Народы — не дипломаты.
Народы — не дипломаты.
‘Москва’, 7-го сентября 1867 г.
Народы — не дипломаты, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1867
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Народы не дипломаты. Боль не хитритъ, не тшится тонкосплетеніемъ фразъ. Сама — грубая правда, она требуетъ правды въ отношеніи къ себ, — правды сочувствія, сказывающейся дломъ, правды врачеванія, сказывающейся облегченіемъ мукъ. Не заглушишь ея стоновъ, не заставишь боль перестать болть ради учтивости и чужаго удобства, не задоволишь (употребляемъ сербское выраженіе) христіанскаго населенія Турціи дипломатически приличными соболзнованіями, дипломатически-вжливыми протестами, дипломатически умренными требованіями, дипломатически праздными общаніями. Въ то время какъ европейскіе дипломаты въ Париж, на Рейн, въ Зальцбург, ублажались нгой своихъ благонамренныхъ и миролюбивыхъ ощущеній, или обмнивались другъ съ другомъ и съ турецкимъ султаномъ увреніями въ любви и пріязни, въ то время, среди этого стройнаго согласнаго хора деликатныхъ привтовъ и взаимнаго благоволенія, — невжливо, не кстати, приносились вдругъ пронзительные вопли съ береговъ Дуная, съ Балкана, съ Крита или Эпира, и вносили диссонансъ въ общую дипломатическую гармонію. Смущенная дипломатія изыскивала средства помочь бд, не нарушая гармоническаго лада европейской политики, сочиняла, издавала ноты и находила въ нихъ полное самоудовлетвореніе. Но боль народовъ вопіетъ пуще прежняго, и наглая правда фактовъ не хочетъ чинить никакихъ компромиссовъ, никакихъ сдлокъ съ ложью, безцеремонно разрушаетъ ея благообразіе и правдоподобіе, — не даетъ и солгать прилично, не даетъ и дипломатіи успокоиться въ невольномъ, а частью и вольномъ самообольщеніи. Припвомъ, финальнымъ аккордомъ къ каждой строф хвалебнаго гимна, птаго европейскими правительствами и публицистами въ честь турецкой гуманности и просвщенія — звучали стоны, десятками и сотнями насилуемыхъ Турками, христіанскихъ женъ и двицъ, ограбленныхъ, разоренныхъ турецкими налогами раіевъ,— или клики отчаянной борьбы, борьбы на смерть, Болгаръ и Грековъ.
На такіе-то вопросы, рзко поставленные, на такія-то требованія печальной, ужасной дйствительности отвчала Европа какими-то дипломатическими идилліями. Иначе какъ идилліями нельзя и назвать вс эти дипломатическія упованія на великодушіе султана, на мудрость министровъ его величества, на предполагаемыя въ Турціи либеральныя реформы, на турецкій прогрессъ и турецкую цивилизацію. Какимъ-то идиллическимъ дтскимъ лепетомъ являлись, въ сравненіи съ грубымъ языкомъ событій, европейскія ходатайства передъ Портой — произвести формальное слдствіе о настоящихъ желаніяхъ критскаго населенія. Теперь однако критскій вопросъ близится къ концу, Порта повидимому уступила, журналы славятъ великодушіе султана, и самъ нашъ ‘Journal de St.-Ptersbourg’, отличавшійся въ послднее время такимъ честнымъ безвріемъ въ Турцію, уже начинаетъ ямъ вторить,— хотя, надо отдать ему справедливость, съ нкоторою неловкостью и какъ бы de mauvaise grce.
Дло въ томъ, что оттоманское правительство оффиціально извстило о новой амнистіи, даруемой султаномъ жителямъ Крита. До 20 октября турецкія войска остаются въ позиціяхъ ими занимаемыхъ, прекративъ всякія преслдованія противъ возставшихъ. Въ теченіи этого срока вс иностранные, т. е. высланные Греціей, волонтеры должны покинуть островъ, равно какъ и жители, которые пожелаютъ высадиться, но это право предоставлено послднимъ на условіи оставить на родин всякое свое владніе и имущество и ни островъ уже боле не возвращаться. По истеченіи срока не воспользовавшіеся этою милостью теряютъ на нее право. Таково извщеніе, разосланное Портою по телеграфу. Корреспонденты журналовъ добавляютъ, что, въ теченіи означеннаго срока, мудрость министровъ его величества султана займется ршеніемъ вопроса объ устройств Крита. Впрочемъ заране извстно, да и не однократно Портою было объявлено, что на уступку Крита Греціи она не согласна и не согласится.
