НАПРАСЛИВО ДА НЕСЧАСТЛИВО
НАПРАСЛИВО ДА НЕСЧАСТЛИВО
ПОВСТЬ.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
И. Вашковъ.
‘Развлеченіе’, NoNo 46—47, 1873
Напрасливо да несчастливо, Вашков Иван Андреевич, Год: 1873
Время на прочтение: 23 минут(ы)
На берегу одной изъ большихъ судоходныхъ ркъ нашей матушки Россіи живописно раскинулся уздный городъ Мутноводскъ. Не то чтобы Мутноводскъ былъ городъ богатый, не то чтобы ужь очень бдный, а такъ себ, ‘середка на половин’. Въ немъ, какъ и во всякомъ добропорядочномъ город, были присутственныя мста, дв церкви, гостинный дворъ, въ каждой лавк котораго можно было найдти все, отъ лайковыхъ перчатокъ до дегтя включительно, были въ Мутноводск и будки, и даже что-то такое въ род клуба, въ которомъ тихоправные мутноводцы проводили время въ танцованіи незатйливыхъ танцевъ и игр въ преферансъ по десятой, былъ тамъ и ‘пантикулярный портной Агафоновъ изъ Питербурха’, и сапожникъ,— однимъ словомъ, было тамъ все, что нужно было для обихода мутноводскихъ жителей. Жители Мутноводска были народъ очень добрый и не завистливый, что доказывалось тмъ, что глядя на широкую рку, шумно катящую свои волны, на бгущіе мимо Мутноводска пароходы и прочіе суда, жители этого богоспасаемаго города нисколько не думали о томъ, что и имъ можно бы воспользоваться этимъ и, нисколько не завидуя обширной торговл другихъ городовъ, ходили на рку съ удочками ловить рыбу или купаться и не требовали отъ нея ничего боле. Изъ боле значительныхъ промышленныхъ заведеній была въ Мутноводск коптильня селедокъ, но такъ какъ Мутноводскъ самъ коптилъ селедки, самъ и съдалъ ихъ, то объ этомъ и распространяться много не слдуетъ. Скажу еще, что въ окрестностяхъ Мутноводска былъ расположенъ пхотный полкъ, а въ самомъ город жилъ командиръ этого полка и находился полковой штабъ. Но что всего лучше было въ Мутноводск, такъ это окружающее его живописное мстоположеніе. Чудный видъ представлялся на городъ съ палубы парохода! Съ правой стороны города берегъ спускался отвсной скалой, носящей на мстномъ жаргон странное названіе ‘тупаго пупа’. Вершина горы покрыта небольшой кудрявой рощицей, въ которой разбиты были дорожки и устроена бесдка. Здсь по торжественнымъ днямъ хоръ полковыхъ музыкантовъ увеселялъ мутноводскую публику звуками маршей и полекъ. Гора обходила городъ и сзади его принимала видъ возвышенной плоскости, на которой чернла пріютившаяся деревушка, окруженная полосами хлбовъ. Съ лвой стороны города берегъ спускался къ рк уступами, покрытыми зеленымъ кустарникомъ. Среди этой красивой рамки бллъ своими опрятными домиками городъ, у подошвы Щотораго, гремя волнами, катилась свтлая рка. Общество въ Мутноводск было прекрасное, скандаловъ никогда не бывало. Дамы мутноводскія были дамы пріятныя во всхъ отношеніяхъ, были конечно и дамы просто пріятныя, но въ общемъ итог вс он достойны были похвалы и чужды порицанія. Любили они, правда, почесать язычекъ, промывая косточки ближнему, но вдь женщина, не любящая новостей — феноменъ, такъ слдовательно излишняя любознательность не можетъ служить укоромъ для мутноводскихъ барынь. жило мутноводское общество, какъ я уже сказалъ, тихо, занимаясь своими и отчасти чужими длами. Барынямъ этого богоспасаемаго города представлялось широкое поле для кокетства, такъ какъ въ город было постоянно много Офицеровъ, которые волочились на пропалую, мстные селадоны отъ нихъ не отставали, слдовательно въ Ромео недостатка не было, что же касается до Джулій, то въ Мутноводск ихъ былъ большой избытокъ. Случались иногда исторійки, выходящія изъ ряда обыкновенныхъ, которыя занимали тотъ или другой кружокъ, объ нихъ говорили, по обыкновенію какъ о всхъ nouvelle du jour, исторійки эти скоро забывались, смняясь новыми. Но нсколько лтъ тому назадъ случилась тамъ исторія, надлавшая шуму на весь Мутноводскъ, сбившая съ ногъ мстныхъ всезнаекъ и сдлавшаяся эрой для всхъ мутноводскихъ жителей. Дло въ томъ, что на одной изъ улицъ Мутноводска жилъ въ своемъ дом отставной маіоръ Петръ Петровичъ Артемьевъ, а въ приходской церкви Покрова была просвирня Агяфья Илларіоновна Воеводинская…Но буду разсказывать по порядку.
Маіоръ Петръ Петровичъ Артемьевъ принадлежалъ къ числу офицеровъ, называемыхъ ‘бурбонами’. Выслужившись въ севастопольскую кампанію изъ нижнихъ чиновъ, Артемьевъ, благодаря своему природному уму, съумлъ вмст съ срой шинелью сбросить грубую казарменную оболочку и ловко поддлаться къ окружающему его новому обществу. Достигнувъ маіорскаго чина, онъ привыкъ такъ ловко держать себя, что никто не узналъ бы въ немъ прежняго солдата. Онъ имлъ маіорское брюшко, довольно ранъ и довольно деньжонокъ, былъ хлбосолъ и мастеръ приготовлять разныя наливки и еще боле мастеръ пить ихъ. Онъ посл кампаніи, принадлежа къ разряду раненыхъ, получалъ довольно значительную пенсію и жилъ въ свое удовольствіе. Когда-то онъ былъ женатъ, но давно уже овдовлъ. Вс эти обстоятельства, взятыя вмст, давали маіору возможность пользоваться всеобщимъ уваженіемъ, а многія мутноводскія дамы имли на маіора самые ехидные виды для себя или для своихъ дочекъ, но сердце маіора было слишкомъ броненоснымъ, чтобъ поддаться искушенію любви, а духъ слишкомъ бодръ, чтобъ попасть въ узы Гименея. Это хотя и повергало въ уныніе претендентокъ на званіе маіорши, но тмъ не мене он не теряли надежды и осторожно подводили мины подъ неприступныя твердыни маіорской холодности. Усердне всхъ на этомъ поприщ изощрялась одна очень не молодая, но черезъ чуръ молодящаяся вдова чиновника Аглая Селифонтьевна Амуретова. Вдовство| вала Аглая Селифонтьевна уже давно и, не смотря на сильное желаніе выдти замужъ, не смотря даже на то, і что имла порядочное состояніе, не могла найдти субъекта, готоваго взять ея руку и сердце. Сердце ея, правда, брали многіе, но это все былъ народъ или любившій у ней сытно обдать и изрядно выпить, или искавшій занять у ней денегъ, въ остальномъ же прохаживающійся только насчетъ ‘болтушки’, какъ называли на мстномъ жаргон вс любовныя ухаживанія, предпринимаемыя отъ скуки. Болтушекъ этихъ у Амуретовой было такое обильное количество, что она сама потеряла счетъ своимъ поклонникамъ. Бывали даже такіе, которые, окончивъ болтушку, вновь возобновляли ее, спустя нсколько времени. Аглая Селифонтьевна съ своимъ вчно юнымъ сердцемъ нисколько не претендовала на это и охотно принимала измнника. Маіоръ конечно зналъ Амуретову съ настоящей стороны, тмъ боле, что домъ ея стоялъ какъ разъ противъ дома маіора. Маіоръ частенько бывалъ у Амуретовой и хотя видлъ, что она, у какъ онъ выражался, производила противъ него ‘Фор, тификаціонныя работы’, но такъ какъ денегъ занимать! ему надобности не было, наливки у него были хороши и свои, то онъ и держался постоянно ‘на военномъ положеніи’, длая иногда подъ хмлькомъ ‘вылазки’ противъ сердца вдовы, которое конечно сейчасъ же сдавалось на капитуляцію. Нужно замтить, что маіоръ былъ ужасный шутникъ и часто съ другомъ своимъ дьякономъ, съ которымъ иногда по цлымъ днямъ игралъ въ шашки, длалъ наблюденія надъ домомъ вдовы, приправляя ихъ довольно колкими замчаніями. Наблюденія эти маіоръ длалъ обыкновенно часовъ отъ четырехъ посл обда.
