В. Кокосов
На ура!
ПРИМЕЧАНИЯ *)
На ура!, Кокосов Владимир Яковлевич, Год: 1907
Время на прочтение: 4 минут(ы)
В. Кокосов. На Карийской каторге
Чита, 1955
Июньское солнце 1873 года жгло немилосердно, раскаляя искусственные насыпи (отвалы) песку и гальки, окружавшие место карийских каторжных работ, высушивая, распыляя почву, нагревая орудия работы, кандалы, сковывающие ноги восьмисот человек, ружья часовых, цепью окружавших место выработки. Духота и тяжесть жаркого дня усиливалась совершенной неподвижностью воздуха, наполненного дымом горевшей тайги, солнце тускло, красным шаром просвечивало через опустившуюся над землей дымку.
Справа и слева долину огораживают горы, покрытые лиственничным и сосновым лесом с высоко выдающимися грудами камня-валуна, набросанного природой по однообразному плану: крутые голые неравные стороны трехгранной формы с заостренной верхушкой. Террасообразно опускаясь к долине, горы теряли могучую растительность, сменялись одинокими чахлыми деревьями, кустами колючего ерника, грудами камней, оторванных, снесенных дождевыми потоками от пирамидальных пиков, разнообразясь углублениями почвы, наполненными ржавой стоячей водой, пнями вырубленного строевого леса. По видимому пространству горной покатости извивается единственная колесная дорога, поднимаясь зигзагообразно в гору, обходя встречавшиеся препятствия, она теряется из глаз на вершине горного перевала.
У правого берега реки Кары, над пространством в четыре тысячи квадратных саженей, окруженном обработанными промывкой грудами песку и гальки, нависло густое облако желтой пыли, поднявшейся от движения тысячи шестисот человеческих ног. Двигаются каторжные работники с носилками, нагруженными породой, наклоняются для ударов железным пудовым ломом, взмахивают руками с кайлами, железными лопатами, выпрямляются спины для новых ударов закованных по ногам людей, с грязными, потными лицами, с ошельмованными бритыми головами, в рваных рубахах и портах, в глотках у всех пересохло, томит нестерпимая жажда. Гудит в воздухе разнообразнейшая масса звуков от движения толпы, покрываясь лязгающим звуком цепей, топаньем ног о твердую почву.
У часовых охранной цепи, поставленных по вершинам отвальных бугров, окружавших место работы, от долгого напряжения мелькают перед глазами не отдельные люди или группы людей, а сплошная бесформенная, серая масса, одноцветная с поднявшейся пылью, двигавшаяся из стороны в сторону, смешиваясь в кучи, раздвигаясь, расползаясь, вызывая мозговое отупение, парализуя сознание времени и пространства, часто сменяет запасной часовой постоянного: ружье, патронная сумка пригибают к земле уставшего человека.
Время подходит к полудню. Выгнанные с 5 часов утра на работу каторжные,— с этого же времени охранявшие их часовые,— напряженно ждут сигнального рожка для перерыва работы на два часа полуденного жара, запасные конные и пешие казаки охраны, находясь вне оцепленного круга работы, собрались гурьбой ‘у флага’ (единственный пункт, через который дозволяется вход и выход к работавшим), висевшего, как тряпка, на высоком древке. Прикрывая глаза от солнца ладонью, собравшиеся смотрели на громыхавшую вдали золотопромывательную машину, на висевший на дверке машины флаг, ожидая его спуска, как сигнала. Флаг опустился, загудели в воздухе резкие, звенящие отрывистые звуки рожка.
— Бро-о-са-а-ай!— подхватили сотни хриплых голосов.
— Бро-о-о-са-а-ай!— откликнуюсь горное эхо.
Разом восемьсот человек побросали орудия работы: как набитые соломой кули, валились люди на землю, вытягивая руки и ноги, закрывай от усталости глаза. Затихают в воздухе последние звуки остановившейся в движении толпы, резко проносится громкий, начальственный окрик:
— Посматрива-а-а-ай!..
