Начертание эстетики, или науки вкуса, Якоб Людвиг Кондратьевич, Год: 1813

Критика
Время на прочтение: 50 минут(ы)
Скачать в PDF

Л. Г. Якоб

Начертание эстетики, или науки вкуса

Русские эстетические трактаты первой трети XIX в.
В 2-х т. Т. 2
М., ‘Искусство’, 1974

ВВЕДЕНИЕ ПОНЯТИЕ И ЛИТЕРАТУРА ЭСТЕТИКИ

1. Эстетика есть наука, содержащая в себе начала чувствований и суждений касательно изящного и высокого.
2. Способность эстетических суждений называется вкусом. Эстетика раздробляет сию способность и исследует свойства предметов оной.
3. Предметы вкуса бывают частью произведения природы, частью произведения искусства. Для этого эстетику можно разделить на три части, из коих первая разбирает всеобщие начала эстетических суждений, вторая — эстетическую природу, а третья — эстетические искусства.
4. Аристотель первый отважился привести правила изящного в систематический порядок, хотя, впрочем, ограничился одним только родом изящного, то есть изяществом слова. После него долго и не думали о том, как бы утвердить полное умозрение изящного. Наконец, Баттё во Франции, Юм и Блер в Англии, Баумгартен, Мейер, Зульцер и Эберхард в Германии снова отважились сообщить правилам изящного систематическую форму.
5. Преобразователь философии г. Кант и эстетике дал другую цену и указал другое место в области наук, нежели в каковом ее доселе поставляли, и но его мыслям написано много руководств к эстетике в Германии, каковы: Гейденрайхово, Снелево, Бендавидово и другие.
6. Отличнейшими сочинениями касательно сей науки можно полагать следующие:
1) Alex. Baumgarten, Asthetik, 1750—1758,
2) Batteux, Cours de belles-lettres ou Principes de la littrature, Paris, 1746—1748,
3) ‘Elments of Criticisme’, London, 1785, 2 тома Генриха Хоума,
4) ‘Thorie der schnen Wissenschaften’ von Eberhard, Halle, 3-е издание, 1789,
5) ‘Entwurf einer Thorie und Literature der schnen Wissenschaften’ von Eschenburg, Berlin, 1789,
6) ‘Kritik der Urteilskraft’ von Immanuel Kant, Berlin, 1790,
7) Sulzer, Allgemeine Thorie der schnen Knste, Leipzig, 1794,
8) ‘Handbuch der sthetik’ von Ioh. Aug. Eberhard, Bd 1—9, Halle, 1803,
9) Fr. Bouterwek, sthetik, две части, Leipzig, 1806.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЭСТЕТИКА О ВСЕОБЩИХ НАЧАЛАХ ЭСТЕТИЧЕСКИХ СУЖДЕНИЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О СВОЙСТВАХ ЭСТЕТИЧЕСКИХ СУЖДЕНИЙ

7. Мы определяем предметы при всех наших суждениях или токмо по впечатлениям их на нас и по переменам, ими в нас производимым, или по качествам, которые, будучи сами по себе рассматриваемы, свойственны им как предметам. Первые можно бы назвать суждениями чувствования, или чувства, а последние — суждениями познавательной аилы.
8. Суждения познавательной силы определяют или внутреннюю природу предметов и их взаимные отношения, или их отношение ко (Внутренней либо внешней цели. Поскольку предмет бывает только один, то и суждения познавательной силы, чтобы быть истинными в различных людях, должны согласоваться между собою, ибо два либо многие различные, друг с другом противоречащие познавательные суждения об одном и том же предмете — невозможны. (См. Логика {Здесь и далее имеется в виду ‘Курс философии для гимназий Российской империи’, чч. I—IV, Спб., 1811—1817.
}.)
9. Что же касается до суждений чувствования, то предметы могут быть различно определяемы, потому что чувствующие существа различны и одна и та же вещь в различных подлежащих может произвести разные чувствования.
10. Впрочем, в суждениях чувства может быть следующее достопримечательное различие:
1) некоторые предметы определяются непосредственным впечатлением предметов на органы,
2) иногда же деятельность познавательных сил или сила созерцания рождает чувствование либо чувство.
11. Суждения первого рода ( 10) лишь постольку бывают сходны между собой, поскольку образование органов одинаково, и сие сходство есть случайное, суждения же другого рода должны быть согласны между собою, коль скоро только познавательные силы достигли одинаковой степени совершенства. Ибо человеческие познавательные силы следуют одинаковым законам, и потому, ежели они находятся на одинаковой степени совершенства, то при одинаковых обстоятельствах и предметах оказываются одинаковыми, а следственно, и одинаковые испытывают действия. Для того, по нашему мнению, предмет, нравящийся одной образованной познавательной силе, так что доставляет пищу к деятельности, каждому должен нравиться, кто только достиг одинаковой образованности познавательной способности.
12. Токмо последнего рода суждения чувства могут называться эстетическими суждениями и способность таковых суждений именуется вкусом. Следственно, вкус не есть чувственный, но разумный. Для такового вкуса, а не для чувственного, есть всеобщие правила, почерпнутые из его природы.
Примечание. Для того, если кто-либо не чувствует или не хочет признать действительно изящного, мы говорим: он не имеет вкуса, то есть ему недостает некоторой степени эстетической способности судить, которая необходимо нужна, чтобы прямо постигнуть изящное и тем возбудить чувство изящного.
13. Предмет, нравящийся нам только рассматриванием его формы и образа, есть предмет прекрасный, а дурной есть тот, который нам тем самым не нравится.
14. Эстетическое чувство благоугодия и неблагоугодия различается (Психология, 171):
1) от телесных тем, что оно последует не без содействия воображения, и разума, то есть не без размышления,
2) от прочих душевных чувств тем, что оно не последует, подобно им, за уразумением природы предмета, но никакого понятия не предполагает о предмете.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПОДРОБНЕЙШИЙ РАЗБОР БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯ В ИЗЯЩНОМ ИЗЛОЖЕНИЕ ПОНЯТИЯ ОБ ИЗЯЩНОМ

15. Изящного и дурного не надобно смешивать:
1) ни с чувственно-приятным или неприятным,
2) ни с полезным и вредным,
3) ни с совершенным и несовершенным,
4) ни с нравственно добрым и худым.
Все сии понятия касаются материи предметов, состоит ли она из внутренних их качеств или из соотношений. Последние три рода чувств зависят от уразумения предметов.
16. Но красота состоит в одном форменном качестве предметов или в том образе и способе, каковым их многообразное расположено друг подле друга.
17. Однако ж прекрасное или дурное никогда не может быть представлено без материи, таким образом, если материя бездейственна в отношении к чувству, то красота или дурнота бывает чистою, если же материя производит и сама некоторое чувство, соединяющееся с чувством изящного или дурного, то красота или дурнота бывает смешанная.
Объяснение. В черчении или гравировке оказывается чистая красота, на картинах или в игре на флейте — смешанная. Ибо на картинах нравится не только форма (черчение), но и материя (краски), в игре на флейте не только композиция, но и приятность тона, принадлежащего к материальному.
18. Далее, некоторые вещи почитаются изящными без всякого уразумения или понятия об их цели или природе: красота других вещей случается также и с понятием об их природе и чрез сие понятие определяется. Первую можно назвать свободною, последнюю ограниченною красотою.
Объяснение. Цветы, арабески и другие вычуры нравятся нам, хотя мы и не знаем, что это такое и какую они имеют цель. Человеческий образ, театры, храмы могут только тогда нравиться, когда их обличие согласуется с их целью или с нашим о них понятием.

О ВКУСЕ, ИЛИ О ПРИЧИНАХ, В ПОДЛЕЖАЩЕМ НАХОДЯЩИХСЯ. ПОЧЕМУ НАМ НРАВИТСЯ ИЗЯЩНОЕ

19. Ни одно живое существо без разума не чувствует благорасположения к изящному, да и развивается благорасположение к изящному в человеке не прежде, как с развитием разума. Следственно, разум должен составлять существенную и постоянную часть вкуса.
20. Но разум без воображения не может представлять себе никаких предметов, а следственно, и прекрасного, и поскольку воображение все свои представления получает от чувств, а сии вообще представляют первоначально все разнообразное, то выходит, что вкус есть способность, составленная из чувств, воображения и разума.
21. Однако ж из пяти чувств только два могут представлять изящное, то есть глаз и ухо. Обоняние и вкус не представляют никаких предметов, а осязание так тесно представляет предметы и так мало разнообразного, что тут совсем нечего прибавить воображению.
22. Как чувства, так воображение и разум при представлении предметов следуют известным законам. Их совокупная цель есть представлять себе вещи ясно и определенно. За сим, если части предметов расположены так, что занятие познавательных сил, стремящихся чрез то к своей цели, таким образом облегчается, то оттуда родится эстетическое благорасположение, самый же предмет называется изящным, когда его форма нравится.
23. Деятельность познавательных сил особливо тогда родит благорасположение, когда она прямо идет своим путем без всякого утомительного напряжения. Сие бывает тогда, когда силы занимаются только играючи, то есть без всякой важной цели, принуждающей их терпеть и напрягаться, доколе начатие окончится, чрез что деятельность превратилась бы в работу.
24. Итак, благорасположение к изящному происходит из игры представляющих сил, причиняемой каким-либо предметом, который для того и называется изящным, что его форма надолго может занять познавательные силы играючи, равно как другой предмет, формою своею затрудняющий игру познавательных сил, именуется дурным.
25. И для того вкус состоит в проворстве сообщать познавательным силам легкую гармоническую деятельность по законам, на них основанным.
26. Но сие проворство познавательные силы получают только упражнением. Для того вкус требует образованности, которую он приобретает посредством наглядности многих дознанных и истинных красот и упражняясь в разборе оных. Однако ж надобно предположить, что познавательные силы уже развились касательно различных предметов.
27. Из сих примечаний объясняются следующие явления:
1) что грубые, необразованные люди занимаются только необходимыми своими потребностями, мало или никакого не имеют вкуса,
2) что красоты, для постижения коих требуется много размышления, не столь многими чувствуются, как те, для представления коих потребны только чувства и воображение и несколько разума.
28. Но поскольку с чувствами вкуса могут быть сопряжены вместе и другого рода чувства, для того от вкуса особливо также требуется, чтобы он различал эти чувства с точностью и предметы почитал прекрасными или дурными только ради эстетических чувств, ими причиненных.
29. И для того вкус бывает ложный и неистинный:
1) когда он почитает предметы изящными ради другого какого-либо чувствования, а не ради эстетических чувств, которые причинены рассматриванием формы предметов,
2) когда он испорчен искусством, и именно упражнением в ложных и неистинных красотах, ибо деятельности сил можно сообщить неестественную привычку и направление.
30. Правила, излагающие признаки истинно изящного и подлинно естественного вкуса, называются правилами критики вкуса, ибо вкус по ним испытуется. Цель сего сочинения есть раскрыть оные правила.
31. Правила деятельности эстетических чувств ( 21) суть следующие:
1) впечатления не должны действовать на чувства неприятно,
2) каждая часть впечатлений, одна за другою последующих, должна быть единообразная и чистая,
3) разнообразное должно быть расположено по правилу.
32. Воображение требует, чтобы разнообразное в чувственных предметах расположено было по одному главному правилу, которое облегчает соединение оного в одно представление или в одно целое.
33. Разум требует, чтобы признаки легко были различаемы и как понятия постигаемы или соединяемы и чтобы многие понятия и размышления возбуждаемы были чувственным изложением и рассудком удобно мыслимы.
34. Для того эстетическое благорасположение можно возбудить то посредством чувств, то посредством воображения, то посредством разума. Чувства могут возбудить к деятельности воображение и разум, или разум посредством своих понятий может подвигнуть к той же деятельности воображение, заставляя оное родить картины, приличные его понятиям.
35. Поскольку эстетическое благорасположение к изящному вытекает из деятельности познавательных сил, то следует, что предметы тем продолжительнее будут нравиться, чем долее удерживают познавательные силы в легкой гармонической деятельности. Для того, чем более прекрасный предмет возбуждает понятий и чем более сии возбуждают прекрасных мечтаний, тем продолжительнее эстетическое благорасположение. Но чем они менее деятельности доставляют познавательным силам, чем менее деятельность продолжается, тем менее бывает в том эстетического благорасположения и тем скорее оно проходит.
36. Хотя мы и заметили, что чувство, возбуждаемое содержанием или матернею представлений, не есть эстетическое чувство, однако первое может с последним соединяться и то усиливать, то ослаблять оное.
37. И именно нет прекрасной формы без материи. Таким образом, если представление материи вызывает также познавательные силы на деятельность, то сия тем еще более усиливается и облегчается. И для того эстетические чувствования изящного весьма можно усилить посредством содержания изящных представлений.
38. Сие может случиться:
1) когда прекрасный предмет вместе и своею матернею приятное впечатление на чувства делает или обещает чувственным их наклонностям. Таковые приятные впечатления называются прелестями и, поскольку они соединяются с изящным, эстетическими прелестями,
2) когда он посредством нравственных понятий возбуждает страсти. Таковые страсти называются трогательностью,
3) когда он побуждает волю к принятию участия. Таковое участие воли в каком-либо предмете ‘называется занятием (intrt), и предмет, возбуждающий всеобщее участие, называется занимательным (intressant),
4) если прекрасный предмет нравится своим чрезвычайным величием. Как прелестное, трогательное, занимательное и великое можно соединять с изящным и употреблять к усилению действий оного, то преимущественно должна показывать эстетика.
Объяснение. Живой ослепительный цвет тела, занимательное остроумие принадлежат к прелестям прекрасной особы, несчастные приключения или простосердечие той особы причиняют трогательность. Что сия особа принадлежит к знатному дому, играет лицо государя и проч., то делает ее занимательною. Если же она к тому обнаруживает высокий характер, то нравится нравственным своим величием.