— Ну, отецъ, пойдемъ на обсерваціонный постъ, говорилъ обыкновенно въ этихъ случаяхъ маіоръ и отправлялся съ дьякономъ въ кабинетъ, окна котораго выходили къ дому Амуретовой.
— Мазепа, дйствуй! кричалъ маіоръ, входя въ кабинетъ.
Мазепа — солдатъ самыхъ гигантскихъ размровъ, бывшій деньщикъ маіора въ полку, оставшійся у него посл отставки и прозванный имъ Мазепой, благодаря своему малороссійскому происхожденію. Мазепу, какъ и маіора, зналъ весь городъ и кличка, данная ему маіоромъ еще въ полку, такъ укоренилась за нимъ, что никто во всемъ Мутноводск не зналъ, какъ звать его на самомъ дл. Услыхавъ возгласъ маіора: ‘Мазепа, дйствуй!’, Мазепа ставилъ въ кабинет у окна столъ, ящикъ съ шашками, подавалъ два саженныхъ чубука и водружалъ на письменномъ стол бутылку наливки. Дьяконъ съ маіоромъ садились за шашки.
— Ну что, какъ? спрашивалъ дьяконъ, подмигивая на противоположный домъ.
Отвтъ маіора не былъ всегда одинаковъ, а завислъ отъ предварительныхъ наблюденій.
— Болтушка на военномъ положеніи, фуражиры мародерятъ,— говорилъ маіоръ, если за вдовою усердно пріударяли офицеры. Если чиновники, то маіоръ на обычный вопросъ дьякона говорилъ: ‘войско отступило, администрація свирпствуетъ’. Въ тхъ случаяхъ, если за вдовой усердствовали простые граждане, маіоръ говорилъ: ‘объявлена республика’, когда же за вдовой волочились и чиновники, и офицеры, и простые граждане, маіоръ махалъ рукой и говорилъ: ‘анархія’. Эти замчанія оставались между близкими знакомыми маіора и не мшали хорошимъ отношеніямъ между сосдями.
юль стоялъ необыкновенно жаркій. Было воскресенье. Дьяконъ съ маіоромъ по обыкновенію садились за шашки.
— Ну что, какъ? спросилъ дьяконь.
— Свободенъ отъ постоя,— смясь, говорилъ маіоръ.
— Кха, плохо.
Это значило, что за вдовой не ухаживалъ никто. Поля для наблюденія не было и собесдники занялись игрой. Часа черезъ два дьяконъ простился и ушелъ. Оставшись одинъ, маіоръ выпилъ рюмку наливки, распахнулъ свой шелковый архалухъ и, раскуривъ погасшую трубку, легъ на диванъ. Пробило семь часовъ.
— Мазепа! крикнулъ маіоръ.
— Что угодно, ваше скабродіе?
— Что ты длаешь?
— Въ книжку читаю, ваше скабродіе.
— Бги къ полковнику, узнай, будетъ ли на ‘пуп’ музыка.
— Слушаю, ваше скабродіе.
Возвратившись, Мазепа отрапортовалъ, что музыка на ‘пуп’ будетъ. Маіоръ веллъ подавать одваться и скоро уже выходилъ изъ дому.
На ‘тупомъ пуп’ народу было уже много, музыканты строили инструменты, содержатель ресторана выставлялъ на буфетъ графины и рюмки. Маіоръ пробрался къ тому мсту, гд собрались сливки мутноводскаго общества и скоро, весело болтая, заслъ около бесдки, окруженной мутноводскою знатью. Музыка уже играла какой-то древній маршъ. Но мы оставимъ маіора наслаждаться природою и музыкой и скажемъ нсколько словъ о Агла Селифонтьевн Амуретовой. Аглая Селифонтьевна имла много причинъ быть недовольною мужчинами, много разъ видла она неврность ихъ и хотя сама не всегда была врна, но измны сначала огорчали ее, но посл, убдясь, что огорченія ни къ чему не приводятъ, она отвчала забвеніемъ неврнымъ обожателямъ и скоро утшалась новыми. Аглая Селифонтьевна была худощавая, не молодая и не красивая собою женщина, но, не смотря на то, что проводила очень долго передъ зеркаломъ, она считала себя очень интересной и съ лтами не утратила увренности въ свои прелести, не смотря на вс свои неудачи въ любовныхъ длахъ. Она была уврена, что рано или поздно покоритъ сердце маіора и принимала его ‘вылазки’ за чистую монету. Въ тотъ день, когда начинается мой разсказъ, Аглая Селифонтьевна тщетно поджидала кого нибудь изъ кавалеровъ, чтобъ идти слушать музыку,— но кавалеровъ не было. Она видла, какъ прошелъ маіоръ, видла, какъ проходили другіе и стала не спша одваться, но время проходило, а ожиданія любвеобильной вдовы были тщетны. Наконецъ она собралась и отправилась. Долго ходила она по рощ поджидая обожателей. Воздухъ, музыка, чудный вечеръ все шевелило ея нервы, а между тмъ въ дйствительности ей приходилось выслушивать разсказъ своей пріятельницы о солк огурцовъ и прочихъ хозяйственныхъ затяхъ. Уже сильно смерклось, бесдка и буфетъ были освщены стаканчиками, маіоръ уже разъ восемь, по его выраженію, ‘откусилъ патронъ’, то-есть сходилъ въ буфетъ выпить водки. Воодушевившись какъ слдуетъ, онъ преважно расхаживалъ по дорожкамъ, куря толстйшую папиросу, какъ вдругъ неожиданно наткнулся на Амуретову.
— Здравствуйте, Петръ Петровичъ, весело заговорила она, протягивая ему руку.
