На Скво-Крик.
На Скво-Крик.
Библиотека иностранной литературы
Джэк Лондон
Jack London
СМОК БЕЛЛЬЮ
Пер. Зин. Львовского
ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘МЫСЛЬ’
ПЕТРОГРАД.— 1924
1.
2.
2.
3.
3.
На Скво-Крик, Лондон Джек, Год: 1911
Время на прочтение: 24 минут(ы)
Два месяца спустя Смок Беллью и Маленький вернулись с охоты на оленей в трактир Элькорна в Даусоне. Охота закончилась, мясо доставлено в Даусон и продано по два с половиной доллара за фунт,— и таким образом они получили чистоганом три тысячи долларов золотым песком и, кроме того, были владельцами отличной запряжки собак.
Им сразу же очень повезло. Несмотря на то, что поток золотоискателей загнал оленей на расстояние ста и больше миль от города, им удалось убить четырех оленей в одном узком ущельи, милях в пятидесяти от Даусона.
Тайна с настигнутыми оленями была не больше, чем счастье застреливших их, ибо в тот же день они повстречались с четырьмя изголодавшимися в конец индийскими семьями, которые передавали, что вот уж впродолжении трех дней они не видели ни единого оленя.
Мясо было тут же продано в обмен на издыхающих от голода собак, и после того, как Смок и Маленький впродолжении недели откармливали животных, они повезли на них оставшееся мясо на ненасытный Даусоновский рынок.
В настоящее время пред ними стояла одна проблемма: превратить золотой песок в продовольствие. Рыночная цена на муку и бобы была: полтора доллара за фунт, но трудно было найти продавца. Даусон переживал настоящий голод. Сотни людей, имеющих деньги, но не имеющих возможности достать продовольствие, готовы были оставить страну. Многие еще до того, как стала река, спустились вниз по течению, но еще большее количество людей, обладавших некоторыми запасами, отправились по льду на расстояние шестисот миль, на Дайи.
Смок встретил Маленького в теплом баре. Тот ликовал.
— Ну, что за жизнь без виски и сладостей!— так приветствовал он Кита, срывая с усов кусочки льда, и бросая их на пол.— А я вот только что раздобыл целых восемнадцать фунтов сладостей. Продавец спросил с меня только по три доллара за фунт. А каковы ваши успехи?
— И я даром время но терял!— с гордостью ответил Кит.— Я купил пятьдесят фунтов муки. А один человек с Адам-Крика пообещал мне завтра доставить еще пятьдесят фунтов.
— Здорово! Значит, выживем до тех пор, пока откроется река! Знаете, Смок, что я вам скажу: хороши у нас собаки! Скупщик собак предложил мне за нашу пятерку по двести долларов за голову. Я сказал ему, что напрасно старается… Теперь надо выпить. Я хочу спрыснуть наши восемнадцать фунтов сладостей.
Спустя несколько минут, когда он стоял у весов и отвешивал золотой песок за напитки, он что-то вспомнил.
— Я совершенно забыл про человека, которого встретил в Тиволи. Он где-то достал порченную свинину и продает ее по полтора доллара за фунт. Мы можем кормить ею собак и экономить по доллару в день на каждой. До скорого!
— До скорого!— ответил Смок.— Я посижу здесь и скоро приду.
Как только Маленький ушел, в бар вошел какой-то человек в мехах. Его лицо просияло, когда он неожиданно увидел Смока, который сразу узнал в нем Брека, того самого человека, чью лодку он провел через Ящик и Белую Лошадь.
— Я слышал о том, что вы в городе,— торопливо начал Брек после того, как они обменялись рукопожатием.— Я искал вас с полчаса. Идем в сторонку, я должен кое о чем поговорить с вами.
Смок с искренним сожалением взглянул на раскаленную докрасна печь.
— А в чем дело? Здесь нельзя?
— Нет! Это — очень важное дело. Идем в сторону!
Когда они вышли, Смок снял с руки рукавицу, зажег спичку и взглянул на термометр, который висел за дверью. Он быстро после того снова надел рукавицу, потому что мороз пребольно укусил его. Над их головами пламенела северная заря, и со всех концов Даусона доносился заунывный вой тысяч волкоподобных собак.
— Сколько показывает?— спросил Брек.
— Шестьдесят ниже нуля!— ответил Смок. При этом он выразительно плюнул, и слюна замерзла в воздухе.— И термометр продолжает опускаться. Он падает все время. Час назад было только пятьдесят два градуса. Если речь пойдет о дороге, лучше не говорите!
— Вот именно, о дороге! — осторожно произнес Брек и стал озираться по сторонам, боясь, как бы кто-нибудь из посторонних не подслушал их.— Вы слышали про Скво-Крик, про впадины по ту сторону Юкона, миль за тридцать вверх?
— Там нечего делать!— была резолюция Смок.— Там копались уже много лет назад.
— Но ведь точно так же обстояло дело со всеми другими богатыми жилами. Послушайте, что я вам скажу! Это — богатейшее место! Не больше восьми—двадцати футов до основания! Не будет ни единой заявки, которая дала бы меньше полумиллиона! Это — большой секрет! Двое-трое самых близких друзей моих посвятили меня в эту тайну. Я так сразу и сказал жене, что не отправлюсь в путь до тех пор, пока не разыщу вас. Ну, пока до свидания! Все мои пожитки сложены на берегу. Дело в том, что я пообещал моим приятелям, которые рассказали мне обо всем, не трогаться, пока не уснет весь Даусон. Ведь вы понимаете, что подымется в городе, когда вас увидят собирающимся в поход! Разыщите вашего товарища и следуйте за нами. Можете взять себе четвертую и пятую заявки от Дисковери! Так не забудьте же: Скво-Крик! По счету она — третья за Свед-Криком.
Войдя в маленькую хижину, расположенную на одном из даусоновских холмов, Смок услышал хорошо знакомое тяжелое дыхание.