ОБ ИЗЯЩНОМ (ПРЕКРАСНОМ), ИЛИ О ПРИЧИНАХ ЭСТЕТИЧЕСКОГО БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯ, НАХОДЯЩИХСЯ В САМИХ ПРЕДМЕТАХ

39. От прекрасного предмета требуется:
1) чтобы в нем находилось разнообразие представлений,
2) чтобы сие разнообразное соединялось в одно целое,
3) чтобы как разнообразное, так и единство оного легко постигаемы были чувствами и воображением и чтобы из того могло составиться одно понятие, следственно, чтоб предмет расположен был сообразно законам познавательных сил.
Объяснение. Ни математическая точка, ни хаос не могут быть прекрасны.
40. Итак, изящное может состоять то в расположении современных частей, в одном целом размещенных, то в перемене и разнообразии многих, один за другим последующих предметов, то в разнообразии чувственно представленных понятий, в чем глаз, ухо, воображение и разум находят занятие, их законам соразмерное.
41. Для того в сем разнообразном должно всегда первенствовать известное правило, чрез что разнообразное становится согласным с познавательными силами.
42. Для того красота есть только форменное качество предметов. Она состоит в форме, гармоническую деятельность познавательных сил возбуждающей. И для того:
1) предметы видения, чтобы быть прекрасными, должны представлять глазу такое разнообразное, которое он, сообразно законам видения, легко может объять как одну картину, свободную от всяких неприятных впечатлений,
2) прекрасные предметы слуха равномерно должны облегчать слуху постижение особенных частей и соединение оных в одно целое. Оба должны возбуждать воображение и подвигать к надлежащей игре деятельности,
3) прекрасные предметы воображения суть чувственные картины, которые занимают воображение своим поразительным разнообразием и возбуждают множество соприкосновенных представлений, доставляющих игру познавательным силам,
4) понятия делаются прекрасными, когда они будут облечены в чувственные картины, освещают разнообразием соприкосновенных представлений, и таким образом воображение возбуждается к надлежащей игре, в которой оно делает понятие тем яснее и живее.
43. Итак, красота состоит в одном только форменном надлежащем соотношении предмета к познавательной способности, то есть в такой чувственной форме предметов, посредством которой разнообразное так соединяется в одно целое, что познавательные силы чрез то наиудобнейшим образом приводятся в гармоническую деятельность.
44. Потому, чтобы найти предмет прекрасным, совсем не нужно понятие о том, что должен предмет представить или какую он имеет цель и назначение, хотя, впрочем, может статься и то, что форма предмета и в сем также отношении бывает сличаема.
45. На сем различии основывается понятие свободной и ограниченной красоты ( 18).
46. Ограниченная красота не только не должна содержать ничего такого, что противоречит понятию вещи, но она должна еще представить его прекрасным, так чтобы понятие вещи не только было мыслимо, но и по всем ее составным частям эстетически чувствуемо.
47. Свободная красота излагает только понятие форменной сообразности с целью для познавательных сил вообще, то есть форму, возбуждающую деятельность оных, ограниченная красота представляет сию форму в согласии с определенным понятием.
Объяснение. Для того красота храма различна от красоты театра. Красота платья, мебели и проч. всегда определяется сообразно с целью.
48. Красота бывает простая, когда она состоит из единообразного многоразличия, сложная, когда она содержит в себе разнообразное многоразличие.
49. Изложение целого, представляющего какое-либо понятие с величайшим эстетическим совершенством, называется эстетическим идеалом.
50. Нельзя представить себе идеальною какую-либо свободную красоту, но только ограниченную ( 45), и последняя бывает собственно идеальною только в отношении к таким предметам, которые сами в себе имеют твердую свою цель, посредством чего природа определена неизменно.
51. Для того особенно из человеческого образа воображение может составить себе идеал, гармонически соединяя в одну картину ‘все, что только природа являет прекрасного в людях порознь.
52. Для такого идеала требуется: 1) эстетический образец, творимый воображением, представляющим себе наисовершеннейшее человеческое обличив. Сие обличив выбирается по частям из всех прекрасных человеческих обличий, опытом доставляемых, и образует гармонически наипрекраснейшее обличив,
2) сей образец должен вместе изящно выразить понятие цели, в человеке находящейся. Сие внутреннее назначение человека нравственного рода, и потому все идеалы должны быть также эстетическими выражениями нравственных совершенств.
53. Но поскольку есть различные совершенства, то могут быть и различные идеалы, хотя, впрочем, можно себе представить наивысочайший эстетический идеал, то есть такой, который наивысочайшую нравственную красоту представляет с наивеличайшею красотою.
54. По сходству идеала человеческого обличил можно себе вообразить, сколько можно, величайшее совершенство каждой вещи, коль скоро ее понятие однажды навсегда определено, и понятие высочайшего эстетического совершенства каждой вещи в своем роде, представленное в образе, воображением начертанном, можно назвать образцом ее, или идеалом.
55. Идеалы существуют только в воображении и могут всегда усовершенствоваться. По ним можно судить о красоте предметов, принадлежащих к тому роду, коего идеал начертан.
56. Чем более предмет удаляется от своего идеала, тем менее он прекрасен, и хотя приметна в нем образцовая фигура, но части нарушают правила оной и им противоречат. В таком случае рождается карикатура, безобразная фигура.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О СРЕДСТВАХ ВОЗВЫШАТЬ ЭСТЕТИЧЕСКОЕ БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЕ О ПРЕЛЕСТЯХ

57. То, что делает сильное впечатление на чувства, называется прелестию, и поскольку это впечатление приятно или по крайней мере обещает скорую приятность, так что чувство оного может быть соединено с эстетическим благорасположением, то бывает эстетическая прелесть.
58. Только такие прелести суть эстетические, которые возбуждают всеобщее удовольствие или всеобще приятны, прелести, поражающие только ради некоторых особенных качеств или отношений, не могут быть причислены к эстетическим прелестям, потому что они не всеобще возвышают эстетическое удовольствие.
Объяснение. Так, например, приятное, рождающееся в голодном человеке при виде пищи, не есть эстетическая прелесть.
59. (Прекрасные предметы могут быть прелестны следующим образом:
1) посредством качества материи, действующего на чувства,— прелести чувств,
2) посредством связи прекрасных предметов с чувственными наклонностями — прелести воображения посредством внутреннего чувства,
3) посредством отношений предметов к представительным силам, которые усиливают обыкновенные впечатления.
60. Эстетические прелести чувств ( 59) не могут быть другие, кроме таковых, которые производятся посредством эстетических чувств ( 21). Прелести грубейших чувств отнюдь не надо смешивать с изящным, хотя они часто имеют влияние на суждение об изящном.
61. Прелести для глаз суть цвета, особливо простые и чистые, так, как их показывает радуга, для слуха — качество тонов. Обе сообщают прекрасному жизнь и прелесть.
62. Прелести воображения суть все представления, имеющие связь с естественными суждениями и нудящие воображение разрисовывать предметы, принадлежащие сим побуждениям, как-то:
1) представления, имеющие связь, хотя только отдаленно, с врожденным побуждением одного пола к другому,
2) все потаенное, таинственное, скрытное, загадочно намекаемое и относящееся к какому-либо естественному побуждению (Психология, 224).
63. Прелести, заключающиеся в одних отношениях предметов к представительным силам, суть следующие:
1) новость и редкость вещей,
2) неожиданное,
3) перемена,
4) противоположность (contrast) и противоречие,
64. Эти отношения оживляют представления, а потому и эстетическому благорасположению сообщают высшую степень крепости, так как ежедневное, обыкновенное, известное, единообразное и слишком гармоническое ослабляют оные.
65. К перемене принадлежит и движение, без коего ничто прекрасное не может нравиться постоянно. Все единообразное и одинаковое становится в тягость представительным силам. Для того жизнь (живость), будь она действительная или воображаемая, так необходима для изящного.
66. Смешное есть не что иное, как действие примеченной противоположности и противоречия представлений, как негде {То есть где-то, в каком-то место.} показано (Психология, 177). Удовольствие, оттуда проистекающее, не есть эстетическое, но в превосходной степени может быть соединено с чувством изящного. Смешное можно почесть только прелестным средством для эстетического чувства.
67. Прелести действуют на чувство изящного двояко:
1) возвышая познавательные силы, следственно, облегчая их деятельность и охоту к деятельности в них увеличивая, чрез что эстетическое чувство становится истинно сильнее,
2) прилагая новое чувство к эстетическому и чрез то усиливая оное. Чувства сии, лишь бы только не были своекорыстного рода (Психология, 180), без вреда могут быть соединены с эстетическими чувствами прекрасного.
68. Прелести становятся только тогда вредными эстетическому чувству, когда они так сильны или когда их так много, что они одни или преимущественно занимают душу и, следственно, лишают свободы игру познавательных сил. И потому всякое излишество прелестей портит красоту.

О ТРОГАТЕЛЬНОМ

60. Трогательность состоит в таком расположении духа, в котором владычествуют страсти, возбужденные нравственными (представлениями, и представления, таковые страсти возбуждающие, называются трогательными.
70. Сии страсти могут быть:
1) веселые, какова радость, любовь, благодарность и проч.,
2) печальные, каково уныние, раскаяние, сострадание и проч.,
3) смешанные, каково изумление, страх, ужас и проч.
71. Трогательность называется эстетическою, коль скоро она служит к тому, чтобы еще более оживить изложение изящного и, следственно, умножить эстетическое удовольствие, и потому эстетическая трогательность никогда не должна быть так сильною, чтобы воспрепятствовать действованию вкуса, и самое трогательное должно быть изложено изящно.
72. Что все страсти (и самые печальные) приятно чувствуются, коль скоро они только достигли известной степени и возбуждены только для игры, что уже негде (Психология, 218) показано. Если они возбуждаются и поддерживаются нравственными понятиями, то сии с помощью их живо представляются, и чувствуются, и манят побыть с ними долее. Для того занимательнейшая красота есть нравственно трогательная. Напротив, все те красоты скоро возбуждают скуку, в которых не видно ничего нравственного, и ненравственное изящное возбуждает отвращение, если оно не употребляется разве как средство к большему еще освещению нравственного.
73. Сии умозрения трогательного можно испытать многими примерами. Таким образом, могут быть выставлены трогательными явлениями:
1) взгляд на природу, коль скоро она обнаруживает нравственное стремление или нравственного виновника,
2) явления обратного соединения, или разлуки любимых особ,
3) великодушие, благоволение к несчастным, благородный поступок с своими неприятелями и проч.,
4) чужое несчастие, особливо если воля несчастных представлена доброю,
5) раскаяние в нравственном существе на пути исправления,
6) всякая борьба должности с наклонностию,
7) всякое нечаянное или внезапное согласие счастия с нравственными нашими желаниями,
8) всякое обнаружение восторга и страсти, коль скоро осуществляет нравственные свои намерения на преодоление препятствий.
74. Трогательность можно разделить на действительную и страдательную, смотря по тому, как она состоит в страждущей или действующей страсти (Психология, 213). Состояние действительной трогательности называется pathos, патетическою красотою, и самая трогательность патетическою, так, как страдательную трогательность можно назвать нежною трогательностью.

О ЗАНИМАТЕЛЬНОМ

75. Мы принимаем в предмете участие, если делаем его предметом наших склонностей и желаний. Участвовать (Нравоучение, 5) в предмете — значит заниматься оным. Сие занятие бывает или единственное, или всеобщее, смотря по тому, возбуждает ли оно желания одного кого-либо или каждого, предмет рассматривающего. То, что возбуждает всеобщее занятие, называется занимательным.
76. Все предметы, от которых мы ожидаем удовлетворения страстям нашим, возбуждают занимательность, но то, что возбуждает всеобщую занимательность, имеет эстетическую занимательность и занимательно. Ибо изящное есть предмет всеобщего благорасположения, а для того и чувства, служащие к усилению чувства изящного, должны быть всеобще занимательными чувствами.
77. Для того эстетическая занимательность бывает или умственная, или нравственная. Ибо только наклонность к удовлетворению и расширению познавательных сил, равно как нравственные побуждения, несвоекорыстны и для того допускают всеобщее стремление и гармонические желания. В первом отношении поучительное, таинственное, мрачное, скрытное и также изящное, само в себе рассматриваемое, занимательно, равно как и осуществление всякой важной нравственной цели, коль скоро оно изложено наглядным образом, доставляет нравственную занимательность.
78. Всякое трогательное занимательно, хотя не всякое занимательное трогательно.