— Имю честь кланяться! Какъ вы поживаете, Аглая Селифонтьевна? любезно раскланялся маіоръ.
— Благодарю васъ. Что вы, гуляете?
— Какъ видите.
— Такъ пойдемте вмст.
— Охотно.
Маіоръ, какъ любезный кавалеръ, достаточно приготовленный къ ‘вылазк’ ‘откусываніемъ патроновъ’, предложилъ дам руку.
— Ахъ, вы не поврите, какъ я скучаю! говорила Амуретова.
— О чемъ же вы скучаете?
— Да такъ… какъ вамъ сказать… всего передать невозможно… Жеманничала она.
— Я не понимаю, о чемъ можетъ скучать женщина богатая, не дурная собой и окруженная толпой обожателей.
— Ахъ, вы не знаете…
Маіоръ былъ нсколько въ кураж, шутилъ и балагурилъ съ своей дамой, однимъ словомъ ршился произвесть ‘вылазку’. Аглая Селифонтьевна таяла, слушая комплименты кавалера, и вылазку маіора объясняла по своему. Она, какъ я уже говорилъ, была твердо уврена, что маіоръ къ ней неравнодушенъ и молчаніе его приписывала солидности его лтъ и чина. Сегодня она видла, что маіоръ откровенне, нежели когда либо и построила на этомъ планъ аттаки. Погулявъ нсколько времени, Амуретова стала жаловаться на усталость и просила маіора проводить ее домой.
— Васъ-то? сказалъ маіоръ,— да не только домой, я васъ куда хотите провожу.
— Я знаю, что вы мн не откажете, съ чувствомъ сказала Амуретова, выходя за барьеръ гулянья.
Дойдя до своего дома, Аглая Селифонтьевна пригласила своего кавалера зайдти къ ней поужинать. Маіоръ принялъ приглашеніе, и скоро гость и хозяйка сидли за столомъ, обильно уставленнымъ винами и яствами. Амуретова всми пятью чувствами старалась доказать маіору, что она хорошая хозяйка.
— Люблю, когда хорошо приготовлено, говорилъ маіоръ, выпивъ рюмку и закусывая.
— Какъ странно, Петръ Петровичъ, вы такъ любите полное хозяйство и живете холостякомъ, сказала хозяйка.
— Еще успемъ жениться, дайте погулять-то, засмялся маіоръ, молодцовато поправляя усы.
— А-а, такъ вы не прочь жениться? смотрите! кокетничала Амуретова.
— Отчего же и не жениться? я думаю, что мн отказа не будетъ, сказалъ маіоръ, взглянувъ на хозяйку.
— Конечно, конечно.
Слова маіора приняты были Амуретовой на свой счетъ, она послала гостю самый убійственный взглядъ, на который маіоръ отвчалъ насколько могъ ласково.
Долго просидлъ маіоръ у Амуретовой и, поздно возвратившись домой, приказалъ Мазеп разбудить себя къ ранней обдн. Утромъ аккуратный Мазепа всми правдами и неправдами расталкивалъ маіора, отчаянно взывая: ‘ваше скабродіе, вдарили’. Наконецъ маіоръ всталъ, одлся и отправился. По окончаніи службы Петръ Петровичъ зашелъ къ другу своему дьякону, гд кром жены его встртилъ тетку дьякона, только что опредленную въ другую церковь города просвирнею, Агафью Илларіоновну Воеводинскую. По душ скажу теб, любезный мой читатель, много разныхъ степеней любви приходилось мн описывать, но любовь маіора къ просвирн приходится описывать въ первый разъ. Благоразумная ретирада не есть еще бгство, и я благоразумно ретируюсь, чтобъ собраться съ силами и съ слдующей главы начать свое повствованіе о томъ, какъ маіоръ Артемьевъ влюбился въ просвирню Воеводинскую, что изъ этого вышло и чмъ все кончилось.
Прежде нежели продолжать разсказъ, я долженъ сдлать необходимое отступленіе и посвятить нсколько строчекъ для біографіи моей, хотя нсколько и неуклюжей, но тмъ не мене все-таки героини,— просвирни Воеводинской. Агафь Илларіоновн было лтъ сорокъ, она была вдова сельскаго священника, имла взрослую дочь, приходилась мутноводскому дьякону, другу маіора, теткой, и вслдствіе-то этого послдняго обстоятельства попала въ одинъ изъ мутноводскихъ приходовъ въ просвирни и уже съ недлю какъ исправляла эту должность. По наружности Агафья Илларіоновна мало смахивала на героиню романа, да впрочемъ я и не знаю, какъ описать вамъ ея наружность. Волосы у ней постоянно были скрыты подъ черной шелковой косыночкой и потому я не могу сказать о нихъ ничего. Глаза у ней были черные, хорошіе глаза, носъ, ротъ, уши и прочія принадлежности были вс на своихъ мстахъ, лицо чистое, блое, росту она была высокаго, собой полная, особыхъ примтъ не имла, только ротъ держала всегда, какъ говорится, пятачкомъ. Однимъ словомъ, была просвирня хоть куда, хотя очень несообразный предметъ для страсти, но не даромъ говорится пословица: ‘любовь зла, полюбишь и козла’. Съ первой встрчи она поразила маіора своими глазами, ростомъ и дородствомъ, и маіоръ влюбился въ просвирню по уши и съ этой встрчи чуть не каждый день сталъ ходить къ Покрову къ обдн. Мазепа диву давался, видя такое благочестіе своего барина.
— Якъ тилько вдарятъ, разсказывалъ онъ, сидя у воротъ съ пріятелями,— такъ вскочитъ, якъ шпорой ему наподдастъ кто, гаркнетъ: ‘Мазепа!’, такъ ажь уздрогнешь.
Конечно, читатель на столько скроменъ въ своихъ желаніяхъ, что не будетъ ожидать отъ маіора вздоховъ,: драматической страсти, признанія въ любви, клятвъ и прочей любовной дребедени, а тмъ боле стиховъ: ‘къ ней’, ‘къ лун’ и т п., что было хоть и въ большомъ ходу въ Мутноводск. Нтъ, маіоръ былъ Ромео какъ нельзя боле подъ стать своей Джуліи. Онъ приходилъ въ церковь, покупалъ у своего ‘предмета’ трехкопеечную просвиру, усердно молился и по окончаніи службы поздравлялъ просвирню съ праздникомъ и иногда заходилъ къ ней пить чай. Дальше этого дло не заходило, и Агафья Илларіоновна скорй бы поврила, что маіоръ самъ хочетъ сдлаться просвирней, нежели тому, что онъ питаетъ къ ней нжное чувство любви. Такъ прошло недли дв. Мазепа терялъ голову, не зная, что подумать о барин. Онъ уже разсказалъ пріятелямъ и пріятельницамъ, что маіоръ сталъ необыкновенно франтить и даже чуть не каждый день мняетъ свжія перчатки. Франтовство маіора замтила и Амуретова, а когда до нея дошли черезъ прислугу разсказы Мазепы, то она очень скоро ршила, что маіоръ задумалъ жениться, слова же маіора, сказанныя ей въ послднюю его ‘вылазку’, почему-то увряли ее, что онъ женится именно на ней.