— Эй, я спать пошел!— крикнул Маленький, когда приятель стал трясти его.— Я сегодня не дежурный!— такова была его следующая ремарка, когда чужая рука стала еще сильнее трясти его.— Обратитесь, если вам нужно, к содержателю бара.
— Живо одевайтесь!— приказал ему Кит.— Нам надо закрепить за собой пару заявок.
Маленький привстал и хотел начать ругаться, но рука Смока зажала ему рот.
— Тшшш!— предупреждающе сказал Смок.— Замечательное открытие! Не надо только будить соседей! Весь Даусон сейчас спит!
— Гм! Рассказывайте! Конечно, никто никому ничего никогда не рассказывает, а все же: все всегда встречаются на одном и том же пути. Вы не находите в этом ничего удивительного?
— Скво-Крик!— прошептал Смок.— Это верное дело! Сведения сообщил мне Брэк. Совсем неглубокое ложе. Золото залегает чуть ли не под самой травой. Идем живо! Заберем пару самых легких узлов и пойдем!
Тут глаза Маленького сомкнулись, потому что он заснул и снова упал на постель, но уже через мгновение с него были сорваны одеяла.
— Если не хотите составить компанию, я пойду один,— заявил Смок.
Маленький потянул к себе одеяла и стал одеваться.
— Собак заберем о собой?— спросил он.
— Нет! Надо думать, что дорога туда не протоптана, и пешком мы скорее доберемся.
— Б таком случае надо задать им корму до тех пор, пока мы вернемся. Не забудьте захватить с собой березовой коры и свечу.
Он открыл дверь, но, сразу почувствовав, какой жестокий холод на дворе, вернулся с намерением захватить наушники и рукавицы.
Спустя пять минут он вернулся и стал усиленно растирать свой нос.
— Знаете, Смок, что я вам скажу: я безусловно против того, чтобы сейчас двинуться в путь. На дворе холоднее, чем за тысячу лет до того, как развели на свете первый костер. К тому же, сегодня — пятница и тринадцатое число. Вы-ж понимаете, что из этого ни черта не выйдет!
С небольшими походными сумками за плечами они вышли из дома, закрыли за собой двери и стали спускаться с холма. Кончилась блистательная игра северной зари, лишь звезды мерцали в ледяном воздухе, и путникам пришлось шагать при их неверном свете. Маленький свернул с дороги в глубокий снег и начал проклинать день, неделю и месяц, когда родился на свет божий.
— А нельзя ли потише?— сердито спросил его Смок.— Оставьте в покое календарь. Вы разбудите весь Даусон, и все его жители, бросятся по нашим стопам.
— Вот как! А вы видите свет вон в той хижине? И в этой тоже видите? А, может быть, вы слышите, как скрипнула дверь? О, конечно, спит весь Даусон! А на что огни? Вероятно, хоронят кого-то! Нет, никто, конечно, не собирается за золотом, готов голову прозакладать, что никто и не думает об этом!
Когда же они спустились к подножью холма и подошли совсем близко к Даусону, как-то сразу во всех хижинах засветились огни, захлопали двери, и со всех сторон послышался скрип мокассин по укатанному снегу.
Тут Маленький снова выдал себя.
— Чорт добери, да сколько же здесь покойников!
Они прошли мимо человека, стоявшего на дороге и тихим, тоскливым голосом звавшего кого-то:
— Чарли, да идем же, наконец!
— Взгляните-ка, Смок, на мешок за его плечами,— сказал Маленький.— Надо думать, что кладбище находится очень далеко отсюда,— только поэтому они и забирают с собой свои одеяла!
Когда они дошли до главной улицы, то увидели толпу, человек в сто, а в то время, как при неверном свете звезд отыскивали тропинку, ведущую к берегу, они услышали голоса еще более многолюдной толпы, которая откуда-то прибывала.
Маленький поскользнулся и с высоты тридцати футов скатился в мягкий снег. Смок тотчас же последовал за товарищем, но налетел на него в тот самый миг, когда он готов был подняться.
— Я первый нашел это!— проворчал он, снимая рукавицы для того, чтобы сбросить с них снег.
А через минуту они с диким озлоблением старались выкарабкаться из клубка тел, которые вслед за ними попадали в снег. Во время ледостава сюда попала огромная льдина, разбившаяся теперь на отдельные глыбы, лишь слегка прикрытые выпавшим снегом. После того, как Смок несколько раз по дороге упал, он вынул свечу и зажег ее. Находившиеся позади него встретили это шумными возгласами одобрения. В безветренном воздухе свеча горела очень ярко, и он мог гораздо легче и быстрее подвигаться вперед.
— Несомненно, искатели двинулись в поход!— решил Маленький.— Или же не иначе, как все они — лунатики!
— Так или иначе, мы находимся во главе похода,— ответил Смок.
— Ох, я и этого не знаю. Очень может быть, что там впереди нас светлячок. А может быть, там не один, а много, очень много светлячков! Вон там, и там, и там! Нет, вы посмотрите! Нет, дорогой мой, уж поверьте мне: впереди нас очень много народу!
Они прошли целую милю по направлению к западному берегу Юкона, и свечи мерцали вдоль всего этого извилистого пути. А Позади них, на высоком берегу, с которого они только что спустились, мерцало еще больше свечей.
— По моему, Смок, это даже не поход, а целое нашествие. Как я понимаю, впереди нас — человок около тысячи, да позади нас — десять тысяч. Послушайте, дорогой мой, человека постарше вас… Уж я знаю, что говорю. Я знаю, когда и куда надо итти. А теперь давайте-ка вернемся и завалимся спать…
— Я посоветовал бы вам помолчать, если вы хотите кончить то, что уже начали!— в сердцах ответил Смок.
— Ну, ладно! Ноги мои, правда, коротки, но имейте ввиду, что мои коленки сами собой сгибаются, а мускулы не знают, что такое усталость. Смею вас уверить, что никому из шагающих сейчас по льду не перегнать меня!
