Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880
НА ВАРВАРУ ВЕЛИКОМУЧЕНИЦУ.
На Варвару Великомученицу, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Втораго декабря дьячекъ Втхозавтинскій, сидя у себя дома за обдомъ, полъ клюквеннаго киселя съ молокомъ, положилъ на столъ ложку, икнулъ, и глубоко вздохнувъ, сказалъ жен:
— Имянинница, ужъ звать-ли на Варвару Великомученицу гостей-то?
— А что? спросила дьячиха.
— Да такъ. Дла плохи. Брачущихся въ посту не полагается, да и насчетъ крестинъ что-то нон не важно. Бывало, въ Рождественскомъ посту какъ крестили-то! А ныньче…
— А ныньче зато хоронили хорошо.
— То есть какже это хорошо? За дв постныхъ недли ни одного именитаго прихожанина не преставилось. Кто умиралъ голыши да младенцы. Младенцы умирали въ достаточномъ количеств, да что толку отъ младенцевъ-то? Вдь панихидъ не служатъ. Отъ голыша тоже не разживешься.
— Ну, врешь, были и богатые отроки съ отроковицами. А купецъ Колодинъ?
— Купецъ Колодинъ изъ чужаго прихода.
— Такъ что-же изъ этого? Однако-же ты на выносъ и отпиванье ходилъ и щедро получилъ.
— Ну, купецъ Колодинъ. Все-таки, одинъ да и обчелся. Правда, умерла еще Перекоркина старуха. Вотъ и все. А остальные ой ой-ой! Пожалуй, хоть-бы и не умирали. Такъ вотъ я и думаю: не отжилить-ли на Варвару-то?
— А для чего-же я себ платье-то къ имянинамъ шила изъ розовыхъ внчальныхъ подножекъ?
— Платье обновишь и объ Рождеств. Вонъ дьяконъ Наумъ Грхопаденскій и почище насъ, да залъ-же вчера пророка Наума.
— То другое дло. Его имянины приходились въ субботу. И день банный и всенощная.
— Могъ-бы перенести празднованіе своего тезоименитства на воскресенье, однако онъ этого не сдлалъ. Злато, Ливанъ и смирну поутру отъ насъ получилъ, а все-таки въ гости не пригласилъ. А имянинный пирогъ я ему послалъ въ цлковый.
— Для этого-то вотъ и нужно гостей звать, чтобъ приношеніями отвтили.
— Да стоитъ-ли? Вдь прокормимъ больше. Приношеніе человка принесетъ на полтину, а самъ състъ на рубль.
— Не безспокойся, я угощеніе въ стуколку отыграю. Мн ныньче везетъ, какъ на почтовыхъ.
— Оно и замтно. Ужъ не съ курьерскимъ-ли теб везло на Егорія Побдоносца, когда ты четыре съ полтиной проиграла?
— На Егорія дйствительно проиграла, а на Екатерину выиграла семь рублей, на Андрея тоже два съ четвертью, да и на Іакова Персіанина не безъ барыша.
— Все это такъ-то такъ, да чмъ угощать въ посту? Къ рыб приступу нтъ.
— Запечемъ окорокъ ветчины — вотъ и все.
— А своякъ отецъ Никита? Задастъ онъ теб окорокъ? Вдь онъ скоромнаго не вкушаетъ.
— Отцу Никит леща зажаримъ.
— Да вдь онъ давится лещомъ-то. И то ужъ въ прошломъ году изъ-за этого леща цлая исторія вышла. Какъ вы тогда съ своей сестрой-то поругались!
— Мы не изъ-за леща, а по поводу скуфьи. Ты забыла. Вышелъ споръ: когда онъ скуфью получилъ?
— Ну, да что-же? Я ему и окуней зажарю на подсолнышномъ масл вмсто леща.
— Это на жаркое, а надо и на холодное. Ныньче онъ ужъ не въ скуфь, а въ камилавк, такъ еще больше важности на себя напустилъ.