Какъ-то посл обда маіоръ сидлъ въ своемъ кабинет въ халат и съ длиннымъ чубукомъ въ рукахъ. На двор шелъ дождь и маіоръ былъ задумчивъ. Если влюбленный задумчивъ, нужно ли говорить, о чемъ онъ думаетъ. Нужно ли объяснять, что маіоръ думалъ о просвирн? Къ чести маіора я долженъ сказать, что онъ думалъ о своемъ ‘предмет’ чисто практически. Въ мысляхъ его мы не можемъ искать идиллическихъ картинъ ночнаго свиданія, похищенія и прочаго, что такъ распаляетъ влюбленныхъ. Въ голов маіора вертлся вопросъ о женитьб. Маіоръ ворочалъ этотъ вопросъ такъ и этакъ и наконецъ пришелъ къ заключенію, что жениться на Агафь Илларіоновн ему слдуетъ. Придя къ этому убжденію, Петръ Петровичъ какъ-то особенно пріятно сопнулъ, затянулся трубкой и, поглаживая усы, началъ ходить взадъ и впередъ по кабинету. Бываютъ минуты, когда человку хочется подлиться съ кмъ нибудь своими мыслями, когда умъ его какъ будто не овладваетъ объявшей его думой, когда, истративъ вс доводы за и противъ, чмъ больше думаетъ человкъ, тмъ боле теряется, путается. Маіоръ находился именно въ подобномъ состояніи.
— Мазепа! крикнулъ онъ, садясь на диванъ.
— Здсь, ваше скабродіе! что прикажете? сказалъ, появляясь въ дверяхъ, Мазепа.
Маіоръ молчалъ и страшно дымилъ трубкой. Мазепа, вытянувшись, стоялъ у двери.
— Дождикъ идетъ? спросилъ наконецъ маіоръ.
— Никакъ нтъ, ваше скабродіе.
— Пересталъ?
— Точно такъ, ваше скабродіе.
— Гмъ… гмъ… А что, братецъ, если-бъ я женился? а? улыбаясь, спросилъ маіоръ.
— Какъ будетъ угодно, ваше скабродіе, отвчалъ Мазепа, вытаращивъ глаза.
— Да, братъ Мазепа, надоло такъ жить.
— Жинку взять шкоды нема, ваше скабродіе.
— Гмъ, гмъ… Только я, братъ, не люблю этихъ дамъ франтихъ.
— Звистно, ваше скабродіе, барышенка не въ примръ лучше.
— Не то совсмъ…
— Не то, ваше скабродіе?
— Не то. Если-бъ я женился, то взялъ бы вдову солидную, а не этакую,— маіоръ закрутилъ рукой въ воздух.
— Звистно, ваше скабродіе, этакая что хорошаго, отвчалъ Мазепа, длая такой же маневръ рукой.
— А? Ну, а какъ думаешь, пойдутъ за меня? а?
— Усякая пойдетъ, ваше скабродіе.
— Да, братецъ, нужно жениться.
— Какъ будетъ угодно, ваше скабродіе.
— Давай одваться, пойду куда нибудь.
— Слушаю, ваше скабродіе.
Маіоръ конечно не могъ удовлетвориться разговоромъ съ Мазепой, но онъ былъ доволенъ и тмъ, что хоть съ кмъ нибудь подлился гнетущей его мыслью. Онъ умылся, тщательно выбрился, надлъ новый сюртукъ, свжія перчатки, надлъ даже шарфъ, саблю, вс свои ордена и отправился. Сказавъ Мазеп, что идетъ куда нибудь, онъ съ умысломъ скрылъ настоящую цль своего путешествія, выйдя изъ дому, онъ прямо направился къ просвирн.
Было часовъ пять вечера. Агафья Илларіоновна только что убралась, окончивъ варить варенье, и завязывала уже послднюю банку, какъ увидала входящаго на дворъ маіора. Она всегда замчала особенную тщательность въ костюм Петра Петровича, по сегодня онъ былъ во всемъ блеск своего маіорскаго величія и шелъ такъ гордо, потряхивая своими густыми эполетами и позванивая саблей и шпорами, что почтенная просвирня невольно оторопла и съ благоговніемъ смотрла на грудь маіора, украшенную цлою коллекціею орденовъ, между которыми бллъ въ петличк Георгій.
— Здравствуйте, ваше высокоблагородіе! униженно кланяясь, встртила она гостя.
— Здравствуйте, Агафья Илларіоновна, что это, вареньице варите?— говоря это, Артемьевъ слъ на стулъ, поставилъ между колнъ саблю и оперся на нее руками.
— Да-съ, нельзя же, посты будутъ и все такое, безъ варенья какъ же возможно-съ.
— Да, да, это врно.
— Что это, ваше высокоблагородіе… начала было она.
— Агафья Илларіоновна! перебилъ ее маіоръ,— къ чему это вы называете меня такъ? Я для солдатъ ваше высокоблагородіе, а для васъ у меня имя есть, Петръ Петровичъ меня зовутъ.
— Я вдь не въ обиду вамъ, Петръ Петровичъ, оправдывалась она,— а такъ какъ вы нынче въ такомъ великатномъ парат, такъ спросить хотла: можетъ губернаторъ не пріхалъ ли, у него не были ли…
— Зачмъ губернаторъ! или мн и пофрантить-то нельзя, или я не молодецъ? усмхнулся маіоръ.
— Кто говоритъ, кто говоритъ!
Скоро маіоръ съ хозяйкой сидли уже за чаемъ.
— Что это, Агафья Илларіоновна, шутилъ маіоръ,— оба мы съ вами хорошіе хозяева, вы одн живете, я тоже одинъ,— вотъ бы намъ жениться.
— За чмъ же дло стало? улыбнулась хозяйка.
— Я не знаю за чмъ… за вами.
— Такъ вотъ пойдемте къ батюшк, сейчасъ насъ и повнчаетъ.
— Нтъ, сказалъ серьезно маіоръ,— я вдь безъ шутокъ думаю жениться.
— Что же, разв это плохое дло? за васъ любая невста пойдетъ.
— А вотъ вы пошли бы за меня?
— Я-то? улыбнулась она,— не знаю, никогда объ этомъ не думала.
— А если бы я вамъ сдлалъ предложеніе?
— Какой вы шутникъ, Петръ Петровичъ!
— Агафья Илларіоновна, давайте говорить обойдя вс шутки, перебилъ ее маіоръ,— пошли бы вы за меня?
— Да вы никакъ взаправду говорите?
— Я говорю серьезно. Да отчего бы мн и не жениться на васъ?
— Полноте, Петръ Петровичъ…
— Агафья Илларіоновна, я говорю не шутя…
— Да что вы… вы… если-бъ захотли… нашли бы невсту лучше и моложе меня… Да и что же я? просвирня…
— Что мн за нужда, просвирня вы или кто? Выйдя за меня, вы будете не просвирня. Мн бы хотлось, чтобы вы дали мн отвтъ сегодня.
— Право, Петръ Петровичъ…
— Послушайте, Агафья Илларіоновна, я не мальчикъ и подобными вещами шутить не буду, я вамъ говорю серьезно: согласны вы за меня выдти замужъ?