И Смок знал, что он говорит чистую правду, ибо он давно убедился в феноменальной выносливости своего товарища.
— А я нарочно не торопился, чтобы дать вам несколько очков вперед!— посмеивался Смок.
— Вот поэтому-то я и наступаю вам все время на пятки. Если вы не в состоянии итти быстрее, пустите меня вперед и тогда увидите!
Смок участил шаг, и вскоре они поравнялись с ближайшей группой золотоискателей.
— Живо, вперед, Смок!— торопил его Маленький.— Обгоните этих мертвецов, которых еще не успели похоронить! Тут вам не погребальная церемония! Помните, как мы с вами когда-то работали? Ну, так вот!
Смок насчитал восемь мужчин и двух женщин и не прошли они еще до конца той же самой льдины как обогнали вторую группу из двадцати человек. На расстоянии нескольких футов от западного берега дорожка сворачивала к югу и перебрасывалась на гладкий лед. Впрочем, поверх льда шел покров из нескольких футов снегу. По этому снегу узкой лентой в два фута бежала дорога, проложенная санями. Стоило хоть немного податься в сторону от дорожки, и ноги уходили в снег по колено и выше. Путники, которых они опережали, весьма неохотно пропускали их вперед, и Смок вместе с товарищем часто попадал в глубокий снег, откуда выбирался с большими трудностями.
Маленький был неукротим и мрачен. Тех золотоискателей, которые не хотели пропускать его вперед, он ругал на чем свет стоит.
— Да чего вы так торопитесь? — спросил его как-то один из них.
— А вы чего торопитесь? — ответил он. — Вчера после обеда целая орава двинулась с Индийской Реки и раньше вашего доберется до места. Эта кампания не оставит для вас ни единой заявки.
— А раз так, так вам тем более нечего торопиться!
— Кому? мне? Так ведь я не за золотом! Я работаю на правительство! У меня казенное поручение. У меня как раз дело на Скво-Крике.
А другому, который остановил его криком:
— Куда, малыш, торопишься? Неужели серьезно вдумал сделать заявку?
Он ответил:
— Я? Да ведь я открыл Скво-Крик и только что возвращаюсь с доклада властям об этом. Спешу, чтобы никто из чечако не посягнул на мои заявки.
В среднем золотоискатели проходили по три с половиной мили в час. Что же касается Смока и Маленького, то они делали по четыре с половиной мили к час, а иногда им удавалось и того более пройти.
— Я, Маленький, решил совсем загнать вас!— сказал в шутку Смок.
— Ну, это дудки! — ответил тот. — Я в состоянии ходить до тех пор, пока отлетят подметки ваших мокассин. Хотя, по моему, все это напрасно. Я вот иду и рассуждаю сам с собой. Допустим, что каждая заявка будет на пятьсот футов. Допустим еще, что на каждую милю будет по десяти заявок. Впереди нас идет орава золотоискателей в тысячу человек, а Скво-Крик вряд ли имеет больше ста миль. Ясно: что кто-нибудь останется с носом. А вот мы с вами шумим и прем вперед…
До того, как ответить, Смок прибавил шагу и неожиданно оставил друга на несколько шагов позади себя.
— Вот, если бы вы побольше молчали да побыстрее ходили, мы могли бы обогнать некоторых из этой тысячи!
— Кто? Это я-то? Так дайте мне пройти вперед, и я покажу вам, как ходят порядочные люди!
Смок расхохотался и еще прибавил шагу. Вся эта затея проставлялась ему теперь в совершенно новом свете. Его мыслями владела фраза одного сумасшедшего философа: ‘переоценка всех ценностей’. В сущности, в настоящее время его меньше интересовал вопрос о том, чтобы разбогатеть, чем желание во что бы то ни стало победить в ходьбе Маленького. В конце концов он понял, что в игре важен не выигрыш, а сам по себе процесс игры. Мозг, мускулы, выдержка и душа были вызваны на помощь для борьбы с Маленьким, — человеком, который никогда в своей жизни не раскрыл какой-либо книги, не знал, что на свете есть опера или же великие эпические произведения!
— Нет, Маленький, я серьезно решил загонять вас на смерть! С тех самых пор, как я попал на Дайи, в моем организме совершенно перестроились все клеточки. Мои мускулы гибки, как ременной бич, а по сухости и жесткости напоминают укус гремучей змеи. Еще несколько месяцев тому назад я очень охотно написал бы о себе такие слова, но тогда я не имел ни малейшего права на это. Я должен был пережить это, а теперь, кегда я пережил все это, нет надобности писать. Сейчас я — закаленный и настоящий человек, и плохо придется всякому горцу, который отважится задеть меня! А теперь, дорогой мой, пожалуйте вперед и впродолжении получаса летите вперед, что есть мочи в вас. Идите как можно скорее, шпарьте во всю, а уж после вас я пойду вперед и задам вам, голубчик вы мой, гонку!
— Вот как! — весело заметил Маленький. — Тоже еще в большие суется! А ну-ка, младенец, отойдите в сторонку и пустите папашу показать вам, как ходят люди.
Через каждые полчаса они сменяли друг друга, по очереди устанавливая рекорд скорости. Они уж больше не разговаривали. Движения согревали их, но, несмотря на то, дыхание их замерзало тут же на воздухе и оставалось на губах и подбородке. Мороз был до того силен, что им приходилось все время растирать рукавицами нос и щеки. Как только они прекращали растирание, тотчас же немели их члены, и после, того, требовалось еще более усиленное растирание для восстановления циркуляции крови.
Часто им казалось, что они обогнали уже всех золотоискателей, но каждый раз оказывалось, что впереди них идет гораздо больше людей, чем они оставили позади себя. Случалось, что отдельные группы пытались идти с ними в ногу, но затем отставали на одну милю, на две, а затем и совсем исчезали во мраке, позади.
