конечно, Бунин. Это первоклассный талант и очень характерный русский беллетрист. Как поэт — интересен Ходасевич. Молодая здешняя поэзия не определилась, хотя есть, кажется, и ‘подающие надежды’…
— Вы хотите — обо мне… Работаю я сейчас очень много. Газетная работа берет у меня времени больше, чем нужно бы, ведь я и статью пишу, как беллетристику, с таким же вниманием к языку, хотя знаю, что этим вовсе не интересуются.
Летом было свободнее, и я начала два романа, — да, разом два, и оба из эмигрантской жизни. В одном — француз и русская барышня… Помните, в ‘Игроке’ Достоевского: ‘Француз и русская барышня это такое соединение, которое не сразу поймешь…’ Эта проблема меня и занимает. Думаю, трудно русской полюбить француза… Есть какая-то несовместимость двух душ. Другой же мой роман — авантюрного характера… ‘Общество проверки рекламы’. Представьте себе, что вышло бы, если бы начать проверять всякую рекламу!..
Зинаида Николаевна смеется и, по привычке, закатывает глаза:
— Сейчас я готовлю большую статью ‘О любви’ — по поводу романа Бунина ‘Митина любовь’.
Современную французскую литературу я читаю усердно, но мало что можно отметить. Впрочем, может быть, мы их так же не понимаем, как и они нас… Французов я, однако, очень люблю, и люблю Париж, который знаю столько лет. Мы жили здесь не эмигрантами — кто думал, что Париж станет нашим пристанищем? Один значительный эмигрант сказал как-то недавно такой парадокс: теперь существует только одна русская столица: и эта столица — Париж.
* * *
Зинаида Николаевна замолчала на одно мгновенье… Потом привычным жестом поправляет мех, сбивает пепел и снова курит, курит и говорит — временами сердито, временами со смехом. Мережковский рядом, за столом: прислушивается, задает вопросы. Потом подымается и бродит по комнате неровными, подпрыгивающими шажками.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Звено. 1925. No 113. 30 марта.
Седых Андрей (псевд., наст. имя и фамилия — Цвибак Яков Моисеевич, 1902—1994) — журналист, критик. В эмиграции с 1919 г.
‘О любви’ — статья Гиппиус печаталась в газете ‘Последние Новости’ (Париж) (1925. 18, 25 июня и 2 июля, перепечатана в: Гиппиус З. H. Мечты и кошмар. Неизданная проза 1920—1925 годов. СПб., 2002).
Один значительный эмигрант… — Имеется в виду поэт Довид Кнут (см.: Терапиано Ю. Встречи. 1926—1971. М., 2002. С. 325).