О ВЕЛИКОМ

79. Мы приписываем всем вещам, составленным из многих однородных частей, величину (quantitas). Но мы называем то великим, что имеет большую величину, нежели какая-либо другая вещь. И потому великое есть только относительное понятие и стоит напротив малого. Великое есть то, в чем содержится величина малого.
80. Итак, понятия великого предполагают величину, которая употребляется как мера. Чем сама оная мера больше и чем многочисленнее она содержится в другой величине, тем сия больше.
Примечание. Человек 7 футов велик потому, что он превышает нашу меру, ‘башня такой величины была бы очень мала.
81. Величину какой-либо вещи можно сравнивать или с обыкновенной) величиною вещей того рода, или с величиною других вещей. Вещь, в сравнении с обыкновенными вещами того рода великая или малая, называется относительно великою или малою. Но что в сравнении с другими вещами велико или мало, то называется в самом себе либо совершенно великим, либо малым.
82. Понятия великий или малый могут относиться ко всем предметам без различия. Следственно, можно как о чувственных, так и о нечувственных вещах, о силах, качествах, свойствах и проч. вопросить: велики ли они или малы?
83. Если содержание предмета и совсем неизвестно, то все же одно обстоятельство, что он велик, делает приятное впечатление, (потому что великое дает познавательным силам более занятие, нежели малое.
84. По сей причине великое изящное нравится нам более, нежели малое изящное, но не всякое великое изящно. Напротив, предметы, требующие для своего назначения определенной величины, имеют высочайшую точку величины, которой они не должны преступать, чтоб не уничтожить своего понятия. Предмет, уничтожающий своею величиною понятие того, чем он должен быть, называется чудовищем.
85. Относительно великое нравится также необыкновенным и чрезвычайным, равно как по той же причине нередко может нравиться относительно малое, изящное малое называется милым.
86. Великое, коль скоро оно чрезвычайно и редко, возбуждает вместе изумление и уважение, равно как малое родит презрение. Великое в нравственном оказывается, когда воля преодолевает великие препятствия, понятием о добром, великое нравственное доброхотнее, или, что все то же, вообще добродетель, представленная великою, называется благородным. Великое, сопряженное с украшением и прикрасами, называется пышным, великолепным.
87. Хотя великое само в себе делает приятное впечатление и прямо чрез то усиливает приятное, изящное и доброе, однако все принимает несобственную природу, коль скоро оно сопряжено с предметами, возбуждающими неудовольствие, неприятность, и как служит к увеличению неудовольствия, так и усиливает благорасположение. Для того неприятное, дурное и злое тем сильнее не нравится, чем оно больше, ибо нехотение тем в большей только мере оказывается и тем долее чувствуется.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПОДРОБНЕЙШИЙ РАЗБОР БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯ К ВЫСОКОМУ

ПОНЯТИЕ О ВЫСОКОМ

88. Высокое сходствует с изящным в том, что оно, равно как и сие:
1) совсем различно от чувственно приятного, изящного и нравственно доброго,
2) что оно не предполагает никакого уразумения содержания или цели предмета,
3) что суждения о высоком равно носят на себе вид всеобще годных суждений,
4) что высокое, равно как и изящное, состоит в одном только отношении к познавательным нашим силам.
89. И наоборот, высокое отличается от изящного тем, что:
1) не имеет, как оне, надлежащей формы для познавательных сил, которые из оной образуют целое. Изящное всегда ограничено, высокое тем возвышеннее, чем беспредельнее предмет представляется,
2) высокое есть всегда нечто великое и особенно нравится своим величием и представлениями, чрез то возбужденными, тогда как изящное более нравится своим форменным качеством,
3) в чувство высокого всегда примешивается нечто содрогательное. Страх или ужас составляет главную часть высокого, напротив, чувство изящного есть чистое удовольствие, и если также и печальные представления с ним соединяются, то сии все не составляют самого изящного.
90. Но суждения о высоком суть истинно эстетические суждения. Ибо чувство, посредством предметов возбужденное, есть причина, для чего мы называем их высокими.
91. Высокое есть предмет, посредством которого мы чувствуем в себе такие силы или способности, которые более всего того, что нам предлагают чувства.

О НАХОДЯЩИХСЯ В САМОМ ПОДЛЕЖАЩЕМ ПРИЧИНАХ БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯ К ВЫСОКОМУ

92. Когда представляется чувствам нашим предмет, кажущийся им так великим, что самое воображение не в силах совершенно объять оного, то сей предмет возбуждает понятие неограниченного, безусловного (absolutum), бесконечного и вместе представляет опыт сообщить оным понятиям чувственную картину.
93. Оные понятия сами в себе пусты, содержа только отрицательные признаки и исключая все чувственное. Но воображение, показывая нам таковые, для него (необъятные предметы, дает нам живо чувствовать силу и объем тех умственных понятий, тогда как столь великие беспредельные предметы ‘е составляют малейшей части того, на что намекают те понятия. Следственно, посредством чувственно беспредельного мы получаем живое сознание содержания тех понятий, и сие сознание сопряжено с удовольствием, которое мы называем чувством высокого.
94. Посредством высокого:
1) чувства и воображение приводятся в деятельность, получая материю к занятию, и чрез сие уже рождается благорасположение,
2) но великое, составляющее то, что мы называем высоким, для чувств и воображения беспредельно и не может быть ими постигнуто (как целое, ибо оно для них слишком велико. Для того разум находит несообразным с целью представить сей предмет в виде понятия, доставляемого опытом. Сие возбуждает некоторое содрогание пред столь великим представлением,
3) при всем том возбуждает таковой предмет, не находящий в опыте никакого образа, понятия сверхчувственного, для коих чувственно великое и неизмеримое не предлагает никакого совершенно соразмерного предмета, но все по крайней мере некоторым образом дает почувствовать обширность и возвышенность тех понятий, и сие чувство есть источник продолжительного удовольствия.
95. Итак, чувство высокого есть эстетическое чувство смешанного рода, составленное из удовольствия и неудовольствия, однако так, что удовольствие превозмогает и неудовольствие служит только к тому, чтоб тем занимательнее и привлекательнее сделать удовольствие.
96. Но чувство высокого не проистекает, как благорасположение к изящному, из созерцания формы, а частию из сил, высоким предметом ib игру приведенных, частию из пробужденных чрез то умственных понятий о вещах сверхчувственных.
97. Чувство высокого всегда бывает важного рода и для того не допускает примеси удовольствия, которое истребило бы содрогательное. Оно принадлежит к числу трогательных чувств, потому что радость о сверхчувственном всегда вместе относится и к нравственным силам. С одной стороны, мы получаем при том сознание нашего бессилия, а с другой — нашей силы, которая ‘превыше всего, что только могут представить чувства.
98. Чтоб совершенно чувствовать высокое, для сего требуется еще высшая степень образованности, нежели для чувствования того, что мы называем изящным. Ибо главная составная часть сего чувства рождается от умственных понятий, коих приобретение и принимание в том участия предполагает высокую степень внутреннего нравственного образования.
99. Следственно, согласие в суждениях о высоком предполагает известное очищение разумения, без коего высокое несовершенно или совсем не может быть чувствуемо.
100. Как чувство изящного, так и высокого последует только тогда, когда душа свободна и расположена к игре познавательных сил.
Для того:
1) если изящное либо высокое своим содержанием возбуждает такие восторги или страсти, которые все внимание пригвождают к содержанию представлений, то силы не будут заняты играючи и эстетические чувства не воспоследуют,
2) если в душе находятся такие посторонние представления, которые занимают сознание так, что на них только преимущественно обращено внимание, то не могут также последовать эстетические чувства, происходят ли посторонние представления сами от материи эстетического предмета или от других вещей.
Для того эстетическое суждение требует души свободной, не занятой чуждыми представлениями.

О ВОЗВЫШЕННЫХ ПРЕДМЕТАХ

101. Во-первых, высокий предмет должен быть представлен великим сверх всякого сравнения. Ибо только таковые представления могут возбудить и оживить понятия безусловного, беспредельного.
102. Во-вторых, высокое должно быть просто, дабы сие чувство было не возмущено разнородными чувствованиями. И для того оно не требует никаких прелестей или украшения, подобно изящному.
103. Высокое может быть свободное или ограниченное, как и изящное ( 45). Первое совсем не предполагает никакого понятия о цели предмета, последнее представляет вместе понятие высоким, которое само должно быть высоким понятием.
104. Великий чувственный предмет, который, правда, чувствами объемлется как целое, но который посредством представления чрезвычайной великости его возбуждает понятия о силах, превышающих все опытом нам являемое, надобно будет ценить как предмет высокий.
105. Высокое может быть то протяженною (extensiva), то непротяженною (intensiva), то из обеих составленною великостию. Протяженные великости непосредственно могут представляться чувствам и воображению, непротяженные великости суть силы и являются чувствам только посредством своих действий или посредством наружных мер.
106. Все те представления могут быть совместны с высоким, которые имеют такое содержание, что одинаковые или похожие возбуждают чувства, как и чудесное, содрогательное, ужасное и проч.
107. Всякое высокое более находится в понятиях, возбуждаемых в нас представлением чувственно великих и чрезвычайно сильных предметов, нежели в том, что нам чувства представляют.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОБ ЭСТЕТИЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ОБ ИЗЯЩНОМ В ПРИРОДЕ В БЕЗЖИЗНЕННОЙ ПРИРОДЕ

108. И самая безжизненная природа везде усеяна множеством красот, которые все суть красоты свободные ( 15). Вечное ращение и действование, бесконечно многообразные фигуры органического и неорганического создания представляют прекрасные формы в бесчисленном множестве, увеселяющие чувства и воображение, приводящие в игру умственные силы и таким образом дающие почувствовать надлежащую годность своих форм для гармонической деятельности познавательных сил.
109. И бесконечно многообразные группировки естественных предметов доставляют взору наипрекраснейшие картины.
110. Свет и по всей природе распростертые цвета сообщают естественным красотам собственные и неизгладимые прелести.
111. Хотя все сии красоты чувствуются и без понятия о предметах, однако они все ведут их к той мысли, что природа с намерением устроила для человеческой познавательной способности, и тем оживляют телеологический вид вещей. Чрез то эстетическое чувство, возбуждаемое созерцанием самых безжизненных красот природы, сопрягается с трогательными чувствами, которые родятся от представления благоразумной попечительное’ о царстве живущих. Сюда еще присоединяются понятия по соображению.
112. Вообще природа нравится преимущественно соприкосновенными представлениями, возбуждаемыми созерцанием оной. Сии представления воздвигают все душевные силы и приводят в движение и тем пробуждают чувство духовной жизни в высочайшей степени. Содержание представлений, возбуждающее занимательность, служит к тому одним средством.
113. И потому созерцание прекрасной природы для всякого занимательно, кто только может отрешиться от частей личной своей занимательности и принять участие во всеобщей. Своекорыстные и занятиями общежития задавленные люди редко чувствительны к прекрасной природе.
114. Участие, в прекрасной природе принимаемое, само предполагает нравственное расположение души, то есть такое расположение, которое занимается всеобщими целями.

ОБ ИЗЯЩНОМ В ЖИВОЙ ПРИРОДЕ

115. Живая природа равно представляет бесконечное многообразие прекрасных предметов, которые сопряжены с очаровательнейшими прелестями ‘как цветов и звуков, так в особенности жизни и других качеств, относящихся к человеческим наклонностям.
116. Но живые красоты природы почти все принадлежат к тем, которые назвали мы ограниченными красотами ( 45), ибо их образ должен вместе согласоваться с тем понятием, каковое мы имеем о назначении живых существ, хотя, впрочем, некоторые особенные части в оных представляют множество красот свободных.
117. Тогда как природа выставляет многоразличные образы для ‘каждого рода существ, вкус наш довольно находит времени отыскивать такие, которые наилучшим образом исполняют эстетическую цель и из коих соображение составляет образцы изящного для каждого рода живых существ, образцы, служащие руководством к суждению об изящных образах всех прочих. Все, что противоречит таковому образцу, называется уродливым и дурным.
118. Но наилучший образ красоты в природе есть обличье человека, :коль скоро оно прекрасно выражает внутренние душевные качества и назначения человека. Ибо красота всегда, во-первых, делается занимательною ( 76)
104
НАЧЕРТАНИЕ ЭСТЕТИКИ, ИЛИ НАУКИ ВКУСА
тем, что удобно, или возбуждает умственные и нравственные понятия, или определяет и ясно означает умственное и нравственное. Красота человека особливо возвышается последним обстоятельством.
119. Впрочем, не все человеческие обличья и в прекрасных людях не все части прекрасны. Природа представляет нам изящное в обличьях человеческих и животных только рассеянно по единственным неделимым. Воображение собирает из опыта единственное изящное и мало-помалу слагает из него образ прекраснейшего человека, составляющий его идеал ( 49), по которому оно судит о единственном изящном в обличьях человеческих.
120. От прекрасного человеческого обличья требуется:
1) чтобы оно не причиняло никаких чувственно неприятных впечатлений,
2) чтобы в величине и частях тела наблюдаема была мера, предписываемая природою из множества случаев (Психология, 279), мера, чрезвычайно облегчающая и делающая приятным постижение обличья,
3) чтобы обличье выражало жизнь, здравие и в превосходной степени умственные и нравственные дарования, силы, чрез сие одно выражение получает занимательность в человеческом обличье.
121. Но сколь многоразличных физических, умственных и нравственных требуем мы совершенств от разных возрастов, полов и состояний, столь многообразны и идеалы. И для того мы составляем различные идеалы для дитяти, юноши, мужа и старца, для женщины, для героя, спокойного мудреца и проч.
122. Природа выставляет красоты каждого рода во всех поясах земли и часто для этого употребляет различные формы. Посему каждый идеал идет за совершеннейший только для того пояса, откуда извлечен, между тем как опытность и навык сообщают вместе вкусу определенное его направление, хотя, впрочем, всегда остается притом нечто всеобщее.
123. Человеческое обличье, выражающее крепость и, однако ж, снисхождение к слабейшим из правил человеколюбия, есть благородное обличье ( 87).