Сгущаясь к поверхности, оседающая из воздуха пыль затемняет от наблюдения часовых площадь работы, ослабленное напряжением зрение часового доставляет ему наслаждение, внимание роковым образом нарушено…
Вскочил на ноги один из лежавших на земле каторжных: без шапки, босой, с ярко заметной полуобритой головой, в грязной белой рубахе, с засученными по колена портками, согнувшись в дугу, он бросился бежать в направлении ближайшего звена охранной цепи часовых. Ползет беглец по крутому откосу отпала, из-под ног, рук сыплется песок и галька, судорожно сгибаются, разгибаются пальцы вытянутых рук, захватывая опору, работают босые ноги, подталкивая туловище кверху, бороздит песок плотно прижатый подбородок, вытянулась шея с напряженными венами, лицо покраснело, опухло, широко раскрыты глаза. Проносится в сознании: ‘Сейчас… в упор… выстрел’. Подобравшись к вершине, он одним прыжком проскочил часовых, кубарем скатился на другую сторону, поднялся на ноги и побежал между грудами песку и гальки в направлении тайги…
Шесть часовых разом заметили мелькнувшего человека, но первое мгновение стояли неподвижно, опомнился крайний: автоматически взбросив ружье на руку, выстрелил, десять подчасков повернулись лицом к тайге, и началась торопливая стрельба по мелькавшему между буграми человеку…
— Посматрива-а-й! — пронесся дико-отчаянный крик.
Восемьдесят ружейных стволов направлены в сторону отдыхавшей в разрезе каторги, готовые засыпать пулями ошеломленных тревогой людей. Ни один из лежавших, сидевших не шелохнулся на месте, не поднялся на ноги, не приподнял головы,— все знали: покажись часовым общий сговор к побегу — и с высоты отвалов сотни пуль в упор перебьют, перекалечат скованных по ногам людей.
На вершине одного из бугров, саженях в полутораста, показался беглец: потоптавшись на месте, он вдруг упал на песок, ярко выделяясь на темно-желтом фоне своей белой рубахой…
— Упал! Упал! Бей залпами! Бей залпами! — надрываясь, кричал приказа гневный голос,— уморился, сволочь, не уйдешь…
Выстрелы участились: пули взрывали песок около лежащего, поднимая в воздух желтые облачка пыли, вызывая молчаливое упорство убить человека… Беглец вскочил, взмахнул руками и скрылся за бугром.
— Го-о-то—во-о! — раздались торжествующие голоса.
К удивлению стрелявших беглец показался на плоскогорьи, в направлении видневшейся тайги…
— Бей залпами! Бей залпами!
Через бугры и промоины, с ружьями в руках бежали за беглецом четыре пеших запасных ‘от флага’ казака, берегом речки скакали шесть конных, стараясь, обогнув местность, отрезать бежавшему дорогу к тайге.
— Пос-ма-а-три-вай!— доносился в догонку поощряющий голос.
…— Мы стояли у флага, разговаривали,— рассказывал урядник Подшивалов, лежа на парах, своему товарищу, побывавшему в наряде,— жара, в глазах рябит. Проиграли отбой, каторга угомонилась, вдруг выстрел, началась тревога. Глядим, а он бежит! Мелькнет будто ком на бугре, и нет его. Мы с Василием за ружья, вдогонку бросились, были очередные. Упал он раз на бугре, его из цепи залпами, взмахнул руками, повалился,— думаем: ‘Слава тебе, господи! Готово’! А он, рассукин сын, на подгорьи показался и пошел стрекать и пошел стрекать. Бежим мы за ним с Васильем в гору, задохлись, четыре раза по нем стреляли, саженей может на сорок. Припадает он — язви его в брюхо,— как заяц к земле, проползет на карачках саженей пять, вскочит на ноги и опять бежать. К лесу мы окончательно задохлись, в глазах круги, в голове стучит, руки, ноги трясутся. Прискакали конные казаки — его и след простыл! Заскочил в тайгу, как сквозь землю провалился. Конница версты четыре по лесу ездила, с ничем вернулась,— руга-ют-ся-я!
— Смелость какая,— помолчав, раздумчиво продолжал рассказчик,— под сотнями пуль, среди белого дня больше версты бежал. Знаешь, что я думаю, Петро? Слава богу, что нам с Васильем не удалось его убить: живой человек, человеческая душа… Как полагаешь?
Ответом на вопрос был громкий храп уснувшего товарища, через пять минут крепким сном спал и рассказчик.
*) Список произведений В. Я. Колосова дан в книге Е. Д. Петряева ‘Исследователи и литераторы старого Забайкалья’, Чита, 1954. Стр. 203—204.
Впервые напечатано с подзаголовком ‘Картинка каторжной жизни’ в газете ‘Волгарь’ (Н.-Новгород), 1907. No 216, 4 сент.