— Мы ходили всю зиму! — вставлял свои коментарии Маленький. — А эти неженки, большую часть времени проведшие в постелях, имеют дерзость думать, что им удастся идти вровень с нами! Вот, если бы они из другого теста были выпечены, — тогда совсем иное дело было бы! А так…
Как-то раз Смок зажег спичку и поглядел на часы. Больше он не делал этого, потому что мороз так больно укусил его руки, с которых он снял рукавицы, что потребовалось полчаса, чтобы привести их в прежнее состояние.
— Четыре часа! — сказал он, — а мы уже успели обогнать человек триста.
— Триста тридцать восемь! — поправил его, Маленький. — Я все время считал. А ну-ка, прочь с дороги, землячек! Дай пройти человеку, который знает, как и куда надо ходить!
Эти последние слова были обращены к какому-то человеку, который окончательно выбился из сил, на каждом шагу спотыкался и загромождал дорогу. Этот, да еще один, были единственными неудачниками, которых они встретили, так как они уже совсем близко подходили к головной группе искателей.
Лишь впоследствии они узнали все ужасы этой ночи. Истощенные, выбившиеся из сил люди присаживались по дороге отдохнуть и уже не вставали больше. Семеро замерзло на смерть, а из тех, кто выжил, многим пришлось ампутировать ноги и пальцы в даусоновских госпиталях. Ночь великого похода на Скво-Крик оказалась самой холодной за весь год. На рассвете спиртовый термометр в Даусоне показывал семьдесят градусов, а за малыми исключениями все участники похода были новопришельцами, которые не имели понятия о такой стуже,
Второго истощенного в конец искателя они встретили через несколько минут. Он был освещен лучами северной зари, протянувшейся от горизонта до зенита. Он сидел на куске льда в стороне от дороги.
— Вставай, сестрица Мэри! — весело приветствовал его Маленький. — Побольше движений! Если будешь сидеть, замерзнешь на смерть.
Человек ничего не ответил, и они остановились, желая выяснить причину его молчания.
— Тверд, как кочерга!— был вердикт Маленького.— Стоит только тронуть его, как он рассыпется в куски!
— Надо посмотреть, дышит ли он! — сказал Смок и, сняв рукавицы, попытался сквозь мех и шерсть нащупать сердце несчастного.
Маленький поднял один наушник и наклонился к губам замерзшего.
— Не дышит! — сказал он.
— И сердце не бьется!— в свою очередь сказал Смок.
Он надел рукавицы и с минуту бил руку об руку до того, как снова выставил на мороз руку, желая зажечь спичку.
Это был старый человек, несомненно мертвый. В тот момент, как зажглась спичка, они увидели длинную, седую, совершенно обледеневшую бороду, побелевшие щеки и закрытые глаза, ресницы которых сплошь затянулись льдом. А затем спичка погасла.
— Ну, идем! — сказал Маленький, растирая ухо. — Мы ничего не можем сделать для старика. Мне кажется, что я отморозил себе ухо. Теперь, конечно, сойдет вся кожа и в течение недели будет отчаянная боль.
Спустя несколько минут, когда пламенеющим светом загорелась в небе узкая полоса, они увидели на расстоянии четверти мили впереди себя две человеческие фигуры. А дальше, на милю вперед, никого не было видно.
— Впереди головная часть! — сказал Смок, когда сияние погасло. — Надо догнать их!
А через полчаса, все еще не опередив тех двух, что виднелись впереди, Маленький бросился бежать.
— Я так думаю, что, если мы и догоним их, то, во всяком случае, перегнать их нам не удастся! — жаловался он.— Господи, вот шагают-то! Вот что угодно готов прозакладать, что эти — не чечако! Из настоящего теста сделаны, будьте уверены!
Смок оказался впереди, когда они, наконец, догнали передовых, ему было очень приятно сознание, что он может идти с ними в ногу. Почти немедленно у него создалось впечатление, что человек, поближе к нему,— женщина. Как у него создалось такое впечатление, он и сам не знал. Закутанная и завязанная, темная фигура была, как всякая другая фигура, и все же что-то знакомое почудилось здесь Смоку. Он подождал до следующего сверкания зари и тут обратил внимание на маленькие ноги, обутые в мокассины. Но он увидел еще нечто более важное в данном случае — походку. И он признал ту походку, относительно которой никогда не мог бы ошибиться.
— Вот здорово шагает!— хрипло произнес Маленький.— Готов на пари, что она — индианка!
— Как поживаете, мисс Гастелль?— спросил Смок.
— А вы как поживаете?— ответила она, повернув к нему голову и бросив мгновенный взгляд.— Слишком темно, и я ничего не вижу. Вы кто будете?
— Смок!
Она рассмеялась в морозный воздух, и, несомненно, это был самый очаровательный смех, какой он когда-либо слышал.
— А вы, что, женились уже и наплодили то великое множество деток, которых пообещали мне?
Но еще до того, как он успел ответить, она спросила:
— Как много чечако идет там, позади нас?
— Насколько я могу судить, несколько тысяч человек! Мы обогнали свыше трехсот. А они зря времени не теряли!
— Старая история! — с горечью произнесла она. — Новопришельцы забираются на лучшие участки, а старожилам, которые мучились, страдали и создали эту страну, ничего не остается! Ведь старожилы-то открыли Скво-Крик — совершенно непонятно, как об этом все узнали!— открыли и сейчас же дали знать старожилам с Львиного Озера. Но озеро лежит за десять миль от Даусона, и, когда те придут на реку, все будет занято даусоновскими чечако. Это несправедливо и возмутительно!
— Да, совсем скверно!— выразил ей свое сочувствие Смок.— Но можете повесить меня, а я все же не знаю, какие меры можно принять против этого. Кто первый пришел, тот первый и взял,— ведь вы понимаете!