ГЛАВА ВТОРАЯ

О ВЫСОКОМ В ПРИРОДЕ

В БЕЗЖИЗНЕННОЙ ПРИРОДЕ

124. В (Природе оказываются двоякие великости, исполняющие душу чувством высокого, а часто и обе вместе действуют. Одна есть протяженное, необъятное для нашего воображения пространство, наполненное бесконечно великими громадами, другие великости суть физические силы природы в их действиях, возбуждающих изумление, ужас, страх и трепет.
125. В протяженной великости природы чувства объемлют немного, но воображение расширяет представление оной, творя для себя меру, возбуждающую чувственное изумление, и составлением оной меры стараясь образовать величины. Одно только око из всех чувств может представлять протяженный предмет высоким и манить воображение к разрисовке чувственно беспредельных величин.
126. Коль скоро природа является силою, против коей все нам подвластные силы ничтожны, то она является высокою. Око и ухо могут приметить действия таковых сил. Подобный вид возбуждает страх, если мы вообразим случай, в котором сия сила была б устремлена противу нас, и изумление новому, необыкновенному, непостижимому и ведет ум наш к понятиям о виновнике и правителе оных сил, коего величие и могущество представляется, хотя все слабо, в чувственных явлениях и коего вместе мы чрез то чувствуем возвышенность.
127. Но страх, возбуждаемый великим и сильным, не должен быть умышленный (srieux), но мыслимый только для пробы или возбужденный в шутку, ибо в противном случае не действие познавательных сил и игра представлений, но опасность была б чувствуема и чувство высокого не могло б родиться.

В ЖИВОЙ ПРИРОДЕ

128. Представление живого существа, оказывающего силу превыше всех нам известных сил, уже в состоянии возбудить чувство высокого, хотя великость оных сил есть токмо относительная. Понятие чрезвычайно великого и сильного возбуждает уже удивление, изумление и чувство по крайней мере близкое к высокому.
129. Но еще решительнее и сильнее пробуждается чувство высокого, когда оказывается в живом существе сила, превосходящая все естественные силы. Таковая сила есть преимущественно сила, действующая по разумным, особливо по нравственным намерениям.
130. Сие, во-первых, есть нравственная в человеке действующая свобода и, во-вторых, представление нравственных существ вообще, коим подчинена природа, особливо понятие над всем возвышенного бога.
131. Но возвышенность сих понятий можно дать эстетически почувствовать только тем, что чувственно великое употребляется для представления бесконечно над ним возвышенного, тогда как чувственное сравнивается с превыше-чувственным и в сравнении с оным исчезает как ничто.
132. Свобода есть нравственная сила человека, сверхчувственная способность, коей не в состоянии предложить никакой опыт, но которая обнаруживается в борьбе с чувственными препятствиями. Человек, коего добродетель побеждает в сильнейшей борьбе со страстями, поработить его стремящимися, или с судьбою, пагубу ему наносящею, — таковой человек возвышает человеческое сердце и наполняет нас чувством высокого. Чем живее ih чувственнее представляется борьба сия и пробуждается сознание внутренней, всякую естественную силу превышающей способности, тем глубже чувство в нас внедряется.
133. Самые естественные силы, будучи в сражении с людьми и представлены бесконечно превосходящими физическую их силу, возбуждают сознание нравственной способности, при всем том оные естественные силы побеждающей, и чрез то оживляют мысль, которая чувствуется еще возвышеннее, нежели великость самой естественной силы.
134. Но созерцание величия и силы природы воплощает также понятие нравственного миротворца, то есть начало, коему подчинено все существующее и перед коим, следственно, все чувственное в сравнении исчезает как ничто.
135. Качество существа, коим оно всем управляет по своей воле, называется величеством. И для того, где величество оказывается, там душа располагается к чувству высокого, и тем более, чем проще оно является.
136. Высокое допускает чистое изящное изложение, но блеск и украшение разрушают действие оного, ибо чрез то удерживается воспарение к безусловному, сверхчувственному, коего сознание составляет главное приближение к чувству высокого.
137. Чувство высокого принадлежит к важным расположениям души и для того более примыкает к мрачным, меланхолическим, нежели к веселым чувствам.
138. К чувству высокого примыкает чувство страшного. Страх (Психология, 217) возбуждается тем, что грозит вдруг уничтожить наши силы и чему мы никак противиться не в состоянии. И потому страх причиняется: 1) всяким внезапным и против обыкновенного течения вещей вдруг являющимся, особливо 2) если это ознаменовано вместе разрушением для человеческих сил.
139. Следственно, хотя страшное можно употреблять для усиления чувства высокого, но оно от самого высокого весьма различно.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ОБ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКУССТВАХ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПОНЯТИЕ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКУССТВ

140. Искусством называется умение излагать предметы по своим понятиям в действительности.
Искусства бывают:
L) по качеству понятия, ими осуществляемого, или механические, или свободные, смотря по тому, работают ли они по определенному предписанию и образцу или по собственным мыслям,
2) по своей цели приятные, полезные и изящные, смотря по тому, имеют ли они целью удовольствие чувств, или пользу, либо эстетические чувства.
141. Изящные искусства могут еще лучше назваться эстетическими, потому что они всё, что только может возбудить эстетические чувства, следственно, и высокое, имеют своим предметом.
142. Таким образом, и эстетические искусства можно назвать умением производить изящные и высокие предметы.
143. Природа имеет многие другие цели при образовании своих форм. Для того в ней является изящное, только как бы нечто случайное, большею частию с примесями, которые природа почитает нужными для своих целей и которые часто вредят красоте. И природа не все исчерпала прекрасные формы.
144. Изящные искусства ограничиваются только изящным и, следственно, все неизящное исключают из своих творений.

ГЛАВА ВТОРАЯ

О ХУДОЖНИКЕ И ХУДОЖНИЧЕСКОМ ГЕНИИ

145. К произведению прекрасных предметов принадлежит совокупление многих природных дарований, которые, правда, искусством усовершенствуются, но там, где их природа не дала, не могут быть рождены искусством.
146. Художник, желающий представить изящное, во-первых, должен составить себе о том понятие, а потом уметь осуществить оное понятие.
147. Правда, материалы для понятия изящности находятся в природе, богатой примерами. Но частию изящное должно быть отделено от неизящного в природе, частию из прекрасного в природе надобно составить новые красоты, для коих формы не обретаются в природе.
148. Мы примечаем, что умение изобретать новые совершенно изящные формы и действительно изложить их не есть обыкновенный талант, но не многим в удел достался. Природная способность производить искусством совершенные эстетические предметы называется гением, художническим (артистическим) гением (Психология, 148, 149).
149. Гений творит изящное так, как естественное произведение, то есть он действует подобно природе, и для того есть самостоятельный (originel), примерный, ибо его произведения равно сообщают правила судить и подражать изящному, как и самая природа, так что Noсе артисты без гения могут только им последовать.
150. Впрочем, гений как природная только способность не может ничего сделать, и требуется: 1) не только образованной представительной способности для собирания материалов, но и, 2) вкуса, то есть знания правил изящного и упражнения в суждении об ohoim, чтобы чрез то мог предостерегаться от нелепостей.
151. Может статься, что иной в состоянии хорошо судить о существующем уже изящном, следственно, имеет вкус, но ему недостает самой способности произвести нечто самостоятельное изящное, то есть недостает гения.
152. Вкус есть эстетическая сила суждения, извлекающая свои правила из существующего самостоятельного и истинно изящного, гений есть производительная способность, к которой надобно присоединить вкус, охраняющий его творения против критики вкуса.
153. Гений особенно оказывается самостоятельностью творческого воображения, зиждением чувственных картин, выражающих умственные понятия, для того гений составлен из разума и воображения, однако так, что последнее первенствует и гораздо более производит, нежели разум мыслит, хотя произведение подходит под его понятия.
154. По образцу существующих уже изящных творений излагать другие изящные или произведения приятных и полезных искусств, сколько можно улучшать — есть дело подчиненных артистов. Искусства, старающиеся дать форму, прекрасную и исполненную вкуса, только приятному и полезному, можно было б назвать украшающими искусствами для различия от искусств изящных, которых изящное есть главное дело, а содержание представлений только средство тем совершеннее представить изящное.
155. Занимательное и привлекательное в изящном называется умом, ум состоит в способе, каковым излагается содержание представлений, и особенно отличает творения гения, коего самый талант сообщать своим творениям привлекательную силу называется умом.
156. Следственно, производительное воображение, разум, ум и вкус должны соединиться, дабы родить совершенное произведение изящного искусства.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О ПОДРАЖАНИИ ПРИРОДЕ

157. Подражание природе хотели поставить единственным (высочайшим началом для всех изящных искусств. Несправедливость сего положения явствует:
1) из того, что не все естественное прекрасно,
2) что самое изящное в природе редко бывает чистою красотою,
3) что есть много изящных искусственных произведений, не находящих себе образца в природе.
158. Но хотя подражание природе не есть ни единственное, ни высочайшее начало изящных искусств, все, однако ж, справедливо то:
1) что произведения изящного искусства должны быть сходны с произведениями природы, рождаясь, подобно сим, без напряжения и без приметного принуждения, правилами налагаемого. Следственно, хождение оных должно быть естественно или гений должен действовать, подобно естественной силе, и чем более сие случается, тем искусство совершеннее. Если же примечаются правила, по коим артист производил, то творение его называется неуютным и работа трудною, качества, подавляющие эстетическое благорасположение,
2) что примечание подражания во многих случаях составляет источник удовольствия, которое хотя не есть само по себе чистое эстетическое, с ним, однако ж, совместно и служит к возвышению его.
159. Но чтобы искусственное подражание природе могло возбудить удовольствие, для сего оно должно:
1) объявить себя подражанием, не налегать на обман, но только на обольщение,
2) оно не должно представлять ничего возбуждающего неприятные и отвратительные чувствования.
160. Удовольствие, обретаемое в подражании, проистекает:
1) из сравнения сходства, с каковым представлены два столь различных произведения,
2) из удивления подражающему искусству,
3) из того, что (мы радуемся, аддя то (Качество чистым представленное, которое усматривали только смешанным с другими,
4) из нового и необыкновенного, ибо мы усматриваем качество там, где прежде не привыкли видеть оное,
5) из обольщения.
По одной или всем этим причинам удовольствие при созерцании сделанного то подражанию бывает больше, нежели при созерцании самого предмета, если последний не составляет по своей природе и существу источника удовольствия. Но если самый предмет в действительности не нравится, то он может нравиться в подражании, ибо тут нет того, что возбуждает умышленное (srieux) неудовольствие!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

О ХАРАКТЕРЕ И СЛОГЕ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИИ

161. Каждое изящное произведение имеет свои свойства. Те свойства, которые определяют главное его впечатление и с коими для того должны согласовать соприкосновенные впечатления, чтоб не повредить ему, называются эстетическим его характером.
162. Следственно, произведение изящных искусств может иметь высокий, благородный, комический характер и проч., но при всем том главная цель их возбудить те или другие чувствования.
163. Отличительное в знаках, выражающих искусственное произведение, называется слогом оного, а отличительная метода артиста в его изложениях — способом (mani&egrave,re).