Послдній категорическій вопросъ такъ озадачилъ Агафью Илларіоновну, что она налила чаю вмсто чашки въ сахарницу, вмсто чайника поставила на комфортку полоскательную чашку, наклала въ стаканъ маіора вмсто сахару малины и, вытянувъ впередъ губы, смотрла на Петра Петровича растерянными глазами. Наконецъ, собравшись съ духомъ, она просила маіора оставить ее одну и дать ей время подумать. Маіоръ ушелъ, выразивъ надежду на благопріятный отвтъ. Агафья Илларіоновна растерялась окончательно: она не спала всю ночь, приготовленное для просвиръ тсто прокисло, на другой день за службой куда она ни взглянетъ, всюду торчитъ передъ ней украшенная орденами грудь маіора, голова ея горла, она путалась, сдавая сдачи и даже, что всего хуже для просвирни, подала просвиру вмсто жены старосты, стоящей рядомъ какой-то бдной старух.
Я уже сказалъ выше, что вс интриги, не оканчивающіяся бракомъ, назывались въ Мутноводск ‘болтушками’. Мазепа, при всей своей неуклюжести, былъ тоже мужчина, и его сердце было не чуждо любви, и онъ завелъ ‘болтушку’ съ горничной Амуретовой, но въ похвалу ему и его Дульцине нужно сказать, что ‘болтушка’ ихъ не была похожа на другія мутноводскія ‘болтушки’: она началась нсколько лтъ тому назадъ и продолжалась безъ малйшей измны съ той или другой стороны. Правда, Мазепа не измнялъ, благодаря своей неповоротливости, а любезная его потому, что ей, благодаря своему безобразію, трудно было найдти Мазеп соперника, по тмъ не мене ‘болтушка’ ихъ все-таки не походила на вс мутноводскія ‘болтушки’. Кром того Джулія Мазепы, горничная Амуретовой Дарья, нисколько не позаботилась въ теченіи такого долгаго срока узнать, какъ зовутъ ея возлюбленнаго, и звала его по просту, какъ и вс, Мазепой
Въ то время, когда маіоръ ушелъ длать предложеніе просвирн, Мазепа, набивъ трубочку, выщелъ къ воротамъ, къ нему подошла Дарья. Посидвъ съ ней немного, Мазепа пригласилъ ее къ себ попить чайку, на что конечно получилъ согласіе, и скоро счастливая пара сидла за самоваромъ въ кухн маіора. Мазепа по душ сообщилъ Дарь разговоръ свой съ бариномъ по поводу женитьбы и оба влюбленные сдлали предположеніе, что маіоръ непремнно женится на Амуретовой и что слдовательно не далеко то время, когда они будутъ постоянно неразлучны. Это радостное предположеніе до того расшевелило Мазепу, что онъ предложилъ своей возлюбленной выпить. Согласіе получено, водка куплена и счастливая парочка поздравила другъ друга съ общей радостью. Едва успли они выпить по стаканчику, какъ къ Мазеп пришли два гостя: лакей командира полка и одинъ изъ полковыхъ музыкантовъ. Имвшаяся на лицо водка была скоро выпита, куплено еще и еще выпито, и пока маіоръ сидлъ съ просвирней за чаемъ, въ кухн у него шелъ, какъ говорится, дымъ коромысломъ. Музыкантъ вооружился гармоніей, лакей съ Дарьей пли, а Мазепа пустился въ плясъ. Лакей съ Дарьей подъ акомпаниментъ гармоніи пли извстнаго трепака:
Какъ у насъ ли на Высокомъ на бору
У Ивана свта у Иваныча
Да случилася великая бда:
Помутилася вода съ пескомъ,
Побранилися старуха съ старикомъ —
Потеряли они рогъ съ табакомъ.
Мазепа просто выходилъ изъ себя и такъ стучалъ своими огромными сапогами, что весь домъ маіора ходилъ ходуномъ, посуда, лампы, все звенло и акомпанировало импровизированному хореографу.
‘У насъ курочка объягнилася,
Поросеночекъ яичко снесъ,
Какъ безрукій у насъ клть покралъ
Да нагому все за пазуху поклалъ,
А безногій къ становому побжалъ,
А слпой-то все подсматриваетъ,
А глухой-то все подслушиваетъ,
А нмой-то все разсказываетъ .’
Раздавалось по всей улиц изъ кухни. Въ это время вошелъ маіоръ.
— Здравія желаемъ, ваше скабродіе! закричали трое кавалеровъ, между тмъ какъ дама спряталась за печку. Маіоръ улыбнулся и пошелъ въ комнаты, гости ударились въ разсыпную, а Мазепа, тяжело двигая своими сапогами, пошелъ за маіоромъ.
— Что это ты нализался-то? спросилъ маіоръ.
— Люблю, ваше скабродіе! отвчалъ Мазепа, раскачиваясь изъ стороны въ сторону и длая нечеловческія усилія, чтобъ стать прямо.
— Водку-то любишь?
— Дивку люблю, ваше скабродіе.
Маіоръ улыбнулся.
— Прикажете, ваше скабродіе, раздвать ваше скабродіе?
— Ступай, братецъ, ложись спать.
— Позвольте, ваше скабродіе, я раздну ваше скабродіе.
Наконецъ маіору удалось отдлаться отъ Мазепы, онъ раздлся, надлъ халатъ и, закуривъ трубку, началъ молча ходить по кабинету.
Между тмъ въ спальн Амуретовой происходила слдующая сцена. Аглая Селифонтьевна сидла на диван съ книгой, какъ въ комнату вошла Дарья.
— Сударыня, женихъ вамъ есть, сказала она, размахивая руками.
— Что такое? строго спросила Амуретова.
— Женихъ вамъ есть!
— Какой женихъ?
— Какой, маіоръ, извстно какой.
— Ты съ ума сошла!
— Нтъ, сударыня, мн съ ума сходить не приходится, зачмъ съ ума сходить! а господинъ маіоръ жениться на васъ хочетъ,— это я вамъ врно докладываю.
Тутъ Дарья съ комментаріями по своему вдохновенію разсказала барын, что слышала отъ Мазепы, нечего и говорить, что въ ея разсказ не было и тни правды. Изъ ея разсказа видно было, что маіоръ поврялъ Мазеп вс свои тайны, что призвалъ его въ кабинетъ, усадилъ и сказалъ, что любитъ Амуретову до безумія, что жить безъ нея не можетъ и непремнно на ней женится. Для Аглаи Селифонтьевны этого было слишкомъ много: она отослала Дарью въ кухню, открыла окно и сла около него, смотря на окна маіора. Она видла, какъ маіоръ, куря трубку за трубкой, ходилъ взадъ и впередъ по кабинету, она предугадывала его мысли и только ошиблась въ героин.