— А все же я хотела бы что-нибудь предпринять!— горячо отозвалась девушка.— Я страшно хотела бы, чтобы они все замерзли на дороге, или же чтобы что-нибудь другое приключилось с ними. Мне важно, чтобы старожилы с Львиного Озера пришли сюда первые!
— Надо думать, что вы очень сердитесь на нас!— рассмеявшись заметил Смок.
— Не в том дело! — торопливо ответила она. — Каждого в отдельности, я знаю почти все население Львиного Озера. Какие это люди! Сколько и как они голодали здесь в былые годы! Как гиганты, они работали над развитием края! Я была тогда еще девочкой и вместе с ними пережила страдное время на Койокуке. Я была с ними на голоде и в Бирч-Крике, и на голоде в Форти-Майль. То — герои, которые имеют полное право на награду, а вот подите же: тысячи молокососов, которою не имеют никаких прав, теперь прут на много миль вперед! Ну, а теперь прошу прощения за мою тираду, потому что я не знаю, когда вы и вся ваша компания обгоните меня и отца!
Впродолжении часа или около того Джой и Смок не обменялись ни словом, несмотря на то, что Смок одно время слышал, как девушка вполголоса беседовала с отцом.
— Теперь я узнал его!— сказал Маленький Смоку.— Это — старый Луи Гастелль, настоящий искатель! А это, должно быть, его дочка. Он пришел в эту страну так давно, что никто не может припомнить, когда именно это было, и привез с собой дочку, когда та была еще бэби. Они с Биттльсом работали вместе, и первый пароход по Койокуку был пущен ими.
— По моему, нам не зачем обгонять их!— сказал Смок.— Они идут в голове, и нас таким образом только четыре человека!
Маленький вполне согласился, и внродолжении часа они быстро продвигались вперед. В семь часов утра мрак был рассеян последней вспышкой северного сияния, обнаружившей широкий проход между горами, занесенными снегом.
— Скво-Крик!— воскликнула Джой.
— Наконец-то!— восторженно в свою очередь вскричал Маленький.— Насколько я понимаю, доберемся мы туда через полчаса. И хорошо: потому что так хочется вытянуть ноги!
Это было как раз в том месте, где заваленная небольшими льдинками дорога, ведущая с Дайи, сворачивала через Юкон к восточному берегу. И здесь то им пришлось сойти с проезжей, хорошо укатанной дороги, подняться по льдинам и перейти на едва намеченную тропу, бегущую вдоль западного берега.
Луи Гастелль, который все время шел впереди, споткнулся об льдину, упал и обеими руками схватился за лодыжку. Он немедленно поднялся на ноги, но стал шагать не так быстро, как прежде, и заметно прихрамывая. Через несколько минут он сразу остановился.
— Ничего из этого не выйдет, — сказал он своей дочери.— Я растянул себе сухожилие. Иди вперед и сделай заявку за нас обоих.
— Не можем ли мы что-нибудь сделать для вас?— спросил Смок.
Луи Гастелль покачал головой.
— Она может сделать две заявки так же легко, как и одну. А я подымусь на берег, разведу костер и перевяжу лодыжку. Я сделаю все, что нужно. Иди, Джой! Сделай только заявку повыше Дисковери. Чем выше, тем богаче россыпь!
— Вот вам немного береговой коры!— сказал Смок, разделив свой запас на две равные части.— Мы с товарищем позаботимся о вашей дочери.
Луи Гастелль резко засмеялся.
— Весьма вам за то благодарен! сказал он.— Хоть она и сама может позаботиться о себе. Идите вслед за ней и не упускайте ее из виду.
— Как вы отнесетесь к тому, что я пойду вперед?— спросила она Смока.— Ведь я знаю этот край лучше, чем вы!
— Ведите нас!— галантно ответил Смок. — Хотя, с другой стороны, по моему возмутительно, что мы, чекако, идем впереди жителей Львиного Озера. А нельзя ли как-нибудь пройти нам другим путем?
Она покачала головой.
— Нам никак не удастся скрыть свои следы, и они все равно, как стадо, последуют за нами.
Пройдя с четверть мили, она круто повернула на запад. Смок отметил, что они подвигаются теперь по девственному снегу, но ни он, ни Маленький не обратили внимания на то, что тропинка, по которой они шли до сих пор, вела к югу. Если бы они могли увидеть, что сделал Луи Гастелль после того, как они оставили его, история Клондайка, пожалуй, была бы иначе написана.. А могли бы они видеть следующее: старожил, перестав вдруг хромать, побежал по их следам и, как собака, стал нюхать воздух. Они могли бы еще видеть, как он старательно затоптал и расширил поворот, который они сделали на запад, а, затем пошел вперед по старой дороге, ведущей к югу.
Тропа вела к реке, но она была до того темна, что путники все время теряли ее. Спустя четверть часа, Джой почему-то выразила желание идти сзади и пустила вперед обоих мужчин, которые стали прокладывать дорогу по снегу. Это промедление со стороны золотоискателей, идущих в голове, позволило всей остальной экспедиции догнать их, и с наступлением рассвета, чаоам к девяти, повсюду, куда ни падал взор, были люди. При виде этого темные глдза Джой сверкнули.
— Сколько времени прошло с тех пор, как мы попали на эту дорогу?— спросила она.
— Полных два часа!— ответил Смок.
— А вместе с двумя часами до того будет четыре!— заявила она, смеясь.— Старожилы с Львиного Озера спасены!
Смутное подозрение пронеслось в голове Смока. Он остановился и воззрился на девушку.
— Я не понимаю!— сказал он.
— Не понимаете! В таком случае я вам об’ясню. Это — Норвэй-Крик. Скво-Крик будет следующий к югу.
Смок на одно мгновение совсем потерял дар слова.
— Вы это с известной целью сделали?— спросил Маленький.
— Я сделала это для того, чтобы дать шанс старожилам!
Она презрительно рассмеялась. Мужчины поглядели друг на друга и в конце концов присоединились к ее смеху.