Итакъ, военныя дйствія на ‘время прекращены, рзня пріостановлена, кровь боле не льется. Мы понимаемъ, сколько въ этомъ извстіи утшительнаго для всякаго сострадательнаго сердца: можно наконецъ вздохнуть свободно, отрадно знать, что въ настоящую минуту неистовствамъ и безчеловчіямъ на Крит положенъ конецъ. Если эта мра послужитъ къ дйствительному облегченію мукъ, претерпнныхъ несчастными Кандіотами, то честь такого облегченія должна принадлежать’ по преимуществу Россіи, такъ какъ бя настояніямъ уступила, повидимому, Порта, убдившись въ безкорыстіи, чистосердечіи и благонамренности русской политики. Вс эти свойства дйствительно характеризуютъ русскую политику, но возникаетъ вопросъ: есть ли настоящій поводъ радоваться такой уступк со стороны Порты, и точно ли она уступила? Подвигаетъ ли впередъ такая мра ршеніе Восточнаго вопроса, — дйствительно ли на пользу послужитъ такая мра томящимся подъ игомъ ислама Славянамъ и Грекамъ, да и самой Россіи?
Уже боле года проливаютъ Греки Крита свою кровь въ борьб съ Турками, боле года, съ изумительнымъ напряженіемъ силъ, предоставленные сами себ и только съ помощію ‘волонтеровъ’ — своихъ братьевъ свободной Эллады, отбиваются они отъ турецкихъ полчищъ, африканскихъ и азіатскихъ ордъ, превосходящихъ численностью чуть не во сто-кратъ ихъ малыя дружины. Совершались дивные подвиги геройства и мученичества. Ради чего? Ради того ли, чтобъ вынудить облегченіе налоговъ, добиться исправленія недостатковъ турецкой администраціи, получить нчто въ род самоуправленія подъ турецкимъ скипетромъ, или врне — палкой? Все это, или почти все, было имъ предложено и общано, все это они могли имть годъ тому назадъ, въ самомъ начал возстанія, но на вс предложенія, воззванія и общанія они пребыли глухи, не поддались никакимъ искушеніямъ и соблазнамъ. Ихъ единый упорный клипъ съ перваго дня я до сихъ поръ: умереть до послдняго или добиться присоединенія Крита къ вольной Греціи. Ршеніе, которое теперь состоится въ мудромъ совт Порты и навяжется имъ Европой, благодарной султану за его любезную податливость, будетъ ли стоить той цны крови, тхъ лишеній, тхъ жертвъ, которыя вс приносились ради лишь чаянія полной независимости и свободы? Изъ за чего же бился такъ долго этотъ народъ, и расточались благороднйшія усилія человческаго духа и воли? Изъ-за чего наконецъ соболзновала, сочувствовала, безпокоилась Европа, и преимущественно Россія, изъ-за чего же посылались нами вс эти матеріальныя пособія и дипломатическія ноты? Для того ля, чтобы не отъ Порты исторгнуть уступку, но уступитъ Порт? Въ чемъ, въ самомъ дл, является уступка со стороны оттоманскаго правительства? Не въ томъ ли, что она мирнымъ путемъ придетъ къ тому результату, котораго не могла добиться такою разорительною для себя тратой людей и денегъ, и вмсто позора, который ожидалъ ее впереди, прославится теперь во всей Европ своимъ безпримрнымъ великодушіемъ? Нельзя не отдать справедливости турецкимъ министрамъ за такой мастерской дипломатическій фокусъ.