На другой день почти весь городъ узналъ, что маіоръ хочетъ жениться. Вс претендентки стали замтно боле заниматься своимъ туалетомъ, длали различныя предположенія, только одна Аглая Селифонтьевна втихомолку смялась надъ всми. А между тмъ маіоръ на другой же день сообщилъ по секрету своему другу дьякону, что онъ длалъ предложеніе его тетк и просилъ его употребить свое вліяніе въ его пользу. Только что окончилась служба, дьяконъ пошелъ къ тетк. Она сидла за чаемъ и читала письмо отъ дочери. У Агафьи Илларіоновны была дочь, двушка лтъ двадцати. Въ то время, какъ Агафья Илларіоновна хала въ Мутноводскъ, она завезла дочь къ брату своего мужа, священнику въ одномъ сел.
— Вотъ, Василій Никитичъ, кстати вы пришли, сказала Агафья Илларіоновна посл первыхъ привтствій.
— Кха… что же такое? пробасилъ дьяконъ, садясь и раскидывая по плечамъ волосы.
— Да вотъ Оленька письмо прислала.
— Ну, что-жь она пишетъ?
— Да вдь она у отца Никанора гоститъ, такъ вотъ пишетъ, что съ тамошнимъ бариномъ пріхалъ въ деревню молодой человкъ,— полюбили они вишь другъ друга, жениться онъ на ней хочетъ, такъ проситъ моего согласія.
— Какой же онъ такой?
— Пишетъ, что хорошій человкъ, а вотъ отецъ Никаноръ пишетъ, что вишь и съ помщикомъ другъ и пріятель, совтуетъ не упускать такого жениха.
— Если отецъ Никаноръ пишетъ, такъ это похоже на дло: вамъ туда нужно будетъ създить.
— Да вотъ не знаю, что…
Дьяконъ закурилъ папироску и задумался.
— Вотъ что, сказалъ онъ, помолчавъ,— если она пишетъ, что они любятъ другъ друга, такъ это еще время терпитъ. А мы лучше вотъ объ чемъ потолкуемъ…
— Объ чемъ такое?
— Кха, кха… откашлянулся дьяконъ, — Петръ Петровичъ говорилъ съ вами… кха… насчетъ женитьбы?
— Говорить-то говорилъ, да что… это все пустое…
— Какъ пустое?
— Да такъ… ну пара ли я ему? Статочное ли мн дло старыя кости да нести въ гости?
— Эхъ вы, ей-богу право!— дьяконъ покачалъ головой.— Что-жь вамъ лучше стало быть просвирней-то жить? Да и чмъ вы ему не пара? Онъ и самъ не молоденькій. А вы какая же еще старуха? Небось, еслибъ онъ только захотлъ на молоденькой-то жениться, такъ любая бы пошла. Это счастье, пользоваться имъ надо, а не отталкивать…
— Да боязно какъ-то, Василій Никитичъ.
— Что-жь тутъ боязнаго-то? Вдь это человка, не то, что какой нибудь… кха… это не втрогонъ. Тутъ и раздумывать нечего и напрасно вы, матушка, не кончаете. Мое дло конечно сторона, а только что онъ просилъ меня поговорить съ вами и я отъ души вамъ скажу, что слдуетъ, ей-богу слдуетъ… А тамъ сво-то дло окончите и къ отцу Никанору създите, дочку пристроите.
Долго продолжался на эту тему разговоръ между дьякономъ и Агафьей Илларіоновной, наконецъ дьяконъ усплъ убдить ее, она хотя и не дала прямаго согласія, но общала подумать. Прошло съ недлю, дьяконъ и маіоръ нсколько разъ возобновляли свою аттаку противъ просвирни, и наконецъ она дала свое согласіе. А между тмъ въ город громко говорили, что маіоръ задумалъ жениться и вс съ нетерпніемъ ждали, кого онъ выберетъ въ подруги жизни, претендентки на это званіе вдругъ прекратили вс имвшіяся до сихъ поръ ‘болтушки’, покинутые обожатели проклинали маіора и большинство изъ нихъ, чтобъ хотя чмъ нибудь утшиться, взапуски принялись ухаживать за Амуретовой. ‘Анархія!’ говорилъ маіоръ дьякону, глядя, какъ то изъ дому, то въ домъ ко вдов сновали оставшіеся всюду за Флагомъ ловеласы, фонды Амуретовой поднялись и маіоръ отъ души смялся, нисколько не подозрвая, что самъ всему виною. Но Аглая Селифонтьевна, какъ извстно, боле другихъ считала себя избранницею маіора и хотя рдко встрчала его, по на вс исканія ея расположенія другими отвчала самымъ невозмутимымъ хладнокровіемъ. Обожатели ударились за замужними, по тутъ поле дятельности было не обширно, мутноводскія дамы были слишкомъ цломудренны, а если которыя и позволяли себ что нибудь такое… то у тхъ были присяжные завсегдатаи. Нсколько семействъ перессорились и прекратили между собою сношенія, благодаря обоюднымъ разсчетамъ на маіора. Однимъ словомъ, суматоха въ Мутноводск сдлалась страшная, женское населеніе молчало и не говорило про маіора, хотя и ссорилось между собою, мужчины же злились на Петра Петровича до безобразія. Молодежь злилась за потерю большинства ‘болтушекъ’, мужья злились на маіора, какъ на причину, заставившую всхъ свободныхъ мужчинъ волочиться за женами. Вс съ нетерпніемъ ждали, чмъ окончится наступившій кризисъ и никто не предполагалъ, что маіоръ удивитъ всхъ самымъ неожиданнымъ образомъ.