ГЛАВА ПЯТАЯ

РАЗДЕЛЕНИЕ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКУССТВ

164. Эстетическое искусство может частию производить прекрасные вещи, частию прекрасные представления вещей. И для того эстетические искусства могут быть разделены на вещественные и символические. Оба бывают или чистые, или смешанные, смотря по тому, представляют ли они только одно, или другое, или и то и другое вместе, простые или смешанные, смотря по тому, одно ли или многие тут действуют искусства.
165. Поскольку все вещи, представляемые изящными искусствами, суть предметы вне нас, эстетических же чувств только два ( 21), то вещественные предметы, способные к изящному изложению, суть или предметы взора, или предметы слуха.
166. Вещественное изящное искусство, трудящееся для слуха, есть музыкальное искусство.
167. Вещественные изящные искусства, работающие для взора, суть следующие: 1) изящная архитектура, 2) изящное садоводство, 3) искусство потешных огней, 4) искусство одеяний и мебели.
168. Символические искусства удобнейшим образом могут быть разделены по различию их знаков, и сии суть также или знаки для взора, или для слуха.
169. Символические искусства, употребляющие знаки для взора, суть следующие: 1) ваяние, 2) рисование и живопись, 3) мимика и искусство телодвижений.
170. Искусства, употребляющие удобослышимые знаки, суть красноречие и стихотворство, или поэзия.
171. Сложные и смешанные изящные искусства суть следующие:
1) музыкальное искусство, в котором соединяется музыка и искусство телодвижений и мимика,
2) театральное искусство, о котором стекаются все почти изящные искусства, дабы произвести как можно <более> великое впечатление изящного.
172. Многим изящным искусствам помогают другие изящные искусства и соединяются с ними, дабы совершеннее сделать их творения, хотя они существенно к ним и не принадлежат, как-то: архитектуре помогают ваяние и живопись, садоводству — архитектура, рисование и живопись и проч.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

О ВЕЩЕСТВЕННЫХ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКУССТВАХ

ОБ ИЗЯЩНОМ МУЗЫКАЛЬНОМ ИСКУССТВЕ

173. Природа в пении птиц являет нечто изящное, искусство воспользовалось разными звуками, чтобы из них также составить нечто изящное.
174. Тоны нравятся уже чувствам в разных своих качествах и каждый род тонов может возбудить приятность разного рода, если они выражаются чисто и в надлежащей мере.
175. Разные духовные и со струнами орудия {То есть инструменты.} свидетельствуют, сколько приятного изобрело сие искусство, голос человека дает наиприятнейшие звуки.
176. Сомнительно, чувственное ли только или вместе эстетическое благорасположение бывает к простым звукам. Впрочем, кажется, чистота звука уже возбуждает некоторое эстетическое благорасположение, ибо тут примечается единообразие и определенность.
177. Но эстетическое благорасположение к звукам становится владычествующим, коль скоро они возвышаются до музыки. От последней требуется: 1) разнообразие в звуках, 2) в современных {То есть одновременных — в аккорде.} звуках — гармония, а в постепенных — такт и ритм, 3) многоразличные звуки должны сходиться в одно целое, 4) целое должно выражать определенный характер.
178. К разнообразию звуков принадлежит не столько различная степень крепости и слабости, сколько различная высота и глубина разных звуков, коих постижение предполагает умственную способность или коих перемена по крайней мере доставляет удивительную игру познавательным силам.
179. Современные различные звуки находятся или в таком содержании друг к другу, что познавательная способность легко может их соединить и представить как совокупленный звук, как единство, или в таком содержании, что познавательная способность не может их объять как один тон. Те называются созвучиями (consonanses), a сии разнозвучиями (dissonanses). Таковое соединение постепенных созвучий и разнозвучий, рождающее некоторое гармоническое целое, называется аккордом.
180. Чтобы постепенные звуки постигнуть легко и твердо, для сего должен быть известный порядок в постепенности оных. Тут должны быть отделения, и постепенный ход звуков должен в этих отделениях следовать одному правилу, постепенный ход звуков по правильным расстановкам называется ритмом, а самые малые расстановки, из которых составлен ритм в музыке, называются тактом.
181. Далее, если многие звуки по законам гармонии и ритма соединяются в одно целое, то происходит мелодия.
182. Сии понятия показывают только основания и механические правила, из коих и по коим должны составляться звуки, дабы вышло нечто изящное. Но так избирать и так связать эти основания, чтобы из того родилось действительно изящное целое, есть дело музыкального гения.
183. Удовольствие, доставляемое нам музыкой, основывается:
1) на телесных чувствиях, причиняемых впечатлениями звуков на наши нервы, из которых некоторые располагают нас к унынию, другие к радости, к таким страстям, которые в умеренной степени всегда приятны (Психология),
2)на игре мыслей, возбуждаемой в нас этими чувствиями,
3) на деятельности умственных сил, воздвигаемой сею игрой и отношениями звуков друг к другу, чрез что, собственно говоря, благорасположение к музыке становится эстетическим.
184. Чувствования, или чувства, и тем возбужденные мысли, которые должна пробудить музыка, составляют ее характер ( 162).
185. Мысли, которые музыка пробуждает одними чувствами, конечно, совсем неопределенны и могут в каждом подлежащем быть различны. Но при всем том, смотря на род, они принадлежат к одному понятию, и если некоторою определенною музыкою возбуждается определенный ряд мыслей, то подобная музыка вторично возбуждает те же мысли.
Таким образом, известными звуками легко можно возбудить мысли шествия, пляски и проч., равно как веселое, печальное, торжественное, высокое и проч. имеют собственный музыкальный характер.
186. Но музыка прежде всего становится вразумительнее приложенными словами, или текстом, и тем получает определеннейший характер, возбуждая чувства, согласные с понятиями, в тексте выраженными. Чрез то и игра представлений становится определеннее и эстетическое чувство расширяется. Для того музыкальный гений наисовершеннее оказывается в оперной композиции.
187. Покушались и музыку употреблять за символическое искусство и живописать предметы посредством звуков, стараясь ими возбудить подобные впечатления, какие производят сами предметы, ими намекаемые. Но, кажется, музыка не годится для сей цели.

ОБ ИЗЯЩНОМ ЗОДЧЕСТВЕ

188. Зодчество имеет целью строить здания, назначенные для какого-либо человеческого употребления. Коль скоро зодчество старается этим зданиям сообщить изящную форму, то оно становится изящным зодчеством.
189. Эстетическое зодчество всегда бывает ограничено понятием предмета. Если цель здания состоит в удовлетворении житейской потребности, которую даже нельзя подвести под эстетическую (мысль, то эстетическое зодчество может только быть украшающим ( 155) искусством.
190. Поскольку цель зданий есть удовлетворение человеческой житейской потребности, то прежде всего требуется, чтобы в них не было ничего сей цели противоречащего и несогласного. Итак, мы судим об них, во-первых, но понятию пользы, и все, нарушающее мысль сию, производит неприятное чувство. И для того мы требуем, чтобы все главные части здания к чему-либо служили и расположены были сообразно с целью, для которой должны служить.
191. Итак, эстетическое искусство при строении зданий может только украшать изложение полезного. Разум особенно требует, чтобы целое и все особенные части оного были тверды и сообразны с целью. Линии, совместные только с понятием твердости в здании, суть прямые, а из кривых круговая. Ибо только то представляется созерцанию нашему твердым, что единообразно протягивается и единообразно связуется.
Но понятие сообразности с целью требует еще правильности, так чтобы в целом и в каждой части наблюдаемо было одно и то же правило, по коему начато целое или часть.
192. Итак, красота здания не может состоять в чем-либо ином, как в том, что помогает воображению постигать фигуру целого и особенных частей и яснейшим образом выражает понятие цели, для коей назначено здание.
193. К удобному постижению столь великого целого особливо служит симметрия или равномерность, то есть наблюдение одинаковых содержаний во всех частях частей и целого. Ибо чрез то удивительно как скоро целое смежается в один образ и составляется понятие.
194. Но правильность и симметрия сообщают зданиям только малейшую степень красоты. Они составляют только условие, без коего здание не может быть изящным. Эстетический гений зодчего тогда только окажется во всем своем блеске, когда он чрез то эстетически совершенно умеет выразить цель здания.
195. Но к тому же целью здания не должна быть низкая и из разнородных потребностей составленная потребность, а простая и совместная с эстетическим понятием, каковы здания, назначенные для великих народных собраний, для богослужения, для удовольствия, для оказания почестей, для надгробных памятников и проч. Таковые здания имеют единство характера.
196. Храмы неоспоримо суть те здания, где эстетическое зодчество может показаться во всем своем блеске. Жилище божества, собрание многочисленного народа для служения сему божеству суть сами по себе простые и высокие Понятия, которые можно выразить зданием.
197. Зодчий должен стараться наружным видом этого здания возбудить те самые чувства, какие возбуждает понятие о цели оного. Дабы чрез то возвестить высокое и великое, для сего требуются великие громады и большое пространство, дабы выразить миловидное, дружелюбное, для сего требуются маленькие, семейственные отделения.
198. Здания, смотря но различному своему характеру, допускают более или менее украшения и вычур, то есть изящные посторонние вещи, соединенные с главными.
Они должны согласовываться с характером здания. Если они мешают впечатлению целого, то происходит излишнее накопление, если же они с целью здания не согласны, то становятся безвкусными.
199. Главное средство возбуждать чувствования великого и высокого посредством зданий составляют столпы. Для того зодчие издавна старались усовершенствовать форму оных.
200. Зодчий часто употребляет ваяние и живопись для украшения своих произведений.

ОБ ИЗЯЩНОМ САДОВОДСТВЕ

201. Ничто не доставляет нам столько чистого и невинного удовольствия, как взгляд на прекрасную природу, дышание свежим воздухом, созерцание многоразличных органических существ, движение и жизнь невинных живых существ вокруг нас. В то же самое время ничто так не может наполнить наше воображение картинами и наш разум побудить к размышлениям. Но ландшафты в природе не всегда исполняют цель сию. Прекрасный сад есть не что иное, как ландшафт, искусством украшенный.
202. Чем более природа благоприятствует садовнику, тем удачнее он может осуществить свои мысли, и главное его правило должно состоять в том, чтобы выразить искусством тот эстетический характер природы, который она допускает. Другой (приискать ей характер, нежели каковой она имеет, не удается.
203. Средства, подвластные садоводству, суть следующие:
1) великое разнообразие растений, коих вид уже сам по себе нежит чувство и воображение и разуму подает множество мыслей,
2) такое искусственное разделение этих растений, чтобы из того выходила прекрасная игра цветов,
3) группировки, коими возбуждаются разные чувства: веселости, задумчивости и проч.
4) употребление в свою пользу воды, гор и всех окрестностей для доставления эстетических наружностей и видов.
204. Поскольку прекрасным ландшафтом надобно наслаждаться, то идучи, то сидя, то наедине, то в обществе, для того к саду очень хорошо идут надлежащие дорожки, места для отдыха, здания умножают наслаждение.
205. Прекрасный сад тем более понравится, чем он более подходит к ландшафту, расположенный искусством для покойности и для большего людского наслаждения. То неправда, будто б приметность искусства делает в саду неприятное впечатление, напротив, каждый радуется тому, что оно позаботилось о покое и удовольствии людском.
206. Сие, однако, не значит, чтоб растения уродованы были, что производит отвратительное впечатление. Но поскольку взгляд на природу всегда приятен там, где она только не противоречит потребностям, то и в прекрасном саду надлежит всему быть расположенным так, чтобы казалось произведением природы, а искусство переменяло бы в природе только то, что возбудило бы в нас неприятные чувства.
207. По сим началам неоспоримо тот вкус лучше, который оставляет растениям естественный их вид и располагает группы так, как бы их по счастливому случаю могла расположить природа, стараясь ими произвести чувства и игры мыслей, какие произвела бы тазовая же природа, короче: стараясь поместить красот природы в пространстве сада столько, сколько можно сделать, не разрушая возбужденных чрез то чувствований, — нежели тот вкус, который растениям сообщает искусственные виды, равно как группам и другим затеям, так что везде бросается в глаза принужденность и правило. Таковая неуютность необходимо ослабит впечатления естественного, тем паче что она еще и без цели.
208. Здания, развалины, памятники, пещеры и проч. идут к населенному ландшафту и для того могут украшать сад, также и беседки, мосты и проч.
209. Сад, назначенный только для прогулки и необширный, не может быть представлен прекрасным ландшафтом. Правильность, обнаруживающая цель оного ясно и вразумительно, составляет наилучшую для него форму.
210. Бели требуется дать ландшафту вид сверхъестественного, волшебной страны и проч., то не худо будет превратить деревья в обличия животных, растения — в карлов с исполинскими плодами и проч.
211. Благорасположение к прекрасному саду очень сложно и состоит:
1) из чувств, каковые сообщает влияние чистого воздуха и погоды и проч.,
2) из чувств, которые доставляет предлагаемая покойность движения или отдыха,
3) из эстетических чувств, внушаемых видом прекрасного естественного ландшафта, который здесь составляет чистую красоту ( 109—115),
4) из эстетических чувств, доставляемых искусственными распоряжениями и прикрасами в оном ландшафте.

ОБ ИСКУССТВЕ ПОТЕШНЫХ ОГНЕЙ

212. Свет, цвета и звуки составляют уже сами по себе источник эстетических чувствований, когда они чисто бывают представлены. Искусство отважилось употребить огонь, дабы чрез то производить всякие подвижные картины и звуки, имея в виду одно удовольствие. Вот цель искусства потешных огней.
213. Чтоб не быть одним чувственным увеселением, фейерверк должен иметь некоторый характер, то есть игрушки для глаза и слуха должны быть совместны с понятиями, как если мы видим бурю, землетрясение, пожар, Страшный суд и проч., даже взгляд на всякие огненные фигуры нравится посредством чрезвычайного и странного, хотя эстетическое при том удовольствие, кажется, очень невелико.
214. Огонь можно употреблять и символически. Но столь несовершенный знак не производит большого впечатления.