— Положил бы я вас на коленки и здорово всыпал бы, да вся беда в том, что уж слишком малочисленно здесь женское сословие!— заметил Маленький.
— Ваш отец не растянул себе жилы, а просто ждал, пока мы скроемся из виду, и пошел дальше?— спросил Смок,
Она кивнула утвердительно головой.
— А вы остались приманкой для нас?
Она снова кивнула головой, и на этот раз смех Смока прозвучал совсем ясно и очень искренно. Это был самопроизвольный смех мужчины, открыто признающего себя побежденным.
— Почему вы не сердитесь на меня? — плачевно спросила она.— Или… или вы думаете всыпать мне?
— Ладно, в таком случае мы можем двинуть назад!— сказал Маленький.— Моим ногам холодно стоять так без дела на месте!
Смок покачал головой.
— Так надо понимать, что мы даром потеряли четыре часа. Мы вероятно, прошли восемь миль по этому крику, а, насколько можно судить, этот Норвежский Крик делает здоровый уклон к югу. Я предлагаю идти так дальше, там пониже перемахнем где-нибудь через хребет и выйдем к Скво-Крику повыше Дисковери.
Он взглянул на Джой.
— Хотите пойти с нами по этому пути? Ведь я обещал вашему отцу присматривать за вами!
— Я…— она колебалась.— Я могу пойти с вами, если только вы ничего против того не имеете.
Она глядела прямо в глаза Смоку, и на лице ее уже не было выражения недоверия и насмешки.
— Нет, серьезно, мистер Смок, мне ужасно неприятно, что я сыграла с вами такую скверную шутку! Но надо же было кому-нибудь спасти старожилов!
— Мне кажется, что подобного рода прогулка самое лучшее спортивное развлечение!
— А мне вот так кажется, что вы оба участвуете в ней только удовольствия ради! — сказала она и прибавила с легким вздохом: — Но как жаль, однако, что вы — не старожилы!
Впродолжении двух часов они пробирались вдоль замерзшего ложа Норвей-Крика, а затем повернули в узкий и извилистый проток, направляющийся с юга. В полдень они начали под’ем на перевал. Позади, направо и налево, они могли видеть длинные цепи золотоискателей, направлявшихся по их следам. Там и здесь во множестве пунктов тоненькие струйки дыма указывали на привалы.
Для них в особенности путь был тяжел. Они каждый раз проваливались по пояс в снег и очень часто останавливались для того, чтобы перевести дух. Маленький первый взмолился об отдыхе.
— Мы уже целых двенадцать часов в пути! — сказал он.— Смок, каюсь и признаюсь, что устал. Да и вы тоже устали! Проголодался я черт знает как и, как изголодавшийся индиец, готов закусить сырой медвежатиной. А эта бедная девушка останется без ног, если не отправит чего-нибудь, подкрепительного в желудок. Надо здесь развести костер! Что скажете, друг!
Они так быстро, крепко и методично поставили временный лагерь, что Джой, следившая за ними весьма недоверчивым взором, должна была самой себе признаться, что даже старожилы лучше не справились бы с этим делом. Многочисленные сосновые ветки, покрытые одеялами, служили основанием для палатки и местом для приготовления пищи. Но сами они держались в стороне от огня до тех пор, пока докрасна не растерли своих щек и носов.
Смок плюнул в воздух, и последовавший за этим треск упавшей льдинки был до того быстр и звонок, что он покачал головой.
— Да, могу сказать, произнес он.— Никогда до сих пор я не видел такого мороза!
— Однажды зимой на Койокуке мороз достиг восьмидесяти шести градусов,— ответила Джой.— Сейчас должно быть не меньше семидесяти или же семидесяти пяти градусов, и я чувствую, что отморозила себе щеки. Они горят у меня, как в огне!
На крутом спуске горы совсем не было льду, поэтому они положили в таз для промывки золота небольшое количество твердого, кристаллического и зернистого, как сахар-рафинад снегу, вполне пригодного для того, чтобы сварить на нем кофе. Смок жарил свинину и оттаивал бисквиты. Маленький все время додерживал огонь, бросая в него сучья, а Джой накрыла на стол и поставил две тарелки, две чашки, две ложки, коробочку со смесью соли и перцу и еще одну коробочку с сахаром. Когда сели за стол, она со Смоком ели из одной тарелки и пили из одной чашки.
Было уже около двух часов дня, когда они стали спускаться по склону Скво-Крика. Еще ранней зимой какой-то охотник на оленей проложил тропу по узкому ущелыр и, часто отправляясь взад и вперед, он всегда ступал по своим же следам. Результатом этого явились многочисленные неравномерные бугры, сверху покрытые снегом. Если человеческая нога как-нибудь миновала эти бугры, она неминуемо погружалась в непротоптанный снег, и так же неминуемо обладатель этой ноги падал. Но, очевидно, охотник на оленей отличался исключительно длинными ногами.
Джой, которая с одной стороны горела теперь желанием, чтобы ее спутники сделали заявки, а, с другой стороны, боялась, что ввиду ее усталости, они замедлят ход, потребовала, чтобы ее пропустили вперед. Скорость и ловкость, обнаруженные ею в ходьбе, вызвали восклицание восторга со стороны Маленького:
— Нет, вы только взгляните на нее! — вскричал он.— Она сделана из красного мяса! Доброкачественный товар! Поглядите, как скользят ее мокассины! Никаких высоких каблуков! Пользуется теми ногами, какие Господь Бог послал ей! Вот это настоящая жена для бравого охотника на медведей!
Она оглянулась и бросила назад пламенный взгляд благодарности, который в части своей был предназначен и для Смока. Он уловил здесь тень товарищеского чувства, хотя в то же время чувствовал и понимал, что в этой товарищеской улыбке было слишком много чисто-женственного.
Добравшись до края Скво-Крика и оглянувшись назад, они увидели длинную и крайне неправильную цепь золотоискателей, которые с большим трудом спускались со склона.