Верстъ за шестьдесятъ отъ Мутноводска, на противоположномъ берегу той же рки, красиво раскинулось огромное и богатое село Отрадино, далеко царя надъ окрестностью своей высокой церковной колокольней. Село это съ нсколькими деревнями вокругъ принадлежало богатому роду Уфимовыхъ. Крестьяне жили въ довольств, любили своихъ господъ и когда наступила крестьянская реформа, то вс поголовно пришли къ своему барину сказать ему: ‘Длай, кормилецъ, какъ самъ знаешь: лучше того, какъ сейчасъ живемъ, ни съ какой волей не будетъ’. Не вдалек отъ села, на самомъ берегу рки, стоялъ окруженный садомъ большой господскій домъ. На террас, выходившей на рку, накрытъ былъ обденный столъ на два прибора, у стола стоялъ прилично одтый лакей. Скоро на террасу вышли двое молодыхъ людей. Это были: владлецъ имнія Николай Николаевичъ Уфимовъ и его гость Николай Петровичъ Артемьевъ. Уфимову не придется играть никакой роли въ моемъ разсказ и потому я пройду о немъ молчаніемъ. О Никола же Петрович Артемьев считаю необходимымъ сказать нсколько словъ. Николай Петровичъ былъ сынъ маіора Артемьева, съ которымъ читатель познакомился въ Мутноводск. Между сыномъ и отцомъ существовали довольно странныя отношенія, или правильне между ними никакихъ отношеній не существовало вовсе. Николай Петровичъ былъ единственный сынъ маіора, отецъ его, получившій въ военной служб все, понятно, прочилъ туда же и сына, руководствуясь разсужденіемъ, что: ‘если я изъ нижнихъ чиновъ вышелъ въ люди, то сынъ, имя право на высшее военное образованіе, несомннно долженъ обогнать меня’. Поршивъ такимъ образомъ, маіоръ, какъ только сынъ достигъ нужнаго возраста, свезъ его въ Москву, гд и помстилъ въ одинъ изъ кадетскихъ корпусовъ. Въ это время умерла жена маіора. Николай Петровичъ чмъ боле росъ, тмъ боле пристращался къ наук и охладвалъ къ военному поприщу. Идя первымъ по классу, онъ былъ крайне несостоятеленъ по фронту. Сдавъ выпускной экзаменъ, Николай Петровичъ написалъ отцу, что вмсто полка идетъ въ университетъ, маіоръ пріхалъ въ Москву, просилъ сына избрать военную карьеру, указывалъ на свой примръ, стращалъ, грозилъ — все было напрасно: отвращеніе Николая Петровича отъ военнаго поприща было непоколебимо. Отецъ общалъ высылать ему нужныя деньги и ухалъ огорченный, запретивъ сыну писать къ себ и являться на глаза до тхъ поръ, пока онъ не ршится исполнить его желаніе. Время проходило, сынъ писалъ отцу, но отвта не получилъ ни разу: вся корреспонденція маіора ограничивалась стереотипной фразой: ‘при семъ посылается столько-то рублей’. Николай Петровичъ началъ дльно заниматься, чтобъ хотя этимъ заслужить передъ отцомъ. Отчужденіе и равнодушіе отца огорчали и оскорбляли его. Наконецъ учебный годъ послдняго курса кончился, Артемьевъ превосходно сдалъ экзаменъ, получилъ кандидата, подалъ сочиненіе, обратившее вниманіе совта, и былъ оставленъ при университет доцентомъ. Съ радостью написалъ онъ отцу о своемъ блестящемъ успх и съ нетерпніемъ ждалъ отвта. Отвтъ былъ полученъ слдующій: ‘Поздравляю съ успхомъ. Маіоръ Артемьевъ’. Это былъ ударъ, котораго мене всего ожидалъ Николай Петровичъ. Онъ загрустилъ и не ходилъ на послднія студенческія собранія. Молодежъ ошиблась и обвинила его въ томъ, что онъ гордится своимъ успхомъ. Одинъ изъ студентовъ, Уфимовъ, который въ теченіи четырехъ лтъ пребыванія въ университет ближе другихъ сошелся съ Артемьевымъ, отнесся къ нему справедливе товарищей: объяснилъ ему ихъ мнніе о немъ, утшалъ его какъ могъ, и Николай Петровичъ разсказалъ ему свое горе. Уфимовъ предложилъ ему хать въ свое имніе на лто, Артемьевъ принялъ приглашеніе и они похали.
Посл обда подали кофе.
— Ну, что-жь ты думаешь длать съ своей поповной? улыбнулся Уфимовъ.
— Не смйся надъ этимъ чувствомъ, серьезно сказалъ Артемьевъ,— ты знаешь, что кром тебя и Ольги у меня никого нтъ на свт.
— Нтъ, не сердись, честное слово я не хотлъ огорчить тебя, я знаю твои намренія относительно этой двушки и по моему она стоитъ того.
— Это уже ршено: я женюсь на ней непремнно.
— А твой отецъ?
— Да, объ этомъ я хотлъ поговорить съ тобою: я думаю създить къ нему.
— Зачмъ?
— Ты знаешь, что мои отношенія къ отцу непріятны для меня, они давятъ, гнетутъ меня, я хотлъ и хочу примириться, сойтись съ нимъ и думаю, что въ такой моментъ, какъ женитьба сына, онъ не оттолкнетъ меня. Къ тому же ты знаешь также, что мать Ольги въ настоящее время занимаетъ скромную роль просвирни въ томъ же город, гд живетъ мой отецъ. Я не думаю, чтобы въ немъ могли укорениться сословныя предразсудки, такъ какъ онъ самъ вышелъ изъ низкаго сословія, по я не могу быть увренъ, чтобы этотъ бракъ не показался ему неравнымъ, а потому и считаю своею обязанностью предупредить его.
— А если онъ предложитъ теб ультиматумъ: или сойтись съ нимъ и не думать о женитьб, или жениться на Ольг Александровн и не знаться съ нимъ окончательно?
Артемьевъ задумался.
— Я разойдусь съ отцомъ, но сохраню Ольгу, сказалъ онъ твердо.
— Когда-жь ты подешь?
— Думаю завтра.
На другой день Артемьевъ въ коляск Уфимова, запряженной четверкой лихихъ лошадей, халъ въ Мутноводскъ. Откинувшись въ уголъ коляски, Артемьевъ задумался и халъ, не обращая вниманія на открывавшіеся передъ нимъ тутъ и тамъ прелестные виды. Около пяти лтъ не видался онъ съ отцомъ и не имлъ съ нимъ почти никакого сношенія. Каково-то будетъ это свиданіе? Что готовитъ оно ему: примиреніе или окончательный разрывъ съ отцомъ? Что если для того, чтобы примирься съ отцомъ, ему придется забыть Ольгу? Хватитъ ли у него духу, чтобъ купить такой цной это примиреніе? А если отецъ первый протянетъ ему руку, откроетъ объятія и будетъ просить забыть прежнее и не оставлять его въ старости? Хватитъ ли у него ршимости оттолкнуть отца?—Вотъ вопросы, которые занимали его. ‘Нтъ, думалъ онъ,— это судьба и я преклоняюсь предъ ней, университетъ далъ мн друга, благодаря которому я нашелъ невсту. Много горя далъ мн отецъ своимъ упорствомъ, неужели онъ долженъ сдлать мн этотъ послдній ударъ? Я сознаюсь, что причинилъ ему огорченіе, произвольно выбравъ карьеру, но потерялъ ли я отъ этого? потерялъ ли отъ этого онъ? Не ложно ли было его упорство, мучившее меня столько лтъ?… Я все это выскажу ему и если онъ не согласится со мною, тогда… тогда я разойдусь съ нимъ и буду совершенно правъ’.