ОБ ИСКУССТВЕ ОДЕЯНИЯ И МЕБЕЛИ

215. Хотя искусство, сообщающее всем предметам, относящимся к человеческим потребностям, приятную и изящную наружность, имеет обширное поле, однако все не может оно ничего сделать великого, будучи ограничено самыми предметами. Оно остается только украшающим искусством и требует более вкуса, нежели гения.
216. Изящное одеяние не должно быть противно цели одежды, оно не должно прятать целости изящного телесного обличья, безобразить естественную фигуру человека и мешать легкому движению тела и его частей.
217. Изящное искусство одеяния состоит в изобретении таких форм и материалов, которые выражают характер особ и сообразны с благопристойностью и назначением, с каковым они являются.
218. Украшение и уборы на особе и на платье должны равно согласоваться с главным характером особ и целью их появления, их должно употреблять только тогда, когда они возвышают обличье и украшают главные вещи. Но всякое украшение и всякие уборы, удаляющие внимание от главного предмета или даже возбуждающие неприятные, отвратительные и презрительные сопредставления, слишком обнаруживающие намерения убранства, противны здравому вкусу.
219. Искусство старается украсить и самое тело. В том нет ни малейшей предосудительности, коль скоро тут употребляются только самые естественные части и сообщается им приятнейшая форма, нежели какую являет природа, себе самой предоставленная, охотно также позволяется искусству скрашивать недостаток обличия, возбуждающий отвращение. Но когда искусство хочет обмануть и сообщает человеческому обличью прибавления, будто бы дело рук природы, дабы нас почитали прекраснее, нежели каковы мы действительно, то сие, правда, все еще может называться украшающим искусством, но действия оного производят неприятные впечатления от сопредставлений, ибо они противны нравственным чувствованиям.
220. В мебели, кажется, выражение ее твердости и сообразности с целью есть наипрекраснейшая форма, какую только она может на себя принять. Все прикрасы и фигуры, противные этой цели, противоречат здравому вкусу.
221. То же самое можно оказать и о других изделиях механических искусств, назначенных для житейского употребления. Смешно было сообщать подлым вещам высокие фигуры.
Объяснение. Мех в виде ангела, печка в виде Венеры.
222. Комнаты наиболее нравятся правильною простою формою. Для украшения стен наилучше годятся цветы, арабески, рисованье, статуи и картины.
223. Вообще вкус может оказываться во всех механических искусствах, умея с каждым произведением их соединить такую форму, в которой каждое произведение наиболее травится.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

О СИМВОЛИЧЕСКИХ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКУССТВАХ

ОБ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ЗНАКАХ ВООБЩЕ

224. О знаках вообще рассуждаемо было в другом месте (см. Логику, 237, Всеобщую грамматику, 1—4, Психологию, 112—117). Здесь товорим только о том, как можно употреблять знаки для эстетических представлений.
225. Эстетических знаков только два, то есть: 1) для взора, 2) для слуха. Оба имеют тем большее эстетическое совершенство, а) чем разнообразнейшие представления выражают одним разом, б) чем яснее отличается каждая часть выражаемого ими, в) чем истиннее они представляют самый предмет, г) чем вернее и определеннее они представляют предмет.
226. Знаки представляют предметы:
1) или по чувственному сходству с ними, каковы срисовки предметов или подделанные знаки какой-либо вещи (статуи, картины, рисунки),
2) или тем, что посредством чувственного сходства подают повод к мысли, не имеющей с ними никакой связи. Таковы чувственные метафорические знаки (символы),
3) или они представляют чувственные действия известных причин, дабы тем возбудить понятия либо чувства их причин, каковы подделанные взгляды и телодвижения,
4) или, наконец, они суть только произвольные знаки, дабы тем возбудить мысли и чувствования, каковы слова.
227. Символические эстетические искусства имеют первою и необходимою своею целью представлять изящные знаки. По красота знаков состоит частью в том, что они сами изящные предметы, частью в том, что они изящно предмет представляют.
228. Что составляет красоту знака в отношении к представлению предмета, о том уже выше ( 223) упомянуто. Как вещь в себе, знак должен нравиться чувствам и воображению, а следственно, и (представлять прекрасный предмет, независимо от своей значимости.
229. Следственно, изящные искусства уже в знаках производят сугубую красоту. Для того их творения нравятся даже и тогда, когда предмет, ими означаемый, не только не прекрасен, но даже дурен, ибо чувство дурного подавляется прекрасным изложением и эта красота делает самое дурное и малозначащее источником удовольствия.
230. Но символические искусства могут сверх того представлять изящные предметы, и тогда они действуют троякою эстетическою силою, ибо знаки, изложение и предмет прекрасны, и все три вещи в душе соединяются.

О ВЫБОРЕ ПРЕДМЕТОВ СИМВОЛИЧЕСКИХ ИСКУССТВ

231. Из самого понятия знака разумеется, что он должен на что-либо указать или означить, и вот что составляет собственный предмет символических искусств.
232. Предметом искусств символических может быть все то, что можно представить знаками, только не отвратительное, ибо чувствование оного всегда бывает противно, и не то, что возбуждает действительную телесную боль или страсти, угрожающие здоровью. Но в прочем предмет может быть (мал или велик, дурен либо изящен, либо ни то пи другое.
233. Но чем прекраснее, занимательнее, многозначительнее предмет эстетический, представляемый символическими искусствами, тем совершеннее может быть искусственное произведение. Малые, немногозначащие, дурные предметы, хотя и могут нравиться ради красоты знаков и изложения, но никогда не произведут большого эстетического действия.
234. Особенно можно употреблять дурное и негодное только средством к возвышению изящного и хорошего, но вес, не возбуждающее приятные чувства, не удовлетворяющее ожидания, могущее нарушить или уменьшить эстетическую занимательность, не должно быть предметом символических артистов.
235. Всякое символическое искусство имеет собственные свои знаки, собственный свой образ представления и собственные свои правила, по коим оно должно выбирать свои предметы.

ОБ ЭСТЕТИЧЕСКОМ ОБОЛЬЩЕНИИ

236. Обольщение родится тогда, когда разные предметы причиняют одинаковые или одинаковые предметы причиняют разные представления.
237. Цель всех знаков состоит в том, чтобы представлять предметы, и знак тем совершеннее, чем яснее, истиннее и вернее ( 235) представляет предметы. Следственно, он тогда бывает наисовершеннее, когда изложение, им производимое, таково, как если б сам предмет находился пред нами, то есть когда знак обольщает.
238. Итак, цель всех символических искусств есть обольщение.
239. Но эстетическое обольщение должно быть таким, которое остается и тогда, когда уже знаешь, что обольщен.
240. Эстетическое обольщение бывает сугубого рода: или знак делает такое же впечатление на чувства, как и самая вещь, — таково чувственное обольщение, которого особливо ищут рисовальные искусства и мимика, или только внутреннее представление вещей одинаково с наглядом действительных вещей, — таково обольщение воображения, особливо свойственное словесным искусствам.
241. Обольщение составляет источник особенного удовольствия, свойственный преимущественно символическим искусствам и редко употребляемый вещественными.
Проистекающее из того удовольствие отчасти действительно эстетическое. Оно происходит:
1) из того, что открывается сходство представлений из столь различных причин. Новое, чрезвычайное или необыкновенное в явлении возвышает приятность чувствия, из сего открытия проистекающего,
2) из того обстоятельства, что знак представляет нам действительное, но только с такой стороны, что не усматриваем ничего неприятного либо отвратительного, в действительности с ним сопряженного,
3) из размышления о таланте и умении артиста возбудить в нас столь точное и живое представление посредством знаков.
242. Но эстетическое обольщение должно только возбуждать в нас благорасположение, и тут-то находит оно свои пределы и правила.
Противно б было здравому вкусу, если б искусство захотело представлять даже не эстетическое, отвратительное и дурное даже до обольщения или если б оно возбуждало только неприятные сопредставления, эстетическое благорасположение подавляющие. Оно должно обольщать только в том, что изящно, или в том, что дурное представляет изящным.

ОБ ОСОБЕННЫХ СИМВОЛИЧЕСКИХ ИСКУССТВАХ

О ПЛАСТИЧЕСКОМ ИСКУССТВЕ

243. Пластическое искусство изображает тела в материи совершенно или только с одной стороны (en bas relief).
244. Следственно, его знаки суть телесные изображения предметов по многим измерениям, пластика должна все делать знаками, для того главную цель ее составляет совершенная отделка сих знаков.
245. Но пластика дотоле остается механическим искусством, пока стремится представить только чувственные предметы чувственно сходно, она становится эстетическою, когда своими знаками излагает эстетические мысли.
246. Пластическое искусство выражает эстетические мысли, когда своими знаками излагает только изящное и то, что совместно с изящным изложением.
247. Поскольку изящное преимущественно состоит в форме ( 42), а сия только в целом теле может быть ясно представлена, для того главную цель пластики составляет изложение прекраснейшей формы тел. Пластика должна удалять от своих творений все то, что мешает усмотрению и постижению сей формы и отвращает от того внимание. Для того пластические творения не терпят ни цветов, ни украшений.
248. Изящная форма является в творениях ваяния совершенно чистою, без всяких сопредставлений. Цель оного — обратить все внимание на прекрасную форму и представление ее в воображении сделать столь живым, как если бы самый предмет пред нами находился и в нем ничего бы не примечалось, кроме одной его красоты.
249. Для того эстетические творения ваяния должны обольщать воображение, а не чувства, они должны так живо возбуждать понятие о представляемом предмете, чтоб зритель, будучи совершенно углублен в изящность представления, мнил видеть чистую красоту в представляемом предмете.
Примечание. Они не достигают своей цели, коль скоро предпринимают обольщать чувства. Восковые обличья, похожие на живые предметы до чрезвычайности, не возбуждают никакого эстетического чувства, но паче трепет и ужас, ибо они дают только мертвое чувствовать в живых предметах.
250. Пластическое искусство может избирать предметами своего представления вольную или ограниченную красоту ( 45). В первом случае оно увеселяет только наглядностью изящных форм и действует без обольщения. Но в величайшем своем совершенстве пластика оказывается тогда, когда она старается выразить наипрекраснейшее в природе идеальное человеческое обличье.
251. В человеческом обличье соединяются наиболее изящнейшие формы, каждая малейшая в нем часть способна к особенной красоте, каждое внутреннее качество имеет свое особенное выражение в теле, которое в природе всегда примечается только перемешанно с другими впечатлениями, ваяние являет нам изящное выражение каждого свойства чисто и без примеси.
252. Для того пластический художник работает по идеалам наисовершеннейшего обличья, чрез что внутренние умственные и нравственные совершенства изящно выражаются. Все духовные совершенства оказываются в обличье человека свойственным образом, иначе женские, нежели мужские, совершенства, приятность, миловидность, набожность, геройская храбрость, величество и проч. — каждому из сих совершенств художник может дать идеально наисовершеннейшее эстетическое выражение и по сим понятиям отделывать свое творение.
253. Все творения пластики вообще производят тем более действия, чем более они выражают вместе нечто внутреннее, чем более содержат смысла и чем более возбуждают мыслей.
254. Для того творения пластического искусства производят эстетическое благорасположение следующими средствами:
1) посредством красоты знака,
2) посредством представления воображения, производящего чувственный образ и самую вещь представляющего,
3) посредством содержания, выражаемого обличьем, ибо понятие о духовных качествах чрез обличье живо в душе возбуждается,
4) посредством сопредставлений, возбуждаемых главным представлением.
Для того пластические искусства наиболее имеют средств многообразно занимать познавательные силы и возбуждать гармоническую игру деятельности, следовательно, родить эстетическое благорасположение.
255. Но пластические искусства бывают ограничены:
1) матернею, употребляемою для знаков,
2) смыслом, который изящным излагается,
3) понятиями, совместными с чистым изящным обличьем.
256. Что касается до материи, надобно выбирать такую, которая: 1) не противоречит выражению изящного ни своею грубостью, ни своею нечистотою, ниже другим каким-либо качеством, 2) которая вместе с тем доставляет прочность искусственным произведениям.
257. Что касается до второго обстоятельства ( 255), пластика работает для глаза, чтобы он обнимал всю форму изящного. Для того она может выставлять только современные предметы. Если надобно, чтобы глаз обнял предмет совершенно со всех его сторон и притом все части одним разом и образ целого пред ним бы находился, то могут быть разве немногие предметы. Для того творения пластического искусства могут состоять только из одного или разве немногих обличий, коих форму глаз может объять одним разом.
258. Сие случается тем более, чем больше требуется представить я объять образ со всех сторон. В высоком произведении можно представить группы сложнее, но собственно ваяние должно ограничиваться только немногими предметами, если хочет, чтобы красота его творения совершенно была постигнута и произвела свое действие.
259. В рассуждении третьего пункта ( 255) следует заметить, что пластическому искусству свободные красоты почти совсем не удаются. Одна их форма слишком неуютна и мертва, и удовольствие слишком слабо, без живости движения и цветов. Для того творения ваятельного искусства должны получать свою занимательность от духа, ими выражаемого, коего лишены свободные красоты, если они разве как прикрасы не сопряжены с другими творениями, заимствуя свою значимость от сих последних.
260. Следовательно, ваяние всегда должно избирать такой предмет, который значительно выражает нечто внутреннее.
261. Творения ваятельного искусства делают сие или непосредственно, когда они прямо снимают изящный предмет, имеющий в самом себе свое назначение, и выражают его характер, или только посредственно выражают смысл. Последние называются переносными, или иносказательными, изложениями.
262. Непосредственное, или собственное, изложение изображает чувственный предмет, посредственное, или переносное, — представляет нечувственный предмет посредством чувственного предмета, сложное переносное изложение, коим представляются многие нечувственные предметы посредством сходных с ним изображений, называется иносказанием (аллегорией).
263. Следственно, пластическое искусство излагает понятие переносно, снимая какой-либо чувственный предмет, дабы тем изобразить нечувственный предмет, всеобщее понятие, всеобщую истину, нечувственное качество и проч.
264. От эстетического переносного, иносказательного изложения требуется следующее:
1) изображение должно с первого взгляда казаться переносным или несобственным изображением, не представляющим никакой действительной вещи. Ибо иначе никто не может знать, должно ли то быть несобственным изображением,
2) изображение должно быть в себе, как знак, рассматриваемо изящным предметом,
3) между знаком и значимым должно быть удобопонятное сходство в мышлении, так чтобы чувственное изложение удобно влекло за собою нечувственное и представляло бы оное чувственным образом,
4) между знаком и значимым должна быть естественная, а не искусственная связь,
5) в иносказательных изображениях должно быть единство, или связь всех частей как между собой, так и с мыслями, которые ими выражаются,
6) знак не должен излагать самое означаемое понятие, но образ и способ представлять себе оное.
265. Переносное изложение требует особенного гения художника, чтобы избрать частию понятия, совместные с таковым изложением, частию годные к тому изображению, но изящное несобственное изложение пластики нравится:
1) красотою знака,
2) способом, как оно выражает нечувственное, или всеобщее, понятие и еще тем более, чем более оно чрез то возбуждает вместе изящных сопредставлений.
266. Поскольку пластика вообще не может представлять весьма сложных предметов ( 257), то и аллегорические ее изложения не могут быть обширны.