Они спускались к самому ложу протока, замерзшему до основания и имевшему от двадцати до тридцати футов в ширину, причем он залегал между берегами вышиной в шесть-восемь футов. Берега эти были определенно аллювиального происхождения. На снегу, покрывавшем лед, не было заметно никаких свежих следов, и они поняли, что вышли повыше заявок Дисковери и последних заявочных отметок старожилов с Львиного Озера.
— Глядите за родниками!— предостерегающе крикнула Джой, когда Смок пошел вниз по протоку.— При семидесятиградусном морозе вы останетесь без ноги, раз только она попадет в родник!
Эти родники, весьма частые на Клондайке, не замерзают даже при самой низкой температуре.
Вода выступает из берегов и образует нечто вроде небольших озер, которые защищаются от морозов замерзающей поверхностью, а также снежными покровами. Вот почему, человек ступающий по сухому снегу, может неожиданно провалиться на полдюйма сквозь ледяную поверхность и погрузиться до колен в воду. Если втечении пяти минут он не сумеет разуть ногу, то окончательно лишится ее.
Несмотря на то, что было еще только три часа пополудни, уже упали на землю долгие, мрачные сумерки, столь характерные для арктических стран. Они искали глазами дерево, отметка на котором указала бы им, где была сделана последняя заявка. Джой, с особенным волнением искавшая заявку, первая увидела ее. Она бросилась вперед, к Смоку, и закричала:
— Кто-то уже был здесь! Посмотрите на снег! Посмотрите на снег! Посмотрите на зарубку! Вот она! Вот сосна!
И с этими словами она провалилась в снег.
— Вот я и влетела!— плачевно сказала она и тотчас же воскликнула: — Не подходите близко ко мне, я сама выберусь отсюда!
Мало-по-малу, отвоевывая каждый дюйм подламывающегося под снегом льда, она прокладывала себе путь к твердой почве. Смок, не теряя времени, побежал на берег, где было свалено множество сухих ветвей и сучьев, смешанных с валежником: все это ждало лишь спички, чтобы мигом вспыхнуть. К тому времени, как Джой подошла к нему, уже показались первые искры и пламя отлично собранного костра.
— Сядьте!— приказал он.
Она послушно опустилась на снег. Он сиял поклажу с ее спины и разостлал под ее ногами одеяло.
Сверху донеслись голоса искателей, следовавших за ними.
— Пусть Маленький пойдет вперед и поставит заявки!— посоветовала Джой.
— Идите, Маленький,— сказал Смок, сняв ее мокассины, совершенно одеревеневшие от льда. — Пройдите тысячу футов и поставьте два заявочных столба. Угловые столбы мы поставим попозже.
С помощью перочинного ножа Смок быстро срезал все завязки, а затем кожу мокассинов. И это все так сильно застыло, что визжало и скрипело под его ножем. Сивашские чулки и тяжелые шерстянные носки были сверху донизу затянуты льдом. В общем, получалось впечатление, точно вся нога была вложена в железный футляр.
— Ну, как нога?— спросил он, продолжая работать.
— Я не чувствую ее. Я не могу шевельнуть ни ногой, ни пальцами. Но все сойдет отлично. Огонь горит чудесно. Смотрите, как бы вы еще не отморозили себе рук. Вы так суетитесь, что они должны были уже онеметь!
Он стащил рукавицы и с минуту самым ожесточенным образом хлопал голыми руками по бедрам. Почувствовав, что кровообращение восстановилось, он немедленно надел рукавицы и снова принялся резать, рвать и пилить промерзшие насквозь одежды. Показалась белая кожа на одной ноге, а вслед затем и на другой ноге, которые таким образом были предоставлены укусам мороза в семьдесят градусов, что соответствует 120 градусам ниже точки замерзания.
А после того началось растирание снегом, за каковую операцию Смок принялся с такой яростной горячностью, что Джой, наконец, поддалась от него в сторону, зашевелила пальцами и радостно пожаловалась на боль.
Наполовину он помог ей, наполовину она сама приползла к огню. Тут он положил ее ноги на одеяло, почти у самого, спасительного пламени.
— А ну-ка на минутку сами займитесь своими ногами!— сказал он.
Она была теперь в состоянии снять рукавицы и кое-как орудовать ногами, при этом не упускала из виду того мудрого правила, что огонь должен лишь постепенно согреть ее нижние конечности. В то же время она занялась своими руками. Снег не таял и не смягчался. Его маленькие кристаллы напоминали снег. Медленно и постепенно начало восстанавливаться кровообращение в окоченевшем теле. Тогда Смок поправил костер, снял со спины Джой котомку и вынул оттуда новую пару обуви.
К тому времени Маленький вернулся с протока и поднялся к ним.
— Думаю, что я отмерил ровно тысячу футов!— заявил он.— Номер двадцать семь и двадцать восемь, хотя к тому времени, как я увидал первого молодца из той стаи, я поставил заявку только на номере двадцать семь. Он тут же сразу заявил мне, что я не имею права на двадцать восемь. Тогда я сказал ему…
— Вот, вот!— воскликнула Джой.— Интересно знать, что вы ему сказали?
— Я так напрямик и заявил ему, что, если он сейчас же не отскочит на пятьсот футов в сторону, так я ткну его отмороженным носом в сливочное мороженное и шоколадный пломбир. Он отказался от предложенного удовольствия, и я поставил два столба на наших заявках. Он же поставил свою заявочную веху рядом, и я так полагаю, что всей компании придется ограничиться главной линией и той стороной Скво-Крика. Наше-то дело положительное! Сейчас слишком темно, и ничего не видно, но я думаю, что завтра утром мы сможем поставить угловые столбы.
Проснувшись, они тотчас же заметили, что в состоянии погоды произошла перемена. Стало так тепло, что Смок и Маленький, не вылезая еще из своих одеял, определили температуру в двадцать градусов ниже нуля,— не больше! Муки стужи прекратились. На одеялах лежал слой снежных кристаллов, толщиной в шесть дюймов.