— А на холодное тешки съ хрномъ.
— Тешка, окуни, окорокъ ветчины! Еще чего не прикажете ли? Я объ экономіи хлопочу, а она такъ и выворачиваетъ изобиліе плодовъ земныхъ! Притворись-ка лучше въ Варваринъ-то день болящей. Злато, диванъ и смирну поутру отъ поздравляющихъ примемъ, ‘а къ намъ ужъ милости просимъ на святкахъ, молъ’. Да и лучше. Отславимъ Христа въ первые дни Рождества, а тамъ и гостей сзывать. Тогда собравъ даянія-то съ прихожанъ, по крайнй мр при деньгахъ будемъ.
— Ну, вотъ! Что-жъ это за ангелъ, коли болящей притворяться! воскликнула дьячиха.— Пожалуй, еще и настоящую бду себ накличешь!
— Ну, подвяжи скулу. Будто зубы болятъ.
— Да ужъ вертись не вертись, а сестра все равно меня навстить придетъ, а съ ней и отецъ Никита.
— Тогда можемъ на единомъ соленьи при закуск отъхать, безъ горячихъ яствъ. Все-таки безъ зова гости.
— Постой, я думаю какъ-нибудь поэкономне угощеніе устроить.
— Ну?
— Позови ко мн на инянины мясника Огурцова да и скажи ему: ‘потшилъ-бы, молъ, васъ пвчими, да насчетъ угощенья стсняюсь’. Пвчихъ онъ смерть любитъ и сейчасъ теб въ подарокъ окорокъ ветчины пришлетъ. ‘Такая, молъ, у меня знакомая октава есть, что уму помраченье’.
— А что, вдь и въ самомъ дл! Онъ на этотъ счетъ человкъ деликатный. Посулю ему еще дьякона въ придачу. Ну, а рыбное-то для отца Никиты?
— Да неужто у тебя ни одного рыбака знакомаго нтъ?
— Есть, да насчетъ пнія-то не особенные охотники. Мясникъ дйствительно: ему только скажи, что пвчіе будутъ ‘На ркахъ Вавилонскихъ’ пть, такъ онъ сейчасъ прибжитъ и угощенье пришлетъ.
— А рыбака на другую удочку лови. Подумай-ка…
Дьячекъ задумался и сказалъ:
— Имется у меня одинъ знакомый рыбакъ, который до птуховъ охотникъ и до птушиныхъ боевъ, но вдь у меня ни одного птуха нтъ, такъ чмъ его привлечешь?
— А ты птуха-то купи, нахвастай ему, что, молъ, голландскій, самый необыкновенный, да и пообщай ему подарить его. Птухъ-то стоитъ шесть гривенъ, а рыбакъ-то теб за него рыбы рублей на пять пришлетъ. Да и дарить не надо. А прямо такъ и скажи, что хочешь смняться: на десяти-фунтоваго судака да на осетровую тешку. Понялъ?
— А вдь ты у меня, ей-ей, умница! воскликнулъ дьячокъ. Десяти-фунтовымъ-то судакомъ мы дйствительно и отцу Никит носъ утремъ! Чмъ онъ своихъ-то гостей угощаетъ? Чуть не акридами и дикимъ медомъ! Прошлый разъ вонъ корюху жареную подалъ да и въ закуск-то была пища святаго Антонія.
— Ну то-то. А ты ужъ и растерялся! Пускай-ка онъ теперь камилавкой хвастается! Онъ вонъ въ камилавк и съ набедренникомъ да на корюх отъзжаетъ, а у насъ тешка да судакъ жареный.
— Знаешь что, Варвара? Наложу я на рыбака за птуха и фунтъ икры кстати.
— Конечно, наложи. Что его жалть-то! Да и семги хвостикъ пусть отпуститъ.
— Ну, и ладно. Значитъ дло поршено! А теперь я, похлбавши, ко сну удалюсь,— закончилъ дьячокъ и всталъ изъ-за стола.