О РИСОВАЛЬНЫХ ИСКУССТВАХ

267. Рисовальные искусства употребляют знаками только кажущиеся телесные обличил, чтобы тем эстетически выразить понятия.
268. Они основываются на умении разделить свет и тень, или цвета на (поверхности, дабы тем одинаковое или хотя подобное сделать на глаз впечатление, каковое делает видимый изображаемый предмет.
269. Они на то употребляют свет и тень, коими одна форма тела представляется глазу, или вместе цвета, кои дают чувствовать глазу прелести, сообщенные природою видимым предметам.
270. Задача технической части этого искусства состоит в том, чтобы представить предметы глазу так, как они ему являются в природе. Для сего: 1) форма рисуемого предмета, 2) чувственное впечатление цветов должны быть истинны. Для того правильность рисовки и истинность колорита суть две принадлежности, требуемые от техники живописца.
271. Творениям ваятеля вредят цвета или уменьшают эстетическое их действие, ибо они действительно представляют все телесное обличье, которое созерцается в величайшей своей чистоте без всяких цветов, но рисовальные искусства представляют телесное обличье только обольстительно, цвета же способствуют умножению обольщения, ибо они увеличивают сходство изображения. Ваяние сообщает чувствам целую форму, живопись употребляет чувственное изложение только как средство к возбуждению совершенного образа в воображении. Для того прекрасные цвета на картине были бы несносны на изваянии.
272. Техника рисовальных искусств может быть различна. Она употребляет то карандаш, то кисть, то грабштихель, то является мозаикою, то вышивальным, либо ткальным искусством и проч. Мы здесь рассматриваем только эстетические правила всех сих технических искусств.
273. Рисовальные искусства могут представлять: 1) срисовки действительных предметов так, как они действительно находятся. Тогда возбуждают они удовольствие: а) обольщением и истиною, с каковыми предмет срисован, б) искусством, каковое на то употреблено, в) самым представленным предметом, поскольку он может возбудить удовольствие.
2) Срисовки одного изящного в природе. Тогда они отличаются как изящные искусства. Изящный художник рисует только изящное и улучшает природу, (которую он должен списывать, так что его творение хотя не есть список действительной природы, но, однако ж, представляет нечто такое, что природа могла бы произвесть, если б она имела в виду красоту. Следственно, здесь творения живописи нравятся еще в особенности частию красотою картины, частию красотою представленного предмета.
3) Срисовки идеальных предметов. Художник творит в своем воображении изящные обличья, каковые бы произвела природа, если бы она имела в виду изящное, и списывает сии обличья, дабы уметь оживить в воображении представления высочайшей красоты. Чрез то эстетическое благорасположение достигает высочайшей степени.
274. Рисовальные искусства могут представлять в одно время более предметов в своих творениях, нежели пластические. Ибо последние хотят всю красоту формы сделать ощутительною, первые же хотят только представить обличье в целом. Но глаз может обнимать множество фигур и мало-помалу соединять многие в одну картину. Таким образом, то, что мы можем в природе представлять себе как карту посредством глаза, может ли искусство соединять в своих изображениях.
275. Предметы рисовальных искусств суть:
1) или свободные красоты природы, каковы цветы, ландшафты и проч.,
2) или ограниченные красоты, прекрасные здания, прекрасные животные, прекрасные люди, особо или в группах, и они могут изображать или действительные, или идеальные предметы.
276. Наибольшее эстетическое действие неоспоримо имеют те картины, которые, представляя предметы, представляют или духовные качества, великие добродетели, или занимательные явления из человеческой жизни, ибо чрез то возбуждается величайшая игра занимательных мыслей. Для того характерные и исторические картины производят величайшее действие.
277. Поскольку невозможно картиною означить постепенное, но, однако ж, нужно понять явление, в котором представляются многие современные действия, то лучше всего живописец избирает одно явление из известной истории, возбуждая тем вместе все богатство мыслей, нужных для уразумения явления.
278. И в иносказании (аллегории) живопись могущественнее пластики, будучи в состоянии ставить более фигур одну подле другой и тем выражать смысл сложнее. И для того в иносказательных картинах художник может показать необыкновенно много гения и искусства, ибо изобретение мыслей и изображений, эстетически и логически правильно оные означающих, требует необыкновенно великой силы ума.
279. Привлекательное и приятное в совершенных произведениях искусства живописи зависит, как выше замечено, от (многих причин, из которых часто довольно бывает одной для объяснения благорасположения к той или другой ‘картине. Но чем больше их соединяется, тем большее они производят действие.
280. Причины благорасположения к картинам суть следующие:
1) сугубое в них обольщение, то есть:
а) чувственное обольщение глаза,
б) обольщение воображения. Глаз мнит иметь пред собою чувственное обольщение предмета, воображение — самый предмет,
2) самое изящное изложение, рисовка и колорит,
3) примеченное сходство изображения с вещью и примеченное умение художника,
4) к деятельности подвигнутое воображение, которое манится изображением дополнить недостаток,
5) живая игра мыслей, возбуждаемая означаемым картиною.
Собственное эстетическое чувство производится только 2, 4 и 5. Прочие причины производят чувства другого рода, которые, однако ж, совместимы с эстетическим и усиливают оное.

О СЛОВЕСНЫХ ИСКУССТВАХ

281. Словесные искусства для изящного представления мыслей употребляют слова. Они имеют наиобширнейшее поле, ибо могут мало-помалу показывать душе целый ряд определенных понятий и соединять в великое целое.
282. Они различаются своею целью, имея в виду или только улучшить слово, или убедить эстетическим словом, или только совершенно представить, изложить изящную речь. Искусство выражать каждое слово так изящно, как только допускает его природа, называется красноглаголанием, искусство изящным словом убеждать других — красноречием, искусства, имеющее в виду выражать только ряд мыслей с наивозможно величайшим эстетическим совершенством посредством слов называется поэзиею.
283. В красноглаголании выбор мыслей не зависит от словесника, изложение определяется другими целями, вития также имеет определенную цель, он употребляет эстетические средства только для достижения своей цели, поэт же имеет целью производить сколько можно величайшее действие посредством словесного искусства, он свободно выбирает себе мысли, которые наипрекраснее могут выразиться словами. Поэзия есть собственное эстетическое словесное искусство, и для того о поэзии здесь преимущественно говорится.
284. К совершенному произведению словесного искусства принадлежит:
1) красота слов, поскольку они рассматриваются как собственные предметы или как удобослышимые звуки,
2) красота слов, смотря на них как на знаки мыслей,
3) красота мыслей.
285. Слова, независимо от их содержания, могут нравиться или не нравиться только как звуки, и действительно есть великое различие как между разными языками, так между словами одного и того же языка. Изящное словесное искусство любит выбирать и соединять слова так, чтобы чрез то вышло благозвучие.
286. Благозвучие родится частию от приятного смешения согласных с гласными в словах порознь, частию из образа соединения слов в целое.
287. Поскольку речь должна быть говорена и слышима, то она тем легче выговорится и вонмется {Устаревшая форма от глагола ‘внимать’.}, чем более составные части целой речи так расположены, что голос легко и удобно может их выговорить, а ухо услышать. Способ благозвучия целой речи, посредством коего малейшие части легко выговариваются и голосом в благозвучное целое соединяются и посредством коего внятность речи облегчается для слуха, называется (numerus) словотечность, и если сия словотечность проводится чрез длинную речь, то называется ритмом (ладом).
288. Примечено, что определенное попеременное употребление долгих и коротких слогов преимущественно сообщает языку благозвучие. Сперва связуются слоги в небольшие целые, именуемые стопами, из сих стоп составляются большие благозвучные целые, именуемые стихами, и правильное повторение оных родит благозвучие, которое чрезвычайно облегчает и делает приятным произношение и постижение речи. Для того стихи употребляются, когда кто желает доставить своим мыслям совершеннейшее эстетическое выражение.
289. Языки, по природе не допускающие большой перемены слов и, следственно, не могущие тем одним производить благозвучие, употребляют в замену сего недостатка рифму, то есть правильное повторение того же конечного звука по определенном числе слогов.
290. Слова, рассматриваемые как знаки мыслей, тем эстетически совершеннее:
1) чем звук их сходнее с содержанием, — живописные выражения:
2) чем более вместе возбуждают они мыслей, — полные мысли (pregnant),
3) чем вместе яснее и живее выражают они мысли в воображении посредством чувственных сопредставлений, или картинами. Таковые выражения называются переносными (figur). Как условие эстетического совершенства выражения предполагается и то, чтобы оно не оскорбляло разум, следственно, чтобы сообразно было с правилами языка, то есть исправно.
291. Эстетическое совершенство мыслей основывается на том:
1) чтобы многое мыслимо было в одном, следственно, чтобы они мыслимы были не в отвлеченности, но в сопряженности или в единственных случаях,
2) чтобы они были ясны и живы, то есть чтобы их предметы представлены были воображению и соединены с человеческим вожделением,
3) чтобы имели эстетическую истину, то есть они, рассматриваемые по крайней мере как представления, должны быть истинны и согласоваться между собою и с предметом так, как то предполагается,
4) они должны быть занимательны, чтоб заманить к деятельности познавательную силу.
292. Поэзия есть искусство, коего цель — нравиться совершенно эстетическим изложением мыслей посредством слов. Следственно, она должна избирать мысли по сей только цели. Она не должна излагать истинные, но изящные мысли и, следственно, только постольку избирать своим предметом истинные происшествия, поскольку они способствуют к увеличению эстетических совершенств.
293. Поскольку истинное новое, нравственное великое, высокое и проч. в мыслях нравится и занимает не из одних эстетических причин, то все сие преимущественно идет к эстетическому изложению, если только в прочем может быть соглашено с требованиями изящного искусства.
294. Поэтический гений оказывается во всем своем совершенстве, если умеет занимательнейшие мысли соединить в одно изящное целое и изложить самым изящным языком.
295. Удовольствие от творений поэзии и вообще изящного словесного искусства происходит:
1)от благозвучия слов, словоточности, ритма, стихосложения и рифмы,
2) от красоты выражения или из того способа, как мысли изложены словами,
3) от обольщения,
4) от эстетической формы мыслей,
5) от занимательного содержания мыслей.
296. Красноречие связано своею целью и потому не допускает такой степени красоты, какой требует поэзия.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

О ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСКУССТВ ЭСТЕТИЧЕСКИХ В СОЕДИНЕНИИ О ТАНЦЕВАНИИ

297. Телесные движения являют частию красоту обличья тела человеческого в отменном свете, частию служат к выражению внутренних чувствований, и для того вид их возбуждает представление сих чувств. Для того движения и телодвижения частию сами могут быть изящны, частию почитаться знаками внутреннего состояния.
298. На сих примечаниях основывается искусство танцевать. С одной стороны, оно старается нравиться изящными телоположениями и движениями и постольку принадлежит к вещественным изящным искусствам. Но, с другой стороны, оно движениями своими означает внутреннее состояние и тогда принадлежит к символическим искусствам.
299. Но танцевальное искусство не может состоять только как изящное искусство движения, оно требует на помощь музыку и потому принадлежит к сложным искусствам.
300. Для танца требуется, чтобы движение тела происходило по известной мере времени и обнаруживалось шагами или скачками, правильно переменяющимися. Особенно взятый танцевальный шаг, из коего составлены танцы, называется pas {На (франц.).}, и движение посредством pas происходит по известному такту, или ритму, наблюдение коего музыка показывает и облегчает.
301. Такое по такту происходящее движение может быть чинимо одним или многими вместе, следуя известному правилу, и нравится уже красотою образующихся из того фигур, движений и телоположений, и, таким образом, танец нравился бы сам по себе как изящное искусственное произведение, не будучи рассматриваем как знак внутренних чувствований.
302. Но телесные движения могут также употребляться для выражения внутренних чувствований и состояний, особливо в соединении с игрою взором и телодвижениями. Тогда танцевальное искусство становится символическим.
303. Один ритм в движении может уже употребляться для означения разных внутренних чувствований и душевных расположений, ибо радость, уныние, торжественность, игра и проч. обнаруживаются быстрейшими или медленнейшими, кротчайшими или живейшими, более или менее размеренными движениями, которые, следственно, и в пляске могут означать то же. Но еще более взоры и телодвижения могут при том употребляться, дабы сим движениям дать значение.
304. Танцы, коими указывается на известный определенный смысл, на некоторое особенное расположение души или даже на какое-либо сложное происшествие, называются характерными танцами, и если выражение сопряжено бывает с телодвижениями и игрою взоров, то именуются пантомимными танцами.
305. Танцевальное искусство или служит только к общественному удовольствию танцующих особ и гостей, в каковом случае оно есть более приятное, нежели изящное искусство, или выставляет только изящные произведения для зрителей, каково театральное танцевальное искусство, или балет.
306. Основательно судя, характер танца есть только постороннее дело: движениям сообщается смысл, дабы иметь нить, на которую изящные движения могут тем удобнее нанизываться, и даже при пантомимных танцах искусство танцовщика или то, что мы видим, делает более впечатления, нежели то, что он выразить хочет. Задача выразить внутреннее состояние избирается только для того, чтобы участие, принимаемое в изящном движении, возвысить внутреннею игрою мыслей или какою-либо занимательностью.
307. Танцем, равно как музыкою, могут быть выражаемы только состояния чувствования, а не понятия. Следственно, они в состоянии означать только то, что можно выразить некоторым рядом чувствований. В этом отношении пантомимные танцы неоспоримо суть наисовершеннейшие. Ими всего скорее можно изложить действие, составленное из многих происшествий.
308. Впрочем, нельзя выразить всех промежуточных понятий, посредством коих становится вразумительным ряд сколько бы ни было искусственно и истинно выраженных движений. И для того танец возбудит еще большую занимательность, если он употребляется только средством излагать зрителю из того ли, что прежде на театре происходило, или из истории уже известные темы и характеры.
309. Благорасположение к изящному танцу весьма сложно и происходит:
1) от прекрасных посторонних обстоятельств, окружающих танцовщика, от великолепия декораций, от музыки и проч.,
2) от созерцания прекрасного и прелестного обличья танцующих особ,
3) от изящных движений, телоположений, группировок и проч.,
4) от игры взоров и телодвижений, все то сопровождающих,
5) от созерцания искусства,
6) от игры мыслей, танцем возбужденной.

О ТЕАТРАЛЬНОМ ИСКУССТВЕ

310. Театр есть такое место, где все изящные искусства соединяются более или менее и производят наивеличайшее действие изящного:
1) живопись и пластика красотою декораций,
2) музыка,
3) танцевальное искусство,
4) словесные искусства и принадлежащие сюда декламация и мимика. Даже изящное зодчество, садоводство и искусство потешных огней могут с величеством показаться на театре.
311. Главная цель театра — представлять творение словесного искусства со всевозможным эстетическим совершенством. Для сего поэт располагает свое творение так, что излагает действие, происходящее перед глазами зрителя. Для того естественная форма драматических творений есть форма разговорная’
312. Его цель — делать зрителей свидетелями действия и обольщать воображение так живо, чтобы мы, войдя в действие, мнили действительно быть при оном.
313. Из сего обстоятельства родились некоторые правила для театрального поэта, которые ограничивают его в рассуждении выбора места, времени и самих происшествий так, чтобы преднамеренное обольщение не было нарушаемо и воображению не слишком много поручаемо власти.
314. С поэтом должен соединиться лицедей, коего искусство состоит в том, чтобы словами, игрою взоров и телодвижениями наипрекраснейшим образом представлять содержание сочинения.
315. И для того декламация и мимика составляют главные искусства лицедея. Даже можно себе представить отдельно игру взоров и телодвижений, чем излагается более или менее сложное действие и что часто употребляется в пантомимных играх и танцах, но мимика является во всей славе тогда, когда сопрягается с декламациею.
316. В лицедее оказывается изящное искусство одеяния, а в декорациях мебельное искусство.
317. В опере соединяется еще музыка с поэзиею так, как и со всеми другими изящными искусствами.
318. Хотя опере нельзя отказать в величайшей красоте, но она, кажется, уступает драме в занимательности содержания, потому что в последней обольщение может простираться далее, а в опере пение прерывает обольщение.
319. Опера прежде всего может обольстить тогда, когда явления перенесены бывают в сверхъестественный мир, от нашего совсем удаленный, где удобнее воображается возможность особ, пением разговаривающих.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

СРАВНЕНИЕ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ С РАЗНЫХ ТОЧЕК ЗРЕНИЯ

320. Между всеми изящными искусствами поэзия занимает первое место. Правда, знаки ее не имеют столь великих красот, как знаки прочих символических искусств, но она может изложить величайшее богатство мыслей, может занимать по целым дням разум и воображение. Никакое другое искусство не может представить такого разнообразия понятий и картин, она может родить в воображении творения всех искусств, она может играючи назидать разум, оживлять в нем наиблагороднейшие истины и воспламенять сердце к добродетельнейшим предприятиям.
321. Красноречие в сем подходит к поэзии. Но поскольку цель его ограничена, оно не так свободно в выборе представлений.
322. Для того от великого стихотворца требуется величайший гений и величайшая образованность из всех художников, все другие художники излагают только некоторые мысли поэта. Поэт должен все обнять, все взвесить. Чем более поэт сведущ, чем более знаком со светом, людьми и науками, тем изящнее может быть дело его создания. Поэт без обширных сведений никогда не может произвести что-либо великое.
323. За словесными искусствами живопись и ваяние занимают ближайшее место. Живописец излагает современные сложные происшествия. Его творения представляют нам в настоящем времени явления из света прошедшего, настоящего и будущего. Он излагает дух, чувствования, состояние души человеческой или, может быть, существ идеальных. Он должен быть знаком с душою и телесным ее выражением, он должен иметь столько разума, чтобы из бесчисленности случившихся вещей уметь извлечь явления всеобще занимательные. Следственно, живописец должен по стихотворце иметь величайший гений и наиболее сведений, равномерно и пластический художник, хотя его предметы не так сложны и требуют меньше душевных сил.
324. Напротив, сомнительно, где больше искусства оживлять знаки,— в живописце или ваятеле. Тому помогают цвета, но сей ограничивается одною чистою формою. Следствие. Если он сею одной может возбудить столь же высокие чувствования, как и живописец, то в нем искусства, кажется, больше, нежели в живописце.
325. Творения живописного и ваятельного искусства, может быть, в состоянии возбудить еще сильнейшие эстетические и сродственные им чувства, нежели творения поэзии, но богатством мыслей никогда не могут с ними равняться и преимущественно доставляют им эстетические знаки.
326. Изящное садоводство и музыка могут почитаться искусствами, природу украшающими. Действия садоводства, может быть, сильнее, по крайней мере разнообразнее и сложнее, нежели действия музыки, но зато в садоводстве природа почти все делает за художника, в музыке очень мало. Следовательно, от музыканта требуется более гения, нежели от садовника.
327. Напротив, музыкальный художник требует гораздо менее сведений, нежели все прочие, которые не только возбуждают игру чувств, но и мыслей.
328. Музыка возбуждает игру чувств, и посредством оных возбуждаются мысли по законам соображения, и тогда последуют неопределенные, то есть в каждом другие ряды мыслей, которых художник нимало не преднамеревает.
329. Поскольку чувствования преимущественно обладают человеком, то и музыка может сильно ими действовать, особливо когда она соединяется с поэзиею и словом посредством соответствующих им чувствований, дает еще более силы и жизни.
330. Зодчество эстетически излагает вместе человеческий разум, ибо произведения зодчества суть его произведения. Красота возникает из науки и искусство состоит только в том, чтоб из знакомого сделать также нечто изящное и высокое. Кажется, что архитектуру надлежало б поставить если не пред пластикою и живописью, то по крайней мере подле них.
331. Театральное искусство с мимикою есть только вспомогательное искусство, мысли им даны, они только должны приискать к ним надлежащие знаки, они не могут сравниться ни с одним из творческих искусств.
332. Искусство потешных огней имеет целью только одну игру для глаза, мысли, которые оно хочет осуществить, являются почти всегда ребяческою игрушкою.
333. Танцевальное искусство никогда не может возбудить великих мыслей и должно почитаться более средством чувственного увеселения, нежели возбуждением великих и занимательных мыслей. Но поскольку все, имеющее или только иметь могущее нравственное направление, должно быть ценимо выше, нежели неспособное к такому направлению, то и танцевальному искусству надобно дать одно из нижайших мест между изящными искусствами, оно излагает только изящные чувственные представления и не может доставить разуму значительного занятия.
334. Если же сравнить изящные искусства только относительно к изложению изящного, несмотря на дальнейшие действия оного, то искусства, представляющие чувствам наипрекраснейшие предметы, заслуживают преимущество. Таковы суть рисовальные искусства, ваяние, музыка, которая в сем отношении по крайней мере с ними равняется, ежели не превышает зодчество и садоводство, словесным искусствам надлежало б тут стоять напоследок, ибо их знаки не так изящны и представления, в воображении ими возбуждаемые, уступают всегда в живости чувственным.
335. Но напоследок все изящные искусства, как и всё вообще, должны быть ценимы по их отношению к нравственному образованию. Для того мы должны презирать изящные искусства, если они употребляются на то, чтоб нравственности противодействовать, и те ставить выше, которые могут быть употреблены средством к укреплению нравственных чувств, нежели не столько к тому способные, и если мы последние употребляем только для усугубления нашего удовольствия, но никогда по крайней мере не должно сие происходить на счет нравственности. От сей точки зрения не освобождается ни одно эстетическое суждение.

ПРИМЕЧАНИЯ

Л. Г. ЯКОБ

Людвиг Кондратьевич (Людвиг Гейнрих Конрад) Якоб (1759—1827) — немецкий философ, работавший в 1807—1816 годах в России, куда он переехал в связи с закрытием Наполеоном университета в Галле, ректором которого Якоб состоял. В 1807—1809 годах он был профессором Харьковского университета, а затем сотрудничал со Сперанским в Комиссии о законах. В 1816 году он вернулся в Галле в качестве профессора политических наук.
В России Якоб выступал как просветитель. Он был противником крепостного права, доказывая в специальных работах его несоответствие принципам свободы и равенства и его экономическую нецелесообразность, невыгодность. Особое значение имел его ‘Курс философии для гимназий Российской империи’ (восемь частей, два издания, Спб., 1811—1817), в котором он излагал систему тогдашних философских наук. В состав этого курса, в качестве его пятой части, входило и ‘Начертание эстетики’ (Спб., 1813), которое мы полностью перепечатываем в нашем издании.
Якоб не был оригинальным и последовательным мыслителем, он был эклектиком, и в его ‘Курсе…’ причудливо сочетались сенсуалистические и априористические кантианские идеи. В этом отношении ‘Начертание эстетики’ Якоба представляет собой обособленное явление в русской эстетике, поскольку в ней, как и вообще в русской философии того времени, кантианство не получило широкого признания и подвергалось интенсивной критике. Эстетический трактат Якоба в своих принципиальных идеях носил кантианский характер. Об этом следует напомнить, чтобы оценить, с одной стороны, степень проникновения кантианско-формалистических идей эстетики в самую толщу русской интеллигенции, поскольку трактат Якоба был школьным учебником, а с другой — значимость борьбы с формализмом, которую вели сторонники эстетики классицизма (см. вступительную статью к первому тому). Как кантианец в эстетике, Якоб, конечно, не может считаться сторонником эстетики романтической, хотя, чтобы не выделять для него одного специального раздела, мы включили его книгу в общий раздел эстетики романтизма.
Якоб Людвиг Кондратьевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Макиавелли и эпоха Возрождения, Топор-Рабчинский Владимир Викентьевич, Год: 1908
  2. Алексей Степанович Хомяков, Бердяев Николай Александрович, Год: 1913
  3. Макиавелли как политический мыслитель, Алексеев Александр Семенович, Год: 1880
  4. Библейская эгзегетика и богословие толкование на книгу пророка Михея, Храповицкий Алексей Павлович, Год: 1890
  5. И. С. Тургенев, Грузинский Алексей Евгеньевич, Год: 1918
  6. Воспоминания о закавказском походе 1855-1856 годов, Потто Василий Александрович, Год: 1864
  7. Томас Манн, Бертрам Эрнст, Год: 1915
  8. Основы христианства. Том I. Уничижение Христа, Тареев Михаил Михайлович, Год: 1908
Электронная библиотека