— Доброе утро! Как ваша нога?— с таким приветом, брошенным через остатки костра, обратился Смок к Джой, которая сидела в своих спальных мехах и сбрасывала с себя снег.
В то время, как Смок готовил завтрак, Маленький развел костер и принес льду с протока.
— Послушайте, Смок, вам надо сходить вниз и поставить угловые столбы,— сказал Маленький.— Там, где я нарубил льду для кофе, я видел песок, сейчас я натоплю воды и на счастье промою таз этого песку!
Смок, с топором в руке, отправился на установку столбов. Начав с нижнего центрального столба на заявке ‘номер двадцать семь’, он пошел прямо, держась правой стороны узкого ущелья, и при этом все время шел краем его. Все это он проделывал чисто механически, хоть и очень аккуратно, ибо все его мысли были полны воспоминаниями об истекшей ночи. Он не мог отдать себе отчета в том, но чувствовал, что приобрел власть над нежными линиями и крепкими мускулами тех ног и лодыжек, которые он так старательно растирал снегом. И ему казалось еще, что вместе с тем он приобрел власть и над всей женщиной… Всем его существом овладело смутное и сладостное чувство обладания. Ему казалось, что единственное, что необходимо ему в данную минуту сделать, заключается в том, чтобы подойти к Джой Гастелль, взять ее руку в свою руку и сказать:
‘Идем!’
Находясь именно в таком настроении, он открыл кое-что, что заставило его забыть о власти над беленькой женской ножкой. На конце долины он не поставил углового столба. Поэтому он не вернулся на прежнее место, а вышел на другой проток. Он отметил про себя плакучую иву и толстую, бросающуюся в глаза сосну. Затем он вернулся к протоку, где находились центральные заявочные столбы. Он проследовал по всему ложу, напоминающему по виду лошадиную подкову, и убедился в том, что оба протока представляют собой ни что иное, как один и тот же проток. После того, он дважды пробирался по снегу от края до края долины,— первый раз отойдя от нижнего столба ‘номера двадцать семь’, а второй раз — от верхнего столба ‘номера двадцать восемь’, и увидел, что верхний столб последнего находится ниже нижнего столба первого. В ночных сумерках, можно сказать, в полумраке Маленький сделал обе заявки на одном и том же протоке, ложе которого походило на лошадиную подкову.
Смок направился в сторону их временной стоянки. Маленький, кончавший промывку чана с песком, при виде товарища разразился следующими словами:
— Вот это дело!— И он протянул вперед таз.— Посмотрите-ка! Неочищенное золотое месиво! Ручаюсь, что здесь будет на двести долларов! Это золото взято, очевидно, из богатейшего места. Немало пришлось мне возиться с таким добром, но такого жирного улова я в жизни еще не видел.
Смок бросил весьма равнодушный взгляд на золото, налил себе чашку кофе и сел. Джой почувствовала что-то недоброе и посмотрела на Смока вопрошающе и беспокойно. Что же касается Маленького, то он остался очень недоволен недостаточным вниманием к его словам со стороны товарища.
— Но почему вы не радуетесь точно так же, как я?— спросил он.— Тут для вас приготовлено целое богатство, а вы и заглянуть не хотите в таз!
Прежде, чем ответить, Смок отхлебнул кофе.
— Маленький, знаете ли вы, чем наши две заявки похожи на Панамский Канал?
— Как прикажете понять вас?
— Ну, так вот: восточный вход в Панамский Канал находится западнее его западного входа!
— Дальше, дальше! Я пока еще не понимаю, что вы хотите сказать.
— Короче говоря, Маленький, вы обе заявки сделали на одном и том же протоке, похожем на лошадиное копыто.
Маленький уронил таз на снег и вскочил с места.
— Дальше!— прошептал он.
— Верхний, столб ‘номера двадцать восемь’, на десять футов ниже нижнего столба номера ‘двадцать семь’.
— Смок, вы хотите сказать, что мы остались с носом? Мы ничего не получили?
— Нет, я хочу сказать, что дело обстоит еще хуже: у нас на десять футов ниже, чем ничего! Вы понимаете?
Маленький мигом спустился к берегу. Спустя пять минут он вернулся. В ответ на вопросительный взгляд Джой он покачал головой. Затем, не роняя ни слова, он подошел к поваленному дереву, сел на него и пристально уставился взглядом на снег, покрывавший его мокассины.
— Ну что-ж, господа,— сказал Смок,— мы можем сняться с лагеря и вернуться в Даусон.— И он начал собирать свои одеяла.
— Я страшно огорчена!— заявила Джой.— Во всем этом виновата я!
— Все в порядке!— ответил Смок.— Ведь вы знаете, что на все — свое время!
— Но все же виновата я и только я одна!— настаивала она.— Но я знаю, что отец сделает для меня заявку там, около Дисковери. Я отдаю вам мою заявку.
Он отрицательно покачал головой.
— Маленький!— жалобно воскликнула девушка.
Маленький в свою очередь покачал головой и начал смеяться. Это был гомерический хохот. Совершенно дикий, яростный и похожий на рев.
— Это не истерика!— об’яснил он.— Со мной бывают такие сумасшедшие припадки веселости, и вот — один из таких припадков!
Тут его взор упал на таз для промывки золота. Он подошел и с такой силой ударил по нем, что опрокинул его и рассылал вокруг все намытое золото.
— Это не наше золото!— сказал он.— Оно принадлежит тому идиоту, которого я давеча прогнал на пятьсот футов дальше от себя. От моих заявочных столбов целых четыреста девяносто футов до этого богатства… до его богатства! Идем, Смок, вернемся в Даусон! Впрочем, если у вас есть желание убить меня, я и пальцем не пошевельну для того, чтобы помешать вам в этом!