Усилія Омеръ-паши подавить возстаніе правильною борьбой оказывались тщетными, иныя же, употребленныя было имъ, средства для усмиренія Критянъ были таковы, но своему варварству и безчеловчію, что не могли быть терпимы даже и европейскимъ, безпримрнымъ относительно Турціи долготерпніемъ. Европейскія суда приняли подъ свою защиту семейства греческихъ борцовъ, спасали ихъ отъ голода и иныхъ мученій, перевозили въ Грецію, и тмъ, безъ сомннія, ослабляли дйствіе турецкой силы, роняли ея достоинство, придавали новыя силы возстанію. Угроза Американскихъ Штатовъ, приготовленія Греческаго королевства въ войн, волненіе въ Эпир, ессаліи, возстаніе въ Болгаріи — все это представляло впереди рядъ такихъ грозныхъ опасностей и замшательствъ, въ виду которыхъ, казалось бы, всего выгодне было бы для Порты отказаться самой отъ Крита и предупредить наступавшую бурю, грозившую увести Критъ изъ-подъ ея владычества силою. Но Порта искусно предотвратила опасность и нашла изъ нея почетный выходъ. Прекращая военныя дйствія на остров, она тмъ самымъ спасаетъ себя отъ срама безсильной борьбы съ горстью храбрыхъ островитянъ, и длаетъ ненужною благотворительную службу иностранныхъ судовъ. Газеты извщаютъ, что уже прежде, въ виду одушевившихъ внезапно Порту благихъ намреній, французская эскадра (прибавляютъ, будто бы и русская) получила приказаніе прекратить перевозку критскихъ семействъ. Но этого мало. Главное въ томъ, что такой перерывъ ужасныхъ сценъ борьбы перерветъ и напряженное вниманіе Европы, и отвратитъ на нкоторое время ея взоры отъ длъ Востока: негодованію не отъ чего будетъ постоянно распаляться и возрастать, а оно начинало доходить до зловщихъ размровъ. Съ другой стороны, никакой пламенный порывъ не терпитъ перерыва, ослабляется и парализуется имъ. Остывшему, не подогрваемому постоянно новыми жестокостями враговъ, жару инсургентовъ трудно будетъ вновь подогрваться и разгораться, по минованіи срока. Таковъ естественный разсчетъ, хотя можетъ-быть онъ и не оправдается. Мсяцъ бездйствія въ состояніи ненормальномъ и напряженномъ едвали не будетъ вреденъ для дружной энергіи и прочности воинскаго союза. Особенно же вредно будетъ впечатлніе нравственное: всеобщее ликованіе европейской дипломатіи, ея восхваленіе поступка Порты, ея очевидное отреченіе отъ всякихъ настояній надъ уступкою Крита Греціи,— все это произведетъ сильное уныніе не только на остров, но и въ самой Греціи: у нея отнимается поводъ и удобный случай къ войн. Наконецъ, такою своею ‘уступкой’ Порта парализуетъ возстаніе въ Эпир, ессаліи и даже въ Болгаріи, разсчитанное на возстаніе Крита, на возможность напасть на Турцію одновременно съ разныхъ сторонъ. Всть о такомъ исход критской борьбы и о новомъ оборот европейской политики заставитъ выпасть оружіе изъ рукъ многихъ и многихъ, подвигшихся на ршительный бой. Наконецъ, вставъ къ европейскимъ правительствамъ въ такія добрыя отношенія, связавъ ихъ самихъ узами нкоторой деликатности и вжливой признательности, Порта не иметъ уже никакой надобности ршать критскій вопросъ уступкою Крита Греціи: дипломатическія ноты, наполненныя фразъ объ ‘отеческой заботливости султана о своихъ подданныхъ’, о ‘высокой его мудрости и милосердіи’, не могутъ же, безъ новаго повода и напротивъ утративши поводъ, всегда представлявшійся готовымъ въ сценахъ кровавой борьбы, превратиться вдругъ въ грозныя требованія,’несовмстныя съ достоинствомъ Оттоманской державы!
Такой результатъ, добытый Портою, есть ли уступка? Есть ли поводъ прославлять ея великодушіе? Кто въ выигрыш и кто въ наклад? Не Порта ли въ выигрыш, ловко выпутавшаяся изъ затруднительнаго положенія? Не политика ли тхъ европейскихъ кабинетовъ, которые ршились и вновь подтвердили свое ршеніе на зальцбургскомъ свиданіи, поддерживать statu quo Турціи противъ Россіи? И не въ наклад ли христіанскія населенія Турціи, даромъ проливавшія драгоцнную кровь, претерпвшія столько мукъ и лишеній, принесшія столько жертвъ, и вновь горько обманувшіяся въ надеждахъ? Что получатъ они взамнъ? Новый фабрикатъ турецко-европейской лжи, въ смысл хаттигумаюна, что-нибудь даже въ род псевдо-либеральныхъ на турецкую почву пересаженныхъ учрежденій, когда имъ нужно одно и одно: независимость! Не въ выигрыш и мы, связывая себя союзомъ съ Портой.
Впрочемъ, еще нтъ положительнаго извстія о томъ, какъ принята султанская амнистія Критянами. Можетъ-быть, они не захотятъ прекратить борьбу, и врные своему знамени предпочтутъ дйствительно смерть всякой сдлк съ ненавистнымъ исламомъ, — оставленные всми, всею Европой и даже Россіей, стсненной своими собственными дипломатическими дйствіями… Но послднее невозможно: Россіи нельзя идти ни противъ своей природы, ни противъ своей исторіи, ни противъ своихъ интересовъ, ни противъ того народнаго направленія, которымъ ознаменовалась въ ныншнее царствованіе ея вншняя политика.