Ожиданія мутноводскаго общества женитьбы маіора достигли крайней степени. Вс, встрчаясь съ Петромъ Петровичемъ, смотрли на него какъ на какое нибудь чудо. Наконецъ вс приготовленія къ сватьб окончились, а въ Мутноводск никто кром трехъ заинтересованныхъ въ дл лицъ ничего не зналъ. Но вотъ по городу пронесся слухъ, что маіоръ былъ у командира полка и просилъ его коляску, чтобъ сдлать необходимые визиты. Вс диву дались такому странному образу дйствій, но не долго думая, вс поршили, что маіоръ оригиналъ и хочетъ во время визитовъ сдлать смотръ всмъ невстамъ, чтобъ выбрать ту, которая ему приглянется. Суматоха поднялась страшная, къ полковнику цлый день обращались съ вопросами: на который день маіоръ просилъ коляску? И вс узнали, что визиты маіоръ будетъ длать завтра. Боже мой! какая суматоха поднялась въ Мутноводск! Примрянье платьевъ, глаженье воротничковъ и прочихъ принадлежностей, умыванье, притиранье, но все это ничего въ сравненіи съ тмъ, что пришлось вытерпть въ этотъ день, во всю ночь и все слдующее утро единственному въ город парикмахеру: не только дверь его магазина не затворялась, его ловили въ домахъ, у каждаго подъзда стояло нсколько горничныхъ, требовавшихъ его къ услугамъ своихъ госпожъ. Несчастный французъ не радъ былъ и деньгамъ: вымокъ какъ мышь, едва успвала’ трепать и взбивать волосы мутноводскихъ вдовъ и двицъ и положительно недоумвалъ, что такое сдлалось съ прекраснымъ поломъ Мутноводска. Вс мужчины, не умющіе бриться сами, остались въ этотъ день благо: даря маіору небритыми. Многія невсты, убранныя съ вечера, не спали всю ночь, боясь испортить прическу. Наконецъ вожделнный день наступилъ. Мимо дома маіора: сновали посланные, докладывая господамъ, что экипажъ стоитъ у подъзда. Но вотъ маіоръ слъ въ коляску и отправился. Во всхъ домахъ, гд была хоть какая нибудь невста и куда только могли ждать маіора, встрчали его съ необыкновеннымъ радушіемъ, угощали любимыми питіями и яствами и всюду ждали предложенія, но везд маіоръ длалъ приглашенія на предстоявшую сватьбу и везд на вопросъ: кто невста? маіоръ лукаво улыбался и говорилъ: ‘узнаете’, чмъ конечно поселялъ въ каждомъ семейств надежду. Прошелъ еще день въ томительномъ ожиданіи. Въ этотъ день въ кабинет маіора сидлъ за письменнымъ столомъ судейскій писарь, передъ которымъ лежала груда конвертовъ и пригласительныхъ билетовъ на сватьбу, маіоръ сидлъ тутъ же на диван и просматривалъ списокъ приглашенныхъ, какъ звукъ остановившагося экипажа привлекъ его вниманіе, онъ выглянулъ въ окно: кучеръ прозжалъ усталую четверку.
— Чьи это лошади? крикнулъ маіоръ.
— Господина Уфимова, отвчала’ кучеръ.
Въ кабинетъ вошелъ Мазепа.
— Молодой баринъ пріхали, ваше скабродіе.
— Какой баринъ?
— Николай Петровичъ, ваше скабродіе.
Маіоръ нахмурилъ брови.
— Выйдите, сказалъ онъ писарю:— Проси сюда. Николай Петровичъ вошелъ въ кабинетъ.
— Ну что, ты ршился? спросилъ маіоръ.
— Здравствуйте, батюшка, сказалъ Николай Петровичъ, подходя къ отцу.
— Здравствуй, здравствуй. Садись.
Николай Петровичъ былъ недоволенъ пріемомъ отца, но слъ.
— Ну, ты меня пріхалъ обрадовать? А славный офицеръ изъ тебя выйдетъ.
— Батюшка, я не пойду въ военную службу.
— Не пойдешь?
— Послушайте, батюшка, дорога моя открыта, что вы хотите отъ военной службы? чиновъ? Такъ я сейчасъ, выйдя изъ университета, имю чинъ немного мене вашего…
— Такъ что же вамъ угодно отъ меня? мняя тонъ, перебилъ его маіоръ.
— Мн хочется поговорить, объясниться съ вами.
— Говорить намъ не объ чемъ…
— Не объ чемъ? переспросилъ сынъ, вставая. Въ это время онъ увидалъ на письменномъ стол пригласительные билеты.— Вы женитесь? спросилъ онъ отца.
— Что это за вопросъ?
— Позвольте мн хоть одинъ билетъ на память. Онъ взялъ со стола одинъ билетъ.
— Вы женитесь на Воеводинской? крикнулъ онъ..
— Твою часть не безпокойся, я отдамъ теб, сказалъ смутившись маіоръ.
Но Николай Петровичъ не слыхалъ этихъ словъ: онъ стремительно выбжалъ изъ дома, бросился въ коляску и веллъ хать какъ можно скоре.
Между тмъ Мутноводскъ съ нетерпніемъ ждалъ развязки затянной маіоромъ комедіи. Вс невсты, встрчаясь другъ съ другомъ, почему-то потупляли глаза и всякая считала себя избранницею маіора. Наконецъ билеты разосланы. Представьте же себ удивленіе, досаду, злость, смхъ, слезы, однимъ словомъ, все то, что овладло мутноводцами, смотря по тому, на сколько каждый изъ нихъ былъ заинтересованъ въ этомъ дл. Невсты съ ума сходили отъ злости, досады, стыда, мужья злились на маіора за произведенныя ими траты, смялись одн замужнія женщины, не имющія взрослыхъ дочерей, да молодежъ. Но билеты получены, нужно было хать или отказаться. Вс ршили хать ‘для курьеза, да и потому, что костюмы готовы’.
Въ назначенный день къ дому маіора вереницей подъзжали экипажи самаго разнокалибернаго свойства: допотопныя кареты, коляски, рыдваны, дорожные дормезы, все было тутъ, но всхъ лучше отличился почтмейстеръ, который за неимніемъ боле легкаго экипажа пріхалъ съ женой въ двнадцатимстномъ брик. Но какъ бы тамъ ни было, а залъ, гостиная, кабинетъ и даже спальня маіора были полны провожатыми. Маіоръ принималъ всхъ очень любезно, не замчая ироническихъ, косыхъ, злыхъ и прочихъ взглядовъ. Другъ маіора дьяконъ ждалъ съ священникомъ въ церкви. Мазепа въ блыхъ перчаткахъ не зналъ куда двать руки. Два полковыхъ Офицера въ качеств шаферовъ уже готовы были хать къ невст, какъ у подъзда остановился еще экипажъ, это была легкая телжка, запряженная тройкой отличныхъ лошадей, изъ нея весь въ пыли вышелъ лакей Уфимова. Мазепа передалъ маіору привезенное имъ письмо. Письмо было отъ сына, маіоръ прочелъ, зашатался, бросилъ письмо и тяжело опустился на диванъ.
— Мазепа гаркнулъ онъ.
— Что угодно, ваше скабродіе?
— Дьякона сюда!
— Какого дьякона, ваше скабродіе?
— Изъ церкви!
Мазепа умчался за дьякономъ. Маіоръ сидлъ на диван и смотрлъ кругомъ помутившимися глазами. ‘Что такое? что случилось?’ спрашивали гости. Между тмъ письмо ходило по рукамъ. Николай Петровичъ писалъ:
‘Батюшка! долгомъ считаю увдомить васъ, что сегодня утромъ я обвнчался въ церкви села Отрадина съ дочерью священника Ольгою Александровною Воеводинскою’.
Вс поняли, что нужно разъзжаться по домамъ.
На другой день никто не видалъ маіора: онъ ухалъ неизвстно куда съ Мазепой. Агафья Илларіоновна тоже на другой день отправилась къ дочери. Изъ всхъ героевъ этой исторіи въ Мутноводск остался только дьяконъ, но и тотъ скоро попросилъ перевода и навсегда оставилъ Мутноводскъ. Но исторія эта въ Мутноводск не забывается: ее знаютъ вс отъ мала до велика и единственный въ город парикмахеръ, бря случайнаго прозжаго, считаетъ своею обязанностью разсказать ему это происшествіе.